Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории).

Государь всея Руси

Падение ордынского ига в 1480 г. имело для истории России во многом определяющее значение. Оно свидетельствовало о том, что на востоке Европы созидается мощное государство, которое способно противостоять натиску наследников Чингис-хана. Отныне это государство отряхнуло прах зависимости от ханов и приступило к решению стоявших перед ним важнейших задач, и прежде всего к завершению объединительного процесса.

К началу 80-х годов наряду с Великим княжеством Московским в Северо-Восточной Руси существовали два великих княжества (Тверское и Рязанское) и одна феодальная республика (Псков). Самостоятельная Тверь представляла особую опасность, поскольку тверские князья упорно искали поддержку своему противостоянию московским государям в Великом княжестве Литовском, в состав которого входила значительная часть исконных русских земель. Сложность состояла и в том, что основные земли Северо-Восточной Руси, которые находились под верховной властью Ивана III, были как бы исполосованы уделами его родичей. Ростов находился «до живота» (смерти) во владении его матери княгини Марии (в иночестве Марфы). В Угличе и Волоколамске княжили его братья Андрей Большой и Борис, проявившие «шатость» во время событий 1480 г. Вологда находилась в распоряжении Андрея Меньшого, а Верея и Белоозеро были княжением двоюродного брата Ивана III Михаила Андреевича.[171]

Удельные родичи были связаны с Иваном III серией договорных грамот. Они признавали его старейшинство, обязывались придерживаться его внешнеполитической ориентации и участвовать в военных акциях против его врагов. Все это так. Но договоры оставались только договорами и могли быть в любое время нарушены. Включение в состав единого государства последних независимых или полузависимых государственных образований после 1480 г. стало основной политической задачей, без успешного решения которой невозможно было приступить к борьбе за воссоединение русских земель с более грозным противником — Великим княжеством Литовским. После того как ордынский хан Ахмат отошел с Угры, тем самым признав свое поражение, 28 декабря 1480 г. Иван III вернулся из Боровска в Москву.[172] Здесь его ожидал сюрприз. В столицу прибыли послы двух крамольных братьев великого князя — Андрея Большого и Бориса Волоцкого, которые ожидали уплаты по векселю. Ведь за участие в общерусской борьбе с Ахматом Иван III обещал им выделить дополнительные земли из наследия умершего в 1472 г. брата Юрия.

Ивану III пришлось выполнить взятые им обязательства. Он пожаловал Андрея Большого Можайском, Андрея Меньшого — Серпуховом, а Бориса — Суходолом и селами Марии Голтяевой. Впрочем, это было только предварительное соглашение. Докончания Ивана III с Андреем и Борисом, заключенные в феврале 1481 г., рисуют несколько иную картину. Можайск Андрей Большой получил (по предварительному варианту речь шла о Калуге). Села Голтяевой упоминаются и в докончании Бориса. А вот о Суходоле и речи уже не шло. Аппетиты братьев урезали. В формуляр докончании внесены были лишь небольшие поправки. Докончания 1481 г. носили временный характер. Разработкой формуляра подобных документов правительство занялось в 1481–1482 гг. Но великий князь потерял не так уж много, тем более что приобрел он в то время больше. 5 июля 1481 г. умер Андрей Васильевич Вологодский (Меньшой). По завещанию этого бездетного князя весь его удел перешел к Ивану III.[173]

Первой ласточкой наступления на права удельных князей был договор 4 апреля 1482 г. Ивана III с кн. Михаилом Андреевичем Верейским. Согласно его тексту, князь завещал после своей смерти Белоозеро великому князю.[174] Это было значительным ущемлением прав сына Михаила Андреевича — Василия. Осенью 1483 г. кн. Василий вместе с женой бежал в Литву. Поводом был следующий эпизод. Выдав племянницу замуж за кн. Василия, Софья Палеолог отдала ей в приданое «саженье», принадлежавшее когда-то первой жене Ивана III. Однако после женитьбы сына — наследника престола — Ивана Ивановича на Елене Стефановне (начало 1483 г.) Иван III пожелал одарить сноху драгоценностями матери Ивана Молодого. Поэтому он решает отобрать «саженье» у жены Василия Верейского. Узнав об этом, Василий бежал в Литву.[175] Эпизод интересен не только для истории отношений Ивана III с удельными князьями, но и для понимания роли при великокняжеском дворе самой Софьи.

После побега кн. Василия Иван III 12 декабря 1483 г. заключил последнее (пятое) докончание с его отцом.[176] Согласно его тексту, теперь уже кн. Михаил обязывался передать весь свой удел после смерти Ивану III. Это обязательство было закреплено в завещании князя, составленном летом — 1485 г. Формула об Иване III как душеприказчике в завещаниях удельных князей, по словам Л. В. Черепнина, «создавала правовую основу для подчинения последних».[177]

В начале 80-х годов изменилась ситуация и в Рязани. В январе 1483 г. умер великий князь рязанский Василий Иванович. Он был женат на сестре Ивана III — Анне и придерживался промосковской политики. Старший сын Василия — Иван после смерти отца получил великое княжество, а младший — Федор — удел в Перевитеске, Старой Рязани и треть Переяславля. Через полгода после смерти отца Иван Васильевич Рязанский заключил с Иваном III докончание, аналогичное московско-рязанскому договору 1447 г. Рязанский князь признавал себя «молодшим» по сравнению с московским государем (своим дядей) и лишался самостоятельности в сношениях с Ордой.[178] Последний пункт был особенно важным: от позиции рязанского князя зависела безопасность центральных районов России в случае ордынско-московского конфликта. В целом же Рязань низводилась на положение обычного удельного княжества, и Иван Васильевич лишь номинально мог считаться великим князем (преимущественно во внутрирязанских делах). Фактической правительницей в Рязани была вдова княгиня Анна.

Число удельных князей продолжало уменьшаться. Зимой 1482/83 г. в «железех» на Вологде, где обычно содержались опальные княжата, умер старинный враг Василия Темного серпуховско-боровский князь Василий Ярославич. 4 июня 1485 г. скончалась княгиня — вдова Мария (в иночестве Марфа), передав вторую половину Ростова сыну — Ивану III.[179]

Бурные события происходили в 1483–1486 гг. во Пскове. Еще 6 мая 1483 г. горожане пожгли дворы у посадников. В 1484 г. почему-то «в крепость» посадили крестьян («смердов»), но неясно, государственных — что скорее всего — или частновладельческих. Об их выступлении в летописях ничего не говорится. И вместе с тем посадников «из заповеди закликаша, что грамоту новую списали и в ларь (архив Пскова. — А. З.) вложили на сенех со князем Ярославом, а Псков того не ведает». 13 июня дело дошло до того, что посадника Гаврила «убита… всем Псковом на вечи». Тогда же «смерда» казнили. В сентябре в Москву для разъяснения псковских событий прибыли посадник Григорий Яковлевич Кротов с боярами. Они просили Ивана III, чтобы он «отдал своея нелюбкы, что казнили смердов; и он въсполевся, велел смердов отпустити, а посадников откликати и животы отпечатати, а князю Ярославу добити чолом».[180]

Таким образом, государь держал сторону князя Ярослава Оболенского (псковского наместника) и смердов. Вернувшись во Псков, посадники доложили об этом на вече, но «псковичи, чорные люди, тому веры не няше». Итак, противниками Ярослава и смердов выступают посадники и псковские черные (посадские) люди. Следующее посольство (декабрь) посадника Якова Ивановича успеха не имело, ибо боярское руководство, «ехавши биша чолом князю великому, а смердов не отпустя, ни посадников не откликав». Летом 1485 г. в Москву опять приехали посадники, чтобы продолжить разговор о смердах. На этот раз делегацию возглавил Иван Агафонович. Иван III не любил повторять то, что уже однажды говорил, и заявил, что делегация явилась «бездельно», велел отпустить смердов, вернуть «животы», «добити чолом» князю Ярославу и прислать смердов в Москву. Решительная позиция Ивана III грозила тяжелыми последствиями. У всех был в памяти новгородский пример. Поэтому «оттоле начат быти брань и мятеж велик межю посадникы, и бояры, и житьими людьми: понеже сии вси въсхотеша правити слово князя великого, смердов отпустити, а посадников откликати, а мертвая грамота, списанаа на них, выкынути, а князю Ярославу добити чолом о печаловании». Очевидно, мятеж «черных» людей вспыхнул потому, что верхушка Пскова решила капитулировать. В конце концов Иван III настоял на своем. В Москву прибыло посольство от «молодых» «черных» людей с согласием выполнить требования государя. Посольство Ивана Агафоновича 1486 г. просило, чтобы Иван III держал Псков «по старине». Псковичи покаялись в том, что «били смердов, чрез повеление великого князя». Великий князь милостиво их простил.[181] Итак, Псков был приведен к покорности. Иван III решительно поддержал тех, кто был заинтересован в «смердах».

В 1483–1484 гг. сходные события произошли в Новгороде, где Иван III «ополелся» на «житьих людей», обвинявшихся в «уклонении» к Литве.

В середине 80-х годов главным вопросом для Ивана III была ликвидация тверской занозы. Тверь накануне падения переживала трудные времена. Небольшое по размерам, княжество к тому же распадалось на уделы. В начале 60-х годов там были Зубцовский и Холмский уделы. Не вполне ясно положение князей Микулинских и Дорогобужских. Вероятно, князь Михаил, как и Иван III, вел борьбу за объединение княжества, что вызывало недовольство тверской (и особенно удельной) знати. Возможно, ему подчинялся Кашин. В 60-е годы начались переходы тверских княжат на московскую службу. Уже тогда в Москву перебрался «князь-изгой» Данила Дмитриевич Холмский (Холм, очевидно, находился во владении его старшего брата Михаила). Кн. Данила стал одним из виднейших полководцев московского государя. В 1469 г. он участвовал в походе на Казань, в 1471 г. фактически возглавлял поход на Новгород, в 1474 г. принес присягу на верность Ивану III, в 70-х годах наместничал во Владимире, в 1480 г. командовал войсками на Оке. Женат он был на дочери И. И. Заболоцкого и выдал свою дочь за видного боярина Ивана Владимировича Ховрина. Словом, связи его с Москвой стали нерасторжимыми. В мае 1476 г. на московскую службу перешла большая группа тверских бояр, среди них — Григорий Никитич Бороздин, его брат Иван Никитич Жито (с кашинцами), Василий Данилов, Василий Семенович Бокеев, трое «Карповичи», Дмитрий Иванович Киндырев и иные «с многие».[182] Все они стали надежной опорой Ивана III в борьбе с Тверью.

К 80-м годам резко обострились в Тверском княжестве и классовые противоречия, вылившиеся в антицерковное движение. Еретическое вольномыслие в Твери имело давнюю традицию, восходя во всяком случае к XIV в. Около 1461–1477 гг. архимандриту Тверского Отроча монастыря Вассиану пишет послание о Троице его брат Иосиф Волоцкий. Послание было недвусмысленно направлено против еретиков, которые хотели «троицю утаити». Став тверским епископом, Вассиан в 1483 г. устанавливает культ мощей епископа Арсения, который прославился решительной борьбой с ересью. Это было ответом «церкви на выявившееся в Твери религиозное брожение».[183] Широтой религиозных взглядов отличался и выдающийся тверской купец-путешественник Афанасий Никитин.

В такой обстановке Михаил Борисович вынужден был отказаться от конфронтации с Москвой и поддерживать с нею добрососедские отношения. Он был связан с Иваном III как родственными связями (московский государь в первом браке был женат на его сестре), так и договорными. Его ближайший сподвижник кн. М. Д. Холмский в 1471 г. выдал дочь за кн. Бориса Волоцкого. По докончанию 1462–1466 гг. Михаил Борисович хотя и признавался «братом» Ивана III, но обязывался поддерживать его внешнеполитический курс, особенно борьбу с Ордой. Этой линии тверской князь старался придерживаться неукоснительно. Его воеводы участвовали в двух походах на Новгород: в 1471 г. в их числе был кн. Ю. А. Дорогобужский, в 1477 г. с «тверской силой» ходили кн. М. Ф. Телятевский и кн. М. Б. Микулинский. Михаил Тверской высылал своих воевод (в том числе кн. М. Д. Холмского и И. А. Дорогобужского) и для борьбы с Ахматом в 1480 г. Так продолжалось до 1483 г. Еще в январе этого года в Твери был милостиво принят посол Ивана III — П. Г. Заболоцкий, сообщивший о свадьбе наследника престола Ивана Ивановича и Елены Стефановны.[184] Этот брак представлял известную опасность для бездетного тверского князя. Иван Иванович приходился (по женской линии) ему племянником, а жена князя Ивана была племянницей первой супруги тверского князя. Словом, князь Иван приобрел еще больше прав на наследование Тверского княжества.

Но вот в феврале 1483 г. скончалась супруга Михаила Борисовича (дочь литовского князя Семена Олельковича),[185] и тверской князь решил, не теряя времени, по традиции обратиться к Литве и жениться на «внуке» (родственнице?) великого князя Казимира, Брак должен был сопровождаться заключением литовско-тверского союза, который в тех условиях приобретал антимосковскую направленность. Согласно договору (повторявшему аналогичное докончание 1449 г.),[186] тверской князь обязывался стоять «за один» с Казимиром против всех его недругов, что ввиду приближавшейся русско-литовской войны означало и против Москвы. 10 октября 1483 г. в Тверь пробыл посол Ивана III — В. Гусев. Он привез известие о рождении у Ивана Ивановича первенца Дмитрия. Настойчивое напоминание тверскому князю о его возможных московских наследниках вызвало в новой обстановке резкую реакцию. По приказу Михаила Гусев был выслан из Твери.[187] Это означало фактический разрыв отношении с Москвой. Очевидно, к тому времени союзный литовско-тверской договор был уже составлен или во всяком случае велись переговоры о его заключении, и князь Михаил рассчитывал в случае начала военных действий с Москвой на литовскую помощь.

План «мирного» присоединения Твери оказался под угрозой провала. После тщательной подготовки Иван III зимой 1484 г. «разверже» мир с Тверью. Причинами объявлялись намерение Михаила «женитися… у короля» и заключение с ним договора («целова ему»). О ходе дальнейших событий существуют две версии. Согласно псковской, московские воеводы с «множеством вои» «плениша всю землю их (литовского и тверского великих князей. — А. З.) и взяша 2 города и сожгоша». После этого князь Михаил и запросил мира. Официальная московская летопись сообщает, что послана была всего-навсего «порубежная рать» и тверской князь запросил мира, просто узнав об этом, Л. В. Черепнин предпочитает вторую версию, считая первую основанной на недостоверных слухах.[188] Рассказ Псковской летописи представляется более вероятным. В московском варианте о действиях рати не говорится ни слова. Умолчание очень странное.

Во всяком случае военная демонстрация возымела действие, а Казимир от выполнения своих договорных обязательств уклонился. Князю Михаилу пришлось капитулировать. В октябре — декабре 1484 г. было заключено новое московско-тверское докончание.[189] И хотя в его основу был положен договор 1462–1464 гг., в текст внесены были существенные изменения. Теперь Михаил Борисович переставал считаться «братом» Ивана III, а становился его «меньшим братом», т. е. из великих князей фактически низводился на положение удельного. Он отказывался от всяких претензий на новгородские земли (в частности, на новоторжские). Сношения с Ордой ставились под контроль великокняжеской власти. Наконец, Михаил Борисович обязывался порвать докончание с Казимиром.

Однако докончание 1484 г. закрепило только передышку. Михаил Борисович не намерен был примириться со столь унизительными условиями договора, а Иван III понимал необходимость окончательного решения тверского вопроса. Прошло немного времени, и москвичи перехватили гонца тверского князя к Казимиру. Иван III отреагировал немедленно. Несмотря на челобитья епископа Вассиана и кн. Михаила Холмского, пытавшихся смягчить великокняжеский гнев, началась подготовка к решающему походу на Тверь.[190]

Весной 1485 г. из Москвы вернулась в Рязань правительница княжества вдова Анна. Ее возвращение можно связать со стремлением Москвы укрепить свои позиции в вассальных княжествах накануне тверского похода. Летом того же года старший сын Анны Иван женился на дочери кн. Василия Бабич-Друцкого — Аграфене. В июле в Новгород отправлен был гонец к наместнику Якову Захарьичу с распоряжением идти ратью на Тверь. Походу придан был общерусский характер. В нем приняли участие братья Ивана III Андрей и Борис. Возможно, в случае успеха великий князь обещал выделить часть тверских уделов как Борису и Андрею, так и Михаилу Андреевичу Верейскому.[191] 21 августа 1485 г. Иван III во главе огромного войска в сопровождении братьев выступил в поход. «Нарядом» (пушками) руководил Аристотель Фиораванти. Причиной похода объявлялось то, что князь Михаил посылал грамоты к Казимиру, поднимая его на Русь.[192]

Судьба Твери была предрешена, тем более что Казимир не имел сил поддержать союзника. Это сразу же поняли многие представители тверской знати, сохранявшие дотоле верность князю Михаилу. Началась новая волна побегов из Твери. Летом 1485 г. на московскую службу перешли удельные князья А. Б. Микулинский (женатый на дочери кн. Михаила Верейского) и И. А. Дорогобужский. Иван III щедро их наградил. Кн. Иосиф Андреевич получил в вотчину-кормление Ярославль, а кн. Андрей Борисович — Дмитров. Впрочем, Дмитров кн. Андрей потерял уже на следующий год, а Иосиф лишился Ярославля к апрелю 1496 г.[193]

Московский летописец с известным преувеличением сообщает, что к Ивану III прибыли «бояре вси… тверьскии служити», ибо у них было много обид на князя Михаила «о землех».[194] 10 сентября 1485 г., подойдя к Твери, рать подожгла тверские посады. Следующей же ночью князь Михаил, «видя свое изнеможение», бежал в Литву, а его бояре били челом Ивану III.[195] Кампания была закончена. 12 сентября к Ивану III приехал епископ Вассиан Тверской с боярами. Ворота города были открыты. 15 сентября государь с наследником Иваном въехал в Тверь.

Верный своей осторожной политике, Иван III, как и в случае с Новгородом, не спешил предварять события. Он создал в Твери какое-то подобие удела во главе с Иваном Ивановичем (фактически он поставлен был «на великом княжении на тферском»). Вместе с тем он «бояр тверских много и князей на Москву свел». Наместником при Иване Молодом оставлен был боярин В. Ф. Образец-Добрынский. Покинув Тверь, 29 сентября Иван III прибыл в Москву.[196] Вскоре Казимир прислал в столицу весть, что князь Михаил якобы бежал из Литвы на московский рубеж. Сразу же на пограничье были выставлены заставы. Во главе их поставили кн. И. Ю. Патрикеева и Юрия Захарьича «с силою». Они стояли под Старицей до рождества. От «языка» узнали, что тверского князя подговаривали его бояре, стремясь сами бежать от него. Но замысел Михаила вернуть свою «отчину» остался неосуществленным, и он повернул снова в Литву.[197] Зимой 1485 г. в заточение на Вологду был брошен ближайший сподвижник тверского князя кн. М. Д. Холмский, якобы «про то, что покинул князя своего у нужи, а целовав ему, изменил». Тогда же «поимал» Иван III и мать тверского князя (ее отправили в заточение в Переславль).[198]

Триумфальная победа над Тверью означала конец затяжной борьбы со старинным соперником Москвы в деле объединения русских земель. С ликвидацией самостоятельности Тверского Великого княжества Московское превращалось в общерусское. Это было закреплено и в титулатуре. Уже в июне 1485 г. Иван III именовался государем «всея Руси».[199] Теперь этот титул стал употребляться повседневно. Создание единого Русского государства тем самым получило официальную санкцию. Новый титул великого князя означал не только итог и закрепление предшествующего объединительного процесса. Ведь русские земли входили в состав Великого княжества Литовского, а Казимир считал себя не только великим князем литовским, но и великим князем русским.[200] Поэтому, провозглашая себя великим князем «всея Руси», Иван III как бы заявлял свои претензии на верховное господство над всеми русскими землями, в том числе и входившими в состав Великого княжества Литовского. Неизбежность столкновения с Литвой была очевидной.

Победа над Тверью привела к дальнейшему наступлению Ивана III на права его удельных братьев. После смерти Михаила Андреевича (9 апреля 1486 г.) Верея и Белоозеро перешли к Ивану III. 20 августа 1486 г. он заключил новое докончание с братом Борисом, а 30 ноября — с Андреем. В том же году была составлена и копийная книга, содержавшая докончания Москвы с Тверью и Рязанью и послужившая основой для договоров государя с братьями.[201] Иван III отныне признавался не только «старейшим» братом удельных князей, но и их «господином», великим князем «всея Руси». Братья окончательно отказывались от претензий на земли, недавно присоединенные Иваном III (в том числе на владения Андрея Вологодского, Михаила Верейского и Тверь).

Но и после составления докончания Ивана III с кн. Андреем Углицким их отношения оставались напряженными. В конце 1487 г. боярин Андрея Углицкого Образец сообщил князю, что Иван III хочет его «поимать». Можно понять испуг брата московского государя и его первоначальное решение бежать из Москвы, где он тогда находился. Но все же он решил пойти на риск и спросить о причинах гнева у самого державного владыки. Иван III поклялся «богом и землею и богом силным, творцом всея твари» (клятва довольно необычная для ортодоксального православного человека), что у него и мысли подобной не было. Выяснилось, что это «пошутил» некий Мунт Татищев, которого кн. Андрей держал в «нелюбках». За ложь шутнику хотели было вырезать язык, но митрополит его «отпечаловал».[202]

Эхом борьбы с удельно-княжескими порядками были события зимы 1488 г. Тогда на торгу были биты кнутом чудовский архимандрит и кн. Василий Ухтомский за подделку данной грамоты в Спасо-Каменный монастырь на вклад земли после смерти князя Андрея Вологодского. Кн. Василий в свое время составлял и текст самой духовной кн. Андрея.[203]

Укрепил свои позиции Иван III и на северо-востоке страны — в районах, издавна связанных с Новгородом. И здесь он был верен политике «поэтапного» включения земель в состав государства. Так, в Перми вплоть до 1505 г. правила местная княжеская династия, признававшая вассальную зависимость от Москвы.[204] На склонах Среднего Урала располагалось племенное княжество вотяков (манси), а на Оби обитала югра (остяки, ханты). Пелымские (мансийские) князья находились в даннических отношениях к Перми. В 1481 г. пелымский князек Асыка осадил Пермь и убил одного из пермских князей (Михаила Ермолича). В ответ на это в 1483 г. на Асыку «да и в Югру на Обь великую реку» совершен был большой поход северной рати (вологжан, устюжан, белозерцев и др.), который возглавили И. И. Салтык и кн. Ф. С. Курбский. В результате Асыку удалось разбить. Воеводы побывали на реках Тавде, Иртыше и Оби. В декабре того же года на Выми при участии пермского епископа Филофея был заключен мир и югорские князья принесли присягу (шерть) Ивану III.[205]

Вскоре была приведена к покорности и Вятка. В марте 1486 г. вятчане осадили Устюг. В 1487/88 г. готовился ответный поход, были поставлены заставы, присланы войска. 11 июня 1489 г. под Хлынов отправилась большая рать во главе с кн. Д. В. Щеней. В ней участвовали не только москвичи, но и жители северорусских земель (вологжане, устюжане, белозерцы и др.), а также татары. В результате похода вятчане и арские князья были приведены к крестному целованию.[206] Вятка была окончательно присоединена к Русскому государству.

И все же успехи объединительной политики не были достаточно прочными. Условия для полного экономического и политического слияния земель в единое целое еще не созрели, а удельные традиции имели еще прочные корни. Все это осложнялось положением при великокняжеском дворе. Там противоборствовали две группировки феодальной знати. Одна из них сделала своим знаменем наследника престола Ивана Ивановича Молодого (род. 15 февраля 1458 г.). Средоточием другой стало окружение второй супруги Ивана III «грекини» Софьи Палеолог, у которой 26 марта 1479 г. родился сын Василий, а 23 марта 1480 г. — Юрий. Еще Контарини (1476 г.) сообщил, что Иван Иванович «в немилости у отца, так как нехорошо ведет себя с деспиной», т. е. с Софьей. Но эта немилость была временной. В 1477 г. Иван Иванович выступает соправителем отца.[207]

Во время стояния на Угре Софья бежала на Белоозеро, ко двору тамошнего князя Михаила Андреевича, что вызвало крайнее неудовольствие у части московской знати. Среди тех, кто поддержал Софью, были В. Б. Тучко-Морозов, А. М. Плещеев и дьяк В. Долматов. Раздражение вызывали и другие советники Ивана III, которые рекомендовали ему бежать от Ахмата («те бо беша бояре богати… думаючи бежати прочь»). Среди них летописец называет И. В. Ощеру и Г. В. Мамона. К их совету якобы одно время склонялся Иван III (слушая «злых человек, сребролюбцев, богатых и брюхатых»). Побег в 1483 г. в Литву кн. Василия Верейского, связанного родственными узами с Софьей, также ухудшил ее положение. Словом, в 80-е годы фигурой номер один после великого князя был Иван Иванович. В декабре 1482 г. на Русь прибыла дочь молдавского господаря Стефана Великого, ставшая женой Ивана Молодого. В 1483 г. Иван Иванович «пошел на свою отчину в Суздаль». 10 октября 1483 г. у него родился сын Дмитрий.[208] В 1485 г. наследник престола был пожалован великим княжением в Твери, хотя после лета 1489 г. он прав на Тверь лишился.[209] В надписи так называемой Буслаевской псалтыри Иван III и Иван Иванович именуются «самодержцами Русской земли».[210] Оба соправителя названы в надписи на золотом корабельнике, отчеканенном во всяком случае до 1484 г.[211]

В 1483 г. были распущены послужильцы из дворов ряда крупных бояр: В. Б. и И. Б. Тучко-Морозовых, М. Я. Русалки-Морозова, И. И. Салтыка, И. В. Ощеры и др. Осенью 1485 г. И. Б. и В. Б. Тучко были пойманы.[212] Возможно, их опала и роспуск боярских дворов связаны с укреплением позиций Ивана Ивановича и ухудшением положения при великокняжеском дворе Софьи. К 1490 г. положение осложнилось. Наследник престола Иван Молодой заболел «камчюгою в ногах» и, несмотря на все старания доктора «мистро Леона», вызванного Софьей из Венеции, 7 марта 1490 г. скончался. Нерадивого врача казнили на Болвановьи (22 или 24 апреля). В литературе высказываются догадки, что наследник престола пал жертвой династической борьбы. Что-нибудь определенное на этот счет сказать трудно. Правда, позднее Курбский писал, что наследник был погублен Иваном III и Софьей.[213] Но насколько можно верить столь пристрастному к Софье писателю?

Тем временем семья Ивана III все увеличивалась: в 1481–1490 гг. Софья родила еще трех сыновей и трех дочерей.[214]

Но кто же после смерти Ивана Молодого станет наследником престола — малолетний Дмитрий-внук или сын Софьи Палеолог княжич Василий? За спиной первого стояла его мать Елена Стефановна, за спиной второго — Софья Палеолог. Борьба между этими двумя властными женщинами, опиравшимися на различные придворные группировки, еще предстояла. Сначала чаша весов как будто склонялась в пользу Василия. Во всяком случае после разгрома новгородских еретиков он к октябрю 1490 г. получил право распоряжаться в тверских землях (безусловно, в Зубцове), хотя без титула великого князя. В сентябре 1491 г, Иван III решает произвести описание земель в Тверской земле «по-московскы в сохи». Для этой цели в Тверь, Старицу, Зубцов, Клин, Холм, Новый городок, Кашин были посланы писцы.[215] С. М. Каштанов считает, что примерно в то время Василий был лишен тверского княжения. С 1492 г. в противовес ему Иван III начинает выдвигать внука Дмитрия.[216] Борьба претендентов на московский престол только начиналась.

С наступлением на тверскую обособленность С. М. Каштанов связывает и окончательное решение углицкого вопроса. Клялся-то клялся в 1487 г. великий князь, что зла иметь на Андрея не будет, но что-то между братьями не сложилось. Развязка наступила в 1491 г. 19 сентября Андрей Васильевич в очередной раз приехал в Москву. Не успел он осмотреться, как на следующий же день был схвачен и посажен на казенном дворе в «железа». За его детьми на Углич послали В. И. Патрикеева («да с ним многых детей боярскых»). Княжичи Иван и Дмитрий Андреевичи также были схвачены и заточены в Переславле, где их держали в «великой истоме». Велено было «поймать» и бояр кн. Андрея. Припомнили князю все — и его сговор с братьями Борисом и Юрием, и переписку с Казимиром, и то, что он не послал своих «воев» на ордынских царевичей. Иными словами, Андрей обвинялся в нарушении докончания с Иваном III. Князь Андрей умер «в железех» на том же казенном дворе в ноябре 1493 г. Одновременно послан был боярин Данила Иванович за кн. Борисом на Волок. В Москву прибыл князь 7 октября «в тузе» (печали) со своими детьми. Ему удалось добиться помилования «ради неухищренного нрава», и 10 октября он уехал восвояси «в радости».[217]

Итак, к 1491 г. на Руси были ликвидированы все уделы, кроме Волоцкого. Впрочем, дальнейшие события показали, что до конца удельной системы было еще далеко.

Внешнеполитическая ситуация в 80-е годы для России складывалась благоприятно. Расстановка сил была предельно ясной. Москве и Крыму противостояли Великое княжество Литовское и ордынские наследники Ахмата («Ахматовы дети»). Добрососедские отношения с Крымом обеспечивали России мир на южных рубежах страны, а частые вторжения крымских войск в пределы Великого княжества Литовского создавали там тревожную обстановку.

Новым фактором, существенно повлиявшим на судьбу Восточной Европы, было значительное усиление Османского султаната. Подчинив Сербию и Валахию, османы вторглись в Центральную Европу. Султан Баязид II (1481–1512) после захвата Килии и Белгорода (Аккермана) принудил Стефана Великого в 1489 г. признать протекторат султана над Молдавией. В орбиту османского влияния попал и Крым. Османско-крымская опасность сдерживала попытки Казимира противоборствовать с Иваном III. Зато государь «всея Руси» успешно налаживал дипломатические связи с соседями Казимира, окружая его кольцом союзников. Неудачей окончились и дипломатические усилия Казимира добиться разрыва московско-крымского союза.[218] Не оказал существенного влияния на отношения Менгли-Гирея с Москвой и переход на русскую службу его братьев Нур-Доулата с сыном Бердибеком и Айдара в феврале 1480 г. Айдар той же весной отправлен был в заточение на Вологду, Бердибек был зарезан каким-то татарином, а Нур-Доулат получил в кормление Касимов, где и умер около 1491 г.[219]

Показателем действенности русско-крымского союза были продолжавшиеся набеги крымских войск на земли Литовского княжества и Польши, особенно на Подолье и Волынь (осень 1480 г.).[220] Положение Казимира осложнялось и тем, что в самом Литовском княжестве было неспокойно. В 1480–1481 гг. возник очередной заговор княжат при участии Ю. Гольшанского, Михаила Олельковича, Ф. И. Вельского, которые хотели перейти на сторону Ивана III со своими владениями по р. Березину. Михаил Олелькович в 1470 г. небольшое время княжил в Новгороде. Королю удалось раскрыть заговор и 14 августа 1481 г. казнить Гольшанского и кн. Михаила.[221] Ф. И. Бельский бежал на Русь, где получил в кормление пограничные с Литвой волости Демон и Мореву.[222] До 15 августа 1482 г. выехал на Русь и кн. И. Глинский.[223] Когда посольство Богдана Саковича в 1482 г. изложило Ивану III требования Казимира передать ему Великие Луки и Новгород, это было пустой декларацией.[224]

Новый дипломатический шаг Ивана III (посольство Юрия Шестака в марте 1482 г.) содействовал тому, что Менгли-Гирей совершил, опустошительный набег на Украину, в результате которого 1 сентября 1482 г. был сожжен Киев. Обеспечив себе южный фланг, Иван III мог обратить внимание и на восточный. В связи с известиями о «шатости» Алегама в 1482 г. русские войска предпринимают поход к Казани. Акция задумана была серьезно. В походе участвовала и артиллерия, которой руководил Аристотель Фиораванти. Но войска дошли только до Нижнего Новгорода, так как, узнав о движении русских, казанский царь подчинился Ивану III.[225] Замирение оказалось кратковременным. В 1485 г. на Казань посланы были войска кн. В. И. Оболенского и Юрия Захарьича, которые поставили на место Алегама его младшего брата малолетнего Мухаммед-Эмина.[226] Он пробыл в Казани недолго и в конце 1485 — начале 1486 г., спасаясь от преследования противников, бежал в Москву. В Казани снова воцарился Алегам. Вскоре в столицу Русского государства прибыла депутация казанской знати. Казанцы жаловались, что «меншицин сын» (Алегам) хотел их «перетеряти», но они «в поле убежали».[227] Реакция Ивана III была скорой и однозначной: весной 1486 г. под Казань направлена была рать князей В. Оболенского и В. Тулупа, которая снова водворила на престол Мухаммед-Эмина.[228]

Обстановка осложнилась в 1487 г., когда энергичная мать Мухаммед-Эмина — Нур-Салтан вышла снова замуж, но на этот раз за самого Менгли-Гирея. Это создавало опасность прочного крымско-казанского союза. Как раз в то время беспокойный Алегам в союзе с ногайцами снова захватил Казань, изгнав оттуда младшего брата. И вновь Мухаммед-Эмин обратился с просьбой о помощи к Ивану III. 11 апреля (по другим данным, 24 апреля) на Казань были посланы крупные силы во главе с князьями Д. Д. Холмским, И. А. Дорогобужским, А. В. Оболенским, С. И. Ряполовским и др. 18 мая войска прибыли под Казань. Осада города была длительной, но успешной. 9 июля Алегам сдался на милость победителей. 20 июля в Москву пришла весть, что Казань взята. На престол был опять посажен Мухаммед-Эмин. Алегама удалось схватить и отправить в заточение на Вологду. Его мать, братьев и сестер сослали в Карголом на Белоозеро. Крамольных князей и уланов казнили. Участников похода (бояр и детей боярских) Иван III щедро наградил («изжаловал»).[229]

Казанское взятие 1487 г. было событием огромного значения. Хотя тогда и не последовало непосредственного включения Казани в состав Русского государства, но с тех пор, несмотря на противодействие части татарской знати, Казань входит в фарватер русской политики. Наиболее дальновидные князья и мурзы начинают понимать несомненные выгоды для себя союза с могущественной Россией.

Благоприятно для Русского государства складывались и отношения с соседями на северо-западе. Война с Ливонией 1480–1481 гг. завершилась победным походом русских войск. Он начался в феврале 1481 г. и продолжался четыре недели. Взяты были города Каркус и Тарваст, а также посад г. Феллина. 1 сентября 1481 г. между воюющими сторонами было заключено перемирие сроком на 10 лет. По традиции русскую сторону представляли Новгород и Псков, ливонскую — Орден и дерптский епископ. Договор 1481 г. в основных чертах повторял предыдущее соглашение между сторонами (1474 г.). Он должен был обеспечить необходимые условия для беспрепятственной торговли русских купцов в Ливонии. Перемирие с Ливонией неоднократно подтверждалось (в 1484, 1485, 1487, 1489 гг.). 15 февраля 1491 г., когда десятилетний срок перемирия истекал, в Москву прибыл посол магистра Семен Борг (Семион Вармцарь). Но переговоры затянулись. Новый договор удалось подписать только в 1493 г. Он повторял условия договора 1481 г. и содержал пролонгацию перемирия еще на 10 лет.[230] Таким образом, в 80-х годах русско-ливонские отношения развивались в общем нормально.

Иван III заинтересован был в сохранении дружественных торговых связей с ганзейскими городами. В 1487 г. Дерпт и Ревель заключили договор с Новгородом, т. е. по существу с Русским государством. Он должен был гарантировать беспрепятственную торговлю обеих сторон, что отвечало их взаимным интересам. В 1488 г. новгородский наместник распорядился установить контроль над торговлей ганзейцев солью и медью. Ганзейские купцы в начале 1489 г. прибыли в Москву и обратились с жалобой к Ивану III. Но их обращение реальных последствий не имело.[231] Назревал конфликт, ибо действия ганзейцев противоречили интересам русских купцов, на страже которых неукоснительно стоял государь.

Крупных успехов русская дипломатия добилась на юго-западе. Зажатые между Османским султанатом, Польшей и Империей, Венгрия и Молдавия искали себе союзника в лице московского государя, понимая его все возрастающую роль в восточноевропейских делах.

В апреле 1480 г. молдавский господарь Стефан III (1457–1504) направил посла в Москву, а оттуда выехал «человек молодой» к его двору. Переговоры шли о союзе между державами, который должен был закрепить брак дочери Стефана Елены и сына Ивана III — Ивана Молодого. В апреле 1481 г. в «Волохи» снова были отправлены послы вместе с побывавшими в Москве посланниками Стефана. Послы А. М. и П. М. Плещеевы вернулись в Москву вместе с долгожданной Еленой Стефановной в декабре 1482 г. Свадьба ее с наследником русского престола состоялась в январе 1483 г. Сохранилось послание Стефана Ивану III, написанное около 1484 г. Затем сведения о русско-молдавских отношениях на некоторое время обрываются. Положение Молдавии резко ухудшилось. К 1485 г. османы совершили ряд набегов в глубь страны. На следующий год Стефан попытался найти поддержку у Казимира. В 1489 г. он признал зависимость от Турции. С 1490 г. снова начался интенсивный обмен посольствами. В феврале 1490 г. в «Волохи» посылался Прокофий (Скурат) Зиновьевич (его брат Иван в 1482 г. входил в состав посольства А. М. Плещеева). Затем в августе 1490 г. состоялась миссия И. Д. Лихарева, который вернулся в январе 1491 г. с молдавским послом Стецко. Наконец, в июле 1491 г. Прокофий Зиновьевич вновь отбыл ко двору Стефана.[232]

Налаживались отношения с венгерским королем Матвеем Корвином (1458–1490). В 1482 г. от него прибыло посольство. С ответной миссией отправлен был выдающийся дипломат дьяк Федор Курицын, вернувшийся до августа 1485 г.[233] Он привез от короля докончальные грамоты, содержавшие утверждение «братства и любви» между державами.

Усилившийся натиск Османского султаната заставил в конце концов искать контактов с Россией и могущественную Империю. Империя в то время также вела напряженную борьбу с Матвеем Корвином, который летом 1485 г. даже взял имперскую столицу — Вену. В 1486 г. Москву посетил эмиссар императора Фридриха III и его сына Максимилиана — Николай Поппель. В Империи отчетливо не представляли себе далекой Московии, считая ее чуть ли не вассалом Польши. Первый визит Поппеля оказался безрезультатным. К имперскому агенту в Москве отнеслись с подозрением. Не большего достиг Поппель и во время второй миссии в январе 1489 г. Иван III решил сам его не принимать и доверил переговоры кн. И. Ю. Патрикееву, кн. Д. В. Щене и Якову Захарьичу. Заявления Поппеля о «любви и дружбе» как-то не гармонировали со стремлением Империи взять под покровительство Ливонский орден. Настороженно отнеслись в Москве и к сватовству к одной из дочерей Ивана III (мужем ей прочили маркграфа Баденского). Наконец, уж полной бестактностью и совершенным непониманием реального положения вещей было предложение Ивану III королевской короны, принятие которого превратило бы Россию в вассала Империи. Федору Курицыну было поручено прочесть декларацию, в которой четко заявлялось о полном суверенитете власти русского государя. Впрочем, от продолжения переговоров в дальнейшем Москва не отказывалась.[234]

В марте 1489 г. Поппель был отпущен. Вместе с ним к императору отправили посольство во главе с Юрием Траханиотом. Суть его переговоров с Георгом фон Турном (Делатором), уполномоченным для этой цели императором Фридрихом, не известна. Оба они вернулись в Москву, где фон Турн 18 июля 1490 г. был удостоен великокняжеской аудиенции. Турн стремился добиться односторонней помощи России римскому королю Максимилиану в борьбе за возвращение ему Венгерского королевства. В 1490 г. умер Матвей Корвин, и венгерская корона досталась сыну Казимира Владиславу Чешскому. Это приводило к новой расстановке политических сил в Центральной и Восточной Европе. Союз двух Ягеллонов упрочил свои позиции. Во время переговоров с фон Турном вопрос о том, кто станет венгерским королем, не был еще окончательно решен, но реальная опасность польской кандидатуры существовала. Поэтому интересы Империи и России в данном случае совпадали, и Иван III согласился заключить союзный договор с Максимилианом. Составлен был проект договора, который Юрий Траханиот и дьяк Василий Кулешин повезли к Максимилиану. Утвердив договор, Максимилиан 23 июня 1491 г. отпустил послов в обратный путь.[235] Однако Пресбургский мир Максимилиана с Владиславом (7 июля 1491 г.) сделал нереальным русско-имперский договор.

Значительно более успешными были русско-итальянские связи, опиравшиеся на давнюю традицию торговли России с итальянскими колониями в Крыму и греко-итальянское окружение Софьи Палеолог. Женитьба Ивана III способствовала новым выездам «фрягов» ка Русь, известным еще до вступления его на престол. В свите Софьи прибыли Юрий и Дмитрий Траханиоты, ставшие видными дипломатами и деятелями культуры. Приезжали архитекторы, пушечники, мастера-рудознатцы, врачи. В 1485 г. из Царьграда выехал Иван Раль с детьми, грек из Морей, принадлежавший к ближайшему окружению Палеологов. В том же году в Милан и Венецию отправился Юрий Траханиот. 24 июня 1486 г. Ивану III написал дружественное письмо миланский герцог Джан Галеаццо Мариа.[236]

В 1487/88 г. в Венецию были посланы дети Ивана Раля Дмитрий и Мануил Ралевы. Они прибыли в Венецию 3 сентября 1488 г. с богатыми подарками и сообщением о блистательной казанской победе. 18 ноября они присутствовали на папской мессе в Риме. В 1490 г., успешно выполнив миссию, Ралевы вернулись. С ними приехал брат Софьи Палеолог Андрей Фомич (уехал обратно зимой того же года) и большая группа мастеров: Пьетро Антонио Солари (будущий строитель Кремля), его ученик Замантонио, пушечник Яков, серебряник Христофор с двумя учениками из Рима, Альберт Немчин из Любека, Карл с учениками из Милана, грек Петр Ранк, органист чернец Иван Спаситель (в 1493 г. перешел в православие, женился и был пожалован селом) и лекарь «мистро» Леон Жидовин из Венеции. Старейшиной мастеров был Петр Фрязин. Следующее посольство в Милан и Венецию отправилось в мае 1493 г. С миссией поехали Мануил Ангелов и дьяк Данила Мамырев. Приезд русских послов в декабре 1493 г. Лодовико Моро, миланский правитель, стремился использовать для повышения своего престижа.[237] Вернулись послы в 1494 г. с мастером оружейником Пьетро и тремя миланцами, один из которых, Алоизио Каркако, был крепостных дел мастер. Мирные торговые и культурные связи России и Италии на рубеже XV–XVI вв. приносили обильные плоды.

Присоединение Твери, решение казанской проблемы, ликвидация уделов, успехи внешней политики были и сами по себе фактами большого исторического значения. Но в ходе объединительного процесса 80-х годов одновременно закладывались предпосылки для решения важнейшей проблемы — борьбы за возвращение русских земель, находившихся под эгидой великого князя литовского. Правда, для того чтобы приступить к этому делу, необходимо было привести к покорности возможного союзника Литвы — Новгород, все еще проявлявший признаки самостоятельности.