Росные тропы

Ю. Подкорытов МАЛЕНЬКИЙ ЛИС

Тысячи незнакомых запахов, тысячи непонятных лесных шорохов.

Лисенку все это было ново: и стволы деревьев, и высокая трава, и бесконечное далекое небо, откуда днем лилось такое щедрое тепло, что хотелось часами лежать у входа в нору и блаженствовать на солнцепеке.

Он просыпался рано, прижав уши, вслушивался.

В глухой чаще невидимый птичий оркестр робко настраивал свои инструменты. Так уже принято в лесу — встречать новый день большим оркестром. Первый аккорд взял дятел. Ударил по сухой сосне, словно в барабан.

И эхо разнесло по всем глухим уголкам: так-так-так! «Поднимайтесь! Поднимайтесь! За работу принимайтесь!» — выстукивал дятел.

Нежной флейтой ему ответила пеночка, засвистел королек, и вскоре все вокруг звенело, щелкало.

А песня неслась через леса, по озерам, и уже где-то над полями жаворонком взлетела к солнцу.

И неугомонно долбил на сосне дятел: тук-тук-тук, тук-тук!

Вскоре лисенок уже различал многие лесные звуки. Он узнал: разный бывает стук в лесу. Целебный стук дятла — и лис приятно жмурится. Стук топора по живому дереву — тогда уже лисенок вздрагивает от гулкого удара и в страхе закрывает глаза.

Совсем рядом, за высокой стеной камыша-рогоза ослепительно сверкало, шумело на разные голоса большое озеро.

Утром, едва первые солнечные лучи перевалили через горные хребты, из камыша поднимался туман и неподвижно повисал над озером. Где-то на другом берегу переговаривались рыбаки. Их было слышно так, словно они рядом, в двух-трех шагах.

Это в утренней чистоте звуки и шорохи скользили через туман по зеркалу воды, словно конькобежец по ледовой дорожке.

По утрам к озеру подходили лоси. Они шумно пили воду, шлепали мягкими губами.

Как-то раз лисенок осмелился уйти подальше от родного озера. Удивительный мир открылся перед его глазами.

От розовых цветов иван-чая накатывались волны медового аромата, звенели на ветру фарфоровые колокольчики купены, рыжими солнышками выглядывали из малахитовой травы цветы купальницы, нестройно гудели шмели и лесные мухи, качались на былинках пестрые бабочки, тоненько посвистывал бурундук. Цвела брусника. Казалось, смешали седой утренний туман с багровым закатом и тоненькой-тоненькой кисточкой нарисовали пять фарфоровых лепестков-лопушков.

Вдруг какое-то чудище желтоглазое ухнуло, гукнуло — ух, страшновато!

А время шло. Трава набирала силу. Поспевала земляника. Сотни красных фонариков ее загорелись в лесной чаще. На лугах и в лесу пела коса последнюю песню траве.

Незаметно отцвела лесная вишня, звездопадом облетели ее мелкие цветы, а на ветках повисли зеленые бочоночки. Теперь надо ждать, пока солнечные лучи заполнят их темно-вишневым соком июльского заката.

Лисенок знал многих лесных обитателей. И все же они оставались для него загадкой.

С любопытством наблюдал он, как смешной пузырек на тоненьких ножках развешивал на кусте клейкие ниточки. Однажды лисенок дотронулся лапкой и разорвал серебряные нити паутины. Ах, как испугался паучишка! Для него это было неожиданное несчастье. Он суетился и бегал, как челнок, — взад-вперед, взад-вперед. Жалобно звенели на ветру серебряные нити паутины, и на конце их вздрагивали слезинки росы.

Лисенок удивился, а березы укоризненно шелестели:

— Эх, ты! Тонкой работы не замечаешь!

Лисенка привлекало ночное небо, где далеко-далеко загадочно мерцали голубые точки звезд. Их было множество. Непонятно, чем притягивали они взгляд. Однажды голубая точка прочертила небо и упала совсем рядом. Лисенок подкрался поближе, осмотрелся, принюхался. Пахло прелой листвой, грибами, болотом и туманами.

Трава зашуршала, и упавшая на землю звездочка (а это была непременно она, лисенок знал точно) подпрыгнула и очутилась почти перед самым носом лисенка. Странное дело, она была не голубой, а зеленоватой. И были у нее смешные выпученные глаза и лапки с перепонками. Лисенок протянул лапу, мокрая звездочка прыгнула в сторону. Он тоже прыгнул.

Так они долго играли в догонялки, и лисенку было необыкновенно весело, лес и шорохи уже не казались непонятными, а становились близкими и обжитыми.

Засыпая в своей норке-спаленке, он думал:

— Сегодня я играл со звездочкой.

Все вокруг порыжело, и шубка лисенка стала сливаться с окружающим лесом и метелками камыша на озере.

Лисенок за лето подрос. Он жил уже один, облюбовав себе заброшенную нору. Отсюда он выходил на охоту. Чуткий слух его улавливал возню лесных мышей в траве. Тогда он делал мягкий прыжок, и добыча трепетала у него в зубах. Летом было сытно и совсем нестрашно.

Зверь не знал, что причиной необыкновенной тишины здешних мест было охотничье хозяйство.

Весной, когда он родился, охота была запрещена. Люди здесь не бывали. Только иногда чуть приметной тропкой на серой лошади проезжал веселый бородач. Он передразнивал птиц, кричал кукушкой, насвистывал зябликом и, взяв сухую ветку, стучал по стволу сосны, вызывая беспокойство дятла — дятел не любил, когда в его владениях появлялся чужак.

Лисенок долго и осторожно обнюхивал лошадиные следы, они были похожи на следы лося. Он только раз видел лесного великана. Туманным утром лось тяжело шагал к озеру, оставляя за собой широкую просеку среди дремучих трав. Туман цеплялся за его могучие рога. Инстинкт подсказывал лисенку: такие рога опасны, смертельно опасен и удар мощного копыта.

Лошади лисенок не боялся. От нее пахло дымком летней печки, которая была сооружена во дворе усадьбы лесника, куда он иногда подбирался, смущая близким своим присутствием щенка в конуре.

Ах, как весело горланил петух на усадьбе! От его песни сердце лисенка начинало биться сильнее и в глазах загоралась отвага. И только кто-то непонятный предостерегал: нельзя вцепиться в горло этого крикливого красавца, испачкать кровью его разноцветные перья, пустить легкий пух по ветру.

По утрам становилось прохладно, воды озера темнели. Но всходило солнце, и на травах и на щетинках сосны яркими самоцветами переливались капли росы. Все вокруг стало желтым, красным и коричневым. Шуршали опавшие листья. И вот наступило время, когда тихо и пустынно стало в полях и лесах. Нахохлившись, сидели на голых ветках птицы-зимогоры, провожая галдящие стаи.

Осенью, когда по земле холодными кнутами стеганули первые дожди и туман все чаще и чаще застывал неподвижно над озером, лисенок услышал над головой шум крыльев и крики птиц, от чего становилось холоднее и печальнее. Он посмотрел вверх- — над озером летели утки.

И тогда началось это. Из камыша вырвались языки пламени, звонкие удары, казалось, раскололи небо и перевернули землю.

Утиная стая шарахнулась в сторону. Еще громче ударили по ней огненные колокола. Неловко кружась, утки шлепались с высоты в воду, отчаянно били по ней крыльями и затихали. Некоторые падали в камышовые заросли и там находили свое спасение или погибель.

С первыми же ударами железного грома лисенок метнулся в нору и затих. Шерсть его поднялась дыбом, лапки мелко тряслись.

Едкий запах пороха, оглушительное «бам-ба-бам!» потрясло его. Но вскоре он понял: нора надежно защищает его.

Потом страх сменился любопытством. Звереныш осмелел, выполз из норы и осторожно прокрался через камыши к веселому огню и вкусному запаху. Огненные блики плясали на длинноносых железных палках. Они были еще теплые, и от них исходил запах беды. Он подполз ближе. И вдруг что-то мягкое накрыло его, лисенок отчаянно заметался, но это мягкое цепко держало его.

— Смотри-ка! Лисенок в сети запутался! Вот дурачок маленький. Утятинки захотел?

— Пап, смотри — лиса! И написано: кличка «Куяш».

Перед клеткой стояли мужчина и мальчик. Лис Куяш равнодушно посмотрел на них. Он давно уже привык к людям и не боялся их. Днем он дремал, свернувшись клубком. И только иногда, по ночам смотрел на звездное небо и все ждал: вдруг сверху скатится голубая звездочка?