Рождественское убийство

I

Раздался звонок в дверь, и Трессильян пошел открывать. Это был необычный, требовательный звонок, и не успел дворецкий пройти через двор, как он повторился снова.

Трессильян побагровел. Что за невоспитанный, нетерпеливый способ звонить в дом джентльмена! Наверняка это рождественские гуляки! Ну, он им выскажет все, что о них думает!

Через замерзшее стекло в верхней половине двери он увидел силуэт крупного человека в шляпе с опущенными полями. Трессильян отворил дверь. Так он и думал — перед ним стоял дешево и безвкусно одетый человек с вызывающим выражением лица. Что за нахальный тип!

— Черт меня побери, если это не Трессильян! — воскликнул незнакомец. — Как поживаете, Трессильян?

Трессильян внимательно посмотрел на него, издал глубокий вздох, посмотрел снова. Этот прямой нос, этот надменный, выдающийся вперед подбородок, эта бесшабашная удаль в глазах. Да, все это казалось таким знакомым. Правда, это было много лет назад…

— Мистер Гарри! — воскликнул Трессильян.

Гарри Ли засмеялся.

— Похоже, что мое появление вас прямо-таки потрясло. Почему? Разве вы меня не ждали?

— Да, верно, сэр. Конечно, мы ждали вас, сэр.

— Тогда почему же такое изумление? — Гарри отступил на несколько шагов назад и окинул взглядом дом — мощное здание красного кирпича, довольно унылое на вид, но солидное.

— Все такой же безобразный старый особняк, ничуть не изменился к лучшему, — заметил он. — Все еще стоит, правда, а это главное! Как здоровье отца, Трессильян?

— Он почти уже не ходит, сэр. Все время проводит в своей комнате. Но он на удивление крепок для своего возраста.

— Старый греховодник!

Гарри Ли вошел в дом, бросил Трессильяну на ходу свой шарф и немного театрального вида шляпу.

— Как поживает мой дорогой брат Альфред, Трессильян?

— Хорошо, сэр.

— С нетерпением ждет свидания со мной? — Гарри усмехнулся. — А? Как вы думаете?

— Думаю, что да, сэр.

— А я думаю, что нет! Совсем наоборот. Держу пари, мое возвращение нанесло ему сильный удар! Альфред и я никогда не ладили друг с другом. Вы перечитываете библию, Трессильян?

— Да, конечно, сэр. Регулярно, сэр.

— Помните притчу о возвращении блудного сына? Старшему, примерному сыну, это не понравилось, помните? Он был страшно этим недоволен. Доброму домоседу Альфреду мое возвращение тоже не очень нравится, готов поклясться.

Трессильян хранил молчание, глядя себе под ноги. Его сутулая спина выражала протест. Гарри хлопнул его по плечу.

— Ведите меня, старина! — воскликнул он. — Упитанный телец ожидает меня. Ведите прямо к нему.

— Если желаете, — сухо пробормотал Трессильян, — можете сразу пройти в гостиную. Я не знаю точно, где сейчас хозяева… Они не встретили вас, сэр, так как не знали, когда вы прибудете.

Гарри кивнул. Проходя через холл, он вертел головой во все стороны.

— Подумать только, все вещи на своих местах, — заметил он. — Как будто здесь ничего не изменилось с того дня, как я ушел отсюда двадцать лет назад.

Вслед за Трессильяном он вошел в гостиную.

— Я пойду разыщу мистера и миссис Ли, — пробормотал слуга и торопливо вышел.

Гарри лениво огляделся и вдруг застыл, увидев на одном из подоконников стройную девичью фигуру. Его глаза удивленно пробежали по ее черным волосам и экзотически смуглому лицу.

— Боже милостивый! — воскликнул он. — Вы что, седьмая, самая любимая жена моего отца?

Девушка соскочила с подоконника и подошла к нему.

— Я Пилар Эстравадос, — объявила она. — А вы, должно быть, дядя Гарри, брат моей матери.

— Так вот, значит, кто вы! — сказал Гарри, рассматривая ее. — Дочь Дженни.

— Почему вы спросили меня, не седьмая ли я жена вашего отца? У него что, было шесть жен?

Гарри засмеялся.

— Нет, я думаю, официальная жена у него была всего одна. Ну, Пил… Как вы сказали, вас зовут?

— Пилар.

— Ну, Пилар, я совсем не ожидал увидеть такой цветок в этом мавзолее.

— В этом… мавз… простите?

— В этом музее восковых фигур! Я всегда говорил, что этот дом отвратителен! Сейчас, после двадцати лет моего отсутствия здесь, я вижу, что он еще отвратительнее, чем прежде.

— О, что вы, — возмутилась Пилар, — здесь очень красиво! Чудесная старинная мебель и ковры, везде столько ковров! И множество украшений. Все такое красивое и такое дорогое!

— Вот в этом вы правы. — Он с усмешкой посмотрел на девушку. — Знаете, мне будет очень приятно видеть вас среди этих…

Он замолчал, так как в гостиную быстро вошла Лидия. Она направилась к нему.

— Как поживаете, Гарри? Я — Лидия, жена Альфреда.

— Живу, как живется, Лидия. — Он пожал протянутую ему руку, одновременно бросив быстрый взгляд на узкое, интеллигентное лицо Лидии и мысленно одобрив ее походку — так двигаться умеет далеко не каждая женщина.

Лидия, в свою очередь, критически осмотрела его.

«У него довольно вызывающая внешность, хотя и привлекательная. Я бы не доверяла ему ни на йоту».

— Как вы нашли этот дом после стольких лет? Все изменилось или все осталось по-прежнему? — спросила она с улыбкой.

— Почти все по-прежнему, хотя эта комната, — Гарри огляделся, — стала другой.

— Да, ее много раз переделывали.

— Я хочу сказать, она стала другой при вас. Это вы ее изменили.

— Надеюсь.

Он ухмыльнулся ей прямо в глаза и стал вдруг очень похож на старого Симеона Ли.

— Комната выглядит гораздо более родовитой. Я слышал как-то, что Альфред женился на девушке, предки которой прибыли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем.

— Полагаю, что это так. — Лидия улыбнулась. — Но они довольно-таки опустились с того времени.

— А как старина Альфред? Все такой же блаженный и туповатый, как прежде?

— Вы сами скоро сможете увидеть, изменился он или нет.

— А как другие? Разъехались по всей Англии?

— Они все приезжают к нам на Рождество.

Гарри широко раскрыл глаза.

— Сбор всей семьи на Рождество? Что случилось со стариком? Ему всегда было наплевать на всякие там сантименты. Не помню, чтобы он когда-нибудь заботился о своих детях. Он, должно быть, изменился!

— Возможно, — сухо произнесла Лидия.

Пилар слушала разговор с интересом, широко раскрыв глаза.

— А старина Джордж? — продолжал расспросы Гарри. — Все такой же скряга? С какими вздохами и причитаниями он всегда расставался со своими карманными деньгами!

— Джордж — член парламента, депутат от Вестерингэма.

— Что? Этот болван пробился в парламент? Боже, вот так сюрприз!

Гарри откинул голову назад и захохотал.

Это был грубый и резкий хохот, который прозвучал как-то дико в ограниченном пространстве комнаты. Лидия вздрогнула. Пилар резко вздохнула.

Услышав за собой какое-то движение, Гарри оборвал смех и обернулся. В комнате спокойно стоял Альфред. Он смотрел на брата со странным выражением лица.

Гарри несколько мгновений стоял неподвижно, затем неприятная улыбка тронула его губы. Он сделал шаг вперед.

— А, — пробормотал он, — вот и Альфред!

— Здравствуй, Гарри. — В знак приветствия Альфред кивнул головой.

Они продолжали стоять, молча глядя друг на друга. Лидия раздраженно подумала:

«Как нелепо! Словно два пса, готовых вцепиться друг другу в глотку…»

Глаза Пилар расширились еще больше.

«Как глупо они выглядят… — подумала она. — Почему они не обнимаются? Впрочем, в Англии это, кажется, не принято. Но могут же они что-нибудь сказать друг другу! Почему же они только смотрят?»

Гарри, наконец, прервал молчание:

— Ну вот. Забавно все-таки вновь оказаться дома.

— Да, я тоже так думаю. Очень много лет прошло с тех пор, как ты… покинул нас.

Гарри вскинул голову. Он провел пальцем по подбородку — жест, означавший у него крайнюю степень раздражения.

— Да, я рад, что вернулся. — Он помолчал и затем повторил, отчетливо выговаривая каждое слово: — Я рад, что вернулся домой…

II

— В своей жизни я немало грешил, — заметил Симеон Ли.

Он откинулся на спинку кресла и, задрав подбородок, задумчиво поглаживал его. Перед стариком находился большой камин, в котором весело играл огонь. Рядом с ним сидела Пилар с небольшим веером из папье-маше в руке. Им она защищала лицо от яркого пламени. Симеон с удовольствием поглядывал на нее.

— Да, я грешил, — продолжал он, обращаясь больше к себе, чем к девушке, но ни на минуту не забывая о ее присутствии. — Что ты на это скажешь, Пилар?

Пилар пожала плечами.

— Все мужчины греховодники. Так говорят монахини. Поэтому надо молиться за них.

— Возможно, это так, но я грешил намного больше других. — Симеон засмеялся. — Не думай только, что я об этом сожалею. Нет, ничуть. Говорят, под старость начинаешь раскаиваться. Чушь! Я не раскаиваюсь. Я много чего натворил в жизни… много грехов совершил! Я и мошенничал, и воровал, и лгал… А женщины… о женщинах и говорить нечего! Кто-то рассказал мне однажды об одном арабском военачальнике, у которого телохранителями были сорок его сыновей — и все примерно одного возраста! Слышишь, Пилар? Сорок! Не знаю, как насчет сорока, но клянусь, я мог бы составить себе неплохую охрану, если бы сумел отыскать всех своих отпрысков! Ха-ха, Пилар, что ты думаешь об этом? Потрясена, небось?

— Нет, почему же! — Пилар спокойно смотрела на него. — Мужчины всегда жаждут женщин. Мой отец тоже. Вот почему женщины так часто бывают несчастны, и вот почему они ходят в церковь и молятся.

Старый Симеон нахмурился.

— Я сделал Аделаиду несчастной, — прошептал он чуть слышно. — Боже, что это была за красавица, когда я женился на ней! Нежная кожа, жемчужные зубы, чудесное лицо! А потом? Чуть что — сразу в слезы! А если жена все время ноет и хнычет… Это невольно пробуждает в мужчине дьявола. У нее были слабые нервы, вот в чем была ее беда. Если бы она хоть раз воспротивилась мне! Но — ни разу, ни разу! Когда я женился на ней, я думал, что буду спокойно жить, заботиться о семье, покончу со старой жизнью…

Он замолчал и долго смотрел на пылающее чрево камина.

— Заботиться о семье… — внезапно повторил он свистящим шепотом и злобно рассмеялся. — Господи, что это за семья! Да стоит только посмотреть на них… Ни у одного из них нет сыновей, чтобы продолжить дело! Чьи они дети, черт побери! Неужели у них нет ни капли моей крови в жилах? Разве это мужчины! Альфред, например… Господи, до чего же мне надоел Альфред! Смотрит на меня своими преданными глазами. Готов сделать все, что бы я от него ни потребовал. Боже, что за дурак! Теперь Лидия, его жена. Лидия мне нравится. В ней есть сила духа. Я ей, правда, не нравлюсь. Нет, совсем не нравлюсь, но она мирится со мной ради этого простофили Альфреда. — Он посмотрел на девушку у огня. — Запомни, Пилар, в мире нет ничего скучнее преданности.

Пилар улыбнулась. Симеон продолжал, согретый присутствием юности.

— Джордж! Кто такой Джордж? Тупица! Индюк надутый! Напыщенный, безмозглый и бесхарактерный пустозвон — и к тому же ему всегда не хватает денег! Дэвид? Дэвид всегда был дураком… дураком и мечтателем. Маменькиным сынком — вот кем он был. Единственный разумный поступок в его жизни — это женитьба на спокойной солидной женщине из хорошей семьи. — Он резко стукнул кулаком по ручке кресла.

— Гарри — лучший из всех! Бедняга Гарри, блудный сын. Но, слава богу, он жив!

— Да, он мил, — согласилась Пилар. — Он так здорово хохочет — так громко и еще голову при этом запрокидывает. Да, он мне очень нравится.

Старик покосился на нее.

— Он тебе нравится, Пилар? Гарри всегда нравился девушкам. В этом он похож на меня. — Он хрипло засмеялся. — У меня была интересная жизнь, очень интересная жизнь. Много чего было.

— У нас, в Испании, — заметила Пилар, — есть пословица: «Делай что хочешь, но не забывай платить за это».

Симеон в восторге хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.

— Это хорошо. Это здорово. Делай что хочешь… Я гак и поступал всю мою жизнь — делал что хотел…

— А вы платили за это? — спросила Пилар высоким отчетливым голосом.

Симеон резко оборвал смех, выпрямился и посмотрел на нее.

— Что ты говоришь?

— Я говорю, вы платили за это, дедушка?

— Не знаю… — медленно пробормотал Симеон.

Затем, ударив кулаком по креслу, он заорал с внезапной яростью:

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты хочешь этим сказать, девчонка?

— Я просто… спросила.

Рука Пилар, державшая веер, замерла. Ее глаза потемнели, и в них появилась какая-то таинственность. Она вдруг задумалась, вспомнив о своей прежней жизни.

— Ты, дьявольское отродье, — задыхаясь, произнес Симеон.

— Ну, дедушка, я же вам нравлюсь, — сказала кротко Пилар. — Вам нравится, что я сижу здесь с вами.

— Да, мне это нравится, — согласился Симеон, понемногу успокаиваясь. — Я давненько не видел ничего столь юного и прекрасного… Мне это нравится, согревает мне душу… И ты — моя собственная плоть и кровь… Дженнифер — молодец, она оказалась, в конечном счете, лучшей из всех!

Пилар улыбнулась.

— Помни, тебе меня не обмануть, — строго заявил Симеон. — Думаешь, я не знаю, почему ты здесь сидишь так терпеливо и слушаешь мои старые бредни? Деньги — это все из-за денег… Или, может, ты скажешь, что любишь своего старого деда?

— Нет, я не люблю вас, — просто произнесла Пилар, — но вы мне нравитесь. Вы мне очень нравитесь. Вы должны этому верить, потому что это правда. Я верю, что вы грешили, но мне это тоже нравится. Вы гораздо более реальны, чем все другие в этом доме. И вы очень интересно рассказываете. Вы много путешествовали и вели жизнь, полную приключений. Будь я мужчиной, я бы тоже так жила.

Симеон кивнул головой.

— Да, я верю этому… В нас есть немного цыганской крови, об этом всегда говорили. Это практически не проявилось в моих детях, за исключением Гарри, но я замечаю это и в тебе. Я могу быть очень терпеливым, если это необходимо. Однажды я целых пятнадцать лет ждал, чтобы расквитаться с одним негодяем, который меня оскорбил. Вот тебе еще одна черта всех Ли — они ничего не забывают! Они мстят за зло, им причиненное, даже если им приходится ждать долгие годы, прежде чем сделать это! Я ждал пятнадцать лет, пока не увидел своего шанса — и тогда я ударил! Я разорил его. Обчистил его до нитки.

Он довольно засмеялся.

— Это было в Южной Африке?

— Да. Это огромная страна.

— Вы давно оттуда уехали?

— В последний раз я был там лет через пять после женитьбы. Да, это было в последний раз.

— А до этого? Вы прожили там много лет?

— Да.

— Расскажите мне об этом.

Он с охотой принялся рассказывать. Пилар слушала, прикрыв лицо веером.

— Подожди-ка, — сказал вдруг Симеон. — Я кое-что тебе покажу.

Он осторожно поднялся на ноги. Затем, помогая себе тростью, он медленно заковылял по комнате. Открыв сейф и повернувшись к Пилар, он поманил ее рукой.

— Поди-ка сюда и взгляни на них. Возьми, потрогай, пропусти их сквозь пальцы.

Он взглянул на ее удивленное лицо и захихикал.

— Знаешь, что это? Алмазы, дитя мое, алмазы.

Пилар широко раскрыла глаза.

— Но ведь это обыкновенные камешки.

Симеон засмеялся.

— Это необработанные алмазы. Такими их находят в земле.

— А если их обработать, — недоверчиво спросила Пилар, — они будут выглядеть, как настоящие бриллианты?

— Конечно.

— Они будут сверкать и искриться?

— Сверкать и искриться.

— О-о-о, — протянула Пилар совсем по-детски, — я не могу в это поверить.

— Это истинная правда. — Симеон был в восторге.

— А они дорогие?

— Довольно дорогие. Сейчас, когда они неочищены, трудно сказать, сколько они стоят, но в общем, эта маленькая кучка стоит несколько тысяч фунтов.

— Несколько — тысяч — фунтов, — раздельно повторила Пилар.

— Скажем, девять или десять тысяч фунтов. Это довольно крупные камни.

— Но почему же вы тогда не продаете их?

— Потому что мне нравится хранить их у себя.

— Но как же деньги?

— Я не нуждаюсь в них.

— О… понимаю, — несмотря на свои слова, Пилар была поражена. — Но почему вы так и не обработали их?

— Потому что они нравятся мне именно такими, какие они есть.

Он внезапно помрачнел. Отвернувшись, он забормотал про себя:

— Мне нравится прикасаться к ним, чувствовать, как они струятся между пальцами… Они напоминают мне о днях моей юности. Прошлое возвращается ко мне — жаркое солнце, запах вельда, старина Эб, вечеринки…

Раздался тихий стук в дверь.

— Положи их обратно в сейф, — быстро потребовал Симеон, — захлопни его.

Когда это было исполнено, он громко сказал:

— Войдите.

Бесшумно и почтительно вошел Хорбери.

— Чай готов, сэр.

III

— Вот ты где, Дэвид, — сказала Хильда. — Я тебя везде ищу. Уйдем из этой комнаты, здесь холодно.

Дэвид ответил не сразу. Он стоял, молча глядя на кресло, низкое кресло с выгоревшей сатиновой обивкой. Он отрывисто произнес:

— Это ее кресло… здесь она любила сидеть… это то самое кресло… то самое. Только выгоревшее, конечно.

Хильда немного нахмурилась.

— Понимаю. Пойдем отсюда, Дэвид. Здесь ужасно холодно.

Дэвид не замечал ничего. Окидывая комнату блуждающим взглядом, он бормотал:

— Она почти все время проводила в этой комнате. Я помню, как сидел на стуле, а она читала мне «Джека — победителя великанов» — так называлась книга… «Джек — победитель великанов». Мне было тогда лет шесть…

Хильда взяла его под руку.

— Пойдем обратно в гостиную, дорогой. В этой комнате не топлено.

Он послушно повернулся; она почувствовала, как он весь дрожит.

— Все то же самое, — бормотал он. — Ничего не изменилось. Как будто и не было стольких лет.

Хильда была обеспокоена. Она громко воскликнула притворно бодрым голосом:

— Интересно, а где все другие? Наверное, уже пора пить чай.

Выйдя в холл, Дэвид, однако, не направился в гостиную, а открыл другую дверь.

— Здесь стояло пианино… да, оно здесь! Интересно, настроено ли?

Он сел, поднял крышку и пробежал пальцами по клавиатуре.

— Оно явно настроено.

Он начал играть.

Спокойная чарующая музыка струилась из-под его пальцев.

— Что это? — спросила Хильда. — Что-то очень знакомое, но я не могу вспомнить.

— Это «Песня без слов» Мендельсона. Она часто ее играла.

— Сыграй, пожалуйста, Моцарта, — попросила Хильда.

Дэвид покачал головой и продолжал играть Мендельсона.

Затем он внезапно в резком аккорде бросил все пальцы на клавиатуру и поднялся. Его била крупная дрожь. Хильда подошла к нему.

— Дэвид, что с тобой?

— Ничего… — прошептал он. — Ничего…

IV

Раздался резкий, нетерпеливый звонок в дверь. Трессильян встал с кресла в буфетной и вышел в холл.

Звонок раздался вновь. Трессильян нахмурился. Сквозь замерзшее стекло он увидел силуэт мужчины в шляпе с опущенными полями.

Трессильян провел рукой по лбу. Что-то обеспокоило его. Как будто то, что он делал сейчас, уже происходило…

Точно, это уже было, точно…

Он открыл дверь. Стоявший перед ним мужчина спросил:

— Мистер Симеон Ли здесь живет?

— Да, сэр.

— Могу ли я его видеть?

Вновь какие-то слабые воспоминания всколыхнулись у Трессильяна. Интонация голоса… Как у мистера Ли в те давние годы, когда он впервые оказался в Англии.

Трессильян с сомнением покачал головой.

— Мистер Ли — инвалид, сэр. Он почти никого не принимает. Если вы…

Незнакомец жестом прервал его. Он достал из кармана конверт и вручил его дворецкому.

— Будьте добры передать это мистеру Ли.

— Хорошо, сэр.

V

Симеон Ли вскрыл конверт и вынул небольшой лист бумаги. Прочитав письмо, он изумленно улыбнулся.

— Черт побери, это просто великолепно! — воскликнул он. — Проводите мистера Фарра сюда, Трессильян.

— Слушаюсь, сэр.

Дворецкий вышел. Симеон обратился к Пилар:

— Я только что упоминал о старом Эбенезере Фарре. Он был моим компаньоном там, в Кимберли. А теперь его сын приехал сюда!

Снова появился Трессильян.

— Мистер Фарр, — объявил он.

Стивен Фарр вошел в комнату, чувствуя себя несколько скованно. Эту скованность он пытался скрыть за напускной развязностью. Когда он заговорил, южноафриканский акцент в его голосе чувствовался гораздо сильнее, чем обычно.

— Мистер Ли?

— Рад вас видеть. Так вы сын Эба?

Стивен Фарр довольно робко улыбнулся.

— Это мой первый визит в Старый свет. Отец много раз просил меня навестить вас, если я когда-нибудь буду в Англии.

— Правильно сделали. — Симеон оглянулся. — Это Пилар Эстравадос, моя внучка.

— Как поживаете? — сдержанно осведомилась Пилар.

«Хладнокровный дьяволенок, — подумал Стивен с восхищением. — И виду не подает, что уже знает меня».

— Рад познакомиться с вами, мисс Эстравадос, — с трудом выдавил он.

— Я тоже очень рада, — отозвалась Пилар.

— Садитесь, — потребовал Симеон Ли, — и расскажите мне все о себе. Надолго в Англию?

— Я не собираюсь торопиться с отъездом, раз уж столько лет мечтал попасть сюда!

Симеон засмеялся, запрокинув голову назад.

— Вот и правильно. Вы должны немного погостить у нас.

— О, что вы, сэр. До Рождества всего два дня…

— Вы должны провести Рождество с нами — или, может быть, у вас другие планы?

— Да нет, откуда, но мне не хотелось бы…

— Не беспокойтесь, — Симеон повернул голову. — Пилар?

— Да, дедушка?

— Передай Лидии, что у нас еще один гость и попроси ее подняться сюда.

Пилар вышла из комнаты. Глаза Стивена следили за ней. Симеон с удовольствием отметил про себя этот факт.

— Вы прямо из Южной Африки?

— Совершенно верно.

Они завели разговор об этой стране.

Через несколько минут вошла Лидия.

— Это Стивен Фарр, — сказал Симеон, — сын моего старого друга и компаньона Эбенезера Фарра. Он проведет с нами Рождество, если только вы сумеете найти для него комнату.

— Конечно, — улыбнулась Лидия. Ее глаза оценивающе осматривали незнакомца, его бронзовое от загара лицо, голубые глаза и скромный вид.

— Моя невестка, — представил ее Симеон.

— Я, право, смущен, — заметил Стивен. — Я вторгаюсь в вашу семейную обстановку…

— Чепуха, мой мальчик, считайте себя членом семьи. Будьте как дома.

— Вы очень добры, сэр.

В комнату снова вошла Пилар. Она спокойно села у камина и подняла веер. Обмахиваясь им, она поглядела на Стивена сдержанно и настороженно.