Родственные связи

Глава 1

Лес сменился заснеженными просторами, поросшими редкими жидкими кустиками и кривыми низкорослыми деревьями, которые выглядели так, словно уже давно засохли и никогда не вернутся к жизни. Мягкие, тяжёлые хлопья падали с серых, бугристых небес, укутывая землю тёплым одеялом.

Через пустошь ползли гусеничные «Слоны». С наступлением зимы на колёсах передвигаться стало трудно, и боевая группа пересела на гусеничную технику.

Сегодня состоялся плановый выезд, можно сказать, учебный, хотя на этот раз иных нам предстояло уничтожать по-настоящему.

Наш «Слон», выбравшись из леса, сразу же свернул с грязевой колеи в поле и пополз через заснеженные просторы, сминая попадающиеся на пути квёлые кустики. Следом двигался ещё один такой же. Другие два «Слона» со снегоходами на прицепах покатились дальше по дороге.

Я снова оказался в отряде с Алисой Болховской, которая потащила меня с собой, несмотря на произошедший две недели назад неприятный разговор.

Тем не менее, состав нашего отряда изменился. Вместо Ландыша за радаром сидел младший унтер-офицер с позывным Репей, а в экипаже второго автомобиля находилась Лида. Болховская всё-таки взяла её в боевую группу, что, впрочем, не освободило Хворостову от миссии воспитывать «подрастающее поколение». Мы с Лидой перекинулись парой слов перед выездом, она порадовалась, сказала в своей обычной манере: «Наконец-то. Сколько уже можно тут торчать без дела».

Болховская вела себя со мной весьма холодно, что не удивительно после того, как я обвинил её в организации незаконной добычи кристаллов, но всё равно взяла в свой отряд.

Мысли по этому поводу приходили самые разные. Даже подозрения закрались, а не хочет ли госпожа майор сделать так, чтобы я остался в снегах? Но это казалось маловероятным. Со мной ей будет справиться не так-то просто, тем более, что сама Болховская, кажется, даже до тридцатого уровня не дотягивала, если судить по ощущениям. А если учесть, что мы оба — в силовых костюмах и при оружии, то ещё неизвестно, кто выйдет победителем в гипотетической схватке.

В общем, вряд ли Болховская задумала что-то дурное, но на всякий случай следовало держать ухо востро. В остальном же это была самая обычная вылазка, какие боевая группа предпринимала время от времени в учебно-тренировочных целях.

Толку от таких поездок лично для меня было мало. Придётся опять таскаться по пустыне, стрелять иных — всё, как обычно, вот только уровень здесь быстро прокачать не удастся: для двадцать четвёртого требовалось собрать ещё почти тысячу единиц энергии, что сделать в ближайшее время не представлялось возможным.

Единственный плюс — удалось выбраться за пределы спецшколы, да и тот сомнительный. Не знаю, от чего меня больше тошнило: от общаги и учебных корпусов или от безжизненных пустошей, усеянных синими точками.

— Отряд, стоп, — скомандовала Болховская по встроенной рации. — Разделяемся. Дальше действуем самостоятельно.

«Слоны» остановились, затем второй двинулся на север в направлении ближайшего пригорка. Нам же предстояло ехать вперёд, туда, где вдали маячили две едва заметные синие точки.

Мы тоже тронулись с места проехали ещё немного, а затем Алиса приказала спешиться. Мы с ней вылезли из салона и оказались чуть не по колено в снегу, которого за последнюю неделю нападало знатно.

Температура стояла около нулевая, снег был сырым и тяжёлым. Надев снегоступы и взяв в руки модуляционные ружья, мы поплелись к двум иным, которые толклись недалеко от кривого деревца, подрагивающего на ветру колкой щетиной ветвей.

Я взглянул туда, куда укатили два «Слона» со снегоходами. Они уже скрылись за пригорком. Снегоход мне представлялся очень удобным транспортом для охоты: подъезжаешь к ином, стреляешь, собираешь энергию, и не надо пешком часами топать. Одна проблема, до места операции его надо тащить на прицепе. Обычный колёсный квадрик в этом плане практичнее, но при глубоком снеге он становится бесполезным.

Мы зашагали вперёд. Идти было не тяжело — с таким уровнем, как у меня, мышцы от обычных физических нагрузок не уставали. А вот в зимней куртке и доспехах я запарился быстро.

В наушнике слышался торопливый голос Репья, который давал сводку происходящего вокруг.

— Пятьсот метров прямо по курсу три объекта первого и один объект второго уровня. На один час — два объекта первого уровня, расстояние восемьсот метров, на два часа — один объект третьего уровня, расстояние километр двести метров, на девять часов три объекта первого уровня, два объекта второго, расстояние два километра пятьсот метров, там же два объекта первого уровня, расстояние три километра…

Он долго тараторил в эфире. Иных в окрестностях обнаруживалось не слишком много, да и уровни у них были небольшие — максимум третий. Руководство специально выбрали такое безопасное место, чтобы никто из курсантов не пострадал.

Мы приближались к двум иным первого уровня. Они бродили далеко друг от друга, да и нас пока не замечали. Болховская приказала стрелять. Я взял того, кто справа, она — того, кто слева. Она пальнула первой, я целился дольше, но тоже попал. Иной попытался удрать, но второй ударный импульс сразил его наповал. Хоть мощность была небольшая, но двух выстрелов хватило.

— Собери энергию, — приказала Болховская. — Только бегом, пока не испарилась.

Бегать в снегоступах — то ещё развлечение, но поторопиться, действительно, стоило.

Энергию (точнее, её остатки) с первого иного я направил в поглотитель, со второго — поглотил сам. Всегда так делал: набирался в колбу десять-двадцать единиц, чтобы по приезде сдать их на склад, а остальное присваивал себе. Энергию убитых мной иных, я считал своей собственностью, вопреки заведённому порядку, и никому отдавать её не намеревался. Но с пустыми руками тоже нельзя было возвращаться — это выглядело бы подозрительно и породило бы ненужные вопросы.

А мне ведь за это даже не платили! Собранную энергию делили на всех членов боевой группы, в том числе водителей и разведчиков, которые непосредственно в истреблении иных не участвовали, и выплачивали жалкие копейки вместо нормальной стоимости.

Так за октябрь, когда боевая группа остановила нашествие иных в Румянцево, помимо обязательной надбавки в пятьдесят рублей, нам заплатили по двести двадцать рублей на человека. Мы тогда перебили сотни иных, а получили лишь жалкую подачку. Да я на кристаллах зарабатывал в разы больше, даже не слишком усердствуя в их поиске, а тут двести двадцать рублей за кучу убитых тварей.

Поэтому я прекрасно понимал курсантов, которые продают энергию налево — так они хоть что-то зарабатывают. Я делал почти то же самое — присваивал энергию себе, но моя ситуация была уникальной, и прокачка являлась приоритетной целью. Так же считали и в СКИФ: Марина настаивала, чтобы я по максимуму использовал школьные выезды для повышения уровня.

Я собрал энергию с убитых существ и догнал Алису, которая ушла вперёд, двигаясь к следующей группе иных, что находилась неподалёку. Их мы тоже застрелили, но на этот раз я был уже не столь метким. Болховская прикончила своего иного, а затем добила моего, не позволив удрать. Как и первый раз, собирать энергию она доверила мне, после чего двинулись дальше.

Вездеход ехал позади. В наушнике гарнитуры раздавались то голос разведчика, то короткие переговоры бойцов отряда. Пару раз я слышал Лиду, она отчитывалась об уничтожении иных. Болховская же чаще всего говорила по отдельной рации, которая висела на поясе и была настроена на другую частоту, где находились командиры взводов.

До темноты мы с Болховской успели настрелять более десятка иных, причём собирать энергию она отправляла меня, а вечером все четыре машины подъехали к лесной опушке и колонной двинулись обратно. За лесом к нам присоединились два бронетранспортёра и остальные «Слоны».

Пока ехали, неподалёку сверкнула вспышка. Это был единственный выброс за весь день, но он не предвещал ничего хорошего. Болховская сказала, что в ближайший месяц в приграничных областях обстановка будет нестабильной, и вылазки на какое-то время придётся прекратить.

Пункт сдачи энергии находился так же в штабе боевой группы, рядом с оружейными комнатами. По возвращении я первым делом повесил силовой костюм в рамку и, как и полагается, отправился сдавать колбу каптенармусу. Тот забрал сосуд, измерил его содержимое с помощью специального устройства и занёс данные в амбарную тетрадь. В колбе оказалось четырнадцать единиц энергии, а мой баланс повысился почти на сорок.

Качать уровень становилось всё труднее. Энергия росла медленно: за неделю усердных тренировок мне удалось поднять баланс на четыре единицы и скорость потока — на 0,2, да и сегодняшняя охота дала совсем мало. Но даже если поеду туда, где иных в достатке, я не смогу за день поглотить необходимое количество энергии, иначе это дестабилизирует мою нервную систему. Теперь приходилось учитывать такие нюансы.

Когда пришёл в общагу, оказалось, что вечер свободен и курсанты занимаются, кто чем: кто-то торчит в комнате отдыха под телевизором, кто-то в учебном классе пишет письма или готовится к следующей неделе, кто-то драит полы, чистит обувь, протирает пыль.

Я заглянул к унтер-офицерам, забрал бланк с увольнением на завтрашний день и отправился в свою комнату, где Серёга и Никита валялись на кроватях, глядя в планшеты, а Миха мыл полы.

— О, явился. С возвращением! — приветствовал меня Серёга. — Как покатался? Как оно там?

— Ничего особенного, много снега, мало толку, — я повесил куртку на вешалку и, сев на кровать, достал тапочки, чтобы переобуться.

— Много настрелял?

— Не, ерунда. Говорю же, мало их. А вы уже давно хернёй страдаете?

— Да как со стрельб вернулись. Свободный вечер объявили в кои-то веки.

Я достал из шкафчика полотенце и отправился в душ, а когда вернулся, надо было топать в столовую на ужин. Но едва мы с парнями вышли в коридор, как появился дневальный:

— Князев, тебя в штаб боевой группы требуют.

— Чего хотят?

— А мне почём знать? Начальница ваша звонила, говорит, срочно.

— И никак не подождёт? Ужин же.

Дневальный пожал плечами.

Вопрос мой, разумеется, был риторическим. Все прекрасно знали, что если командир вызывает, надо бросать все дела и идти. Вот только к чему такая спешка, непонятно.

Попросив приятелей, чтобы они захватили мне в столовой что-нибудь съестное, я быстрым шагом направился к выходу.

Болховская сидела в своём кабинете. Я постучался, зашёл.

— Вызывали, ваше высокоблагородие?

Алиса листала какие-то бумаги. Она окинула меня небрежным взглядом и отложила документы в сторону.

— Да, вызывала. Вопросы есть, — её тон был официален и холоде, она взяла с края стола амбарную тетрадь и открыла на странице с закладкой. — Твои успехи впечатляют. Целый день охоты, уничтожено более десятка иных, а на склад отправилось… четырнадцать единиц энергии. А вот выезд в Румянцево, — она перевернула несколько листов. — Помнится, ты собрал энергию объекта шестого уровня и ещё пары десятков существ поменьше. А на склад принёс всего сорок единиц, — майор отложила бумагу и осуждающе уставилась на меня. — Где остальное, Князев?

Я поначалу даже растерялся, не зная, как вести себя в данной ситуации. Не думал, что кому-то захочется проверить, сколько сдаю энергии. Каптенармусу было всё равно, да и другие офицеры вряд ли смогли бы соотнести количество собираемой и поступающей на склад энергии.

Но Болховская оказалась весьма наблюдательной и решила копнуть глубже, видимо, в отместку за мои обвинения.

Я быстро взял себя в руки. Не имело никакого значения, что майор думала обо мне, и я не обязан был перед ней отчитываться. По уставу-то, конечно, обязан, но в моей ситуации — нет. Директор всё знает, а Болховскую эти вопросы волновать не должны. А начнёт выкобениваться, ей быстро рот заткнут.

— Не могу знать, ваше высокоблагородие, — ответил я.

— А мне почему-то кажется, что ты врёшь, Князев, — в голосе Болховской послышались железные нотки. — Ты сдаёшь не всю энергию, и прекрасно об этом знаешь, как знаешь и то, куда она пропадает.

— Если хотите меня в чём-то обвинить, этому должны быть доказательство, — произнёс я.

— Доказательства? — Болховская усмехнулась. — А доказательства есть. Они передо мной. Когда ты к нам поступил, у тебя какой был уровень? Двенадцатый? А сейчас какой?

— Двадцать третий.

— Вот именно, двадцать третий. Менее чем за четыре месяца ты набрал четыре тысячи единиц энергии. Как? Тренировался усердно?

— Так точно, ваше высокоблагородие. Тренировался.

— Да хватит уже врать-то, — Алиса с укором взглянула на меня. — Ну кого ты обманываешь? Как будто я не знаю, что тренировками невозможно набрать столько за такой короткий промежуток времени… как и инъекциями, кстати.

Болховская обо всём догадалась. Что ж, молодец, ума ей не занимать. Только какой смысл?

— Какие ещё могут быть варианты? — спросил я.

— А это ты мне скажи.

— Не могу знать, ваше высокоблагородие.

— Нет-нет, ты всё прекрасно знаешь. А теперь знаю и я — знаю, что ты присваиваешь энергию себе вместо того, чтобы сдавать на склад. Это серьёзное нарушение.

— Ваше высокоблагородие, если есть какие-то претензии, пишите рапорт директору. Лично я ничего говорить не собираюсь, да и не имею права.

— Вот как? — Алиса удивлённо скривила губы. — Что ж, значит, будет рапорт.

— Отлично. Возможно, тогда директор, наконец, разберётся с тем, что здесь у вас происходит.

— Я тоже на это очень надеюсь. А ты учти, что есть инстанции и повыше. Трибунал, например.

— Да, есть более высокие инстанции, — согласился я, имея ввиду СКИФ.

Болховская знать об этом не могла, и ей лучше было не совать свой не в своё дело. СКИФовцы шутить не любят, может всё закончиться ликвидацией. Хорошо бы директор донёс до неё эту мысль.

— Вот именно. Ты встаёшь на скользкий путь, Князев, — продолжала запугивать меня Болховская.

— Ваше высокоблагородие, не сочтите за грубость, но есть вещи, о которых ни вам, ни кому-то другому здесь знать не следует. Есть силы более могущественные, чем руководство школы и даже армии, и если эти силы хотят сохранить что-то втайне, они это сделают. И для тех, кто проявляет сильное любопытство, последствия могут быть плачевными. Я бы посоветовал вам закрыть данную тему и больше никогда к ней не возвращаться. И это не моя прихоть. Если вы обратитесь к директору, думаю, он скажет то же самое.

Пришлось сделать максимально прозрачный намёк, чтобы прекратить этот разговор. В конце концов, мне тоже не хотелось, чтобы Болховская пострадала из-за своего неуёмного любопытства. А она слушала меня с угрюмым видом, и над переносицей её образовалась складка.

— Не надо пытаться меня запугать, — строго проговорила Алиса. — Понятно? Пока свободен. Уверена, это не последний наш разговор.

— Есть, — я развернулся и покинул кабинет.

Болховская была очень настырной. Как бы ни довело это её до беды. Предупредить, чтобы не лезла, я предупредил, больше ничего сделать не мог, кроме как пойти ужинать.

В воскресенье выдался долгожданный выходной. После обеда Надя отпросилась с работы, и мы поехали вместе в Москву. Мы не виделись с ней больше месяца, с тех пор у неё в жизни произошло очень много событий, и ей не терпелось обо всём мне рассказать.

Новости, в основном, были хорошими. За последний месяц Надя уже дважды посещала красную зону вместе с охотниками и смогла немного подзаработать на сборе кристаллов. Она снова захотела отдать мне тысячу рублей, но я наотрез отказался.

Да по большому счёту, ей и не с чего было отдавать. Надя заработала почти две тысячи, но при этом ей надо было покупать силовой костюм и батареи для ружья. Стоило всё это недёшево, а без оружия и доспехов о полноценной охоте и речи идти не могло, как и о хорошем заработке. Охотники советовали ей учиться стрелять, и для этого тоже требовались батареи. А с наступлением зимы появилась необходимость в энергоискателе, поскольку под снегом кристаллы найти было не так-то просто, снегоступах и тёплой одежде.

В общем, охота являлась делом дорогостоящим. Надя сказала, что первые полгода, а то и год охотники не получают никакой прибыли, а тратят всё на снаряжение, из-за нехватки которого новички порой гибнут: пытаются заработать больше денег и лезут глубоко в красную зону, не имея ни должной защиты, ни навыков выживания. Да что там новички, даже опытные охотники иногда пропадают в пустыне, а причина всё та же — жажда наживы вкупе с пренебрежением элементарными правилами безопасности.

Мы с Надей опять поужинали в ресторане, но в кино на этот раз не пошли, а отправились гулять вдоль прудов в центре города, чтобы подольше пообщаться. Потом поехали к ней в гости.

В часть я вернулся, как обычно, после построения, и как обычно, на следующий день мне никто слова не сказал, кроме Гаврюшина, который был недоволен тем, что ему опять пришлось прикрывать мою задницу.

А после обеда взводный подозвал меня и сообщил, что директор вызывает в штаб.

Зачем Меншиков захотел видеть меня, было неясно. Похоже, Болховская всё-таки направила ему рапорт, и директору это не нравилось. Я подумал, вдруг Меншиков тоже не знает, что во время вылазок я ворую энергию? Если так, то плохо. Придётся звонить Марине, просить объяснить ему, как обстоят дела. В том, что проблема будет, в конце концов, улажена, я не сомневался, но прежде предстоял, кажется, не самый приятный разговор.

Я постучался в высокую двустворчатую дверь и заглянул в приёмную. Секретарь, сухопарый очкастый унтер благородного происхождения, разговаривал по телефону. Он жестом велел войти и, прикрыв рукой трубку, сказал негромко:

— Его превосходительство ждёт.

Я зашёл в просторный кабинет, где уже не первый раз общался с генерал-майором на не самые приятные темы, и снова оказался пред лицом этого сурового офицера, один взгляд которого заставлял трястись поджилки у любого курсанта. Сколько ни спрашивал ребят, все его почему-то боялись, а я… как-то не очень.

Меншиков стоял у окна и смотрел на улицу. Высокие окна, обрамлённые тяжёлыми красными шторами, выходили на плац, и директор мог наблюдать за тем, что творится внизу.

— Здравия желаю, ваше превосходительство, — поздоровался я.

Меншиков обернулся:

— Здравствуй, Кирилл. Проходи, садись.

Директор никогда не предлагал мне присесть, разве что в карцер, да и тон его сейчас был не таким грозным, как раньше. Ещё и обратился он ко мне не по фамилии, а по имени, что тоже выглядело странным.

Я уселся перед столом, Меншиков тяжело опустился в большое вращающееся кресло, которое заскрипело под его весом.

— Кирилл, ситуация следующая. Сегодня заходил твой отец. Он подписал все необходимые бумаги. Он забирает тебя из школы.

— Забирает? — я ушам поверить не мог: ожидал всего, что угодно, но только не этого.

— Да, Аркадий Николаевич так решил.