Роза Дамаска

Глава четвертая

Розы тянулись на всем обозримом пространстве. Они были, казалось, всех мыслимых цветов — алые, почти черные, белые, розовые, желтые… Цветы казались больше и, возможно, грубее тех, к которым привыкла Викки, но их потрясающий аромат кружил голову. Воздух без признаков ветерка был буквально напоен им.

Адам остановился на обочине и вышел из машины, обозревая розовые ряды.

— Похоже, сборщиков еще нет, — доложил он. — Я оставлю коробки тут, и мы съездим пока на кладбище.

Викки впервые услышала про сборщиков и едва сдержала вздох облегчения, узнав, что им не придется самим собирать все эти розовые головки.

— А кто эти сборщики? — спросила она.

— В основном это друзские женщины, — ответила Умм-Яхья. — Друзы, вероятно, самый красивый народ в стране. Многие из них светловолосы. Говорят даже, что они пошли от первых крестоносцев, но вообще-то они появились здесь задолго до этого. Кстати, женщины у них ходят непокрытыми. О них знают мало, но работники они хорошие, и Хуссейн нанимает их на сборку роз ежегодно.

В этот момент появились женщины. Они медленно, поистине с королевской грацией двигались по узкой дороге, погоняя своих осликов. У некоторых волосы были такие светлые, какие можно увидеть только у детей, а под круглыми головными уборами сверкали прекрасные голубые глаза. Одетые в длинные, очень простые, перехваченные поясом на талии платья, в основном из искусственной парчи самых ярких расцветок, они являли собой великолепное, красочное зрелище.

Приблизившись, женщины приветствовали Адама как старого приятеля. С остальными они были сдержаннее, искоса посматривая на двух женщин и стыдливо отворачиваясь, как это делают дети, увидев незнакомых людей. Они взяли коробки и, взгромоздив их на спины осликов, погнали терпеливых животных на плантацию.

Адам вытащил из одного седельного мешка транзисторный радиоприемник и включил его. Женщины заулыбались, перешептываясь.

— Что они говорят? — спросила Викки.

Адам усмехнулся:

— Они говорят, что мне бы тоже захотелось послушать радио, если бы пришлось часами работать под палящим солнцем. У них у всех есть приемники.

Адам сел в машину, а собравшиеся на обочине женщины помахали им на прощание, позвякивая золотыми цепочками, вплетенными в волосы.

До кладбища было недалеко. Оно примыкало к крошечной деревушке на склоне горы, возвышавшейся над долиной. Вид отсюда был превосходный; легкий, освежающий ветерок играл среди мраморных надгробий, различных для мужчин и женщин, но в целом столь традиционных, что одно от другого едва можно было отличить.

Стройная фигура, закутанная в черное, одиноко стояла у входа.

— Мириам! — воскликнула Умм-Яхья, и ее голос пресекся от волнения.

Адам остановил машину и вышел, потягиваясь. Нельзя было не заметить силу его мускулов, и Викки подумала, есть ли справедливость в том, что мужчины ходят одетыми. Она посмеялась над своей мыслью, но ее веселье тут же пропало, когда девушка бросилась к Адаму.

— Адам! Как долго вы ехали! Я жду с самого утра.

Умм-Яхья посуровела:

— Мириам! Ты не у себя дома.

Мириам приподняла чадру и показала сестре язык.

— Очень жаль! — Затем быстро сдернула накидку, оставшись в великолепном, сшитом по последней парижской моде платье. — Так лучше, — засмеялась она. — Мне ужасно жарко.

Подскочивший Георгиос положил свояченице руку на плечо:

— Мириам, уймись. Не срами нас!

Мириам передернула плечами — она была значительно выше Георгиоса.

— К счастью, я живу не в твоем доме, коротышка, — заявила она.

Георгиос побагровел.

— Умм-Яхья, поговори с сестрой! — взмолился он.

Всех утихомирил Адам.

— Оставьте ее, — сказал он своим обычным безапелляционным тоном. Он повернулся к Мириам, улыбнулся и протянул руку. — Подойди познакомься с Викки Тремэйн.

Редко кто осматривал Викки так дерзко. Мириам была намного моложе сестры, однако неудовлетворенность жизнью наложила на нее свой отпечаток, едва заметно оттянув уголки рта. Тем не менее это была, пожалуй, самая красивая женщина изо всех, кого Викки когда-либо приходилось видеть. Она стояла перед Викки — высокая, с мраморным лицом классической музейной скульптуры, с волосами, вьющимися на высоком лбу. Ее светло-карие глаза могли бы быть безукоризненно прекрасны, но сейчас их очарование разрушало выражение презрения и жалости к себе.

— Викки Тремэйн? — повторила Мириам. — Кто она?

— Одна из новых сотрудниц Хуссейна, — кратко объяснил Адам.

Легкая улыбка заиграла на губах девушки.

— Женщина? А моя сестра краснеет, оттого что я стащила чадру!

— Это совсем другое! — вмешалась Умм-Яхья. — Надо следовать обычаям своего народа.

— Зачем? — спросила Мириам. Умм-Яхья стиснула себе руки, не находя слов.

— Неудивительно, что отец приходит от тебя в отчаяние! — наконец выговорила она.

Мириам рассмеялась. Все ее поведение, очевидно, было хорошо отработано в целях достижения искомого, и Викки женским чутьем моментально это почувствовала.

— Но ты-то не отчаиваешься? — шепнула Мириам Адаму.

Тот рассмеялся:

— Ну ты нахалка! Нельзя так дразнить любящих тебя людей.

— Почему? Они перестанут меня любить? — Ее глаза округлились и стали задумчивыми. — Ты перестанешь любить меня?

Но Адам уже отвернулся от нее, прикуривая сигарету.

— Для тебя есть кое-что в машине, — небрежно бросил он.

Умм-Яхья сделала решительный жест.

— Не сейчас! — гневно воскликнула она. — Я не разрешаю. Адам, вы ее поощряете, так не пойдет.

Мириам радостно засмеялась и обняла сестру.

— Что вы привезли мне? Что это, Адам? — потребовала она, весьма довольная собой.

— Ну, это ваше дело, — объявила Умм-Яхья запальчиво. — Я умываю руки.

Адам бросил на нее быстрый, понимающий взгляд.

— Не сейчас, Мириам, — сказал он коротко. — Ты это получишь, когда мы достанем еду. А пока покажи Викки кладбище.

Ко всеобщему удивлению, на этот раз Мириам не стала возражать.

— Покажу вам могилу своей матери, — предложила она. — Мы сюда часто приезжаем по четвергам. Это мусульманский день поминовения. Вдовы ходят к могилам своих мужей, и все такое.

— А почему именно по четвергам? — спросила Викки.

Мириам пожала плечами:

— Не знаю, таков мусульманский обычай.

И правда, на кладбище было много женщин, склонившихся над одинаковыми могилами. Они лили немного воды в изголовье и шептали что-то умершему мужу, прося совета или рассказывая о происшедших за неделю событиях. Они сидели тут часами, склонившись над могилами и углубившись в себя. Это было вроде общего праздника для всего мусульманского мира.

— Что за величественный вид! — воскликнула Викки, взглянув на долину внизу.

Мириам живо повернулась к ней:

— Вам нравится Дамаск?

— А вам разве нет? — поинтересовалась Викки.

Мириам покачала головой:

— Он старый и скучный. Посмотрите на нас — пришли навестить мертвых. А мы должны жить. Разве мы созданы не для этого?

— Не знаю, — ответила Викки. — Очевидно, в жизни найдется место для всего.

— Никогда! — Глаза девушки стали непроницаемыми. — Вы знали Адама раньше? — неожиданно спросила она. В ее тоне прозвучала столь неприкрытая ревность, что Викки ужаснулась. «Нельзя так саморазоблачаться перед незнакомыми людьми, — подумала она. — Встреча с такими чувствами обескураживает».

— Нет, — покачала она головой, — не знала.

— Тогда вы не сможете понять его. — Мириам задумалась. Когда она снова заговорила, в ее голосе прозвучало странное торжество. — Он живет здесь уже так давно, что практически стал одним из нас. Мы все его так и воспринимаем.

«Нет», — подумала Викки. Она поглядела на девушку без чадры и вспомнила, как Умм-Яхья подавала Адаму чай, тоже без чадры и ничуть не обеспокоенная этим.

— Он ведь преподает в университете? — спросила Викки.

Мириам кивнула:

— Ему здесь нравится. Он не уедет, он это мне часто говорил.

Викки посмотрела в ту сторону, где стоял Адам.

— Это для вас имеет большое значение? — опять спросила она.

— Ведь это и мой дом! — гордо ответила Мириам, глаза ее сверкнули.

Викки нахмурилась:

— А где именно вы живете? Ваша сестра не сказала. Тоже в Дамаске?

Мириам качнула головой. Она немного помолчала, а потом сказала:

— Я живу с отцом. С тех пор как умерла мама, я присматриваю за ним. Он не мусульманин, как она. Он грек-католик и даже ездил в Рим посмотреть на папу, когда был моложе. Теперь от него не осталось ничего — он превратился в гору мяса, которая ненавидит все, что я делаю и думаю. Никто не должен жить подобным образом! Вам бы такое понравилось?

— А вы обязаны там жить? — поинтересовалась Викки.

— Да, пока не выйду замуж. — Неудовлетворенность резче проступила на лице Мириам. — Но, выйдя замуж, я освобожусь! — пообещала она самой себе.

Викки почувствовала себя неловко.

— Что же будет с вашим отцом? — спросила она, чтобы не молчать.

Мириам пожала плечами:

— Кто знает? Он отжил свое — теперь моя очередь жить… пока не поздно.

Викки отвернулась. Ей почему-то стало жаль отца Мириам и сильно захотелось быть сейчас рядом с остальными, подальше от горечи и недовольства, живших в душе сестры Умм-Яхьи. Но Мириам задержала ее. Коснувшиеся Викки пальцы были жесткими и сильными.

— Прекратите глазеть на Адама! — прошипела Мириам. — Адам мой, только мой. Отстаньте от него, слышите?

Викки попятилась.

— Адам для меня ничего не значит, — сказала она холодно.

— Вот так и ведите себя. Я даже могу жить с отцом в горах, но люди мне все скажут. Я узнаю о каждом вашем слове.

Викки разжала пальцы Мириам и зашагала обратно к машине. «Не стоит обращать внимание на эти угрозы, — сказала она самой себе. — Девушка просто неуравновешенна. Может быть, поэтому все прочие обращаются с ней так бережно».

— Викки, помните мои слова! — донесся до нее голос Мириам. — Он обещал на мне жениться. Он заберет меня от отца и накупит мне много красивых вещей. Вам не удастся отнять его у меня.

Викки оглянулась и с удивлением увидела, что Мириам плачет.

— Но я едва его знаю, — мягко проговорила она. — Послушайте, если он просил вас выйти за него замуж, почему же вы ему не верите? Он просто не захочет жениться ни на ком другом.

Мириам смотрела на нее задумчиво.

— Вы так думаете? Правда так думаете? И вы отстанете от него?

Викки вздохнула.

— Да, отстану. — Она подумала, что это почему-то прозвучало как предательство. Но сразу отбросила эту мысль. В конце концов, что ей этот Адам?

Когда Викки вернулась к машине, Умм-Яхья посмотрела на нее с любопытством.

— Не позволяйте моей сестре беспокоить вас, — сказала она решительно. — Она может убедить кого угодно, если захочет, но может и беспокоить по мелочам.

Викки ничего не ответила. Не ее дело, но все же интересно, насколько хорошо Адам знал девушку, на которой, очевидно, намеревался жениться. Викки села рядом с Умм-Яхьей, помогая раскладывать еду.

— А вы не хотите пойти на могилу матери вместе с Мириам? — вежливо спросила она. — Я подожду здесь.

Умм-Яхья молча встала и направилась к пустынной части кладбища. Через несколько минут Мириам присоединилась к ней, и Викки видела, как сестры разговаривают, вначале сердито, потом спокойнее, прибирая вместе могилу, как и все другие женщины, приходящие сюда по четвергам.

Георгиос стоял, подставив лицо солнцу и прикрыв глаза.

— Не давайте моей свояченице надоедать вам, — отеческим тоном обратился он к Викки. — Она, как все женщины, прежде говорит, потом думает. Ее жизнь не так уж и плоха.

— А вы откуда знаете? — усмехнулась Викки.

Георгиос позволил себе улыбнуться. Ему было внове, что женщина защищает представительницу своего пола и спрашивает мужчину о мотивах его умозаключений.

— Да просто знаю, — ответил Георгиос глубокомысленно. — Я знаю своего тестя. Он, конечно, очень стар, но он не жестокий человек. Когда Мириам выйдет замуж, мы, наверное, заберем его к себе.

— Думаю, что у вас найдется комната и для самого черта! — усмехнулся Адам.

— Умм-Яхья любит отца, — с чувством продолжал Георгиос. — К тому же он не проживет вечно.

Адам хмыкнул, присев рядом:

— Как сказать. Он может протянуть еще долго.

— Ну это уже не ваша забота, — мягко возразил Георгиос. — Старик не останется с вами после свадьбы.

Адам потряс головой:

— Разумеется. Я предпочитаю быть хозяином в своем доме. Однако я проголодался. Может, позвать дам?

— Оставьте их. Викки нам поможет, — сказал Георгиос. — Они еще не насмотрелись друг на друга. Умм-Яхья вечно беспокоится о сестре.

Викки беспомощно смотрела на кучу еды, пытаясь угадать, что предложить мужчинам сначала, но, к счастью, в этот момент Умм-Яхья и Мириам пошли обратно, так что Викки опять вернулась на прежнее место, чуть подальше от мужчин, в тени машины. Она тоже была голодна, но знала, что сперва Умм-Яхья обслужит мужчин. И была права, так как Умм-Яхья разложила на две тарелки мясные шарики со специями, большие ломти хлеба и налила два стакана вина. Но, улучив момент, Мириам схватила с тарелки мясной шарик и мгновенно расправилась с ним.

— Я голодна! — капризно объявила она, глядя на Адама. — Вы же не хотите, чтобы мы ждали, а? Сколько я толкую своему семейству об их патриархальности, но все попусту.

Адам усмехнулся и протянул ей свою порцию. Умм-Яхья посмотрела на них с укоризной.

— Поучилась бы у иностранки хорошим манерам, — проворчала она. — Если Викки, не привыкшая к нашим обычаям, может ждать, почему ты не можешь?

— Потому что это глупо! — молниеносно отреагировала Мириам.

Умм-Яхья покачала головой:

— Жить на Востоке и так себя вести… А в следующий раз ты захочешь разделить трапезу со своим отцом!

Мириам рассмеялась. Когда она радовалась, ее лицо буквально сияло, приобретая еще большую прелесть.

— А иногда я ем и раньше него, — торжествовала она. — Почему бы и нет? Он никогда не замечает, что я делаю.

Умм-Яхья была шокирована.

— Никогда не слышала ничего подобного. И кто это женится на такой нахалке?

Георгиос миролюбиво улыбнулся:

— Найдем кого-нибудь, когда время придет. Мириам достаточно красива, чтобы жених забыл обо всем остальном.

— Может быть, — упрямилась его жена. — Но кто променяет медовый месяц на вечный уксус?

Все промолчали. Адам достал из корзины еще две тарелки и, расставив их, пригласил женщин к трапезе.

— Ешьте, прошу вас, — обратился он к Умм-Яхье. — Давайте забудем о формальностях. Мириам скоро получит подарок, и тогда вы уж совсем ничего не съедите.

— Ах да! — Мириам мгновенно вернулась к интересовавшему ее предмету. — Адам, ну теперь-то можно? Ты ведь сказал, что можно будет, когда мы сядем есть. Я больше не в силах ждать.

Адам не спеша поднялся и вытащил сверток. Он передал его в жаждущие руки и снова уселся, улыбаясь. Несомненно, Мириам развлекала его. Он был внимателен, и он понимал ее. Она наблюдала, как Мириам разворачивает материю и как полночная синева ложится ей на колени, сверкая и переливаясь серебром, как звезды в ночи. Мириам растянула ткань и набросила себе на плечи.

— Какая прелесть! — прошептала она.

Адам смотрел на эту арабскую девушку с такой нежностью, что Викки почувствовала легкий приступ ревности.

— Знаешь, ты просто очаровательна, — сказал он с улыбкой.

Мириам подалась вперед.

— Правда? Адам, ты действительно думаешь, что я красивая? — Она потеряла равновесие, то ли умышленно, то ли нет, и опустилась на колени рядом с ним. — О Адам, огромное спасибо! Ты даришь мне истинное счастье! — Она оглядела всех сверкающими глазами. — Ну разве он не удивителен?

Умм-Яхья бесстрастно отрезала себе еще хлеба. Она высвободила край чадры, чтобы подносить ко рту еду, но выражения ее лица видно не было.

— Он слишком добр к тебе, — сказала она твердо.

Мириам тут же надулась.

— Тебе бы хотелось, чтобы он мне этого не приносил! — обвинила она сестру. Она быстро повернулась к Викки: — Полагаю, вам бы тоже этого хотелось.

— Ну почему же? — удивилась Викки. — В конце концов, я сама помогала Адаму выбирать материал.

Мириам отбросила ткань.

— Вы не выбирали! — воскликнула она истерично. — Адам, скажи, что она не выбирала! Это твой подарок!

Кажется, даже Адаму этого было уже более чем достаточно.

— Какая разница? — спросил он, потеряв терпение. — Это всего лишь маленький подарок тебе, и не надо тут разыгрывать целый спектакль.

Мириам тут же ему улыбнулась.

— Прости, — прошептала она. — Мне очень понравилось. Ты меня осчастливил! Да, осчастливил!

— Ну ладно, — бросил коротко Адам. Он отвернулся и задумчиво глотнул вина. Тени облаков уже достигли долины и повисли над рекой, породившей этот зеленый рай в пустыне. — Весной, — сказал Адам мечтательно, — все поля вокруг покрываются цветами. Вы знаете, что анемоны — это полевые лилии, о которых говорил Христос? Они растут здесь повсюду. Алая анемона — цветок Адониса. Он был убит в Ливане диким вепрем, так как какой-то бог приревновал его, и там, где земля впитала его кровь, выросли цветы. Потом пришли крестоносцы, и, где бы ни сразили храброго рыцаря, там появлялись розовато-лиловые цветы…

— Об этом вы рассказываете на своих лекциях? — со смехом спросила Викки.

— Нет, там мы серьезнее, — усмехнулся Адам. — Но иногда ароматы роз и вид цветущих полей могут будоражить и самых рациональных людей. Подождите, и с вами это случится.

Но Викки не хотелось забивать себе голову чем-то подобным. «Все эти романтические мечтания доставляют одно беспокойство», — решила она. Неожиданно она вспомнила, как Адам рассказывал о лилиях — слезах Евы, когда та бежала из Эдемского сада, и чуть не расплакалась тоже, совершенно ни с того ни с сего.

— Не верю я во все это! — воскликнула она. «Как удачно зовут Адама, — подумала она, — ведь в Дамаске настоящий Эдемский сад, и Мириам было предназначено быть его Евой… или, может, Лилит?» Викки вечно путалась в этих древних историях. Не будучи никогда склонной к романтическим выдумкам, она была прагматиком, человеком науки, и предпочитала таковой оставаться. Викки допила вино и выпрямилась.

— Не пора ли нам возвращаться на розовые плантации? — спросила она.

Женщины-друзки уже наполнили коробки розовыми лепестками и сидели на обочине, дожидаясь машины. Когда та подъехала, они, едва взглянув, отдали коробки и исчезли со своими осликами, словно их и не было.

Адам проверил содержимое коробок и сложил их в багажник. Машина сразу наполнилась ароматом роз, приятно напоминавшим о лете и дремотном полудне. Викки, сидя сзади, позволила себе помечтать о временах, когда она сиживала в парке возле своего дома, наблюдая за садовниками, косящими лужайки, и вдыхая запах роз с ближайших клумб. Как теперь все изменилось!

— Может быть, я зайду сегодня к вам в магазин, — сказала вдруг Мириам. — Что ты мне можешь предложить, Адам?

Адам только пожал плечами, не отрывая глаз от дороги.

— Не знаю, — ответил он. — Спроси у Викки, она специалист.

Мириам посмотрела на Викки с плохо скрытой враждебностью.

— Вы поможете мне в выборе, если я приду? — спросила она небрежно.

— Может быть, я, а может, Криспин, — кивнула Викки.

— Криспин?.. — Мириам запнулась на имени. — Кто такой этот Криспин?

— Он приехал из Англии вместе с Викки, — пояснил Адам.

— Криспин, — повторила Мириам. — Почему мне никто не рассказал о нем? Вам он нравится? — обратилась она к Викки.

Викки сжала губы, стараясь не покраснеть.

— Нравится, — подтвердила она. — Мы давно работаем вместе.

Умм-Яхья внезапно оживилась, на какое-то время забыв о поведении своей сестры.

— Ах да! — воскликнула она в волнении. — Мы должны пригласить к себе Криспина. Почему он не поехал сегодня с нами? Надо будет спросить Хуссейна.

— Он бы не смог. Он работает, — ответила Викки коротко.

Мириам, наклонившись, дотронулась до ее колена:

— Вы должны рассказать мне о нем. Он очень красивый? Я уверена, он высокий, как дерево, и сильный. Я не права?

Викки покачала головой.

— Не очень. — Она улыбнулась, подумав, как нелеп весь этот разговор. — Он мне как брат! — добавила она. И удивилась, когда женщины недоверчиво рассмеялись.

— Брат? — в один голос вскричали они.

Адам тоже рассмеялся и посмотрел в зеркальце. Поймав взгляд Викки, он вновь сосредоточился на дороге. Викки невидящими глазами уставилась в окно. Это было ужасно, она не могла допустить и мысли о том, что между ней и Криспином возможно что-то серьезное. Но как это им объяснить? Чем больше она протестовала, тем больше они смеялись.

Подкатил автобус, забитый багажом, завалившим крышу и свешивающимся из окон. Адам притормозил, и Мириам выскочила из машины, крича водителю автобуса, чтобы подождал.

Через несколько минут автобус пропал в облаке пыли, и все мысли Умм-Яхьи сосредоточились на том, благополучно ли ее сестра доберется домой. К разговору о Криспине никто больше не возвращался.