Роковая Фемида. Драматические судьбы знаменитых российских юристов

Анатолий Федорович Кони (1844–1927) «ПЕРВЫЙ ЛЮБОВНИК ФЕМИДЫ»

Этот человек был свидетелем трех революций и четырех войн. Имел счастье не только лично знать, но и поддерживать дружеские связи со многими выдающимися деятелями литературы и искусства: Л. Н. Толстым, Ф. М. Достоевским, И. Е. Репиным, К. С. Станиславским и другими. Его произведения издавались массовым тиражом как до революции, так и в Советское время. Славу же он снискал тем, что был выдающимся юристом и судебным оратором, принципиальным и бескомпромиссным судьей, вдумчивым прокурором и сенатором, честно исполняющим свой долг членом Государственного совета. Свое служение на юридическом поприще он начал еще в период Великих реформ 60-х годов XIX века, а завершил при Советской власти. Звали этого человека Анатолием Федоровичем Кони.

Родился Анатолий Федорович 29 января 1844 года в Петербурге в высокоинтеллигентной семье. Его отец, Федор Алексеевич, был известным литературным и театральным деятелем, преподавателем истории во Втором кадетском корпусе. Он написал много блестящих водевилей, с успехом шедших на сцене: «Муж в камине, а жена в гостях», «Тереза», «Женишок-горбунок» и др., а также значительное количество стихов, статей, рецензий. Издал несколько научных монографий, в том числе «Историю Фридриха Великого» (1844 год).

Мать Анатолия Кони, Ирина Семеновна, урожденная Юрьева, была известна как автор нескольких повестей, получивших благожелательные отзывы в печати. Она с успехом выступала на сцене под псевдонимом Сандуновой.

В течение 10 лет Анатолий Кони воспитывался дома, затем учился в немецкой школе при церкви Святой Анны и во Второй петербургской гимназии. В 17-летнем возрасте он поступил на математический факультет Санкт-Петербургского университета. Кто знает, может быть, Россия приобрела бы блестящего математика, ведь академик И. И. Сомов пришел в восторг от ответов юноши на вступительных экзаменах, но тогда она непременно потеряла бы выдающегося юриста. Однако заниматься точными науками ему пришлось недолго, так как из-за студенческих беспорядков университет закрыли. Не желая терять времени даром, Кони решил записаться в число студентов Московского университета. Незадолго до этого в книжной лавке Петербурга он случайно купил учебник известного профессора Д. И. Мейера «Русское гражданское право. Часть общая». Эта книга, по слова самого А. Ф. Кони, и определила судьбу его дальнейших занятий. Выбор был сделан в пользу юридического факультета. Так, в сентябре 1862 года Кони стал студентом второго курса юридического факультета Московского университета. Окончив его в июне 1865 года со степенью кандидата прав, он сразу же приступил к написанию своей первой диссертации.

Однако Анатолий Федорович и не предполагал, что именно эта научная работа может поставить под сомнение всю его дальнейшую карьеру. Сам он тогда чуть не угодил под суд. А случилось вот что. Свою первую диссертацию Анатолий Федорович готовил очень тщательно. Он взял малоизученную тему: «О праве необходимой обороны». Впоследствии Кони писал, что, собрав необходимый материл, он «засел за писание и проводил за ним почти все вечера, памятные мне и до сих пор по невыразимой сладости первого самостоятельного научного труда». Работа оказалась настолько глубокой, интересной и незаурядной, что ректор университета профессор С. И. Баршев даже предложил Кони читать вместе с ним курс уголовного права. Это открывало путь к заграничной командировке, возможности обучению в лучших иностранных университетах, подготовке магистерской и докторской диссертаций. Тем не менее Анатолий Федорович от столь лестного предложения отказался, считая себя недостаточно подготовленным для чтения лекций своим вчерашним товарищам. Труд Кони, по постановлению университетского совета, был опубликован в декабре 1865 года в первом томе Приложения к Московским университетским известиям. Вскоре в Главное управление по делам печати поступил донос из Министерства внутренних дел о том, что в диссертации Кони содержится «явная крамола», так как автор допускает возможность применения права необходимой обороны «против лиц, облеченных властью». Главное управление по делам печати завело «дело» на молодого юриста, которое с согласия министра внутренних дел передало в Министерство народного просвещения. С Кони беседовал исполнявший должность министра И. Д. Делянов. Однако на этот раз власти решили не поднимать шума. Они посчитали неудобным возбудить уголовное преследование, так как тираж книги был мизерный, всего 50 экземпляров. Анатолию Федоровичу было сделано устное внушение, а его куратору, профессору М. Н. Капустину — объявлено замечание.

В июне 1865 года Кони был причислен в качестве счетного чиновника к Государственному контролю, но уже 30 сентября того же года его перевели в Главный штаб с назначением состоять «для юридических занятий» и присвоили чин коллежского секретаря. Этот день и считается подлинным началом служебной деятельности Анатолия Федоровича. Несколько месяцев спустя, в апреле 1876 года, его назначили на должность помощника секретаря Санкт-Петербургской судебной палаты, а 23 декабря того же года он стал секретарем при прокуроре Московской судебной палаты Д. А. Ровинском.

Восхождение Кони по служебной лестнице началось со скромной должности товарища прокурора Сумского окружного суда, которую он занял 7 ноября 1867 года, а затем Харьковского окружного суда. На мировоззрении молодого юриста не могло не отразиться общее приподнятое настроение в обществе в связи с проведением Судебной реформы. Анатолий Федорович стал одним из самых горячих и искренних сторонников

Судебных уставов 1864 года и впоследствии всегда тяжело переживал любое их «коверканье». Начинающий прокурор громко заявил о себе уже в первые годы.

Он целые дни проводил за работой, изучая уголовные дела, руководя следствием, участвуя в раскрытии преступлений, наставляя и инструктируя судебных следователей, направляя работу присяжных заседателей. Уже в то время при раскрытии преступлений он старался опираться на научные изыскания ученых, судебных медиков. Он требовал от всех неукоснительного соблюдения закона, и сам всегда бережно относился к нему. Часто выступал в судебных заседаниях в качестве обвинителя, получив прозвище «свирепого прокурора».

В ноябре 1868 года молодой прокурор получает свою первую награду — орден Святого Станислава 2-й степени с императорской короной. В феврале следующего года он стал титулярным советником.

На дальнейшей карьере Кони благоприятно отразилась встреча с министром юстиции графом К. И. Паленым. Министр не любил отсиживаться в кабинете генерал-прокурорского дома. Он постоянно посещал судебные палаты и окружные суды, лично ревизовал их, мог заглянуть даже в провинциальные присутственные места. Летом 1868 года граф Пален во время ревизионной поездки посетил Харьков. Служивший там товарищем прокурора Кони произвел на него хорошее впечатление. По просьбе министра он представил подробные характеристики на всех судебных следователей своего участка.

Некоторые дела, которые возникали в Харькове, были довольно сложные и объемные. Так, дело о подделке и продаже рекрутских квитанций, жертвою коего стали 26 человек, составляло в общей сложности более двух тысяч листов. По нему проходили 14 обвиняемых и было свыше 150 свидетелей.

Не менее сложным было и дело о так называемой подделке серий (кредитных бумаг), которое возникло еще в старых судебных установлениях, но за взятки было приостановлено. Только после вмешательства Государственного совета следствие возобновилось. Министр юстиции граф Пален поручил руководить следствием лично Кони. Это дело он довел до суда.

Летом 1869 года Кони стал чувствовать недомогание, у него обнаружился упадок сил и по совету доктора он выехал для лечения за границу. Кони путешествовал по Германии, Бельгии и

Франции, используя пребывание там как для лечения, так и для расширения своих юридических познаний. Он посещает судебные заседания, встречается с прокурорами и адвокатами, изучает специальную литературу, знакомится с опытом работы судов. Там вновь встретился с министром юстиции К. И. Паленым. В сентябре 1869 года Кони писал своему другу С. Ф. Морошкину: «Бывши в Карлсбадене, я видел Палена и много толковал с ним о деле серий и о прочих материях, касающихся Харькова. Он был со мной очень любезен и откровенен, рассказывал, что государь требовал у него объяснений по поводу оправдания Андрусенко (крестьянин, последователь учения Л. Н. Толстого — Авт.) и, между прочим, объясняя мое долгое оставление в Харькове, сказал мне: „Укажите, кто может обвинять с успехом по делу серий из известных вам лиц“, и когда я затруднился… то Пален сказал: „Вот и объяснение, почему я держал вас в Харькове“». Далее Кони писал о том, что Пален просил его явиться к нему в октябре, чтобы «потолковать о переводе из Харькова».

Граф Пален свое слово сдержал. Вскоре после беседы с Кони он перевел его на службу в столицу. 18 февраля 1870 года Кони получил должность товарища прокурора Санкт-Петербургского окружного суда. В последующие годы министр постепенно переводил Кони на все более ответственные посты. 26 июня того же года министр назначает его на должность самарского губернского прокурора, но уже менее чем через месяц переводит прокурором Казанского окружного суда. Поставив Кони на самостоятельную должность, граф Пален не упускал его из виду. В июне 1871 года он лично ревизовал судебные установления в Казани, внимательно ознакомился с их работой, побывал в окружном суде во время проведения процесса над неким Нечаевым, обвинявшимся в убийстве из корыстных побуждений. Обвинение поддерживал А. Ф. Кони. Граф Пален остался доволен и организацией процесса и обвинительной речью прокурора.

Вскоре после этого Кони становится прокурором Санкт-Петербургского окружного суда. В этой должности он прослужил четыре года. Он поддерживал обвинение по многим уголовным делам, выдвинувшись в число лучших судебных ораторов России. В судебных процессах ему часто противостояли такие знаменитые адвокаты, как В. Д. Спасович, К. К. Арсеньев, А. М. Унковский и другие. Многие обвинительные речи Кони стали публиковаться в печати.

Судебные его речи всегда отличались высоким психологизмом, основанном на почве всестороннего изучения индивидуальных особенностей каждого преступного деяния. Он старательно выяснял характер обвиняемого и только составив ясное представление о том, «кто этот человек», представший перед судом, переходил к изысканию мотивов совершения преступления. Своими четкими, продуманными вопросами, он как бы анатомировал людей и заставлял их полностью раскрываться. Мотивы преступления, как признак, свидетельствующий о внутреннем душевном состоянии человека, всегда получали в глазах Кони особенное значение. Он заботился не только об установлении юридической, но и нравственной ответственности подсудимых. Сама форма речей Кони была проста, в ней не присутствовали никакие риторические украшения. Отношение его к подсудимым и вообще всем участникам процесса было гуманным и доброжелательным. Ему были чужды злоба или ожесточение. В то же время это не было проявлением слабости или безволия. Из его уст нередко звучала суровая оценка деяниям и лицам. Но как никому другому ему было присуще чувство меры. К. К. Арсеньев отмечал, что дар психологического анализа соединен в нем с темпераментом художника. Своими речами Кони не столько увлекал, сколько убеждал, причем в его речах присутствовали красивые сравнения, обобщения, меткие замечания.

Впоследствии Анатолий Федорович писал: «Через 48 лет по оставлении мною прокурорской деятельности, я спокойно вспоминаю свой труд обвинителя и думаю, что едва ли между моими подсудимыми были люди, уносившие с собою, будучи поражены судебным приговором, чувство злобы, негодования или озлобления против меня лично. В речах моих я не мог, конечно, оправдывать их преступного дела и разделять взгляд, по которому все понять — все простить, или безразлично „зреть на правых и виноватых“. Но я старался понять, как дошел подсудимый до своего злого дела, и в анализ совершенного им пути избегал вносить надменное самодовольство официальной безупречности».

Деятельность Кони в качестве прокурора Санкт-Петербургского окружного суда была многообразной и разносторонней. Она не ограничивалась лишь участием в судах. Он умело руководил подчиненным ему аппаратом. Анатолий Федорович впервые стал практиковать проведение в своей «камере», то есть кабинете, «вечерних заседаний», на которые приглашал подчиненных. Вначале это вызывало недопонимание и даже протесты некоторых его товарищей, так как они считали, что незачем тратить время там, где все вопросы могут разрешаться единоличной властью. Вскоре полезность таких совещаний стала для всех очевидной. На них вырабатывались положения, опираясь на которые товарищи прокурора давали единообразные заключения в распорядительных и судебных заседаниях. Да и сам окружной прокурор не раз заявлял в суде, что его мнение «подкреплено постановлением общего собрания товарищей».

Когда в 1874 году граф Пален, не удовлетворенный деятельностью суда присяжных, стал «подкапываться» под него и потребовал от прокуроров представления сведений о числе оправдательных приговоров, вынесенных присяжными, Кони использовал совещание для выработки согласованных действий. По результатам обсуждения он издал циркуляр, в котором предлагал своим подчиненным искать причины оправдательных приговоров в фактических обстоятельствах каждого конкретного дела, не входя при этом в оценку «организации судебных учреждений и правильности деятельности их отдельных органов».

За время службы в качестве прокурора Санкт-Петербургского окружного суда Кони достиг чина коллежского асессора и был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени.

В июле 1875 года Кони становится вице-директором департамента Министерства юстиции. Граф К. И. Пален, назначая Кони, сказал, что ему нужна в министерстве «судебная совесть». Кони становится одним из ведущих сотрудников министерства, участвует во всех совещаниях у графа Палена. Он получает новые чины, сначала надворного советника, затем коллежского советника. Его имя приобретает известность при Высочайшем дворе. В 1875 году он вошел в Совет управления учреждений великой княгини Елены Павловны, затем стал членом Высочайше учрежденной комиссии для исследования железнодорожного транспорта в России.

В качестве профессора Кони начинает читать лекции по уголовному судопроизводству в Императорском училище правоведения (с 1876 по 1883 год). В 1876 году он стал одним из учредителей юридического общества при Санкт-Петербургском университете. С самого начала своей прокурорской деятельности он активно сотрудничал в «Журнале Министерства юстиции», «Правительственном вестнике», «Русской старине», «Вестнике Европы» и других периодических изданиях.

29 апреля 1877 года Кони назначается директором департамента Министерства юстиции. В июне того же года определением Правительствующего сената он утверждается почетным мировым судьей по Санкт-Петербургу.

24 декабря 1877 года Анатолий Федорович возглавил Санкт-Петербургский окружной суд. В этом качестве ему пришлось 31 марта 1878 года председательствовать на известном процессе В. Засулич, стрелявшей в градоначальника Трепова. Несмотря на явно политическую подоплеку этого преступления, прокурор Санкт-Петербургской судебной палаты А. А. Лопухин убедил министра юстиции вести дело как обычное уголовное, передав по окончании на рассмотрение суда присяжных.

Незадолго до суда граф Пален вдруг забеспокоился. Он пригласил к себе Кони и прямо спросил его, может ли он ручаться за вынесение обвинительного приговора. Тот откровенно сказал, что не может. Ответ возмутил Палена. «Не можете? Ну, так я доложу государю, что председатель не может ручаться за обвинительный приговор; я должен это доложить государю!» Кони сказал, что он также настаивает на этом. Однако такой доклад не состоялся — Пален на него не решился.

Накануне процесса министр еще раз встретился с Кони. «Ну, Анатолий Федорович, — начал он, — теперь все зависит от вас, от вашего умения и красноречия». На это Кони резонно заметил, что «умение председателя состоит в беспристрастном соблюдении законов, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме — бесстрастие и спокойствие».

Граф Пален намекнул, что Кони мог бы повлиять на присяжных, которые «сделают все, что он скажет». Анатолий Федорович опять возразил, сказав, что «влиять на присяжных должны стороны», это их «законная роль». Тогда министр, хитро подмигнув, произнес: «Знаете что? Дайте мне кассационный повод на случай оправдания». На такое предложение Кони, с присущей ему достоинством, ответил: «Ошибки возможны и, вероятно, будут, но делать их сознательно я не стану, считаю это совершенно не согласным с достоинством судьи».

В. И. Засулич была судом оправдана. Встретив Кони после суда, граф Пален смог только заметить: «Ну, вот, видите, каковы они, ваши присяжные! Ну, уж пусть теперь не взыщут, пусть не взыщут!».

Вскоре после окончания процесса началась самая настоящая травля Кони. Через несколько дней после суда министр юстиции пригласил его к себе, говорил с ним раздраженно, упрекал в «вопиющем нарушении обязанностей», в «оправдательном резюме» и т. п. В заключение сказал: «Уполномочьте меня доложить государю, что вы считаете себя виновным в оправдании Засулич и, сознавая свою вину, просите об увольнении от должности председателя». Кони ответил, что он «не согласен ни на какие компромиссы».

Обстановка, сложившаяся после оправдания Засулич, обсуждалась в Комитете министров, проходившем под председательством императора Александра II. На нем граф Пален по существу отдал Кони «на растерзание без малейшей попытки сказать хоть слово в разъяснение роли председателя на суде присяжных». Он даже заявил, что «не отвечает за своих судей». Министр государственных имуществ П. А. Валуев также пытался доказать, что Кони — главный виновник оправдания Засулич. Единственным человеком, не разделявшим поспешных обвинений против Кони, был военный министр Д. А. Милютин.

Уволить Анатолия Федоровича, пользовавшегося правом несменяемости, не решились. Вскоре новым министром юстиции стал Д. Н. Набоков. В министерстве он сразу же попал в атмосферу, «полную мстительной неприязни» к Кони. Министр не смог сразу же понять своего талантливого сотрудника, поэтому отношения у него с Кони были вначале довольно натянутыми. Принимая Кони, Набоков сказал, что государь, хотя и не потребовал от него непременно отставки председателя Санкт-Петербургского окружного суда, но «вспоминал о деле с упреком». Относительно же резюме Кони перед уходом присяжных в совещательную комнату, Набоков заметил, что «председатель суда разжевал и положил в рот присяжным оправдание Засулич». Эти слова вызвали протест со стороны Кони, заявившего, что в необъективности его не обвинял даже граф Пален.

После столь резкого разговора, отношения Кони с министром стали «взаимно холодными». Министерство при случае всегда старалось дать понять «неугодность» Кони — представления председателя суда о наградах и пособиях свои подчиненным демонстративно «не уваживались», а его самого иногда назначали в такие комиссии, в которых, по словам Кони, «присутствие живого юриста звучало какою-то насмешкою над ним» и т. п.

Так продолжалось до тех пор, пока не произошло одно событие, заставившее Д. Н. Набокова изменить свое отношение к Кони.

В январе 1879 года под председательством Кони в Санкт-Петербургском окружном суде слушалось дело Юханцева о растрате двух с половиной миллионов рублей Общества взаимного кредита. Процесс был трудный и шел уже несколько дней. Набоков лично пришел в суд, чтобы послушать резюме председателя. 25 января, когда перед самым своим выступлением Кони шел в зал, судебный пристав подал ему записку, в которой сообщалось, что умирает его отец, долго и тяжело болевший. Отложить заседание Кони не мог. От волнения он даже изменился в лице. Это заметил Набоков, который спросил, что случилось. В ответ Анатолий Федорович молча подал ему записку и открыл заседание. Когда он закончил свое двухчасовое резюме и отпустил присяжных совещаться, Набоков был неузнаваем. Вот как описывает это событие сам Кони: «Он крепко сжал мою руку и сказал мне, что слышав в свое время резюме лучших председателей за границей, он не предполагал, что можно дойти до такого совершенства, которое я проявил, несмотря на тяжкие мысли, которые должны были меня осаждать, и что он считает своим долгом высказать мне свою радость, что имел случай лично меня узнать. И, действительно, с этих пор понемногу лед между нами растаял, хотя и были случаи довольно неприятных разговоров».

В октябре 1881 году, когда Кони находился за границей на лечении, он неожиданно получил телеграмму от министра юстиции Д. Н. Набокова с предложением занять пост председателя департамента столичной судебной палаты. Обоснованно полагая, что речь может вестись только об уголовном департаменте и не чувствуя никакого подвоха, он согласился. Однако когда он прибыл в Санкт-Петербург, то с удивлением узнал, что 21 октября состоялось его назначение в гражданский департамент. Кони был настолько обескуражен этим, что даже подумывал об отставке. Министру юстиции стоило больших трудов отговорить его от такого шага. Гражданскими делами Кони никогда раньше не занимался, поэтому, будучи исключительно добросовестным юристом, он почти сутками находился на работе, вникая во все тонкости договоров, обязательств, права наследования и собственности и т. п., и вскоре почувствовал себя вполне теоретически подготовленным к гражданскому судопроизводству.

И все же гражданские дела, это не уголовные. Однообразие практики стало его утомлять, а старики, сидевшие в департаменте, «застывшие в рутине и болезненно самолюбивые» действовали на него удручающим образом. В 1883 году за отличие по службе он был произведен в действительные статские советники. Но даже это радовало мало. Деятельной натуре сорокалетнего юриста нужен был простор. Масло в огонь подливали друзья, которые уговаривали Кони оставить службу и уйти в адвокатуру, намекая, что министерство, отняв у него «живое слово», обрекло его способности на «преждевременное увядание».

Министр юстиции Д. Н. Набоков не забыл своего обещания при случае перевести Кони вновь на уголовные дела. В конце 1884 года он внес императору предложение о назначении Кони обер-прокурором уголовного кассационного департамента Правительствующего сената. Когда об этом стало известно обер-прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву, то он немедленно обратился с письмом к Александру III: «Я протестовал против этого назначения, — говорилось в нем, — но Набоков уверяет, что Кони на теперешнем месте несменяем, тогда как обер-прокурором при первой же неловкости или недобросовестности может быть удален со своего места… Назначение это произвело бы неприятное впечатление, ибо Вам памятно дело Веры Засулич, а в этом деле Кони был председателем и выказал крайнее бессилие. А на должности обер-прокурора кассационного департамента у него в руках будут главные пружины уголовного суда России».

30 января 1885 года Анатолий Федорович все же назначается обер-прокурором уголовного кассационного департамента Правительствующего сената. Он пробыл на этой должности до 1897 года (в 1891–1892 годах временно был сенатором). За это время Кони дано почти 700 заключений по различным делам, а в качестве прокурора он выступил во многих процессах (по делам князей Щербатова и Мещерского, земского начальника Протопопова и др.).

По словам Кони, он стремился придать обер-прокурорской деятельности «влиятельный и благотворный характер». И ему это в полной мере удалось. Его заключения стали появляться в печати, на заседания кассационного департамента «повалила» публика. Да и сами сенаторы, сначала встретившие Кони чуть ли не враждебно, стали все чаще и чаще прислушиваться к его мнению. Кони писал, что в последние пять лет его обер-прокурорства не было случая, когда Сенат с ним бы не согласился, несмотря на то, что он давал заключения каждый вторник по всем делам, вносимым в департамент, исключая питейных, лесных и строительных. Кони частенько приходилось «воевать» с сенаторами, ломая застарелую практику, особенно по делам о клевете в печати и о преступлениях против веры.

В 1888 году по Высочайшему повелению Кони был командирован в Харьков для расследования причин крушения царского поезда, произошедшего 17 октября недалеко от станции Борки. В результате катастрофы погибли 19 человек, ранено — 14. Члены царской семьи, по счастливой случайности, не пострадали. В изорванной одежде, перепачканные они благополучно выбрались из искореженных вагонов. Александр III, проявляя самообладание и выдержку, сразу же отдал необходимые распоряжения об оказании помощи пострадавшим.

Следствие продолжалось три месяца, его материалы составили четыре больших тома, не считая многочисленных приложений. Все трудности и тяготы по «громадному и сложному следствию» Анатолий Федорович разделил с судебным следователем по особо важным делам Харьковского окружного суда Николаем Ивановичем Марки и прокурором того же суда Николаем Андреевичем Дублянским. О всех следственных действиях Кони регулярно докладывал сменившему Набокова новому министру юстиции Н. А. Манасеину в шифрованных телеграммах. Все же свои предложения, сомнения, наблюдения он излагал в частных письмах к нему. Докладывая императору о деле, министр однажды сослался на одно из таких писем, а впоследствии по просьбе Александра III, давал их ему на прочтение, не решившись сообщить об этом Кони.

Спустя месяц после начала следствия Манасеин вызвал Кони в Петербург для «представления государю личных объяснений по делу». Анатолий Федорович начал свой доклад с сообщения о том, что в результате предварительного расследования не установлено следов какого-либо террористического акта. Затем он изложил свои выводы о виновности должностных лиц, причастных к трагедии. По его словам, все они проявили «преступную небрежность к поезду чрезвычайной важности». Закончил свой доклад Кони сообщением о «хищнических действиях» правления при эксплуатации железной дороги, стремлении любым путем к наживе, безответственности служебного персонала и попустительстве всему этому со стороны Министерства путей сообщения. «Итак, ваше мнение, что здесь была чрезвычайная небрежность?» — спросил император. «Если характеризовать все происшествие одним словом, независимо от его исторического и нравственного значения, — ответил Кони, — то можно сказать, что оно представляет сплошное неисполнение всеми своего долга».

Император поблагодарил Анатолия Федоровича за проведенную работу и интересный доклад и пожелал успехов в завершении дела.

Н. А. Манасеин был очень доволен тем, как прошел доклад. Он сказал Кони: «Я наблюдал, как он вас слушал; можно ручаться, что он не позабудет ни одного слова, и я думаю, что вас лично можно поздравить с забвением всего того, что так вас долго и несправедливо удручало».

Вернувшись в Харьков, Кони с участием следователя Марки и прокурора Дублянского предъявил обвинение некоторым должностным лицам дороги, а затем, в начале 1889 года выехал в Петербург.

Вопрос о привлечении к ответственности высших должностных лиц империи, в том числе министра путей сообщений, должен был решаться в Государственном совете. Особому совещанию, на котором дело докладывал А. Ф. Кони, предстояло решить вопрос, есть ли основания для передачи дела в департамент гражданских и духовных дел. За привлечение к ответственности высказались семь человек, против — четверо. Результат рассмотрения дела в департаменте, по выражению Кони, был «поистине возмутителен». Все виновные отделались выговором даже без «внесения его в формуляр». Кони писал, что он был «возмущен до боли», а Манасеин — «подавлен и сконфужен». Когда министр юстиции доложил императору о результатах обсуждения дела в департаменте Государственного совета, тот проговорил: «Как? Выговор и только? И это все? Удивляюсь!.. Но пусть будет так. Ну, а что же с остальными?».

Манасеин пояснил, что они будут преданы суду Харьковской судебной палаты. «И будут осуждены?» — спросил император. «Несомненно», — ответил министр. Государь нашел это «неудобным и несправедливым» и сказал, что хочет помиловать всех. Дело было прекращено.

В 1894 году Кони выезжал в Одессу, где руководил следствием по делу о гибели парохода «Владимир», столкнувшегося в ночь на 27 июня недалеко от мыса Тарханкут с итальянским пароходом «Колумбия». В результате катастрофы погибли 76 человек. Суду были преданы капитаны судов: российского К. К. Криун и итальянского — Л. Пеше. Оба признаны виновными в столкновении и осуждены к тюремному заключению на четыре месяца.

В 1895 году кресло министра юстиции занял набиравший силу честолюбивый прокурор Н. В. Муравьев. Свою деятельность он начал с грандиозного пересмотра Судебных уставов 1864 года. Анатолий Федорович, как один из самых опытнейших юристов своего времени, также был привлечен к работе комиссии. Здесь он отчаянно бился со всеми попытками Муравьева покуситься на основные принципы судоустройства и судопроизводства, отстаивал суд присяжных, несменяемость судей и т. п. На этой почве между ним и министром сложились неприязненные отношения. В конце декабря 1896 года Кони вынужден был подать рапорт об увольнении с должности обер-прокурора уголовного кассационного департамента Сената. Просьбу немедленно удовлетворили, а самому Кони велено было присутствовать в том же департаменте сенатором.

В 1900 году Анатолий Федорович окончательно распрощался с судебной деятельностью. Указом императора его перевели в общее собрание первого департамента Сената. Тогда же он снова занялся педагогической деятельностью, заняв кафедру уголовного судопроизводства в Императорском Александровском лицее (до него кафедрой руководил профессор И. Я. Фойницкий).

Летом 1906 года П. А. Столыпин, ставший председателем Совета министров, задумал создать так называемый «кабинет общественных деятелей». Он предложил Анатолию Федоровичу войти в состав его правительства в качестве министра юстиции и генерал-прокурора. Вначале такое предложение поступило к Кони через П. А. Гейдена, а затем и лично от самого Столыпина. Вездесущие журналисты даже поспешили опубликовать в «Биржевых ведомостях» крупными буквами заголовок: «А. Ф. Кони — министр юстиции». Однако Анатолий Федорович, после тщательного обдумывания ситуации, категорически отказался стать министром юстиции.

Впоследствии он так писал об этом: «Судьба продолжала свою злую иронию надо мною, посылая мне слишком поздно все то, о чем я имел право мечтать как человек и гражданин. Она оставила меня почти бесплодным „протестантом“ в течение многих лет против безумной политики правительства, тащившей Россию насильственно к революции; она дала возможность презренным слугам этого правительства, вроде Плеве и Муравьева, обречь меня на бесцветную деятельность, поглотившую мою силу и разбившую во мне энергию и душевный подъем. И теперь, когда я стар, когда у меня больное сердце, когда каждый спор, каждая публичная лекция, каждое сильное впечатление лишают меня сна, вызывают сердечные припадки, сопровождаемые крайним упадком сил, она посылает мне самый боевой пост в борьбе с революцией и реакцией, для которого нужно железное здоровье, стальные нервы, воля, не считающаяся с голосом сердца, и разум, прямолинейно смотрящий вперед и неспособный поддаваться в своем мышлении влиянию образов…»

В январе 1907 года Кони становится членом Государственного совета. В этой должности он пребывал до мая 1917 года. В 1910 году ему был присвоен чин действительного тайного советника. Он был удостоен еще нескольких высоких российских орденов, включая орден Святого Александра Невского (1915 год).

Одновременно с ответственной служебной и преподавательской работой, Анатолий Федорович Кони много и плодотворно трудится на научно-публицистической и литературной ниве. Он выступал в печати с многочисленными статьями и судебными очерками, читал публичные лекции, которые неизменно собирали большую аудиторию. Круг его интересов был очень обширен, а тематика лекций, докладов, статей весьма разнообразна. У него были глубокие познания не только в юриспруденции, но и в вопросах литературы, искусства, медицины. Он читал лекции и писал статьи о писателях и поэтах: И. А. Гончарове, А. А. Апухтине, Ф. М. Достоевском, К. К. Павловой, И. С. Тургеневе, А. Ф. Писемском, А. Н. Островском, Л. Н. Толстом, В. Г. Короленко, артистах: М. Г. Савиной и И. Ф. Горбунове, судебных деятелях: Д. Н. Замятнине, Д. А. Ровинском, И. С. Зарудном, Н. А. Буцковском, Д. Н. Набокове, Г. Н. Мотовилове, В. Д. Спасовиче, А. М. Бобрищев-Пушкине и еще многих других знаменитых современниках. Он заново открыл обществу полузабытого «неисправимого филантропа» доктора Федора Петровича Гааза, главного врача московских тюрем, который всеми силами стремился улучшить жизнь и быт заключенных, за что его прозвали «святым доктором». О нем он сделал блестящий доклад на годовом собрании юридического общества, а затем опубликовал биографический очерк отдельным изданием (1897 год), который до революции выдержал пять изданий.

В 1888 году Кони выпустил книгу — «Судебные речи (1868–1888)», выдержавшую несколько изданий. В 1896 году вышел другой труд Кони — «За последние годы. Судебные речи (1888–1896)». В 1906 году Кони собрал под одной обложкой свои публичные лекции, речи, статьи, заметки по несудебным вопросам, которые составили книгу «Очерки и воспоминания». В 1912–1913 годах вышли первые два тома его новой книги «На жизненном пути». Два последующих тома были выпущены в свет в 1922–1923 годах в Ревеле и Берлине, а 5 том — в 1929 году в Ленинграде. К 50-летию Судебных уставов им было подготовлено фундаментальное издание: «Отцы и дети судебной реформы»(1914 год).

В апреле 1890 года Советом Харьковского университета А. Ф. Кони присвоена степень доктора уголовного права (по совокупности работ). В январе 1900 года его избрали почетным академиком Академии наук по разряду изящной словесности.

В 1901 году Академия наук наградила его Пушкинской Золотой медалью за критических разбор сочинения Н. Д. Телешова «Повести и рассказы», а затем еще трижды удостаивала его золотых медалей (в 1907, 1909 и 1911 годах) за рецензирование и разбор художественных произведений и активное участие в рассмотрении сочинений, присланных на конкурс.

Анатолий Федорович был избран почетным членом многих юридических, филологических, медицинских, психиатрических и иных обществ. В его архиве, переданном им Пушкинскому дому в 1920 году, хранится 148 документов, удостоверяющих избрание его в различные общества.

А. Ф. Кони знали и ценили многие выдающиеся деятели литературы и искусства, ученые и политические деятели. О многих из них, в частности, о Л. Н. Толстом, А. П. Чехове, П. Д. Боборыкине, А. Ф. Писемском, он оставил интересные воспоминания. Но в круг его друзей входили не только знаменитости. Он общался и поддерживал дружеские связи со многими людьми, представителями всех слоев населения. К нему тянулись разные лица за советом, поддержкой, помощью. В его архиве насчитывается более тысячи визитных карточек лиц, приходивших к нему. Здесь и писатели, и артисты, и чиновники, и общественные деятели.

30 мая 1917 года Анатолий Федорович по указу Временного правительства был назначен первоприсутствующим (председателем) в общем собрании кассационных департаментов Правительствующего сената, где оставался до 25 декабря того же года, (до упразднения этого органа).

Когда постановлением Временного правительства была образована Комиссия по восстановлению основных положений Судебной реформы 1864 года и согласованию их с происшедшей переменой в государственном устройстве, А. Ф. Кони также вошел в ее состав, в числе 60 лучших юристов и общественных деятелей России. Он возглавил одну из трех подкомиссий — по уголовному судопроизводству. На первом же заседании Комиссии, происшедшей 13 апреля 1917 года под председательством министра юстиции А. Ф. Керенского, Анатолий Федорович выступил с сообщением, в котором воспроизвел «полную картину падения судебных уставов».

В январе 1918 года Кони был избран профессором по кафедре уголовного судопроизводства в Первом Петроградском университете. Он преподавал также и в некоторых других высших учебных заведениях. Продолжал Анатолий Федорович и свою активную лекционную работу. За годы Советской власти им было прочитано почти тысяча лекций.

В 1921 году в Петрограде Кони выпустил книгу «Некрасов и Достоевский. По личным воспоминаниям».

В 1924 году на общем собрании Академии наук было торжественно отмечено 80-летие А. Ф. Кони. В следующем году в Ленинграде вышел в свет юбилейный сборник «Анатолий Федорович Кони. 1844–1924».

А. Ф. Кони скончался 17 сентября 1927 года на 84 году жизни и был похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в Ленинграде. Позднее прах его перенесен на Литературные мостки Волкова кладбища.

В конце жизни Кони писал о том, что он был и состоит «первым любовником богини Фемиды, присутствуя при ее появлении на Руси взамен прежнего бессудия и бесправия, любил ее всей своей душой и приносил ей жертвы».