Роуэн проснулся в холодном поту, дрожа и задыхаясь от страха. Он никак не мог понять, сколько сейчас времени. Казалось, сон длился много часов, хотя на самом деле, наверное, пролетело всего несколько мгновений. Аннад спокойно посапывала, приоткрыв рот и прижавшись щекой к игрушке, сшитой из меха букшаха. Ей, конечно, снилось что-то хорошее. А Роуэн боялся снова заснуть. Он откинул одеяло и встал. Было очень холодно. В окно дул ледяной ветер, а его ночная рубашка промокла от пота насквозь. Он снял ее и быстро натянул на себя одежду, которую накануне вечером аккуратно сложил стопкой рядом с кроватью.
Под стопкой лежала палка, которой запустила в него Шеба. Он даже не заметил, как принес ее домой. Мальчик провел по ней ладонью. Палка была что надо: прямая, толстая, гладкая, точно отполированная, только с маленьким сучком в самой середине. «Наверное, им она и угодила мне в лоб», — подумал Роуэн и потрогал сучок пальцем. Тот оказался твердым и острым.
И вдруг под пальцем что-то шевельнулось! Роуэн почувствовал, как сучок дрогнул, а палка начала набухать!
Мальчик смотрел, как палка «разматывается», словно рулон тонкой ткани. Он потянул за нее, удивляясь, что бы это такое было. И вдруг понял, что это вовсе не палка, а туго скрученный свиток из тонкого пергамента. Сучок же тем временем превратился в замочек.
Взглянув на Аннад, Роуэн зажег лампу. Она все равно не проснется, а ему надо понять, что же он держит в руках. Даже в утреннем полумраке Роуэн различил на свитке изображение Горы. Там были еще какие-то непонятные белые квадраты и прерывистая красная линия. Это все обязательно надо получше рассмотреть.
Он растянул свиток на деревянном полу, поставил по углам башмаки, придвинул лампу и начал вглядываться.
Это была карта Горы. Красная линия обозначала тропу. Роуэн чуть не вскрикнул, но успел прикрыть рукой рот. Шеба их всех обвела вокруг пальца. Она притворилась, что не будет им помогать, потому что уже знала: то, что Роуэн унесет с собой, и будет самое нужное. Мудрейшая знала, что, может, никто даже не догадается, что она им дала. Сейчас ей, наверное, смешно, как будет досадовать Силач Джон и расстраиваться Марли!
Мальчик туго скрутил карту и застегнул замочек. Потом он обулся и немного постоял посреди комнаты, не в силах отвлечься от своих мыслей.
— Роуэн, что случилось?
Резко обернувшись, он увидел в дверном проеме мамино удивленное лицо. Роуэн стоял, хлопая глазами и ничего не понимая, точно со сна. Мама, как и он, была одета, словно собиралась куда-то идти.
— Я… — попытался объяснить он, все еще сжимая в руке свиток. — Мне приснилось…
— Ах, Роуэн! — недовольно сказала Джиллер. — Опять эти страхи! Что же мне делать с тобой, сынок? — Роуэну показалось, что у мамы задрожали губы, но она продолжила: — А утром… — Закрыв лицо руками, она немного постояла и, успокоившись, сказала: — Если хочешь попрощаться с теми, кто пойдет на Гору, поторопись. Они уходят на заре. Положи свою палку и собери одежду для Аннад. Я разбужу ее. — И она подошла к кровати дочери.
— Мамочка, — волнуясь и совсем по-детски позвал ее Роуэн.
Он увидел, как мамины брови сошлись в одну линию, и услышал, как она вздохнула, — наверное, рассердилась.
— Мама, — повторил он так громко, что Аннад заворочалась и сама начала просыпаться. — Знаешь, мама, что у меня есть? Карта… Ну, карта Горы!
— У него есть карта Горы, — сказала Джиллер Силачу Джону, стараясь не обращать внимания на сердитые выкрики в толпе.
Капюшон упал с ее волос на плечи, щеки от волнения раскраснелись. Роуэну она казалась настоящей красавицей. И наверное, Силачу Джону тоже, потому что он не отрываясь смотрел на нее.
— Так неси ее скорее сюда! — потребовала Бронден, притоптывая своими тяжелыми башмаками, потому что утро было свежее. — Что-то не верится! С чего бы это старуха выкинула такой фортель? Вы уверены, что мальчишка не морочит нам голову?
— Ясное дело, нет! — резко ответила Джиллер, взяв у Роуэна карту и передавая ее Бронден. — На, смотри!
Бронден развернула свиток. В утреннем воздухе от ее дыхания клубился пар. Вдруг она сердито сдвинула брови и показала карту Силачу Джону и Марли.
— Ну и что там? — сгорая от любопытства, поинтересовался Аллун у стоявших рядом Роуэна и Джиллер. — Что? Что такое нашел мальчик?
Силач Джон поднял свиток над головой, чтобы его увидели все. Пергамент был чист.
— Да ведь… — чуть не разревелся Роуэн, — да ведь я же видел! Карту Горы видел, и слова, и стрелки… И тропинку красную — она уходила за облако, а потом еще выше… Я правда все это видел!
Бронден презрительно фыркнула и быстро повернулась к чистому пергаменту, который Силач Джон все еще держал в руках.
— Не увидишь — не поверишь, — сказала она как бы в сторону. — Маленькие мальчики должны запомнить раз и навсегда: нехорошо шутить над старшими, чтобы привлечь к себе их внимание.
— Может, тебе это все приснилось, а? — спросил Аллун, положив руку Роуэну на плечо. — Наелся с вечера сыра, вот и… Со мной тоже такое бывает. Как будто не спишь, а видишь…
— Я тоже видела, Аллун, — перебила его Джиллер и хмуро посмотрела на свиток, точно не веря своим глазам. — Роуэн показал мне карту. Что, по-твоему, я тоже шутки шучу, Бронден?
Повисла неловкая тишина. Силач Джон в задумчивости передал свиток Роуэну.
— Я верю, что и Джиллер, и Роуэн видели карту, — сказал он, — но сейчас она куда-то исчезла. Наверное, Шеба задумала сначала дать нам надежду, а потом разбить ее вдребезги.
Джиллер благодарно улыбнулась в ответ.
— Похоже на нее, — согласилась Марли. — Она… Ой!
У нее открылся рот, и она показала на Роуэна:
— Глядите-ка!
Оттого что вся деревня уставилась на него, он смутился и покраснел до ушей. Люди удивленно вскрикивали. Но что же случилось? Что он опять натворил? Проследив направление их взглядов, Роуэн понял, что смотрят они не на него, а на свиток. Он тоже опустил глаза, и неловкость сразу же уступила место радости. На пергаменте вновь появилась карта! Рисунки, слова и наконец красная линия тропинки, что вилась вверх по Горе!
Силач Джон протянул руку и сказал:
— Дай сюда, Роуэн.
С облегчением Роуэн передал свиток Силачу Джону. Он развернул его. Сначала послышался гул взволнованных голосов, а потом общий вздох разочарования. Прямо на глазах людей линии рисунка начали исчезать, и вскоре свиток стал совершенно чистым. Силач Джон пустил его по рукам. Люди смотрели на него и лишь удивленно покачивали головами.
— Нечисто здесь что-то! — воскликнул Нил и побыстрее передал свиток Силачу Джону, будто боялся, что тот отравлен. — Шеба над нами просто издевается.
— Да, похоже на то, — задумчиво произнес Силач Джон. — Нехорошую игру она ведет. — Он взглянул на Марли и добавил: — Видать, рассердилась из-за того, что я спорил с ней.
Он отдал свиток Роуэну и пораженно замер: на нем снова появлялись рисунки, знаки и буквы — сначала неясные, а потом вполне четкие.
— Да что же это? — вскрикнула Джиллер, сжав рукой плечо сына.
Силач Джон ответил, помедлив:
— Я же говорю, вчера она рассердилась на какие-то мои слова и сказала про Роуэна: «Он вас и поведет!» Вот она и сделала так, что карта видна, только когда Роуэн держит в своих руках свиток.
— И правда! — согласилась Марли. — Она ведь бросила свиток прямо в него. Не просто так, а чтобы он раскрыл ее секрет. И потом — она предвидела, что все мы увидим карту Роуэна. Значит… — Она немного помолчала. — Значит, Шеба хочет, чтобы мальчик пошел на Гору вместе с нами.
— Не пущу! — не сдержавшись, крикнула Джиллер, но потом, стараясь говорить спокойно, сказала: — То есть… Роуэн еще маленький. Совсем маленький — что с него толку там, на Горе? А здесь ведь у него букшахи. Нет, он никак не может с вами пойти.
— Конечно не может! — поддержал ее учитель Тимон, протискиваясь сквозь толпу. — Я, кажется, придумал, что делать. Роуэн развернет карту и подержит ее, а я быстро все срисую на большой лист. — Он развел руки в стороны, показывая, как надо держать карту. — Вот так… Может, он с часок постоит и сильно устанет, но дело того стоит. А потом Роуэн спокойненько пойдет домой и ляжет спать, а вы, бедолаги, отправитесь на свою «приятную» горную прогулку.
— Да! — воскликнула Марли. — Обратим оружие Шебы против нее самой. Она забыла — мы не букшахи, нас не проведешь.
Но Шеба была далеко не так глупа. Как Тимон ни старался, он не смог сделать копию карты. Он чертил и чертил, пробовал разные карандаши, но они скользили по бумаге, словно ее смазали маслом, хотя, если он принимался рисовать что-нибудь другое, все отлично получалось. Полчаса он бился над картой, и все напрасно. В конце концов он сдался, с недовольным возгласом отбросил карандаш и присел на корточки над исчерканным листом.
— Хватит! — сказал Силач Джон. — Обходились же мы до этого без карты, и сейчас как-нибудь справимся. — Он благодарно кивнул Роуэну, стараясь не смотреть в глаза Джиллер. — Спасибо тебе. Мы увидели рисунок, который указывает путь. Мы его запомнили и надеемся, что он нам поможет. Так что идите-ка вы с мамой домой.
— Какая глупость! — резко возразила Бронден. — С картой идти проще и безопаснее. Мы должны ее взять с собой. А если карту и мальчика нельзя отделить друг от друга, хотя и непонятно почему, мальчика надо взять с собой. С букшахами кто угодно может остаться. Подумаешь, большое дело.
— Мы согласны, — сказала Вэл за себя и брата. — От этого зависит жизнь всей деревни. Малодушничать сейчас не время.
— Мальчик не пойдет, — упрямо сказал Силач Джон. — Слишком это опасно, а он еще очень мал.
— А может, это его мать очень красива, а, Джон? — проницательно заметила Бронден. — Похоже, у тебя ум с сердцем не в ладу.
Силач Джон побагровел. Роуэн почувствовал, как сильно Джиллер стиснула его руку, и увидел, что на ее щеках тоже пылают два алых пятна.
— Мама, что это с Джоном? — шепотом спросила Аннад, дергая ее за юбку. — Почему он такой красный?
Джиллер ничего не ответила. Роуэн смотрел на лица в толпе, и мало-помалу ему открывалась суровая правда. В деревне есть и другие дети его возраста. Если бы это случилось с кем-то из них, никто бы и слова не сказал. Силач Джон, Тимон, родители, да и вообще все вокруг считали бы, что этот кто-то не только хочет — он должен пойти.
Это событие стало бы самым увлекательным приключением в его жизни. Он доказал бы всем, что ничего не боится.
Все это случилось с Роуэном потому, что он мал и слаб, и Силач Джон ясно дал это понять. Потому — теперь он это осознал, — что Силач Джон любит его маму и хочет сделать все, чтобы ей не было больно и стыдно за сына.
Роуэн дрожал как осиновый лист. Опять вспомнились слова Шебы: «Гора не будет проверять твою силу, Джон. Она тебя уничтожит». Зачем, ну зачем она так поступила? Если Гора способна уничтожить даже Силача Джона, который ничего не боится, что же тогда она сделает с пастушком Роуэном, который пугается даже колесного скрипа?
Страх, одиночество и стыд переполняли Роуэна. Все мрачно смотрели на него, и это было невыносимо. Наверное, люди думали одно и то же: «Почему он? Ну почему именно этот самый бестолковый мальчишка? Что за насмешка — сделать его нашим спасителем, ведь он скорее всего принесет всем только погибель».
Роуэн было обернулся к маме, чтобы спрятать лицо в ее юбке, но тут ему представилось, как он стоит на лугу, теплая мягкая морда Звездочки наклоняется к его протянутой ладони, а кругом стоят другие букшахи, такие большие, спокойные и доверчивые.
Он никогда не подводил букшахов. Он всегда был с ними — и ранним морозным утром, и в жаркий полдень, и когда они болели, и когда в стаде ожидалось прибавление, и когда страшно рычал Дракон.
А теперь им нужна вода. И он никак не мог оставить их в беде. Для них он вовсе не был трусливым слабаком: он был другом, наставником и вожатым. Они доверяли ему во всем. И от этой мысли внутри у него, точно парное молоко, разлилось приятное тепло.
Роуэн поднял голову и смело поглядел на Силача Джона.
— Я иду, — сказал мальчик. Карту в его руках тихо покачивал легкий утренний ветерок. Он повторил: — Я иду на Гору вместе с вами.