Росные тропы

Ю. Подкорытов ГРИБНОЕ ЛУКОШКО

Бегал Муравьишка по ромашкиным лепесткам, в золотой пыльце перепачкался и не заметил, как над лесом громадная туча нависла.

— Ох, — забеспокоился Муравьишка, — быть дождю. Вон и одуванчики закрылись. — Треск раздался оглушительный, словно большая сосна пополам переломилась. А это гром ударил в медные ладоши. Но еще раньше выскользнула из тучи змейка-молния. Она-то и перепугала Муравьишку. До полусмерти. От неожиданности он упал. Хорошо еще на траву, а не то бы все бока отбил.

А кто-то невидимый выколачивал из тучи серебряные капли-дождинки. Веселый дождь барабанил по травам и деревьям, даже засохший мох досыта напоил.

Прошлогодняя листва зашевелилась, и выглянул гриб.

Вдруг рядом с ромашкой прошлогодняя листва зашевелилась. И выглянул гриб. Да, да, да. Самый настоящий белый гриб. Только пока очень маленький. Он поправил шоколадную шляпку, подмигнул Муравьишке и сказал:

— Ну, теперь расти будем!

Девичий хоровод сыроежек разбежался по лесам. Кто в овражке, кто в чаще березовой, а самые нетерпеливые к пешим тропкам подобрались. Ждут-поджидают.

— Кто такие? — спрашиваю.

Самая бойкая отвечает:

— Я — Синявочка!

— Да слушай ты ее! Все мы сестры-сыроежки, только одежки разные.

И впрямь — кто в красном и розовом, кто в желтом, кто в фиолетовом, а иные чуть с зеленцой.

— Это по какому случаю вырядились?

А плутовки отвечают:

— Чтобы добрым людям понравиться!

Кто-то бросил горсть золотых монет в заросли папоротника.

Подхожу — батюшки! Лисички-сестрички!

Хвостик трубой, шляпка нарезная — вот-вот убегут в густую траву, заметая следы.

Под осиной вырос гриб-подосиновик. Ножка крепкая, каска красная. Сыроежки в восторге:

— Каков мундир! Какая выправка! Ну, чисто генерал!

Подосиновик краснеет от удовольствия и великодушно поправляет:

— Эка, хватили! Генерал не генерал, а вот полковник — это уж точно.

Сидит Рыжик под елью и думает:

«Надо бы к летнему сезону новую шляпу купить. Да посовременней чтоб. А то вечно с какими-то волнушками путают».

Приобрел шляпу: ярко-оранжевую, с модной малахитовой прозеленью. Белочки кричат:

— Эй, модник! Да тебя в такой шляпе любой грибник за версту увидит. Чик — и в лукошко. А там и в засол угодишь.

— Во-во! Этого мне и надо — чтоб внимание обратили. Пусть берут, пусть в засол. Что я, рыжий, что ли?

Такого впервые встретил. Гриб чистый, крепкий, похоже, съедобный.

— Эй, приятель, — кричит, — грибы собираешь? Так вот он я. Не узнал разве?

— Да нет, мы с тобой вроде незнакомы. Я таких не беру. Мало ли чего…

Гриб ехидно эдак:

— Ну, видно, знакомых-то у тебя — раз два и обчелся. А ведь нас, съедобных, до четырехсот видов в здешних лесах проживает. И где вы только учились! Ну и ходи с пустым лукошком, невежда.

Известно, поганки всегда к приличным грибам соседятся. Иная так под съедобного замаскируется — не сразу и раскусишь. Красный мухомор почему-то к белым грибам тянется. Грибнику указывает: стоп, мол, красный свет — где-то рядом белый гриб проживает.

И точно: стоит терем-теремок на толстой ножке, шляпу аккуратно надвинул. На мухомора-доносчика ноль внимания. Рядышком крепыши-бутузы таращатся. Целая династия! Встрепенется, подскочит сердце грибника:

— Дорогой ты мой! Бесценный!

А гриб весьма солидно:

— Не беспокойся, цену себе знаем!

Проживал в лесу гриб-мухомор. Звали его Сенька. Всем хорош Сенька, да только обидчив очень: обходят его грибники, не берут в лукошко свое. Сам виноват. Вот какая история с ним приключилась.

В начале лета гриб-боровик — грибам полковник — объявил приказ:

— Всему войску грибному перейти на летнюю форму, шляпы новые надеть! Волнушкам и сыроежкам тоже принарядиться!

Услыхал это мухомор Сенька, впереди всех прискакал. Волнушкам наподдавал, солидному груздю ножку подставил, бычку-валую по носу щелкнул — без сопливых, мол, обойдемся.

— Я, — кричит, — самый первый в очереди, мне и самую лучшую шляпу подавай! Да размером побольше! — Схватил самую яркую, самую красную, белыми крапинками разрисовал. Побежал к лесному озерку, посмотрелся в зеркало: хорош Сенька, красавец что надо!

И посмеивается над остальными. Подберезовику кричит:

— Эх, ты, обабок несчастный! Шапчонки подходящей отхватить не мог, разиня! Вот теперь тебя и будут со свинушками путать.

Подосиновику тоже:

— Это кто же тебя красноголовиком прозвал? Смехота одна. Молчи, молчи, а то ка-ак дам — враз посинеешь!

Выскочил Сенька на видное место, подбоченился, на всех свысока поглядывает, грибника настоящего ждет.

Да только что-то обходят его. Под осинками красноголовиков собирают, под березками — обабки, в густом ельничке с рыжиками разговор ведут. Волнушек на лугах, и тех в лукошко просят пожаловать.

И невдомек мухомору, что виной всему — шляпа его нарядная, приметна очень. Да и слава у Сеньки — ой-ой!

Кто и пройдет мимо, рукой махнет:

— А по Сеньке и шапка!

Шуршит, похрустывает под ногами ковер опавших листьев. Смешались все краски — киноварь рябины и охра берез. Просторнее стало в лесах, не заблудится в густой листве звонкое эхо. И леса стараются отдарить напоследок — шляпки у грибов ядреные, хрусткие, с нежной бахромой и каплями на белоснежных пластинах. По низинам, в овражках натянули замшевые кепчонки вкусные грибы, которых прозвали коровниками и произвели в несъедобные. Жаль, что не видели их на жаркой сковородке, сдобренных золотистым луком и сметаной.

Розовеют шляпки волнушек, в засол просятся. И бывает же счастье, когда грибник попадает в заколдованный круг «ведьминого кольца». До двухсот грибов посеет и вырастит зеленая лесная лихоманка в глухую темную ночь, полную криков старика филина и дьявольского наваждения.

Вот он каков, лесной перстенек, редкий подарок за бескорыстную любовь к лесу.

По осени на малахитовую зелень вырубок выбегают стаи опенков. Как в сказке — грибок этот похож на терем-теремок: ножка тонкая, крепкая, воротничок бархатный, а крыша из бледного шоколада сработана и узорами-веснушками украшена.

Подойдешь ближе — батюшки, да ведь это целый городок-городище, столько их.

Опята — дружные ребята, так и растут целыми охапками. Для удобства нашего. Срезал с двух-трех пней — целая корзина. Хочешь — соли, хочешь — суши, хочешь — жарь да парь, хочешь… Ешь — не хочу.