Рожденный бежать

Глава 18

— Вы когда-нибудь слышали о Кабальо Бланко? Вернувшись из Мексики, я первым делом позвонил Дону Эллисону, бессменному редактору журнала UltraRunning. Кабальо в разговорах со мной ненароком раскрыл две подробности из своего прошлого, о коих стоило бы упомянуть отдельно: в определенном смысле он был профессиональным боксером атакующего стиля — это первое, и второе: он выиграл несколько супермарафонов. Проверить, занимался ли он боксом, было безумно сложно по причине запутанного клубка разных квалификаций и аккредитующих органов, но что касается супермарафонов… Тут все дороги ведут к Дону Эллисону, обитающему в Уэймауте. Будучи центром сбора всех слухов и сплетен, результатов состязаний и сведений о восходящих спортивных звездах, Дон Эллисон знал всех и вся, а посему сразу слетевшее с его уст удивленное: «Кто?» — разочаровывало вдвойне.

— Еще он, кажется, Михей Верный, — добавил я. — Только я не уверен, это он или его собака.

Молчание.

— Эй! — не выдержал я.

— Ага, погоди. — Прошло несколько минут, пока Эллисон наконец не ответил. — Я пытался хоть что-то выудить. Послушай, а он настоящий?

— В смысле — серьезный, что ли?

— Да нет, он реальный? Он действительно существует?

— Да, вполне реальный. Я нашел его в Мексике.

— О'кей, — хмыкнул Эллисон. — Значит, он прибабахнутый?

— Нет, он… — Теперь настал мой черед сделать паузу. — Я так не думаю.

— Это я к тому, что парень с таким именем прислал мне парочку неких статей. Их-то я и искал. Должен тебе сказать, к печати они непригодны.

Ну вот это уже о чем-то да говорит. Журнал Эллисона меньше похож на журнал, а больше — на сборник тех забавных «домашних» посланий, которые кое-кто рассылает вместо рождественских открыток. Наверно, процентов восемьдесят каждого номера заполнено фамилиями и показателями времени, результатами гонок, о которых никто никогда не слышал, проходящих в местах, которые мало кто, кроме супермарафонцев, вообще мог бы отыскать. Помимо отчетов о состязаниях в беге каждый номер включает по нескольку очерков, написанных бегунами по собственной инициативе, где они делятся своими свежайшими навязчивыми идеями, как то: «Использование весов для определения вашей оптимальной потребности в гидратации» или «Комбинации импульсных ламп и карманных электрических фонариков». Нечего и говорить: вам пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы заслужить стандартный отказ в письменном виде напечатать рукопись в этом журнале; из-за этого я побоялся даже спросить, что же хочет поведать миру Кабальо, затаившись в своей рукотворной хижине.

— Он что, угрожал или что-то еще?

— Не-а, — ответил Эллисон. — Это не имело отношения к бегу. Скорее это была лекция о братстве и карме и жадных гринго.

— А там ничего не было о той гонке, которую он планирует организовать?

— Ага, говорилось и о каких-то состязаниях с участием тараумара. Но насколько я понимаю, он единственный их участник.

Тренер Джо Виджил тоже никогда не слыхал о Кабальо. Я-то надеялся, что они, возможно, встречались в тот решающий день в Ледвилле или позднее, уже в Барранкасе. Но сразу же после ледвиллских состязаний жизнь Виджила приняла неожиданный и драматичный оборот. Все началось с телефонного звонка: звонила молодая женщина. Она спросила, может ли тренер Виджил помочь ей подготовиться к Олимпийским играм. В колледже она была весьма способной, но бег до такой степени осточертел ей, что она его забросила и вместо этого подумывает об открытии кафе-кондитерской. Разве что тренер Виджил сочтет, что ей следует продолжать попытки…

Виджил как спец по мотивации точно знал, что ответить: «Забудьте об этом. Идите и готовьте свое моккачино». Дина Кастор (в то время Дроссин) по телефону щебетала как прелестное дитя и не утруждала себя размышлениями о работе с Виджилом. Она была девушкой с калифорнийского пляжа, имевшей обыкновение, выбежав из дома, носиться по тропинкам Санта-Моники под теплым тихоокеанским солнцем. А Виджил исповедовал образ жизни настоящего спартанского воина — программу выживания наиболее приспособленных, в каковой убийственная рабочая нагрузка сочеталась с пребыванием в холодных, продуваемых ветрами горах Колорадо.

— Я пытался отговорить ее, поскольку Аламоса — это не то что какой-нибудь городишко в Калифорнии, впоследствии признался Виджил. — Расположен уединенно, в горах, к тому же там холодно: иногда бывает градусов тридцать мороза. Только самые крепкие выдерживают такие забеги.

Когда Дина наконец появилась, Виджил по доброте душевной решил вознаградить ее упорство и проверить ее общее состояние и подготовку. Результаты не изменили его мнения: посредственность.

Но чем категоричнее тренер Виджил отказывал ей, тем больше это Дину обескураживало. Одна стена в кабинете Виджила была обклеена магическими рецептами быстрого бега, которые, насколько Дине было известно, не имели абсолютно ничего общего с бегом — так, разного рода чепуха: «Добивайся изобилия, отдавая», «Совершенствуй личные отношения», «Держись своей системы ценностей». Рекомендации Виджила относительно режима питания имели касательство к чему угодно, только не к спорту или здоровью. Его стратегия питания перспективного участника Олимпийского марафона сводилась к следующему: «Ешь так, как если бы ты был нищим».

Виджил творил свой собственный маленький тараумарский мир. Пока ему не удалось развязаться с обязательствами и удрать в Медные каньоны, он как мог старался воссоздать их в Колорадо. И если бы Дина всерьез задумалась о том, чтобы пройти подготовку под руководством Виджила, ей стоило бы приготовиться к тренировкам в духе тараумара, а значит, жить в бедности и развивать душу так же, как силу.

Дина все поняла и с нетерпением ждала начала. Тренер Виджил был уверен, что прежде надо стать сильным человеком, а уж потом — сильным бегуном. Ну и как после этого она могла отступить? С большой неохотой тренер Виджил решил дать ей шанс. В1996 году он стал приучать ее к тренировкам по своей системе, включающей некоторые элементы техники тараумара. Не прошло и года, а честолюбивая булочница уже явно претендовала на то, чтобы стать одной из ярчайших в истории Америки бегуний на длинные дистанции.

Ворвавшись на поле спортивной битвы, она выигрывала один чемпионат страны по кроссу за другим и продолжила бить рекорды США на разных дистанциях вплоть до марафонской. В 2004 году на Афинских играх Дина продержалась на дистанции дольше мировой рекордсменки Паулы Рэдклифф и выиграла бронзу, первую олимпийскую медаль за двадцать лет участия американских марафонцев в Олимпийских играх. Но попробуйте спросить Джо Виджила о достижениях Дины, и в числе главных он обязательно назовет титул «Гуманитарного легкоатлета года», завоеванный ею в 2002 году.

Мало-помалу американский бег на длинные дистанции все сильнее затягивал тренера Виджила и все дальше уводил от его планов в отношении Медных каньонов. Перед Играми 2004 года его попросили организовать тренировочный лагерь для перспективных с точки зрения Олимпийских игр молодых спортсменов высоко в горах Калифорнии, в местечке Мамонтовы озера. Это оказалось слишком большой нагрузкой для семидесятипятилетнего человека, и Виджил дорого заплатил за это: за год до Олимпийских игр у него случился сердечный приступ, и ему понадобилось пройти тройное шунтирование на коронарных сосудах. Со своим последним шансом поучиться у тараумара Виджил распрощался навсегда — и ясно понимал это.

После этого в мире остался лишь один одержимый, все еще продолжавший погружаться в тайное искусство бега тараумара: Кабальо Бланко, открытия которого хранились только в архивах памяти его мышц.

Моя статья, вышедшая в журнале Runner’s World, вызвала всплеск интереса к тараумара, но желающих записаться на состязание в беге, которое задумал организовать Кабальо, среди элиты бегунов по бездорожью оказалось не так уж много. А если быть точным, ни одного.

Возможно, в этом отчасти была и моя вина: мне показалось невозможным правдиво описать Кабальо, не пользуясь определением «бледный как мертвец» или не упомянув о том, что тараумара называют его «каким-то странным». Следовательно, как бы вы ни бредили по подобной гонке, вам стоило бы дважды подумать, прежде чем доверять свою жизнь таинственному одиночке с вымышленным именем, ближайшие друзья которого живут в пещерах, едят маис и по-прежнему относятся к нему с подозрением.

Не способствовало делу и то, что было очень трудно выяснить, где и когда могут состояться эти гонки. Кабальо открыл свой сайт, но обмен сообщениями с ним напоминал ожидание послания в бутылке, которую когда-нибудь выбросит на берег. Чтобы проверить электронную почту, Кабальо приходилось пробегать более 48 километров, переваливаясь через гору, и переходить вброд реку, добираясь до крошечного городка с названием Юрик, где он упросил школьного учителя позволить ему пользоваться скрипучим школьным персональным компьютером. Путь туда и обратно он мог проделывать только в хорошую погоду; в противном случае рисковал сломать себе шею, сорвавшись со скользкого от дождя крутого обрыва или оказавшись в ловушке между бушующими потоками. Телефонная связь добралась до Юрика лишь в 2002 году, поэтому работала в лучшем случае спорадически. Так что вымотанный дорогой Кабальо мог прибегать в Юрик только за тем, чтобы обнаружить: линия уже несколько дней не работает. А однажды он пропустил проверку сообщений из-за того, что на него набросились дикие собаки и ему пришлось отправиться на поиски медицинской помощи, чтобы сделать уколы от бешенства.

Всякий раз, внезапно обнаруживая в окне входящих сообщений «Кабальо Бланко», я неизменно чувствовал огромное облегчение, ибо даже при его наплевательском отношении к риску его жизнь, безусловно, кишит опасностями. Его грела уверенность, что наркобандиты списали его со счетов как безобидного «гринго-индейца», но кто знал, что они думали на самом деле? Кроме того, у него случались странные обмороки: время от времени он терял сознание и падал без чувств. Временная потеря сознания и без того опасна даже там, где есть связь с «911», но на пустынных просторах Барранкаса бесчувственного Кабальо никогда не нашли бы… или, коли на то пошло, вообще не заметили бы его отсутствия. Однажды он пережил почти невероятное спасение, упав на короткое время в обморок, едва появившись в деревне. Придя в себя, он обнаружил плотную повязку на затылке и запекшуюся кровь на волосах. Если бы обморок случился получасом раньше, он до сих пор так и валялся бы где-нибудь в глуши с раскроенным черепом.

И хоть пока его не сгубили ни снайперы, ни собственное коварно скачущее кровяное давление, смерть по-прежнему постоянно кралась за ним по пятам. Достаточно было неверно оценить даже один «гаденыш» на какой-то из этих тараумарских троп, похожих на вощеную нить для чистки зубов, и от Кабальо осталось бы лишь эхо его воплей, которые он едва успел бы издать, исчезая в глубоком ущелье.

Однако ничто не могло его остановить. Бег, похоже, оставался единственным в его жизни чувственным удовольствием, а посему он воспринимал его не как испытание, а наслаждался им как лакомством. И когда оползень чуть ли не сносил его хибару, Кабальо выползал из-под обломков, чтобы выйти на пробежку, даже не потрудившись водрузить крышу на ее законное место.

Но пришла весна, а вместе с ней катастрофа. Однажды утром я получил электронное письмо следующего содержания:

«Привет, амиго, я в Юрике — после важного забега и нещадно хромаю. За многие годы я впервые в жизни подвернул себе ногу левую! Я так и не привык бегать на толстой подошве, вот и получил сполна за то, что хвастался и носил кроссовки, стараясь приберечь легкие сандалии для соревнований да чтобы бегать побыстрее! Я был неблизко от Юрика, но понимал, что «хряп» этот не к добру, и пришлось мне, чертыхаясь от боли, тащиться в Юрик, а что еще мне было делать, кроме как добраться сюда? Кстати, ступню так раздуло — стала как у слона!»

— О, черт! — Я почувствовал укол нечистой совести. Несчастье с ним — это моя вина! Перед самым расставанием в Криле я заметил, что у нас одинаковый размер обуви, поэтому выудил из рюкзака пару новых кроссовок фирмы Nike и отдал их Кабальо в качестве благодарственного подарка. Он завязал шнурки узлом и перекинул башмаки через плечо, полагая, что они могут прийтись кстати в трудную минуту, если его сандалии совсем развалятся. Он по своей деликатности даже не напомнил мне о тех башмаках, но я был совершенно уверен: он имел в виду именно ту обувку, в которой нога вихляет во все стороны из-за толстой подошвы.

К этому моменту меня уже грызло чувство вины. Я обманывал Кабальо во всех отношениях. Во-первых, эти кроссовки — они стали бомбой замедленного действия; во-вторых — статья. В погоне за колоритом я придал в ней излишнюю выпуклость его странностям, рассчитывая на резонанс как рекламу. Кабальо лез вон из кожи, чтобы дело выгорело, а теперь, после стольких месяцев усилий, единственным человеком, который мог бы явиться к нему, оказался я: мерзкий, полухромой, приносящий ему одни огорчения.

Кабальо был способен закрыть глаза на правду, хоронясь от нее за удовольствием, какое доставлял ему бег сам по себе, но, беспомощный, с травмой, в Юрике, не мог не ощущать гнета реальности. Нельзя вести такой образ жизни, какой вел он, и не выглядеть в глазах всех придурком, и вот теперь он расплачивался: никто не воспринимал его всерьез. Он даже не был уверен в том, удастся ли ему завоевать доверие тараумара, а уж они-то были почти единственными в мире, кто знал его больше других. Так в чем же дело? Почему он гоняется за мечтой, которую все остальные считают забавной шуткой?

И, не сломай он лодыжку, ответа ему пришлось бы ждать долго. Но при сложившихся обстоятельствах, поправляясь в Юрике, он получил послание от самого Господа. По крайней мере от того единственного бога, которому он молился.