Было темно, очень темно. И страшно холодно. Марли высоко держала факел, а Роуэн притих от изумления. Известковые наросты всех цветов радуги — сталактиты — блестя, словно сосульки, свисали с уходящего ввысь потолка. С пола навстречу им поднимались другие наросты — сталагмиты — самых невообразимых размеров и форм. Огромной пещере не было видно конца.
Силач Джон сделал еще шаг, посмотрел на компас и задумался.
— Стрелка не стоит на месте, — сказал он. — Что-то ей мешает.
— Железо в породе, наверное, — предположила Марли.
Факел бросил на ее лицо золотой отсвет. Она все время беспокойно переступала с ноги на ногу.
— Наверное. Да какая разница — главное, что компасу теперь нельзя слишком доверять. Но как же тогда нам выйти на тропу? В этом лабиринте очень легко заблудиться.
— «Иди, куда рука махнет,
Там, где детишек хоровод», —
сказал Роуэн. — Так написано на карте.
— Смелым должен быть ребенок, который отважится прийти сюда, — заметил Аллун.
Роуэн начал осматриваться, вставая на цыпочки и вытягивая шею, пока не увидел то, что хотел.
— Я думаю, может… — начал он нерешительно. Наверное, это было глупо. Но он не хотел, чтобы они сбились с пути или чтобы над ним посмеялись.
— Говори, Роуэн, — подбодрил его Силач Джон. — Если знаешь, что делать, не время сейчас держать язык за зубами.
— Может… Может, это камни, — запинаясь, начал объяснять Роуэн и показал рукой: — Вон те камни, поменьше. Вон там. Между ними какой-то проход наподобие тропки. А на вид они…
— Точно!
Аллун взял факел из рук Марли и повел их вперед. И правда несколько камней непривычного вида, похожие на хоровод ребятишек, чуть вырисовывались в темноте. Между ними вилась сухая песчаная тропинка.
— Вот, значит, как обозначен наш путь, — довольно сказал Силач Джон и убрал компас в карман. — А теперь…
— Теперь:
Когда, дыша, склонится лик,
В глаза заглянешь напрямик, —
рассмеялся Аллун.
Он повел их по тропинке, освещая факелом путь. Оглянувшись, Роуэн увидел, как пещера пропадает в темноте. «…От вечной тьмы к спасенью путь», — вспомнил он.
Путники шли вверх, все время вверх. Теперь они были уже в самом чреве Горы. Роуэн старался не думать о том, сколько камня и земли окружает их, давит сверху, отбирает воздух и свет. Если бы они потерялись здесь, их бы ни за что не нашли. Они бродили бы в бесконечной тьме, пока не погибли, и тогда Гора стала бы их могилой. Роуэн гнал от себя эти мысли, но ему становилось все страшнее и страшнее — ныл живот, кололо сердце, трудно было дышать.
Они поднимались все выше, проходя одну пещеру за другой. Скалы, словно застывшие в камне дети, вели свою бесконечную игру по сторонам тропинки. Из-за крутого подъема путники почти не разговаривали. Молчание было густое, точно темнота. Роуэн слышал лишь треск факела, собственное дыхание, пыхтение Марли за спиной, стук башмаков Силача Джона.
— Снова пещера!
Голос Аллуна отразился от стен, которых им не было видно. Они услышали, как он прошел вперед. Свет его факела постепенно исчез.
— Лицо! — вдруг воскликнул он и повторил растерянно: — Лицо…
— Что такое, Аллун? — крикнула Марли, пробираясь вслед за ним. — Отвечай! Аллун, посвети нам! Ничего не видно!
— Лицо, — ответил он, но голос его звучал так, точно он задыхался. — Здесь. Идите сюда. Только потихоньку.
Свет факела появился снова, и они осторожно двинулись вперед. Аллун стоял перед большой расщелиной в скале. Не улыбаясь, он светил в нее факелом.
— Смотрите сами, — сказал он. — Осторожней, говорю.
Через расщелину они протиснулись в следующую пещеру. Множество желтых и белых сталактитов свисало с потолка, зато видневшийся внизу черный блестящий пол был гладким, точно стекло. Перед ними в дальнем конце пещеры возвышалась каменная стена. Из самой ее середины выступал камень. Камень этот был похож на лицо, обращенное вниз. Они разглядели очертания крупного носа, припухшие щеки, щель рта, широкие скулы. Из сверкающих глаз на пол падали лучи света.
Лучи отметят — не свернуть —
От вечной тьмы к спасенью путь…
Кто-то непонятный дышал, свистел, сопел.
— Оно дышит, — прошептала Марли. — Оно дышит, как об этом сказано в стихотворении.
— Отверстия глаз ведут на свежий воздух, наружу! — воскликнул Силач Джон. — Это мы слышим, как свищет ветер! Мы уже очень высоко. Наверное, скоро будет конец пути.
— Похоже, мой путь закончится здесь, — сказал Аллун все тем же странным голосом.
Он прижался спиной к стене пещеры и под взглядами других вдруг заскользил вниз и опустился на пол.
— Аллун, вставай! — велела ему Марли. — Что это с тобой вдруг?
— Если б знал, ни за что бы не пошел, — слабым голосом отозвался Аллун. — Да и кто мог об этом знать? Кто бы подумал, что такое вообще может быть?
Он потер глаза руками и затряс головой.
— Аллун, что это ты? Вставай! Надо идти! — сердито обратился к нему Силач Джон и, досадуя, отвернулся.
Но тут из-под его башмака вылетел камешек и упал на зеркальный черный пол. Послышался плеск, и камешек куда-то исчез. По тихой гладкой поверхности, которая раньше всем казалась твердой, пошли широкие круги.
— Это вода, — пояснил Аллун. — В пещере вода. А раз она холодная и черная и дна не видно, значит, здесь глубоко.
— Так что теперь? — нетерпеливо отозвалась Марли. — Наплевать, что она холодная, — поплывем.
— Дорогая моя, — поднял брови Аллун, — понимаешь, я плаваю как топор.
— Что? — раздался общий изумленный возглас.
— Да-да, — подтвердил Аллун, — бродники своих детей этому не учат. Вот водяные люди — те да, умеют. Они ведь, можно сказать, живут в Море, и даже руки и ноги у них с перепонками, чтобы лучше на воде держаться. Бродникам много воды ни к чему — ну разве фляжка одна.
— Но мы-то в Рине все учимся плавать! — горячо ответил Роуэн. — А учат нас на Море или на Реке.
Он вспомнил эти уроки и запнулся. Да, он научился-таки плавать. Но нельзя сказать, чтобы это занятие ему сильно нравилось. Аллун горько улыбнулся:
— Да, в Рине на это по-другому смотрят. Конечно, здесь ты должен уметь все, чтобы не считаться хилым. Даже если живешь далеко от берега, даже если до воды надо идти целый день и целую ночь, даже если плаваешь только раз в году, а то и раз за всю жизнь, все равно ты должен это уметь. А еще надо лазить по горам, бороться, бегать — да мало ли что! В Рине думают, что это очень важно.
— А как же! — воскликнула Марли. — Человек должен быть готов к любой неожиданности, что встретится ему на пути. Вот как раз тот случай, Аллун! — повернулась она к нему в отчаянии. — Ладно, в детстве тебя не научили плавать. Зря, конечно. Так почему же ты не стал учиться, когда поселился в Рине?
Аллун удивленно взглянул на нее:
— Да ты смеешься, что ли? Как будто мало надо мной издевались! Кто я был? Тощий босоногий мальчишка-бродник. Да я и понятия не имел о ваших деревенских правилах! Попробуй вытерпи насмешки других, когда тебе всего десять лет! Правда, Роуэн?
Роуэн только молча кивнул в ответ. Значит, он был прав. Значит, Аллун знал, каково ему приходится.
Марли взяла Аллуна за руку:
— Я тебя понимаю, Аллун. Но ведь можно было попросить кого-нибудь, и тебя бы научили…
Он резко возразил:
— Ничего ты не понимаешь! Что, мне надо было делать из себя шута горохового, чтобы эти драчуны под Школьным Деревом поняли, что я слабее? Втайне от всех я учиться никак не мог. В Рине всего и воды-то что речка да озерцо, из которого пьют букшахи. Получается, мне надо было барахтаться там с трехлетними малявками! Представляю, как бы потешался надо мной Эллис. — Он передернулся и состроил уморительное лицо. — Ну понятно — время шло и начинать учиться становилось все труднее, — поостыв, продолжил он. — И в один прекрасный день я стал тем, чего и представить себе невозможно: взрослым жителем Рина, который не умеет плавать. — Он улыбнулся. — Разницы, конечно, не было никакой. Не было до… до сегодняшнего дня.
Силач Джон покачал головой:
— Надо что-то придумать, — начал он. — Вот, к примеру…
— Джон, да пойми же ты наконец. Не умею я плавать. Не у-ме-ю, — твердо проговорил Аллун. — Так что подумай. Ты будешь тащить меня, словно подбитую утку, за одно крыло? Вода-то ледяная. Тебе бы самому в ней не утонуть, а ты еще будешь меня держать, чтобы я не пошел ко дну. Веревку на тот берег тоже нельзя протянуть. Так что выбрось ты это из головы.
— Вот, значит, почему ты никогда не ездишь с нами к Морю по рыночным дням, — задумчиво сказал Силач Джон. — А я-то удивлялся…
— Зато теперь не будешь, — с улыбкой ответил Аллун и отвернулся.
Марли закусила губу.
— Обратно ты один не дойдешь, Аллун, — решительно сказала она. — Без друзей в болоте любой запросто погибнет.
— Я и об этом подумал, — ответил Аллун, тщательно соскребая со своей куртки засохшую грязь, как будто дела важнее сейчас не было. — Перед входом в пещеру я построю шалаш и в нем буду ждать, когда вы вернетесь. — Он горько усмехнулся. — Надо же, я хотел стать героем Рина. Хотел показать, на что способен человек, который наполовину бродник. Кто бы подумал, что меня остановит такая ерунда? Что из-за своей дурацкой гордости я покидаю друзей в беде? — Он не смотрел на Силача Джона. — Много бы я дал, чтобы это было не так. Простите меня.
Семь сердец в дорогу идут,
Семь смертей их стерегут.
Силач Джон протянул ему руку:
— Чего тут прощать, дружище? Жди нас. Если найдешь подходящие деревья, сделай пока побольше факелов. Они нам на обратном пути очень пригодятся.
Тут он отвернулся от Роуэна и заговорил тише, но все равно мальчик слышал каждое слово:
— Аллун, если через три дня нас не будет, нечего тебе здесь сидеть. Как хочешь, но вернись обратно в Рин. К тем, кто нас любит. Пусть лучше они узнают страшную правду, чем будут жить в неведении. Договорились?
— Договорились, — ответил Аллун и пожал руку Силачу Джону.
— Ну тогда пошли, — сказала Марли. В глазах ее стояли слезы. Она крепко обняла Аллуна и шепнула: — Мы скоро вернемся. Береги себя.
— Ты тоже, Марли.
И вот Силач Джон, Роуэн и Марли сняли башмаки и верхнюю одежду. Трясясь от холода, они вошли в воду и поплыли.
Вода действительно была ледяная. Такая ледяная, что у Роуэна внутри все сжалось и он сразу же окоченел, да еще и глотнул воды, которая оказалась неприятно-кислой на вкус. Они плыли боком, точно крабы, следуя за лучом света. Можно было грести только правой рукой — в левой каждый держал мешки со своей одеждой, хотя, как они ни старались, они все же слегка намокли.
Какие-то непонятные создания прикасались то к рукам, то к ногам Роуэна. Он стискивал от ужаса зубы, но упрямо продолжал грести, хотя с каждым разом ему становилось все тяжелее. Скоро он начал терять силы, но все же двигался дальше, потому что утонуть в этой спокойной черной воде и никогда больше не увидеть ни солнца, ни света было еще страшнее.
И вот его рука наткнулась на камень, и он с облегчением понял, что уже можно встать. Роуэн огляделся. Прямо над ним нависало каменное лицо. Марли уже выбралась на берег, тяжело дыша и отряхиваясь. За ней оказался на берегу и Силач Джон. Они обернулись и окликнули Аллуна, который беспокойно ходил взад-вперед на том берегу. В темноте их не было видно, но Аллун высоко поднял факел и помахал им в знак того, что он слышит их. Теперь он знал, что они благополучно доплыли.
Марли наклонилась и подала Роуэну руку, чтобы он мог выбраться из воды. От холода зубы его так стучали, что он не мог говорить. Чтобы согреться, он начал прыгать на месте. Руки Марли почти не слушались ее, но она все-таки развязала мешок Роуэна и вынула из него сухие вещи, чтобы он мог переодеться.
— Снимай все мокрое и надевай вот это, пока совсем не околел, — велела она. — Чуть намокли, конечно, но все лучше, чем так.
Роуэн знал, что он ни за что не станет переодеваться перед Марли. Он уже даже перед мамой не раздевался и поэтому замер в нерешительности.
— Да ладно тебе, Роуэн! — удивляясь и досадуя, воскликнула Марли, держа в руках его одежду. — Тебе грозили огромные пауки, ты чуть не утонул в болоте, сейчас чуть было не замерз, а теперь вдруг стесняешься раздеться передо мной! Не смешно ли?
— Не смешно, Марли, — раздался сзади голос Силача Джона. — Я его прекрасно понимаю. Есть такие вещи, которых мужчина просто не может делать. Лучше отвернись. Тогда и Роуэн перестанет стесняться, и согреемся все мы быстрее.