Ровным счетом ничего

«МАЛЕНЬКИЕ ТАНЦОВЩИЦЫ, ПЛЯШУЩИЕ ДО ИЗНЕМОЖЕНИЯ»

Когда начал публиковаться Франц Кафка, среди первых отзывов были такие: «Появился молодой автор, пишет в манере Роберта Вальзера». Кафка не был подражателем Вальзера, но сравнение было совсем не беспочвенным. Известно, что Кафка любил читать Вальзера вслух, словно на публике, с чувством погружаясь в звучание каждой фразы. Тогда, в начале двадцатого века, среди почитателей писателя были авторы с очень тонким литературным слухом: Гуго фон Гофмансталь, Кристиан Моргенштерн, Герман Гессе, Вальтер Беньямин. И все же судьба Вальзера, и литературная и человеческая, складывалась совсем не просто.

Роберт Вальзер родился в 1878 г. в швейцарском городе Биль, в многодетной семье мелкого коммерсанта. Дела отца шли неважно, и мальчику не пришлось закончить гимназию. В четырнадцать лет его отдают в учение в местное отделение кантонального банка. Три года спустя учеба заканчивается, и Вальзер начинает долгое странствие, перебиваясь кратковременными заработками на разных мелких должностях в конторах и банковских учреждениях Швейцарии и Германии. Мысли его уже тогда были заняты совсем другим: поначалу он попытался стать актером, но безуспешно, затем все больше времени отдавал литературе. В 1898 г. в печати впервые появляются его стихи, на следующий год — проза. В течение нескольких лет небольшие сочинения публиковались в разных периодических изданиях. В 1904 г. выходит его первая книга, озорные, мастерски стилизованные «Школьные сочинения Фрица Кохера», написанные от лица недалекого гимназиста, пытающегося — не слишком удачно — понять происходящее вокруг него.

В 1905 г. Вальзер предпринимает серьезную попытку войти в литературную жизнь и отправляется в Берлин, где уже обосновался его старший брат Карл, ставший к тому времени достаточно известным художником. Роберт Вальзер получает предложение от издателя Бруно Кассирера и в течение нескольких недель пишет свой первый роман, «Дети семейства Таннер», в котором без труда узнается его собственное детство, отношения с братьями и сестрами. Роман публикуется в 1907 г., Вальзер тут же пишет следующий роман, «Помощник» (опубликован в 1908 г.), напоминающий о недолгом времени, проведенном им в должности ассистента эксцентричного изобретателя Карла Дублера. Затем следует еще один роман, «Якоб фон Гунтен» (1909), рассказывающий об ученике странной школы. И здесь не обошлось без автобиографических мотивов: по приезде в Берлин Вальзер посещал школу для домашней прислуги и даже недолгое время прослужил в замке одного из дворянских семейств Верхней Силезии.

Вроде бы успешно начавшаяся карьера Р. Вальзера не получает продолжения. Неуживчивость, нежелание считаться с привычными нормами не облегчали ему существование ни в литературе, ни в жизни. Отношения с издателями никак не складываются. Свои небольшие тексты, жанр которых чаще всего не поддается традиционному определению, Вальзер публикует в периодике. В 1913 г. он внезапно, словно обратившись в бегство, оставляет Берлин и возвращается в Швейцарию, где и остается до конца жизни.

На протяжении более чем десяти лет Вальзер ведет внешне ничем не примечательное существование. Он пишет множество небольших вещей, публикуя их в газетах и журналах у себя на родине и в других странах, где выходили издания на немецком языке. Заработков хватает только на то, чтобы кое-как сводить концы с концами, но Вальзер продолжает писать в своей манере, игнорируя известные рецепты успеха. Не волнуют его и события общественной жизни.

Где-то шла мировая война, совершались революции, разражались экономические катастрофы, а житель маленькой страны, упрямо отгородившейся от остального мира, словно и не замечал на улицах швейцарских городов ни русских большевиков, ни итальянских анархистов. Действительность лишь изредка случайным замечанием проскальзывала в его миниатюрах, представлявших собой, в сущности, непрерывную хронику его внутренней жизни. По сути, он всегда писал о себе самом. Вальзер был как большой ребенок, отказывающийся взрослеть, не желающий принимать на себя общественных обязательств. Писал о самых ничтожных вещах, да и интересовали его не столько эти вещи, сколько переживания, которые он по этому поводу испытывал. Он постоянно доказывал, как много может сказать о какой-нибудь мелочи тот, кому есть что сказать. Свои короткие произведения он называл «маленькими танцовщицами, пляшущими до изнеможения». Он бывал чрезвычайно ироничен, но ирония эта мягкая, то и дело неожиданно соскальзывающая в бездонную сентиментальную грусть.

Оригинальность его прозы сыграла с Вальзером злую шутку. Никто не знал, как назвать то, что он пишет. Это не были рассказы или новеллы в более или менее привычном смысле. Фабула зачастую отсутствует, а если и была, то автор мог оборвать повествование в любой момент и заявить, что дальше ему рассказывать неохота, сменить тему или начать обсуждать только что написанное. Перед читателем оказывается то путевая заметка, то пейзажная зарисовка, то притча или сказка, то странный диалог. Вальзер и сам не мог придумать единого обозначения для своей прозы, называя издаваемые сборники «Истории», «Малая проза», «Прозаические миниатюры».

Р. Вальзера нельзя было отнести ни к одному из литературных течений начала двадцатого века — ни к натурализму, ни к неоромантизму, ни к экспрессионизму. В его произведениях немало юмора, но юмористом или сатириком он не был, а для «большой» литературы оказывался как-то уж слишком несерьезен. Умение уловить тончайшее настроение связывало его с импрессионизмом, но и здесь сходство было лишь частичным. Наверное, он мог бы найти понимание у некоторых близких ему авторов следующего поколения, например у нас в России — у Даниила Хармса, но встретиться с такими авторами ему уже не довелось.

В середине двадцатых годов психическое состояние страдавшего от депрессивных расстройств писателя резко ухудшается. Словно вдогонку уходящему времени, он начинает лихорадочно писать карандашом, странным мельчайшим почерком (долгое время считалось, что разобрать эту тайнопись невозможно), используя для этого любые попадавшиеся листки бумаги. В 1925 г. он некоторое время работает над романом «Разбойник», но оставляет его недописанным. Начинает и другие работы, но тоже не доводит их до конца. В начале 1929 г. Вальзера вынуждают обратиться к психиатру, с диагнозом «шизофрения» он оказывается в психиатрической лечебнице Вальдау. Здесь он проводит несколько лет, время от времени пытаясь продолжать литературную работу. В 1933 г. Вальзера против его воли переводят в другую лечебницу, после чего он совершенно перестает писать. На этом заканчивается биография писателя Роберта Вальзера, хотя пациент психиатрической клиники Роберт Вальзер прожил еще много лет. В рождественские дни 1956 г. 78-летний Вальзер не вернулся с одной из своих обычных пеших прогулок.

Интерес к творчеству Роберта Вальзера вновь стал пробуждаться еще при его жизни. Его начали переиздавать, а в середине 50-х вышло первое собрание сочинений. Немалая заслуга в этом принадлежала швейцарскому писателю и журналисту Карлу Зеелигу, в конце 30-х взявшему на себя заботу об оставленном всеми Вальзере — в 1957 г. Зеелиг опубликовал книгу «Прогулки с Робертом Вальзером», в которой рассказал о разговорах с писателем. Сам Вальзер был полностью равнодушен к судьбе своих произведений, не интересовали его отклики, появившиеся в печати в связи с его 70-летием и 75-летием. В одной из бесед с Зеелигом Вальзер сказал, что напрасно был столь субъективен в своем творчестве. Стоило больше прислушиваться к пожеланиям издателей, больше учитывать интересы публики, сказал он. С практической точки зрения с этим можно было бы согласиться. Жизнь Роберта Вальзера в этом случае была бы иной. Но тогда он не стал бы тем писателем, о котором Герман Гессе как-то сказал: «Если бы у него было сто тысяч читателей, мир стал бы лучше».

В этой небольшой книге собрана малая проза зрелого Роберта Вальзера швейцарского периода, опубликованная в сборниках, выходивших в 1915–1924 гг. Это произведения, в которых его своеобразие отразилось в наибольшей мере. В последних работах, в сборнике «Роза», уже ощущается нарастающий надрыв, приближение катастрофы. Но и в них царит все то же озорство, за которым кроется светлая, щемящая грусть.

Сергей Ромашко