Встреча с Эриком произошла год назад, сразу после того как я с отвращением сбросил кроссовки и расслабился, развалившись в ледяном ручье. Я снова получил травму… и это в последний раз, решил я, насколько это, естественно, было в моих силах.
Вскоре после возвращения домой из Барранкаса я начал применять на практике уроки Кабальо. Я не мог дождаться момента, когда же наконец кончу шнуровать кроссовки и погружусь в ощущение, какое испытал на холмах Крила, просто, легко, плавно и быстро преодолевая путь. Мне не хотелось останавливаться ни на минуту — и так каждый день. На бегу я прокручивал в голове фильм о Кабальо, как он возносится над холмами, словно его похищают инопланетяне, а тело его расслаблено, только костлявые локти бесперебойно работают подобно хорошим насосам, поставляя энергию по принципу «качай-толкай». Каланчевидный Кабальо на тропе напоминал мне Мухаммеда Али на ринге: свободно расслабленный, его движения походили на колыхание морской водоросли, но с предчувствием яростной силы, в любую секунду готовой вырваться вон.
Через два месяца я уже бегал вовсю. Оценивая мою спортивную форму, можно было сказать, что она пока недотягивала до отметки «плавность», но я все-таки сумел стабильно удерживать планку где-то между «просто» и «легко». Однако мало-помалу мной стало овладевать некоторое беспокойство, ибо даже если я старался быть максимально осторожным, голени мои все равно бунтовали. Тот засевший в правой ступне маленький огнемет выплевывал искры, и в обеих икрах возникала резкая боль и что-то натягивалось, словно ахилловы сухожилия мне заменили фортепьянными струнами. Я собрал целую библиотеку книг по растяжке и покорно разминался по полчаса перед каждым забегом, но все равно надо мной как дамоклов меч нависала огромной длины игла шприца с кортизоном от доктора Торга.
Поздней весной настало время проверки. Благодаря другу-леснику Мне подвернулась прекрасная возможность: поездка для участия в трехдневном забеге по совершенно нетронутой дикой местности в континентальной части Соединенных Штатов (штат Айдахо). Организация была лучше некуда: наши припасы и принадлежности потащит вьючный мул, а мне и остальным четырем бегунам останется лишь поднимать пыль, двигаясь от лагеря к лагерю.
— Я и вправду ничего не знала о тамошних лесах, пока не приехала в Айдахо, —начала разговор Дженни Блэйк, ведя нас по тонкой как ниточка пыльной тропинке, извивавшейся в зарослях можжевельника.
Глядя, как она легко и плавно скользит по тропе, сильная, как подросток, трудно было поверить в то, что со времени ее приезда в эти места прошло почти двадцать лет. В свои тридцать восемь Дженни по-прежнему носит белокурую челку, у нее озорные голубые глаза и худые загорелые руки и ноги студентки-первокурсницы колледжа на летних каникулах. Странно, однако, что сейчас она больше похожа на беззаботного ребенка, чем была тогда, почти двадцать лет назад.
— В колледже я постоянно испытывала голод, и у меня было ужасное представление о себе, пока здесь я не обрела самое себя, — рассказала мне Дженни.
Она приехала как летний волонтер, и ее тотчас же снабдили пилой лесоруба и двухнедельным запасом провизии и, указав на удаленные от населенных пунктов и дорог места, отправили расчищать трассы. Она почти согнулась под тяжестью рюкзака, но оставила свои опасения при себе и двинулась в одиночку в лес.
На заре она надевала одни кроссовки и ничего больше, а потом отправлялась на длительные пробежки по лесу, а восходящее солнце согревало ее обнаженное тело.
— Я с удовольствием оставалась неделями там одна, — объяснила Дженни. — Меня никто не видел, и я просто ходила, и ходила, и ходила. Это было самое фантастическое ощущение, какое только можно себе представить.
Ей не нужны были ни часы, ни маршрут. Она судила о скорости бега по легкому прикосновению ветерка к своей коже и продолжала бегать по усыпанным сосновыми иголками тропинкам до тех пор, пока ноги и легкие не просились обратно в лагерь.
С этих пор Дженни стала заядлой бегуньей, бегая даже тогда, когда Айдахо укутывает снег. Возможно, она таким способом самостоятельно справляется с глубоко укоренившимися проблемами, но, быть может (перефразируя Билла Клинтона), с Дженни никогда не было ничего такого, что нельзя было бы исправить с помощью того, что подходит именно ей.
Но когда тремя днями позже, внутренне содрогаясь, я спускался с холма на заключительном этапе пути, ноги меня едва слушались. Я с трудом доковылял до ручья и уселся там, медленно закипая от негодования и пытаясь понять, что же со мной не так. Мне понадобилось три дня, чтобы пройти ту же дистанцию, что и отмеренная Кабальо, и для меня это закончилось разрывом одного ахиллова сухожилия, а возможно, и двух, и болью в пятке, подозрительно похожей на ощущение от укуса вампира, которое создают беговые травмы: подошвенным фасциитом (ПФ).
Если однажды этот ПФ вонзит свои клыки в ваши пятки, вы рискуете так и прожить всю жизнь с этой заразой. Просмотрите в интернете форум с информацией о бегунах и беге, и вы обязательно найдете массу надрывающих душу сообщений от людей, страдающих ПФ, с мольбой о врачебной помощи. Любой готов не задумываясь предложить вам одни и те же средства: ночные стабилизирующие шины для пятки, эластичные носки, ультразвук, электрошок, кортизон, протезирование, — однако сообщения все продолжают приходить, потому что ни одно из них, похоже, не помогает.
Но вот загадка: как Кабальо удавалось легко одолевать крутые спуски в паршивых старых сандалиях, тогда как у меня несколько не слишком напряженных месяцев бега не обходилось без серьезной травмы? Туша под именем Уилт Чемберлен без проблем отмахивала нехилые расстояния, и учтите, что ему стукнуло шестьдесят, а его колени пережили несколько лет баскетбола. Вот черт! А норвежский моряк по имени Менсен Эрнст, который уже и не помнил, что значит ходить по суше, когда в 1832 году сошел на берег, сумел тем не менее на спор за две недели пробежать без остановки от Парижа до Милана и выиграл пари, обутый бог знает в какие бахилы на бог знает каких дорогах.
И Менсен просто хрустел костяшками, прежде чем занялся серьезным делом: потом он пробежался от Константинополя до Калькутты, два месяца подряд проделывая рысью по 145 километров в день. Нельзя сказать, что он этого и не почувствовал. Менсену пришлось отдыхать целых три дня, прежде чем пуститься трусцой в обратный путь домой длиной 8690 километров. Так как же это так, что у Менсена никогда не было подошвенного фасциита? И не могло быть, потому что год спустя ноги у него были в отличной форме: он умер от дизентерии, когда пытался пробежать весь путь к истоку Нила.
Всюду, куда ни глянь, стайки незаурядных фигур в области бега на сверхдлинные дистанции, похоже, появлялись сами собой. Неподалеку от меня, в Мэриленде, тринадцатилетний Маккензи Райфорд благополучно пробегал кросс памяти Джона Фицджералда Кеннеди вместе со своей мамой («Было так весело!»), в то время как Джек Кёрк — он же Дипсийский Демон — в свои девяносто шесть все еще участвовал в жуткой Дипсийской гонке по бездорожью. Гонка начинается с подъема на 671 ступеньку по крутому обрыву, а это значит, что человек, возраст которого составляет почти половину возраста Америки, взбирался по лестнице на высоту пятидесяти этажей, прежде чем убежать в лес. «Вы перестаете бегать не потому, что стареете, — говорил Демон. — Вы стареете, потому что перестаете бегать».
Итак, что же я упускал? Теперь я был в худшей форме, чем тогда, когда начинал бегать; я не только не мог состязаться в скорости с тараумара — я не верил, что мои воспаленные от подошвенного фасциита ноги вообще смогут донести меня до линии старта.
— Вы ничем не отличаетесь от всех остальных, — сказал мне Эрик Ортон. — Вы не ведаете, что творите.
Через несколько недель после моего поражения в Айдахо я пришел по заданию журнала брать интервью у Эрика. Он как тренер по экстремальным видам спорта в Джексон Хоуле и бывший руководитель секции фитнеса Центра наук о здоровом образе жизни при Университете штата Колорадо специализируется в «разложении» видов спорта, требующих выносливости, на движения, являющиеся составными частями целого, и нахождении способа их выполнения, который можно передать другим. Он изучал скалолазание, чтобы открыть технику владения плечевыми суставами для байдарочников и применить плавное движение, характерное для лыжного двоеборья, к езде на горном велосипеде. Что он ищет на самом деле, так это основные технические принципы; он убежден, что следующий выдающийся успех в фитнесе обеспечит не тренировка или методика выполнения упражнений, а техника: спортсмен, который избегает травм, окажется вне конкуренции.
Он прочитал мою статью о Кабальо и тараумара и загорелся желанием узнать об этом больше.
— То, что делают тараумара, — это боди-арт чистой воды! — сказал он. — Никто более на планете не извлекал столько пользы из того, что человек — это «самодвижущийся экипаж».
Эрик «заболел» тараумара, поскольку один спортсмен, которого он готовил к «Ледвиллу», вернулся с удивительными рассказами о потрясающих индейцах, летающих в друидических сумерках в сандалиях и робах. Эрик перерыл библиотеки в поисках книг о тараумара, но все, что нашел, — это несколько антропологических текстов 1950-х годов и любительское сообщение супружеской пары, совершившей путешествие по всей Мексике в своем жилом автофургоне. Это был какой-то таинственный пробел в спортивной литературе; бег на длинные дистанции — это активный вид спорта номер один в мире, но о тех, кто постоянно им занимается, о главных спортсменах-бегунах на длинные дистанции, не написано почти ничего.
— Каждый думает, что знает, как надо бегать, — объявил мне Эрик. — Спроси любого, и он скажет тебе, что «люди просто бегают так, как бегают». Но это же смешно. Разве люди просто плавают так, как плавают?
В любом другом виде спорта уроки — это основа основ. Нельзя вот просто так выйти и начать хлестко бить по мячику, не занимаясь в гольф-клубе, или лихо скользить вниз с горы на лыжах, если кто-то не проведет вас по всем этапам и не научит надлежащему стилю. В противном случае неумение гарантировано, а травмы — неизбежны.
То же самое и с бегом, — объяснял Эрик. — Неправильная выучка — и ты никогда не прочувствуешь, какое это наслаждение.
Он дотошно расспросил меня обо всех деталях гонки, за которой я наблюдал в тараумарской школе. («Маленький деревянный шар, — в раздумье повторял он. — Таким образом они учатся бегать, подбрасывая его ногой; это не может быть случайно».) Затем он предложил мне «обмен»: я рекомендую Эрика Кабальо, а он готовит меня к соревнованию, которое тот организует.
— Если этот забег состоится, нам обязательно надо туда попасть, — убеждал меня Эрик. — Это будет супермарафон, каких не бывало.
— Только не думаю, что я создан для такого забега, — сказал я.
— Все созданы для бега, — возразил он.
— Каждый раз, когда я увеличивал дистанцию, все кончалось травмой.
— На этот раз обойдется.
— Мне что, надо добегаться до ортопедических аппаратов?
— Забудь об этом.
Я был в нерешительности, но абсолютная уверенность Эрика убедила меня.
— Но сначала мне, вероятно, нужно сбросить вес, чтобы уменьшить нагрузку на ноги.
— Твой режим питания сам все изменит. Жди и смотри.
— А как насчет йоги? Она-то поможет?
— Забудь и о йоге. Все бегуны, кого я знаю, которые занимаются йогой, получают еще какие травмы.
Чем дальше, тем лучше это звучало.
— Ты и вправду думаешь, что я сумею?
— Давай говорить откровенно, — сказал Эрик. — Тебе нельзя ошибиться. Но это возможно.
Видимо, мне придется забыть все, что я знал о беге, и начать с чистого листа.
— Будь готов вовремя вернуться, — сказал Эрик. — Ты становишься членом племени бегунов.
Спустя несколько недель ко мне домой явился какой-то человек с вывернутой голенью ниже колена и, прихрамывая, направился прямо ко мне, держа в руках веревку. Концом веревки он обвязал мне талию, туго затянул узел и заорал:
— А ну пошел!
Я согнулся пополам и, взрывая ногами землю, потащил его вперед. Он отпустил веревку, и я рванул с места в карьер.
— Пойдет, — сказал человек. — И теперь, когда побежишь, всякий раз вспоминай, что ты чувствовал, натягивая веревку, и тогда ступни всегда будут прямо под тобой, бедра задвигаются прямо вперед, а пятки выйдут из игры.
Эрик рекомендовал мне начать «перековываться» в члена племени бегунов-марафонцев с того, чтобы отправиться в Виргинию и набиться в ученики к Кену Мирке, физиологу двигательной активности и чемпиону мира по триатлону, которого мышечная дистрофия заставила сделать свой стиль бега максимально экономичным. «Я — живое доказательство того, что у Бога есть чувство юмора, — любит повторять Кен. — Я был толстым ребенком с конской стопой[52], отец которого жил спортом. Поэтому, будучи тяжеловесным сынишкой Джерри, я двигался намного медленнее, чем все, против кого я когда-либо играл. Я научился все пробовать и находить лучший способ».
В баскетболе Кен не мог выполнять проход, поэтому совершал трехочковые броски и убийственный бросок крюком. Он не мог угнаться за квотербеком или рисковать, но изучал угловые положения тела и линии нападения и стал грозным левым полузащитником. Он не мог перегнать кросс-удар с лету, поэтому в теннисе выработал мощную подачу и прием мяча. «Если бы я не сумел обогнать тебя в беге, то превзошел бы в сообразительности, — говорит он. — Я нашел бы твое слабое место и превратил его в свою сильную сторону».
Начав соревноваться в триатлоне, Кен из-за иссохших мышц в задней части правой голени мог бегать лишь в утяжеленном башмаке, который он соорудил из ботинка «Роллерблэйд» и пластинчатой пружины. Это ставило его в очень невыгодное с точки зрения веса положение по сравнению со спортсменами с ампутированной конечностью в дивизионе людей с ограниченными физическими возможностями, поэтому линейное нарастание эффективности использования им энергии для компенсации веса ботинок, составлявшего около 3,2 килограмма, могло превратиться в огромное преимущество.
Кен раздобыл кучу видеозаписей кенийских бегунов и просматривал их кадр за кадром. После многих часов просмотра он сделал поразившее его открытие: величайшие в мире марафонцы бегали как детсадовцы. «Понаблюдайте за детьми, которые носятся туда-сюда по детской площадке. Их ступни опускаются на землю прямо под ними, и они совершают ими толчок назад, — объяснял Кен. — Кенийцы делают то же самое. Их манера бегать босиком в пору взросления удивительно похожа на то, как они бегают сейчас, — и разительно отличается от того, как бегают американцы». Взяв блокнот и ручку, Кен еще раз просмотрел пленки и кратко описал все составляющие махового шага кенийцев. Потом пошел искать «подопытных кроликов».
По счастью, Кен уже начал физиологическое тестирование триатлонистов, составляющее часть его исследований в области кинезиологии[53] в политехническом колледже штата Виргиния, и в результате получил возможность общаться с массой легкоатлетов, чтобы проводить на них эксперименты. Бегуны обычно сопротивлялись тому, чтобы кто-то подправлял их маховый шаг, а вот «железные люди» готовы на все. «У триатлетов очень прогрессивное мышление, — объясняет Кен. — Это молодой вид спорта, и он еще не успел увязнуть в традициях. В 1988 году триатлонисты начали использовать на своих велосипедах аэрорули, и велосипедисты жутко над ними издевались… пока Грег Лемонд[54] не установил себе такой же, после чего выиграл «Тур де Франс», улучшив рекорд на восемь секунд».
Первым объектом тестирования у Кена стал Алан Мелвин, в свои шестьдесят считавшийся одним из мастеров мирового уровня в триатлоне. Кен начал с того, что установил точку отсчета, заставив Мелвина пробежать на пределе сил четыреста метров. Затем он прицепил к его футболке маленький электрический метроном.
— Это еще зачем?
— Поставь его на сто восемьдесят ударов в минуту и беги, выдерживая этот темп.
— Зачем это?
— У кенийцев супербыстрое чередование ног, — объяснил Кен. — Быстрые и легкие сокращения икроножных мышц более экономичны, чем большие и сильные.
— Не понял… — озадачился Алан. — Мне что, нужно не удлинять шаг, а укорачивать?
— А ну-ка ответь мне, — оживился Кен, — ты когда-нибудь видел одного из тех босых парней, что участвуют в забеге на десять километров?
— Ага, они как будто бегут по горячим углям.
— А ты обгонял хотя бы одного из этих босоногих? Алан задумался.
— А ведь и верно…
Позанимавшись шесть месяцев, Алан явился на повторное тестирование. Он четыре раза прошел дистанцию и каждый крут пробегал быстрее своего предыдущего рекорда в забеге на четыре тысячи метров. «Это был человек, занимавшийся бегом лет сорок подряд и попавший в десятку лучших в своей возрастной группе, — рассказывал Кен. — Его успех не был результатом совершенствования новичка. Ведь как атлет шестидесяти двух лет он фактически должен был постепенно терять силы».
Кен также работал и над собой. Он был таким слабым бегуном, что во время своего лучшего на сегодня соревнования по триатлону лидировал в велогонке с отрывом целых десять минут, и все же умудрился проиграть. Но потом, всего за один 1997 год, Кену удалось разработать собственный метод, и, став непревзойденным, два следующих года подряд он выигрывал мировой чемпионат для людей с ограниченными физическими возможностями. Однажды прошел слух, что Кен изобрел способ бегать не только быстро, но и не создавая нагрузок на голени, после чего другие триатлонисты стали нанимать его к себе на работу в качестве тренера. Кен продолжал тренировать одиннадцать национальных чемпионов, а вообще его послужной список включает более ста легкоатлетов.
Уверенный в том, что заново открыл древнее искусство, Кен назвал свой стиль «эволюционным бегом». По случайному стечению обстоятельств в то же самое время возникли еще два других способа бега босиком. Бег-цзы, основанный на равновесии и минимализме тай-цзы, брал начало в Сан-Франциско, тогда как доктор Николас
Романов, выходец из России, спортсмен, физиолог, изучающий двигательную активность, обосновавшийся во Флориде, преподавал свой метод. Всплеск минимализма возник не в результате копирования или взаимного обогащения идеями; напротив, он как будто является проявлением насущной необходимости отреагировать на эпидемию травм, возникающих во время занятий бегом, и чисто механической логики того, что Босой Тед называл «временной починкой путем хождения босиком», — простоты лечения по принципу «чем меньше, тем лучше».
Но простая система вовсе не обязательно проста для изучения, что я и выяснил, когда Кен Мирке заснял меня в движении. Моя голова отмечала простое, легкое и плавное движение, а видеозапись показала, что я по-прежнему скакал вверх и вниз, наклоняясь вперед, словно шел против ураганного ветра. То, что мне легко и просто бегать в стиле Кабальо, и было моей ошибкой, объяснил Кен.
— Если я, преподавая эту технику, спрошу кого-нибудь из учеников, как она воспринимается, и услышу «Отлично!», я сам скажу: «Фу-ты, черт!» Это значит, что они ничего не изменили. Изменение должно доставлять неудобство. Необходимо пройти через период, когда вы уже больше не чувствуете себя отлично, бегая неправильно, но пока еще не чувствуете себя хорошо, делая все правильно. Вы адаптируетесь не только к своим навыкам, но и к своим тканям; вы активизируете мышцы, которые бездействовали на протяжении большей части вашей жизни.
У Эрика был понятный подход в преподавании того же самого стиля.
— Представь, что твоя дочурка выбегает на улицу и ты должен внезапно ее поймать, босиком, — говорил мне Эрик, когда я возобновил тренировки под его руководством, после того как некоторое время позанимался с Кеном. — Ты моментально автоматически примешь нужную позу: на носках, спина выпрямлена, голова зафиксирована прямо, руки подняты, локти в движении, ступни быстро опускаются на переднюю часть и отталкиваются от земли назад…
Затем, чтобы запечатлеть этот легкий шелестящий удар ступней о землю в моей мышечной памяти, Эрик начал составлять для меня программу тренировок, включая в нее массу подъемов и спусков с холма.
— С плохой биомеханикой ты не сможешь мощно брать подъем в гору, — объяснял Эрик. — Она просто не сработает. Если ты будешь стараться приземляться на пятку при прямой ноге, начнешь опрокидываться назад.
Эрик заставил меня приобрести монитор для контроля за частотой сердечных сокращений, чтобы я исправил вторую из самых распространенных ошибок всех бегунов — выбор темпа. Большинство из нас — абсолютные невежды как в смысле скорости, так и в отношении манеры бега. «Почти все бегуны выполняют медленный бег слишком быстро, а быстрый бег — слишком медленно, — замечает Кен Мирке. — Иначе говоря, они научают свой организм сжигать глюкозу, а это последнее, что требуется бегуну на длинные дистанции. У вас вполне достаточно жира, чтобы добежать до Калифорнии, а значит, чем сильнее вы приучите свой организм сжигать жир вместо глюкозы, тем на дольше хватит вашего запаса».
Способ активировать собственную «топку для сжигания жира» состоит в том, чтобы не превышать своего аэробного порога — то есть уровня, когда вам становится трудно дышать, — во время соревнований по бегу на выносливость. Соблюдать этот предел скорости было намного легче до появления кроссовок с амортизатором и мощеных дорог; попробуйте хотя бы иногда наддать по каменистой тропе в открытых сандалиях, и вы быстро избавитесь от соблазна прибавить скорость. Если ваши ступни лишены искусственной защиты, вам приходится варьировать темп и наблюдать за скоростью: в тот момент, когда вы переходите на слишком быстрый и небрежный бег, резкая боль в передней части голени мгновенно заставит вас замедлить движение.
Я испытывал искушение полностью влезть в шкуру Кабальо и выкинуть свои кроссовки ради пары сандалий, но Эрик предупредил меня, что так я добегаюсь до усталостного перелома второй или третьей плюсневой кости, если вдруг побегу босиком после того, как в течение сорока лет держал стопы в обездвиженном состоянии. Поскольку первоочередной задачей было подготовить меня к забегу с тараумара где-то на задворках цивилизации, у меня не было времени не спеша укрепить стопы, прежде чем начать серьезные тренировки. Начинать мне надо было с обеспечения хоть какой-то защиты, и поэтому я приступил к экспериментам с моделями с низким срезом, на липучке, пока в итоге не остановился на классическом варианте, который я обнаружил на eBay: это была пара из давнишней серии компании Nike — Nike Pegasus[55] выпуска 2000 года, я бы сказал этакий откат назад к ощущению плоской стопы, создаваемому старыми «кортесами».
В начале второй недели Эрик отправил меня позаниматься часика два упражнениями на растяжку с единственным напутствием: побольше сосредоточиваться на форме и не слишком жестко держать темп, чтобы время от времени дышать закрытым ртом. (Пятьдесят лет назад Артур Лидьярд дал такой же полезный, но противоположный по смыслу совет относительно того, как управлять частотой сердечных сокращений и темпом: «Беги в такой степени быстро, чтобы быть в состоянии на бегу вести разговор».) В начале четвертой недели Эрик занялся отработкой скорости: «Чем быстрее ты сможешь бежать, не испытывая дискомфорта, — учил он меня, — тем меньше энергии тебе потребуется. Скорость обеспечит меньшее время работы твоих ног». Всего восемь недель занятий по его программе, и я уже пробегал в неделю больше, причем в более быстром темпе, чем когда-либо прежде.
Именно тогда я и решил схитрить. Эрик пообещал мне, что еда у меня станет саморегулирующейся, как только начнет расти километраж, но я слишком сомневался в этом, чтобы сидеть и ждать, когда это произойдет. У меня есть приятель-велосипедист, который выбрасывает бутылки с водой перед подъемом в гору; если 340 граммов снижали его скорость, то нетрудно было подсчитать, что делали со мной мои лишние 13,6 килограмма жировых отложений на талии. Но если я собирался подправить свою диету за несколько месяцев до забега, мне нужно было не преминуть сделать ее тараумарской: я должен был стать сильным при меньшем весе.
Я разыскал Тони Рамиреса, ученого-садовода из города Ларедо близ границы с Мексикой, который на протяжении тридцати лет путешествовал по стране тараумара и теперь выращивает кукурузу в соответствии с тараумарской традицией и размалывает ее для приготовления собственных пиноли. «Я большой поклонник пиноли. Я их просто обожаю, — делился со мной Тони. — Это неполноценный протеин, но в сочетании с фасолью они более питательны, чем бифштекс из заднепоясничной части говяжьей туши. Они обычно смешивают пиноли с водой и пьют, а я люблю их в сухом виде. Так они напоминают по вкусу измельченный поп-корн.
— Вы что-нибудь знаете о фенолах? — продолжал Тони. — Они представляют собой натуральные растительные химические вещества, которые борются с болезнью. По существу, они форсируют вашу иммунную систему».
Когда исследователи Корнеллского университета произвели сравнительный анализ пшеницы, овса, кукурузы и риса, чтобы выяснить, в чем содержится больше всего фенолов, кукуруза легко победила. И поскольку пиноли представляют собой еду из цельного зерна с низким содержанием жира, они могут резко сократить риск заболеть диабетом и множеством разновидностей рака пищеварительной системы, фактически всеми видами рака. Как утверждает доктор Роберт Вайнберг, профессор, исследователь рака в Массачусетском технологическом институте, открывший первый ген, подавляющий опухоль, одна из каждых семи смертей от рака вызвана ожирением. Арифметический закон строг: уберите жир, а вместе с ним риск заболеть раком.
И выходит, что «тараумарское чудо» в смысле заболевания раком совсем не такое уж чудо. «Измени свой образ жизни, и ты сумеешь уменьшить риск заболеть раком на шестьдесят — семьдесят процентов», — говаривал доктор Вайнберг. Рак толстой кишки, простаты и груди был почти неизвестен в Японии, отмечает он, до тех пор пока японцы не начали питаться так же, как американцы. За несколько десятилетий смертность от этих трех видов рака резко возросла. Когда в 2003 году специалисты Американского противоракового общества провели сравнительное исследование худых и тучных людей, результаты оказались намного хуже, чем ожидалось: люди с избыточным весом подвергались неизмеримо большему риску умереть как минимум от десяти разновидностей рака.
Следовательно, первый шаг к жизни без рака по методу тараумара — это меньше есть. Второй шаг теоретически прост, практически же сделать его будет труднее: есть лучше. По мере увеличения физической нагрузки, говорит доктор Вайнберг, нам надо вводить в рацион больше фруктов и овощей вместо черного мяса и прошедших технологическую обработку углеводов. Наиболее убедительные тому доказательства получены в результате наблюдения за тем, как раковые клетки сражаются за выживание: после удаления раковых опухолей хирургическим путем вероятность их повторного разрастания оказывается на 300 процентов (!) выше у пациентов с «традиционным западным режимом питания», чем у тех, кто потребляет много овощей и фруктов. Эти данные приведены в отчете 2007 года, опубликованном в Journal of the American Medical Association. Но почему? Да потому, что в роли стимулятора, усиливающего деятельность отдельных клеток, оставшихся после операции, выступают, похоже, именно животные белки. Удалите эти продукты из своего рациона, и, возможно, такого рода опухоли никогда уже не появятся вообще. «Питайтесь как бедняк, — любит повторять тренер Джо Виджил, — и вы будете видеться со своим врачом только на площадке для гольфа».
«Все, что едят тараумара, вполне доступно и нам, — сказал мне Тони. — По большей части это пестрая фасоль, тыква, стручковый перец чили, дикорастущие зеленые овощи, пиноли и много-много прохладительного напитка чиа. Кстати, приготовить пиноли совсем не так трудно, как вы думаете». Nativeseeds.org продает их вместе с традиционными для их кухни семенами на случай, если вы захотите сами вырастить эти зерновые культуры и смолоть в кофемолке заготовку для домашних пиноли. С белками тоже все в порядке: в American Journal of Clinical Nutrition опубликован отчет об исследовании, проведенном в 1979 году, согласно которому в традиционном рационе тараумара норма ежедневного потребления белков, рекомендованная Организацией Объединенных Наций, превышена более чем на 50 процентов. Что касается кальция для укрепления костей, то этот элемент в усвояемой форме попадает в тортильи и пиноли вместе с известняком, которым тараумарские женщины пользуются для размягчения зерна.
— А пиво? — спросил я. — Есть ли польза от того, чтобы пить как тараумара?
— И да и нет, — сказал Тони. — Напиток тараумара тесгвино очень слабо ферментирован, поэтому он слабоалкогольный, с высоким содержанием питательных веществ.
Это делает тараумарское пиво ценным источником питания — как и смусси с цельным зерном, — тогда как наше просто сахарная водичка. Я мог попытаться сварить в домашних условиях собственное маисовое безалкогольное пиво, но у Тони была идея получше.
— Вырастите немного герани Роберта, — посоветовал он. — Или купите экстракт в интернет-магазине.
Geranium niveum — герань белоснежная — и есть чудодейственное лекарство тараумара; как пишет Journal of Agricultural and Food Chemistry, она столь же эффективна с точки зрения нейтрализации вызывающих болезни свободных радикалов, как и красное вино. Как сформулировал это один автор, герань Роберта — «антивсё: она обладает противовоспалительным, антивирусным, антибактериальным, антиоксидантным действием».
Я запасся пиноли и чиа и даже заказал немного семян маиса, чтобы посадить их за домом: кокопа и майо, желтый чапалоте и маис для пиноли. Но если смотреть на вещи реалистически, я знал, что мне осточертеют семена и сушеная кукуруза, и я снова вернусь к поеданию бургеров, которые можно держать только двумя руками, и это лишь вопрос времени. К счастью, я сперва переговорил с доктором Рут Хайдрих.
— Вы когда-нибудь ели на завтрак салат? — спросила она меня. Доктор Рут шесть раз выигрывала Ironman и, согласно Living Fit magazine, одна из десяти женщин, пребывающих в лучшей форме в Америке. Как она рассказывала мне, она стала спортсменкой и доктором философии в области санитарно-гигиенического воспитания после того, как двадцать четыре года назад у нее диагностировали рак груди. Ей была показана двигательная активность, чтобы снизить риск рецидива рака груди до 50 процентов, поэтому она начала готовиться к своему первому триатлону еще со швами после мастэктомии на груди. К тому же она принялась исследовать диеты, включающие противозлокачественные культуры, и убедилась, что ей надо незамедлительно отходить от стандартного американского рациона и начинать питаться по примеру тараумара.
— У меня в голове был медицинский телохранитель, — рассказывала мне доктор Рут. — Я была так напугана, что заключила сделку с дьяволом. Поэтому при сравнении отказ от мяса не был такой уж серьезной жертвой.
У нее было простое правило: то, что имело растительное происхождение, она ела; то, что имело животное происхождение, отвергала. Ей было что терять, гораздо больше, чем мне, если бы она ошиблась, но она почти сразу почувствовала прилив сил.
Ее выносливость выросла так резко, что буквально в течение одного года она добилась потрясающих успехов: перехода от десятикилометровых дистанций к марафонским и «железному человеку». «У меня даже холестерин снизился с двухсот тридцати до ста шестидесяти за двадцать один день», — добавляет она. Согласно ее плану питания в тараумарском стиле обед и ужин были построены исключительно на фруктах, фасоли, батате, цельном зерне и овощах, завтрак часто состоял из салата.
— Первым делом съедайте по утрам зеленые листовые овощи, и вы сильно похудеете, — убеждала она меня.
Поскольку в этом чудовищном салате много питательных углеводов и мало жиров, я мог бы набивать себе желудок и не чувствовать голода — или тошноты, — когда подходило время начать тренировку. Кроме того, зеленые овощи содержат много воды и поэтому незаменимы в качестве источника восстановления водного баланса организма после ночного сна. А разве есть лучший способ съедать свои пять овощей в день, чем нанизать их на вилку и заглотить сразу, за один присест?
И на следующее утро я решил взять быка за рога. Я бродил по кухне с салатником в руках, побросав туда наполовину сгрызенное моей дочерью яблоко, горсть обычной овощной фасоли сомнительной свежести, пучок сырого шпината и целую тонну брокколи, порубив все это на куски в надежде, что эта мешанина станет более похожей на мой любимый салат из шинкованной капусты, моркови и лука под майонезом. Доктор Рут восторгается своими салатами, которые она заправляет сырой черной патокой, но я, по моему разумению, все-таки заслужил побольше жира и сахара, а посему рискнул пойти дальше и полил свой салат заправкой с маком для гурманов.
После двух ложек я мгновенно стал новообращенным. С несказанным удовольствием я обнаружил, что салат на завтрак служит еще и системой сладкой дозаправки организма, в точности как оладьи с сиропом, и вдобавок восстанавливает силы гораздо лучше, чем замороженные вафли. Ну а самое замечательное — это то, что я мог нажираться до того, что у меня зеленело в глазах, а уже через час выскакивать из двери на тренировку.
— Тараумара не такие уж великие бегуны, — сообщил мне Эрик в начале второго месяца наших тренировок. — Они великие спортсмены, а это разные вещи.
Бегуны — это рабочие на сборочной линии; они выучиваются хорошо делать что-то одно — к примеру, двигаться вперед с постоянной скоростью — и продолжают это движение до тех пор, пока машина не встанет из-за превышения эксплуатации. Легкоатлеты — это тарзаны. Тарзан плавает, борется, прыгает и раскачивается на лианах. Он сильный и взрывной; никогда не знаешь, что Тарзан сделает в следующий момент, и потому он никогда не получает травм.
— Твоему организму надо испытывать встряску, чтобы уметь быстро восстанавливаться, — объясняет Эрик. — Каждый день соблюдай один и тот же режим, и твой опорно-двигательный аппарат быстро сообразит, как адаптироваться и переходить на автопилот. Удиви его сложными задачами: перепрыгнуть через ручей, побежать что есть духу, пока легкие не разорвутся в клочки, проползти под бревном — множество нервов и вспомогательных мышц, мгновенно напитавшись энергией, придут в действие.
А для тараумара это всего лишь повседневная жизнь. Тараумара вступают в неведомое всякий раз, как покидают пещеру, ибо никогда не знают, насколько быстро им придется бежать за кроликом, сколько дров придется тащить домой, насколько сложным будет восхождение в зимнюю бурю. Первая трудность, с которой они сталкиваются еще детьми, — это выживание на краю отвесной скалы; их первая и единственная на всю жизнь игра — игра с шаром, представляющая собой прежде всего упражнение в неопределенности. Нельзя вести деревянный шарик среди нагромождения камней, не будучи готовым бросаться вперед, бежать вприпрыжку, тормозить, спринтовать и прыгать в канавы и выпрыгивать из них.
Прежде чем тараумара устраивают длительный забег, они набираются сил. И если я хочу оставаться здоровым» предупреждал меня Эрик, мне стоит поступать аналогичным образом. Так что вместо того, чтобы растягиваться перед забегом, я прямо приступал к делу. Прыжки вперед, выжимания в упоре, прыжки на корточках, приседания на одной ноге (другая вытянута назад); четко через день Эрик заставлял меня разогреваться, выполняя в течение получаса примитивные силовые упражнения, причем почти все их надлежало выполнять с шаром для фитнеса, чтобы обострить мое чувство равновесия и привести в действие вспомогательные поддерживающие мышцы. Как только я заканчивал упражнения, надо было устремляться к холмам.
— И не вздумай тащиться к холму как сомнамбула, — подчеркивал Эрик.
Долгие восхождения были тренингом на потрясения и ужас, заставляющим меня сосредоточиваться на форме и «переключать передачи», как какой-нибудь велосипедист — участник «Тур де Франс». «Холмы — это замаскированная отработка скорости», — имел обыкновение повторять Фрэнк Шортер.
Это было в том году, когда в моем родном городе в Пенсильвании на Рождество случилось короткое резкое потепление. Первого января я натянул шорты и теплую рубашку, чтобы отправиться на пробежку по бездорожью, этакую простенькую разминку для ног в выходной. Я с полчаса пошатался по лесу, потом рванул через поле с засохшей и замерзшей травой и завернул к дому. Теплое солнце и аромат высушенной на солнце травы были настолько восхитительными, что я все замедлял и замедлял шаги, растягивая как только мог последние метры пути.
Метрах в ста от дома я остановился, снял теплую рубашку и повернул назад, чтобы еще один, последний разок пройтись по сену. Я сделал этот круг и начал другой, сбросив заодно и футболку. К четвертому кругу носки и кроссовки висели на колу, а босые ноги ступали по мягкому упругому ковру из сухой травы на теплой земле. К шестому кругу я уже теребил пояс шортов, но решил оставить их на месте, пощадив чувства своего восьмидесятидвухлетнего соседа. Я наконец вновь испытал то чувство, которое возникло у меня во время пробежки с Кабальо, такое ощущение простоты, легкости, плавности и быстроты, что я мог бы обогнать солнце и утром все еще быть на ходу.
Как и в случае с Кабальо, секрет тараумара начал работать на меня даже раньше, чем я это полностью осознал. Я стал есть более легкую пищу и забыл о травмах, благодаря чему сумел больше бегать, а больше бегая, я стал отлично спать, чувствовал, как уходит напряжение, и замечал, как в моменты отдыха уменьшается частота сердечных сокращений. Изменилась даже моя личность. Ворчливость и вспыльчивость, которые я считал частью моей ирландско-итальянской ДНК, ослабли до такой степени, что моя жена однажды сказала: «Ну, дела! Если все это результат твоих суперзабегов, я сама буду завязывать тебе кроссовки». Я знал, что аэробика — это мощный антидепрессант, но мне и в голову не приходило, что она так основательно стабилизирует настроение и оказывается такой — ненавижу это слово — медитативной. Если после четырехчасового бега вы не найдете решения своих проблем, значит, вы их еще не осознали.
А я все ждал, когда вернутся старые призраки прошлого: визжащие ахилловы сухожилия, порванное сухожилие мышц подколенной ямки, подошвенный фасциит, и поэтому, выходя на длинные забеги, стал брать с собой сотовый телефон, чтобы, невзначай охромев, не остаться одному на обочине. И стоило мне только почувствовать резкую боль, как я сразу начинал мысленно копаться в своей семиотике[56]:
Спина прямая? Галочка. Проверено.
Колени согнуты и движутся вперед? Галочка. Проверено.
Пятки отлетают назад?.. А-а-а-а, вот в чем твоя проблема. Как только я проводил корректировку, «горячая точка» всегда успокаивалась и исчезала. К тому времени, когда Эрик в последний месяц перед забегом стал выгонять меня на пятичасовые пробежки, призраки и сотовый телефон были напрочь забыты.
Впервые в жизни я смотрел в будущее без страха, с нетерпением ожидая сверхдлинных забегов. Очень удачно выразился по этому поводу Босой Тед. Надо бы вспомнить. Ага! Как рыба, скользнувшая обратно в воду. Именно так. Я чувствовал себя так, будто родился для бега.
И, согласно мнению трех ученых из племени бродяг и скитальцев, так оно и было.