В начале августа 1937 года Ф. Е. Нюрина была неожиданно снята с работы. Формальным поводом для этого послужили аресты ее родственников, в частности брата Д. Л. Петровского-Липеца. Не заставила себя ждать и травля в печати, особенно откровенная после ареста Н. В. Крыленко.
Фаина Ефимовна Нюрина родилась в декабре 1885 года в городе Бердичеве Киевской губернии в большой купеческой семье, где у Эфрама Липеца и его жены Рэйзии было десять детей. Фаня была девятой. В Бердичеве она провела свое детство, там же получила начальное образование. Отец ее умер в 1902 году. Хотя Фаина росла и воспитывалась в достаточно обеспеченной семье, тем не менее ее с юных лет тянуло в революционную среду. Уже в семнадцать лет она стала членом Бунда ("Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России") и в составе партии активно занималась революционной деятельностью — в основном руководя рабочими кружками.
В 1903 году Фаина переехала в Киев, где продолжала вести антиправительственную деятельность среди учащихся, студентов и рабочих, руководила небольшими стачками, разъезжала по провинции с агитационными целями. В ее квартире часто проводились заседания киевского и даже центрального комитета Бунда. Хотя в Киеве Нюрина жила нелегально, поскольку ей отказали в выдаче вида на жительство, она все же экстерном сдала экзамены за семь классов женской гимназии.
В конце 1903 года по заданию своей организации она выехала за границу и более чем на год поселилась в Париже, с энтузиазмом участвуя во всех делах заграничного отделения Бунда. Там для пополнения образования Нюрина поступила в высшую школу общественных наук и посещала ее восемь месяцев. Девушка свободно владела немецким языком, неплохо знала французский и польский. Вскоре Фаина вступила в брак с Израилем Исааковичем Нюренбергом и придумала себе двойную фамилию Нюрина-Нюренберг. Вернувшись в 1905 году в Россию и обосновавшись в Варшаве, она стала еще более активной революционеркой, причем выступала уже в роли организатора массовых демонстраций. Но вскоре ее явочная квартира провалилась, и бундовцы срочно перебросили ее в Одессу. Там Фаину можно было встретить в самых горячих точках: она выступала в порту, появлялась на мятежном броненосце "Потемкин", участвовала в массовом шествии во время похорон убитого матроса.
В конце 1905 года Ф. Е. Нюрина снова выехала за границу и поселилась в Галиции, где у нее родился сын Александр. Менее чем через год она вернулась в Россию. Жила преимущественно в Киеве, где успела закончить фельдшерские курсы, но в 1906 году ее арестовали прямо на объединенной конференции Бунда. После трех с половиной месяцев пребывания в тюрьме она была выпущена на свободу и почти сразу же нелегально выехала за границу. Там она поступила в университет, однако закончить его не сумела — долго жить за рубежом Нюрина не могла, ее снова тянуло в Россию. В 1909 году у нее родился второй сын — Шера. С двумя детьми на руках ей приходилось трудно — надо было постоянно думать о заработках, но при ее полулегальном проживании в России это было весьма проблематично. Неугомонная Фаина часто переезжала из города в город, появляясь попеременно в Киеве, Бердичеве, Житомире, Одессе и нигде не прекращая революционной деятельности. Не имея постоянной работы, она лишь изредка давала уроки — жить нередко приходилось только на скудные средства, выделяемые бундовской организацией.
В 1914 году Ф. Е. Нюрина поселилась в Лодзи и вместе с мужем некоторое время учительствовала, а заодно вела пропагандистскую работу среди приказчиков. С началом Первой мировой войны она переехала в Москву, где снова перебивалась случайными заработками. Хотя семья Нюриной жила впроголодь, это никак не сказалось на ее революционной активности. Она была все так же деятельна, наладила постоянную связь с рабочими фабрики братьев Жиро, читала лекции и делала доклады в различных кружках, преимущественно по еврейскому вопросу.
В 1916 году Ф. Е. Нюрина переехала в Петроград, где сразу организовала курсы для еврейских рабочих, на которых выступала по вопросам истории социализма, политической экономии и др. В Петрограде она встретила Февральскую революцию. В эти дни она была особенно деятельна, часто выступала на митингах, полемизировала с социалистами-революционерами и большевиками. Жилось ей все так же трудно, она бедствовала. Чтобы хоть как-то подкормить детей, летом 1917 года Нюрина выехала на свою родину, в Бердичев, там и застряла надолго, до июля 1919 года.
После Октябрьской революции и в первые годы Советской власти Ф. Е. Нюрина продолжала оставаться активным членом Бунда и поддерживала все меньшевистские лозунги. Ей наконец удалось поступить на службу. В 1918–1919 годах она работала секретарем и заместителем заведующего отделом охраны труда Бердичевской городской управы, была членом городского Совета рабочих и крестьянских депутатов, президиума совпрофа и бундовского комитета. Бердичевская партийная организация избрала ее делегатом VI съезда РСДРП (б). Бунд выдвинул ее также кандидатом в Учредительное собрание и в члены Украинской рады.
От активной работы в Бунде Ф. Е. Нюрина отошла в 1919 году, когда у нее возникли серьезные сомнения в правильности выбранной бундовцами позиции. Летом 1919 года она поселилась в Киеве, где стала работать заместителем заведующего районным отделом народного образования. Вскоре под натиском белогвардейцев Красная армия оставила Киев. Нюрина не сумела эвакуироваться, и ей снова пришлось перейти на полулегальное существование. Когда большевики вернулись в Киев, Ф. Е. Нюрина окончательно порвала с Бундом и в начале 1920 года вступила в партию большевиков. Она продолжала работать в советских органах, была членом комитета Киевского губернского отдела народного образования, заведующей секцией в собесе, избиралась членом Совета рабочих и крестьянских депутатов.
В мае 1920 года Нюрину направили на работу в Екатеринослав, где она возглавила губернский отдел народного образования. Там она, как обычно, активно вела и партийную работу, но теперь уже громя своих недавних соратников — бундовцев и меньшевиков. В ноябре того же года по решению Оргбюро ЦК партии Ф. Е. Нюрину перевели на работу в Москву. Здесь она занимала ряд ответственных постов в различных организациях — в частности, была политкомиссаром в Главном и Московском управлениях воинских учебных заведений. В июне 1922 года ее назначили в женотдел ЦК ВКП(б) на должность заведующей подотделом, там она проработала более шести лет.
28 сентября 1928 года Совнарком РСФСР утвердил Ф. Е. Нюрину членом коллегии Наркомата юстиции республики — его тогда возглавлял Н. М. Янсон, бывший одновременно и Прокурором РСФСР. Ее зачислили в штат Наркомюста РСФСР и сразу же поручили возглавить отдел общего надзора в прокуратуре республики.
Привыкать к новой работе было довольно сложно, так как юридических познаний явно не хватало. Тем не менее, по словам Н. В. Крыленко, Ф. Е. Нюрина "с самого начала производила впечатление энергичного и толкового работника".
В мае 1929 года постановлением ВЦИК Николай Васильевич Крыленко был назначен прокурором республики (Н. М. Янсон остался народным комиссаром юстиции РСФСР). В соответствии с этим же постановлением Янсон назначил и некоторых помощников прокурора республики: по судебно-следственному надзору и общему управлению — Ф. К. Трасковича, по надзору за органами ОГПУ — Р. П. Катаньяна, по трудовым делам — А. М. Стопани. Помощником прокурора по общему надзору он утвердил Ф. Е. Нюрину. В этой должности она оставалась, впрочем, недолго. Уже в декабре нарком юстиции Янсон назначил ее начальником вновь образованного организационно-инструкторского управления Наркомюста РСФСР. На этом посту Нюрина обеспечила проведение целого ряда исключительно важных мероприятий: съездов, совещаний, активов, слетов работников органов юстиции и прокуратуры и т. п., в которых сама принимала участие, нередко выступая с докладами и сообщениями. Благодаря своей неуемной энергии и организационным способностям она в конце 1920 — начале 1930-х годов быстро выдвинулась в число основных сотрудников Наркомата юстиции республики.
В мае 1934 года Прокурором РСФСР был назначен известный государственный и политический деятель В. А. Антонов-Овсеенко. Фаина Ефимовна вначале временно исполняла обязанности заместителя прокурора республики, но скоро была утверждена в этой должности. 23 сентября 1936 года Антонов-Овсеенко издал следующий приказ:
"Ввиду назначения меня на новую работу Управление Прокурора РСФСР, по указанию Прокурора СССР, передаю с 25 сего сентября т. Нюриной Ф. Е.
Всему трудовому коллективу сотрудников Прокуратуры РСФСР — привет и пожелание дружной и успешной работы на благо нашего великого дела, нашей прекрасной Родины".
После отъезда Антонова-Овсеенко в Испанию Нюрина фактически возглавила органы прокуратуры республики. 14 ноября
1936 года Прокурор Союза ССР А. Я. Вышинский подтвердил ее полномочия своим приказом. До августа 1937 года она несла тяжелую ношу и. о. Прокурора РСФСР.
Ф. Е. Нюрина руководила органами прокуратуры республики не в самое лучшее время. Прокуратуру лихорадило, никак не удавалось наладить прочные связи с регионами, давала о себе знать еще не до конца осуществленная централизация прокурорской системы (новая Конституция СССР была принята лишь 5 декабря 1936 года), квалифицированных прокурорских и следственных кадров не хватало.
В связи с принятием Конституции СССР прокуратуре республики пришлось перестраивать свою работу. В частности, назначение городских и районных прокуроров теперь полностью легло на плечи республиканских прокуратур (с утверждением их Прокуратурой Союза ССР).
В качестве исполняющей обязанности прокурора республики Ф. Е. Нюриной приходилось нередко выступать с докладами и сообщениями на многочисленных совещаниях и активах, проводившихся тогда бесконечно. На некоторых из них работа прокуратур республик, краев и областей подвергалась сокрушительной критике со стороны А. Я. Вышинского. Тот был резок и саркастичен, говорил эффектно, но иронично и зло. Доставалось, конечно же, и Ф. Е. Нюриной. Так, на собрании актива прокуратур Союза ССР, РСФСР, г. Москвы и Московской области, проводившемся с 15 по 19 марта 1937 года, Вышинский, недовольный чересчур независимым поведением некоторых прокуроров, едко заметил, что еще "не выкорчеван старый недобрый порядок, при котором каждый местный прокурор считал себя маленьким удельным князьком". Он назвал этих прокуроров поименно: "В Западной Сибири сидит хан Барков, в Московской области — удельный князь Филиппов, в РСФСР — исполняющая обязанности герцогини Нюрина". "Каждый чувствует себя самостоятельным, автократичным, — продолжал он. — Это означает, что наша прокуратура все еще не представляет собою стройной, систематически и планомерно работающей организации, подчиняющейся единому командованию и действующей по единому плану".
5 июня 1937 года на состоявшемся в Москве собрании актива Прокуратуры Союза ССР, где председательствовал А. Я. Вышинский, вновь подверглась серьезной критике работа Прокуратуры РСФСР. Но Ф. Е. Нюрина, признавая многие "промахи и неувязки", ссылалась на очень тяжелые условия работы, низкую квалификацию работников аппарата, текучесть кадров, отсутствие достаточного количества помещений и т. д. Выступление Нюриной очень не понравилось Вышинскому. В заключительном слове он резко высказался, что она "вместо большевистского признания ошибок занимается подтасовкой фактов, защитой чести своего "мундира", совершенно неосновательно полагая, что в Прокуратуре РСФСР все в порядке". И далее: "Я знаю, что у нас в работе Прокуратуры Союза ССР имеются громадные недостатки, о которых мало говорят, — раз в месяц на активе, но о которых надо говорить, хотя и скромно, без крика, без шума, без рекламы, но с настойчивостью, преодолевая постепенно волокиту, бюрократизм, гнилье. А самовлюбленность т. Нюриной тем более опасна, что она ни на чем не основана, что работа прокуратуры все еще крайне неудовлетворительна".
1937 год вошел в историю Советского государства как год массовых репрессий. Многие тысячи людей, ни в чем не повинных, попадали под суд по так называемым контрреволюционным преступлениям, после чего их в лучшем случае ожидал какой-нибудь лагерь. Всеобщая подозрительность приближалась к своему апогею, многим представителям не только центральной, но и местной власти везде мерещились враги, заговоры, теракты. Но даже и в это непростое время и. о. прокурора республики Ф. Е. Нюрина пыталась отстаивать своих подчиненных, которым грозили серьезные неприятности. Например, прокурор Вавожского района Удмуртской АССР Кунгуров был исключен из партии как "враг народа". Ему предъявили обвинение по восемнадцати пунктам. Что ему только не инкриминировалось! А истина состояла в том, что он не прекратил в угоду местным руководителям уголовное дело в отношении лиц, занимавшихся "администрированием", притеснявших единоличников и колхозников. Более того, проявляя настойчивость, Кунгуров довел дело до суда, и виновные понесли наказание. Тогда от Кунгурова отвернулся даже прокурор автономной республики. Жалоба районного прокурора дошла до Нюриной, и она настояла на том, чтобы Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б) проверила обоснованность исключения из партии. Было установлено, что прокурор никакого преступления не совершил и все его требования были законными. Кунгурова восстановили в партии и на службе.
В начале августа 1937 года Ф. Е. Нюрина была неожиданно снята с работы. Формальным поводом для этого послужили аресты ее родственников, в частности брата Д. А. Петровского-Липеца. Не заставила себя ждать и травля в печати, особенно откровенная после ареста Н. В. Крыленко. Некоторое время после освобождения от должности Нюрина работала на скромной должности юрисконсульта в Горпромторге, но и оттуда незадолго до ареста ее уволили.
Фаина Ефимовна была арестована 26 апреля 1938 года по ордеру, подписанному заместителем наркома внутренних дел Фриновским. Основанием для ареста явились материалы, подготовленные 1-м отделением 4-го отдела ГУ ГБ НКВД СССР. Справка на арест была датирована еще 17 апреля 1938 года и подписана начальником отделения Райхманом. В ней отмечалось, что "агентурными данными и показаниями арестованных помощников" Прокурора РСФСР Бурмистрова, Крыленко и Соколова Нюрина изобличается как участница антисоветской организации правых, по заданию которой вела активную контрреволюционную деятельность". Далее в справке приводились небольшие выдержки из показаний названных лиц, а также из агентурных донесений, полученных еще в январе — феврале 1938 года. В них отмечен, например, и такой "факт". "Нюрина в годы Гражданской войны, — писал агент, — при занятии Житомира Петлюрой встречала его во главе делегации, держала перед ним погромную речь против большевиков, выставляя его как спасителя цивилизации и восстановителя демократии на Украине. При возвращении от Петлюры стреляла из пулемета по рабочему поселку".
То, что Нюрина в первые годы Советской власти идейно противостояла большевикам, было фактом общеизвестным. Но для пущей убедительности агент приплел к своему донесению и "погромную речь", и "пулемет".
По всей видимости, агент знал о материале, который в свое время рассматривался в ЦКК при ЦК ВКП(б). В конце 1920-х годов некая С. и ее муж М. обратились с письмом в ЦК партии, в котором сообщали о том, что в 1919 году Ф. Е. Нюрина и ее брат Д. А. Петровский-Липец были причастны к расстрелу петлюровцами их родственников. ЦКК при ЦК ВКП(б) 29 июня
1929 года после соответствующей проверки рассмотрела этот вопрос на заседании и признала, что обвинения против Нюриной являются "недоказанными". Из материалов проверки усматривалось, что сестры С. были арестованы и расстреляны петлюровцами, однако Нюрина никакого отношения к этому не имела. В документе ЦКК отмечалось, что Нюрина и ее брат Петровский-Липец, а также муж Нюренберг действительно являлись бундовцами и вели борьбу "против взглядов и деятельности большевистской партии", однако этого она никогда не скрывала, от своих прежних взглядов отказалась и в 1920 году вступила в большевистскую партию.
Дело Ф. Е. Нюриной принял к своему производству оперуполномоченный 4-го отдела 1-го управления НКВД лейтенант госбезопасности Зайцев. Каких-либо свидетелей по ее делу не вызывалось. Следователь приобщил только выписки из протоколов допросов руководящих работников органов юстиции и прокуратуры, с которыми Нюрина общалась по роду службы и к тому времени уже арестованных, — в частности, наркома юстиции СССР Н. В. Крыленко, заместителя Прокурора Союза ССР Г. М. Леплевского, помощника Прокурора РСФСР В. М. Бурмистрова и других. Все они "изобличали" Ф. Е. Нюрину как активного участника антисоветской организации, якобы существовавшей в органах прокуратуры.
Первый и единственный протокол допроса Ф. Е. Нюриной был составлен лишь 27 июля 1938 года. А 22 июля ей было предъявлено обвинение в преступлениях, предусмотренных статьями 58-7, 19-58-8 и 58–11 УК РСФСР. Можно только догадываться, что происходило в течение трех месяцев, которые Фаина Ефимовна провела в тюрьме. Пытки, истязания, оскорбления?.. Однако ничто не могло сломить волю мужественной женщины, все усилия "заплечных дел мастеров" оказались тщетными. Несмотря на прямые "изобличения", она твердо и решительно отвергала все обвинения и виновной себя не признавала. В отличие от других прокуроров, сломленных в ежовских застенках, эта единственная среди них женщина не "потянула" за собой никого из окружавших ее людей.
Сразу же после допроса оперуполномоченный Зайцев составил краткое, на одном листе, обвинительное заключение. В этом документе отмечено, что Ф. Е. Нюрина была арестована как участник антисоветской организации правых. И далее: "Нюрина проводила вербовочную работу, вовлекая в организацию правых новых участников. Ею были завербованы бывш[ие] прокурорские работники Бурмистров В. М. и Деготь. На протяжении ряда лет проводила подрывную вредительскую работу в прокуратуре, разваливая работу органов прокуратуры и извращая политику ВКП(б) и Советской власти в области революционной законности, ослабляя борьбу с врагами народа". Обвинительное заключение было согласовано с начальником 4-го отделения 4-го отдела 1-го управления НКВД капитаном государственной безопасности Аронсоном, а утвердили его начальник 4-го отдела Глебов и заместитель Прокурора Союза ССР Рогинский.
Далее судебный конвейер действовал уже стремительно и без остановки. 28 июля под председательством диввоенюриста Никитченко состоялось подготовительное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР. На нем присутствовал также и Рогинский. Было принято решение — дело Ф. Е. Нюриной заслушать в закрытом судебном заседании в порядке закона от 1 декабря 1934 года, то есть без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей.
Судебное заседание выездной сессии Военной коллегии открылось 29 июля 1938 года в 18 часов 20 минут под председательством того же Никитченко. В качестве судей участвовали диввоенюрист Горячев и бригвоенюрист Романычев. После выполнения некоторых формальностей (удостоверение личности подсудимой, выяснение вопроса о том, вручено ли ей обвинительное заключение) секретарь судебного заседания Костюшко зачитал обвинительное заключение. На традиционный вопрос о виновности Ф. Е. Нюрина снова ответила, что виновной себя не признает. Тогда были частично оглашены показания Крыленко, Липшица, Леплевского и других лиц, говоривших о ее вредительской деятельности в органах прокуратуры. Нюрина назвала их явной и злостной клеветой. В последнем слове Ф. Е. Нюрина еще раз подтвердила, что ее "оклеветали враги", что ни в каких контрреволюционных организациях она не состояла, и просила суд "тщательно разобраться" в деле. Но это, конечно же, в планы суда не входило, ведь исход дела был уже фактически предрешен.
Суд удалился на совещание только для того, чтобы через несколько минут выйти и объявить приговор. В нем содержались все те же "перепевы" обвинительного заключения — об участии в антисоветской террористической организации, вербовке в свои ряды других лиц и проведении в органах прокуратуры вредительской деятельности. Фаина Ефимовна Нюрина была приговорена к расстрелу с конфискацией имущества. Заседание суда закрылось, как отмечено в протоколе, в 18 часов 40 минут, то есть спустя двадцать минут после открытия. Приговор был приведен в исполнение незамедлительно.
…Прошло семнадцать лет. Обстановка в стране изменилась. Дожившие до этого времени политзаключенные стали понемногу возвращаться домой. Сфабрикованные органами НКВД дела (пока еще робко и очень выборочно) прекращали, а лиц, осужденных по ним, реабилитировали. К Генеральному прокурору Союза ССР Р. А. Руденко поступали тысячи писем от осужденных или их родственников с просьбой пересмотреть то или иное дело. В 1955 году написали такое заявление и сыновья Ф. Е. Нюриной — А. Е. Ниточкин и Ш. И. Шаров. Они просили пересмотреть дело их матери, бывшего и. о. прокурора республики Ф. Е. Нюриной. Проверка дела была поручена Главной военной прокуратуре, а непосредственно занимался этим вопросом военный прокурор подполковник юстиции Прошко.
Тщательно проверив все обстоятельства дела по обвинению Нюриной, он пришел к выводу, что оно было от начала до конца сфабриковано. 22 декабря 1955 года Прошко составил заключение о том, что Ф. Е. Нюрина осуждена необоснованно. С этим мнением согласился старший помощник Главного военного прокурора полковник юстиции Лепшин, а 28 декабря утвердил заместитель Главного военного прокурора полковник юстиции Максимов.
21 января 1956 года Военная коллегия Верховного суда СССР в составе председательствующего генерал-майора юстиции Степанова, членов коллегии полковника юстиции Дашенко и подполковника юстиции Плющ рассмотрела заключение Главной военной прокуратуры по делу Ф. Е. Нюриной. Суд вынес следующее определение: "Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 29 июля 1938 года в отношении Нюриной-Нюренберг Фаины Ефимовны отменить по вновь открывшимся обстоятельствам, а дело на нее производством прекратить за отсутствием состава преступления".
Сыновья Ф. Е. Нюриной достигли заметного положения в обществе. Старший, Александр Ниточкин (фамилию он выбрал произвольно), стал крупным специалистом в области холодильных установок на рыболовецких судах-рефрижераторах, трижды лауреатом Государственной премии СССР. Младший, Шера Израилевич, — писателем, выступавшим под псевдонимом А. И. Шаров.