Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории).

Обзор источников

Основная масса источников по истории России рубежа XV–XVI вв. в настоящее время может считаться изданной. Это ставит перед исследователями особенно трудную задачу — разработки новых методов источниковедческого анализа, без чего невозможно дальнейшее движение науки вперед.

Наиболее важным источником для изучения общественно-политической истории являются летописи. Трудами М. Д. Приселкова, Д. С. Лихачева, А. Н. Насонова, М. Н. Тихомирова, Я. С. Лурье методические приемы, намеченные еще А. А. Шахматовым, стали более разносторонними. Наряду с логически-смысловым анализом летописного материала советские историки исследуют классовую и политическую направленность сводов, органичную связь летописного дела с другими формами развития общественно-политической мысли.

Картина истории летописного дела конца XV — начала XVI в. представляется следующей. Основу почти всех сохранившихся летописей составляет официальное московское летописание за 1480–1500 гг. Оно является продолжением так называемого Московского летописного свода 1479 г. (его Уваровский список первой трети XVI в. доведен до 1492 г., но конец его утерян, а Эрмитажный список XVIII в. обрывается на известии 1477 г.).[63] Официальная летопись, сходная с продолжением свода 1479 г. по Уваровскому списку, содержится в Симеоновской летописи (с 1480 до конца 1493 г., которым обрывается ее сохранившийся список). Симеоновская летопись составлена была около 1498–1502 гг., в период правления Дмитрия-внука. Список ее середины XVI в., как определил Б. М. Клосс, происходит из Волоколамского монастыря.[64] Сходные тексты содержит и так называемый «Летописец от 72-х язык». Этот памятник, как установил Я. С. Лурье, сохранился в трех видах.[65] Первый вид представлен Лихачевским списком, где после 1477 г. и до 1488 г. (которым он заканчивается) идет текст, близкий к Московскому своду 90-х годов;[66] второй (Прилуцкий) — так называемым сводом 1497 г. (после 1477 г. идет текст, близкий к Типографской Синодальной летописи, обрывающийся на 1497 г.);[67] третий сохранился в Уваровской летописи (свод 1518 г.),[68] где текст до 1482/3 г. сходен с Прилуцким видом, а далее — с Софийской II и Львовской летописями.

Официальное летописание сохранилось и в так называемых Сокращенных летописных сводах Погодинского (Сокращенный свод 1493 г., завершающийся сообщениями сентября этого года) и Мазуринского видов (Сокращенный свод 1495 г., доводящий изложение до февраля 1495 г.). Оба свода изданы.[69] На официальном летописании основывала свое изложение Вологодско-Пермская летопись (в редакции 1499 г.).[70]

В редакции 1508 г. официальное летописание известно по списку Царского Софийской I летописи.[71] Наконец, в редакции свода 1518 г., основанного на своде 1508 г., официальное летописание дошло до нас в Уваровской, Воскресенской, Софийской II, Львовской, Иоасафовской и Никоновской летописях.[72]

Политическая ориентация официальных летописей менялась в связи с напряженной политической борьбой при дворе Ивана III. Одна из редакций официальной летописи составлена была в 1493 г., а следующая — в 1495 г. Создателя последней С. М. Каштанов убедительно ищет в окружении Елены Стефановны и предположительно связывает с канцелярией митрополита Зосимы. Я. С. Лурье считает список 1495 г. великокняжеским сводом. В официальном своде 1500 г. (см. Новгородский свод 1539 г. и Новгородскую Уваровскую летопись) изложение заговора Владимира Гусева (1497/98 г.) дается также с позиций группировки Елены Стефановны.[73] Однако в 1508 г., когда свод 1500 г. дополнялся и редактировался, рассказ о событиях 1497/98 г. был изменен в духе Василия III.

Спорным является вопрос о канцелярии, с которой было связано официальное летописание. По А. Н. Насонову, это был двор московских митрополитов, с чем не согласен Я. С. Лурье.[74]

В 80-х годах XV в. существовал летописный памятник, составитель которого сочувствовал митрополиту Геронтию. Он сохранился в составе свода 1518 г. (Софийская II — Львовская летопись). В него включались известия 1481/82, 1483/84 и далее до 1489/90 гг., частью с 1482/83 г., совпадающие с Типографской летописью.[75]

Летописание старых центров Руси постепенно приходило в упадок. В Новгороде после его присоединения пользовались официальными летописями, которые пополнялись отдельными сведениями местного характера. Некоторое время интенсивно занимались летописанием в Ростове, при архиепископском дворе. Свод конца 80-х годов XV в., дошедший в составе Типографской летописи, составлен был при дворе архиепископа Тихона. А. Н. Насонов и К. Н. Сербина усматривают в нем черты митрополичьей канцелярии. В конце XV — начале XVI в. свод был пополнен материалами официального летописания и в таком виде повлиял на великокняжеский свод 1518 г., а также на Прилуцкий вид «Летописца от 72-х язык».[76]

В Пскове, сохранявшем до 1510 г. независимость, летописание велось по-прежнему интенсивно при Троицком соборе. В псковских летописях имеются пространные рассказы как о внутренних событиях в республике (в частности, о движении «смердов» 1485 г.), так и о присоединении Новгорода. А. Н. Насонов датирует возникновение псковских сводов 1481 г. и концом 80-х годов, а Г. Ю. Грабмюллер — 1481, 1482 и 1486 гг.[77]

Следы известий рязанского происхождения обнаружены А. Г. Кузьминым в Никоновской летописи. Однако его датировка этой летописи 1500 г. вызвала решительное возражение Б. М. Клосса. Вскоре после присоединения в 1485 г. Твери к Москве сошло на нет и тверское летописание. Тверские известия приписывались к своду 1455 г. до 1486 г., последние приписки доходят до 1498 г. Местные предания о русско-казанских отношениях сохранились в составе позднейшей «Казанской истории».[78]

Составляли летописи и в крупнейших монастырях. Летописное дело в Троицком монастыре связано с традицией, представленной Типографской летописью. Небольшие летописцы возникали в Кирилло-Белозерском и Иосифо-Волоколамском монастырях.[79]

Летописание велось в Перми, на Выми, в Холмогорах и на Устюге, где оно в конце XV в. даже переживало некоторый подъем.[80]

Рост международного престижа Русского государства к началу XVI в. и складывание официальной идеологии, рассматривавшей Россию как законную преемницу Византийской империи, привели к появлению нового типа исторического повествования — хронографа. В Русском хронографе история страны рассматривалась как заключительный этап истории крупнейших мировых монархий. Как установил Б. М. Клосс, одним из источников памятника была Сокращенная редакция официальной летописи 90-х годов, а возник он в Волоколамском монастыре в 10-е годы XVI в. О. В. Творогов доказал, что хронограф сохранился лучше всего в тексте так называемого «Хронографа редакции 1512 г.».[81]

Для изучения социально-экономических отношений, истории государственного аппарата, а также внутренней политики первостепенное значение имеют актовые материалы. Основной корпус актов до 1504 г. в настоящее время может считаться изданным. Остались несобранными лишь северные акты с 1478 г.[82]

Классическая монография Л. В. Черепнина о русских феодальных архивах XIV–XV вв.[83] отличается новаторским подходом к анализу актовых и законодательных источников того периода: изучением формы актов и законов в органичной связи с их содержанием и конкретно-исторической обстановкой их создания. К анализу памятников Черепнин широко применял также ту методику изучения летописей, создателем которой был А. А. Шахматов. Подход Черепнина к актам получил дальнейшее развитие в работах С. М. Каштанова, Н. Н. Покровского, А. Д. Горского и других историков.

Как показал В. Б. Кобрин, сохранившиеся акты (преимущественно из монастырских фондов) достаточно репрезентативны для изучения основных черт феодального землевладения. Этого нельзя сказать о писцовых книгах. Сохранились только новгородские писцовые книги, составленные вскоре после присоединения Новгорода к Москве. Чем объясняется подобная сохранность, не вполне еще ясно. Источниковедческое изучение писцовых книг, в последние годы успешно проводившееся Г. В. Абрамовичем, не завершено. Для истории складывания поместного землевладения в Новгороде весьма существенна так называемая «Поганая книга» Дмитрия Китаева, содержащая перечень послужильцев, испомещенных в Новгородской земле. Время и обстоятельства ее создания до конца еще не установлены.[84]

Делопроизводственные материалы рубежа XV–XVI вв. почти не сохранились. Только некоторые из них упоминаются в позднейшей (70-е годы XVI в.) описи Государственного архива.[85]

Из материалов, непосредственно относящихся к строительству государственного аппарата и объединению русских земель в единое государство, выделяется небольшой, но первостепенный по значению комплекс княжеских духовных и договорных грамот. Его исследовал Л. В. Черепнин.[86] Известны также две крестоцеловальные (присяжные) грамоты 1474 г.[87] Местнические документы почти не сохранились. Одна грамота (1504 г.) имеется в составе позднейшего дела (1567 г.).[88] Разрядные книги дошли до нас лишь в редакции середины 50-х годов XVI в., но разрядные записи о походах, военных назначениях велись уже с конца XV в.[89] Родословные книги также представлены только поздней редакцией (40—50-е годы XVI в.), хотя первые опыты составления родословных росписей относятся к концу XV в. и помещены в Типографской летописи.[90] Сведения родословных книг основаны на источниках, достоверно отражающих генеалогические связи представителей знати XV в. (главным образом на семейных преданиях).[91]

Важнейшим памятником законодательного характера является Судебник 1497 г. — первый общерусский законодательный кодекс. Как исторический источник он обстоятельно исследован Л. В. Черепниным, в правовом аспекте — С. И. Штамм и А. Г. Поляком. Высказывалось предположение, что к концу XV в. следует отнести составление такого сложного памятника, как «Правосудие митрополичье». Однако большинство ученых датируют его более ранним временем. Уставные грамоты представлены только Белозерской уставной наместничьей грамотой 1488 г. и таможенной Белозерской грамотой 1497 г.[92] Есть еще несколько кормленых грамот и доходных списков наместников.

Образование единого государства сопровождалось ростом его внешнеполитических связей. Посольские книги, посвященные сношениям России с рядом государств Запада и Востока, сохранились с 80-х годов XV в. Они включают наказы, отчеты послов (статейные списки), переписку между главами государств, договоры и другие дипломатические документы. Русские посольские книги существенно дополняются материалами архива Великого княжества Литовского (Литовской метрики), так как в то время наиболее интенсивно переговоры велись с Великим княжеством Литовским и Польским королевством. Изданы статейные списки сношений с Крымом, Ногаями и Турцией. Известны посольские дела, относящиеся к русско-имперским сношениям.[93]

Целостные комплексы материалов о дипломатических сношениях России с другими странами (в том числе Молдавией, Казанским ханством, Данией, Швецией и др.) отсутствуют. Об их содержании дают представление летописные записи, а также позднейшие описи Посольского архива (1614 и 1626 гг.). Дополнительные сведения о внешнеполитических связях России можно почерпнуть в архивах тех стран, с которыми велись дипломатические отношения. В итальянских и русских архивах обнаружен ряд грамот, касающихся отношений России с папой и итальянскими городами. Ценные сведения о политической борьбе в России конца XV — начала XVI в. дают ганзейские и ливонские источники, переведенные Н. А. Казаковой.[94]

К сожалению, почти нет записок иностранцев о России на рубеже XV–XVI вв. (Барбаро и Контарини путешествовали в 70-е годы XV в.). Некоторые сведения о событиях изучаемого периода сообщает С. Герберштейн, посетивший Москву при Василии III. Русско-литовские войны конца XV — начала XVI в. привлекли внимание литовских (белорусских) летописцев.[95]

Советские ученые обнаружили целый ряд новых памятников общественной мысли и выпустили в свет несколько капитальных публикаций произведений писателей-публицистов, живших на рубеже XV–XVI вв. Изданы важнейшие памятники, касающиеся реформационного движения, и в том числе произведения русских вольнодумцев. Опубликованы собрание посланий Иосифа Волоцкого, новые произведения Нила Сорского, «Повесть о Дракуле», связанная с творчеством видного вольнодумца и политического деятеля Федора Курицына, повести о Дмитрии Басарге, о споре Жизни и Смерти, а также «Сказание о князьях владимирских», своими корнями уходящее в политическую борьбу конца XV в.[96] Все это позволяет изучать развитие основных течений русской общественной мысли и литературы на солидном фундаменте источников, изданных с учетом современных требований археографии.