Роза Дамаска

Глава шестая

Дорога вела в горы, сначала к местечку Сед-найя, где стоял монастырь с тем же названием, а затем шла по пустыне, где на всем обозримом пространстве лежал красивый белый песок, а солнце пекло, как нигде больше. Вскоре показалась деревня Джабадин, расположенная в долине среди ореховых и тутовых деревьев. Ниже лежала Малюля, скопление бело-голубых домов, загадочных пещер и нескончаемых цветов. Здесь жили Мириам с отцом.

Говорят, что святая Текла, в юности узнавшая об апостоле Павле, бежала сюда от преследования и остановилась перед непроходимой скалой в ущелье, моля о спасении. Скала чудесным образом разверзлась, и с тех самых пор люди основали здесь древнейший в христианском мире монастырь. Но Малюля была знаменита еще и тем, что оставалась одним из последних мест на земле, где все еще говорили на языке Христа — арамейском, хотя и подпорченном в этой маленькой деревушке господствующим повсюду арабским.

— Мы живем вон там! — показала Мириам на стоявший высоко над деревней, рядом с современной православной церковью, бледно-розовый домик. — Когда-то он был хорошенький, а теперь на ремонт нет денег. Как и на все прочее.

Она бросила быстрый взгляд на Адама, но тот сидел молча. Белая пыль припорошила его брови и ресницы, сделав похожим на старика, и Викки подумала, что он устал.

— Здесь очень красиво, — сказала она громко, надеясь отвлечь Мириам от грустных мыслей.

— Да, — согласилась девушка. — Но я уже привыкла и не обращаю внимания.

— Жаль, — сказал вдруг Адам. — По отношению к своему родному городку я чувствую то же самое, но здешние места всякий раз для меня открываются заново.

Мириам сдвинула чадру и поморщилась.

— Ты бы так не говорил, если бы всю жизнь тебя допекали пыль и мухи. Пыль везде, и ничем ее не вытрясти из дома…

Викки прервала ее:

— Но здесь все же не так сухо, как в других местах. И какие цветы везде…

Мириам обернулась:

— Забыли, какое сейчас время года? Недавно шел дождь. Вы бы пожили тут летом.

Викки подумала, что независимо от времени года ей бы нравилось жить в одном из этих квадратных бело-голубых домиков, среди оригинальных куполов и моря цветов.

Дорога заканчивалась перед домом Мириам. Адам припарковался под шелковицей, и они вышли из машины. Снаружи дом действительно выглядел заброшенным, на обшарпанном розовом фоне окна казались зияющими черными отверстиями. Мириам вынула большой ключ и открыла обитую металлом дверь.

— Отец во внутреннем дворике, — объявила она. — Пожалуйста, подождите тут, я предупрежу его. Он не любит быть застигнутым врасплох незнакомыми людьми.

Мириам заторопилась, и вскоре Викки услышала ее голос. Она что-то резко говорила на незнакомом Викки языке. Адам усмехнулся.

— Это по-арамейски, — пояснил он. — Все семейство говорит на этом языке.

— И вы все понимаете? — с уважением спросила Викки.

— Немного, — кивнул Адам. — Арамейский язык довольно близок к арабскому, те же резкие согласные. Мне нравится его слушать.

Викки огляделась. Передняя дверь открывалась в темный коридор, откуда, очевидно, можно было пройти в кухню и в спальню. Другая дверь вела во внутренний дворик. Стены украшали несколько безвкусных олеографий Богородицы с младенцем, но над дверью висела превосходная икона в золотом окладе.

Мириам вернулась почти сразу.

— Отец вас сейчас примет, — объявила она. В ее голосе Викки послышалось сомнение по поводу предстоящего приема, и ей захотелось поскорее взглянуть, что представляет собой этот человек. Мириам провела их во внутренний дворик, заросший зеленым папоротником и вьющимися розами, и подтолкнула к пожилому мужчине, сидевшему на скрипучем плетеном кресле, которое, казалось, едва выдерживало его изрядный вес. По его плечам струились белоснежные волосы, а лицо обрамляла такая же борода. Поверх крючковатого носа пристально смотрели выцветшие глаза. Старик не сделал никакой попытки приподняться и приветствовать их. Впрочем, было весьма сомнительно, что они смогли бы успешно усадить его обратно.

— Моя дочь рассказывала о вас, — наконец нарушил он воцарившееся молчание. Он говорил по-английски с сильным акцентом, тщательно выговаривая слова, словно долго не пользовался языком.

— Она очень добра ко мне, — улыбнулась Викки. — Я сейчас живу в ее доме.

— А дети вам не надоедают?

— Ну что вы! Я их очень люблю, — горячо возразила Викки.

— Я так поменьше, — проворчал старик. — Шумные создания, только и ждут от тебя с утра до вечера всяких сказок. Нынче дети не могут сами развлекаться, как мы в их возрасте. Хотел бы я посмотреть на своего деда, рассказывающего нам сказки. С большей охотой он задавал нам трепку.

— Отец, — постаралась Мириам отвлечь его от этой темы, — тут и Адам.

— Вижу, дочка. Я не слепой.

Адам пожал старику руку и, подвинув стоящее поодаль кресло, сел рядом. Его запыленное лицо показалось Викки еще более усталым.

— Ну как, сэр, дела в Малюле? — спросил Адам.

— Да как? — ответил старик с раздражением. — Умирает. Посмотрите хоть на наш дом. Он того и гляди рухнет. А что я могу поделать? У меня нет сыновей-наследников. — Он потер подбородок громадной рукой.

— Но у вас есть дочери! — не мог не напомнить ему Адам.

Старик смачно плюнул, попав точно в центр дворика. Глаза Викки расширились, и старик, должно быть, заметив, что гостья шокирована, внезапно разразился смехом.

— Женщины!.. — бросил он презрительно, и Викки поняла, что и она попала в этот черный список.

— А что мужчины? — возразила она, не осмеливаясь поднять глаза. Мириам невольно хихикнула, и отец зыркнул на нее глазами. Но, кажется, его не рассердила реакция Викки. Он поднял огромную руку и величаво упер в девушку палец.

— Вы, кажется, девушка разумная, — произнес он медленно. — Что вас привело в Дамаск?

Викки проглотила застрявший в горле комок. Никто еще не предложил ей сесть, и она чувствовала себя совсем глупо, стоя перед мужчинами, как слуга или забредший с пыльной улицы нищий.

— Работа, — ответила она как можно спокойнее.

— И вас некому содержать? — нахмурился старик. — У вас нет братьев, чтобы заботиться о вас?

Викки улыбнулась: она очень хорошо знала, что подумал бы ее единственный брат о таком предположении. Она кашлянула и сказала:

— У моего брата свои заботы.

Старик обескураженно покачал головой. Он не мог этого понять.

— Вам надо выходить замуж, — сказал он. — Вам не пристало работать в магазине. — Казалось, он всерьез озабочен этой проблемой. — Хуссейн хочет на вас жениться?

— Слава Богу, нет, — изумилась Викки. — С чего бы это вдруг? Это просто смешно.

Старик с облегчением откинулся в кресле.

— Хуссейн не может сделать это. Я хочу быть уверен, что он это помнит, — добавил он.

— Хуссейн волен поступать, как пожелает, — возразила Мириам.

Отец прожег ее глазами.

— Как пожелает? — переспросил он насмешливо. — А кто из нас может поступать так, как пожелает? Могу ли я работать как молодой? Или твоя мать все еще здесь и присматривает за мной?

Адам, поняв, что разговор заходит слишком далеко, положил руку на колено старику, как бы утешая его.

— Дорожная пыль так и стоит у меня в горле, — улыбнулся он. — У вас не найдется чего-нибудь выпить?

Мириам сумрачно посмотрела на него:

— Сейчас принесу шербет. Пойдемте, Викки. Мне нужно начать готовить, чтобы вы успели поесть. Адам, видно, торопится обратно.

Кухня в доме оказалась более чем скромной. Помимо раковины в углу, газовой плиты и шаткого стола, в ней ничего не было. Посуда стояла прямо на полу. Окна прикрывала сетка от мух, вторая, сетчатая дверь служила для той же цели. Стены были выкрашены грязно-зеленой краской.

— Мы это будем есть? — спросила Викки, глядя на пакеты с едой, лежащие на столе, и пытаясь не выказать отвращения к ее неаппетитному виду.

— Сегодня хотя бы удалось уговорить в магазине дать продукты в кредит, — проворчала Мириам. — На прошлой неделе отец не заплатил, и они нам отказали.

Чувствовалось, что она до сих пор не может оправиться от унижения. Глядя на нее, Викки ощутила острую жалость. Она видела, как та выбиралась из своей чадры, оставшись в сильно поношенном платье.

— Почему бы вам все-таки не выйти за Хуссейна? — спросила Викки, осознавая, что вмешивается не в свое дело.

Мириам подошла к большому глиняному кувшину, налила четыре стакана фруктового сока, поставила их на поднос, куда уже поместила вазочку засахаренного миндаля, другие восточные сладости и смесь печений, так любимых арабами.

— Вы знаете почему, — ответила она устало. — Я не люблю Хуссейна. Он может вполне устраивать отца, но меня-то никто не спросил. Моя сестра — другое дело. Она вышла замуж за человека, которого любит, и уехала отсюда. И я хочу быть рядом с любимым человеком.

Викки упала духом.

— С Адамом? — спросила она нерешительно.

Мириам же заулыбалась:

— Вы отгадали. Как вы думаете, мы можем быть с ним счастливы?

Викки, нахмурясь, взяла миндаля. Что бы ни говорила Мириам, в глубине души Викки считала, что Адаму нужна другая жена — помощница в работе, женщина интеллигентная, понимающая, что за лекции он читает в университете и почему читает их именно в Дамаске, а не в Лондоне. То есть это должно быть средоточие всяческих добродетелей. Викки фыркнула, представив, какая бы это была непроходимо скучная особа. Такая вряд ли кому-то понравится — и менее всего Адаму.

— Не знаю, мне трудно судить, — наконец сказала она Мириам.

Девушка резко повернулась:

— Это потому, что вы ревнуете. Оставьте Адама в покое! Оставьте! Он мой! Мой! Для вас найдутся другие! — Мириам схватила поднос и выбежала из кухни.

Викки пренебрежительно пожала плечами. Не ее дело, на ком женится Адам. Почему она никак не может успокоиться? Викки была недовольна собой и постаралась выкинуть все это из головы. Чтобы занять себя хоть чем-то, она подняла с пола сброшенную Мириам накидку и попыталась представить, каково ее носить ежедневно. Интересно, как ее надеть и будет ли в ней удобно? Викки не удержалась и натянула покрывало. Под ним оказалось удивительно удобно, хотя Мириам была немного тоньше нее. Да и через нейлоновую чадру, как выяснилось, очень хорошо видно, совсем не так неудобно, как Викки могла предположить, не жарко и не душно.

Викки расстегнула покрывало, боясь, что кто-нибудь войдет. Поэтому она испугалась, когда чья-то рука обвилась вокруг ее пояса. Викки развернули и поцеловали, пренебрегая возражениями против такого бесцеремонного обращения.

Удивление Викки еще более возросло, когда она увидела, что у этого человека рыжие волосы.

— Адам! — вспыхнула она. — Адам, это я. Вы что, не можете отличить меня от Мириам? Пустите! Вы с ума сошли!

Адам смотрел на Викки совершенно серьезно, но в глазах у него плясали огоньки.

— Викки?! — Изумление его было столь естественным, что она почти поверила, но шестое чувство подсказывало ей, что Адам просто хорошо играет свою роль.

— Так вы пустите меня? — сердито спросила Викки.

Адам сейчас же разжал объятия, Викки выпуталась из своего черного облака, почувствовав наконец возможность все ему высказать.

— Я думала, вы разговариваете со стариком! — выдохнула она, стаскивая с себя накидку. Адам с интересом наблюдал за этой процедурой.

— Да, я разговаривал с ним. А потом пошел посмотреть, куда вы подевались.

— Вот как? — Она посмотрела на него недоверчиво.

Адам еле сдерживался от смеха.

— Вам бы надо чаще носить черное, — проговорил он торжественно, — вам этот цвет очень идет.

— Неужели? По-моему, вас почти тошнило, когда вы вошли в кухню, — сухо сказала Викки.

Откинув голову, Адам засмеялся.

— Точно! — согласился он.

Напряжение мигом спало, и Викки была этому так рада, что даже перестала сердиться на Адама за поцелуй. Она аккуратно сложила накидку и положила ее на место.

— Кто-нибудь другой мог бы неправильно вас понять, — заметила девушка.

— Да, — кивнул Адам. — Или принять меня всерьез. Или подумать, что я хотел поцеловать именно вас.

Викки стало неловко.

— Пожалуй, — согласилась она и добавила: — Впрочем, вряд ли это пошло вам на пользу.

— Не думаю, — возразил он нарочито чопорно. — И поэтому, видя, что вы абсолютно не воспринимаете меня всерьез, я вас поцелую опять. — Адам вознамерился было это проделать, но Викки отпрянула, опрокидывая посуду.

— Оставьте, прошу вас, — воскликнула она. — Я не целуюсь со всякими…

— Не со всякими, дорогая!

Викки на всякий случай прикрыла рот ладонью.

— Конечно, потому, что вас могут принять всерьез, — едко напомнила она. — Возвращайтесь во дворик, слышите! В любой момент сюда может войти Мириам, и тогда вас ждут неприятности.

Адам бросил на нее странный взгляд:

— А так ли уж это будет плохо?

Викки нахмурилась, удивляясь, как он может быть таким непонятливым.

— Конечно, плохо, — вскричала она. — Адам, ну пожалуйста, уходите!

Адам молча смотрел на нее.

— Знайте, Викки, что можете мне верить! — сказал он наконец.

— Ладно, верю, — согласилась Викки, думая лишь о том, что, услышав голоса в кухне, придет Мириам.

— Правда? — сухо осведомился Адам. Она быстро закивала головой:

— Да, да. Я верю вам. Вы так добры ко мне со времени моего приезда в Дамаск. — Она сжалась, стараясь не обидеть его. — Но вера ведь не подразумевает другого, так? Мы оба знаем, что вы не узнали меня в покрывале, вот и все.

Адам опять посмотрел на Викки странным взглядом, словно ей не стоило ничего говорить.

— Вы же хотели пить? — продолжала она. — Мириам готовит шербет. Вы не слишком долго отсутствуете?

Он усмехнулся:

— Ну, если вам так хочется…

Викки вздохнула с облегчением и поспешно вышла из кухни, Адам — за ней.

Мириам склонилась над подносом, разливая приготовленный шербет по стаканам. У Викки екнуло сердце. Скверно все получилось, подумала она, хотя, видит Бог, она не хотела. Викки взглянула на Адама: заметил ли он, в каком настроении Мириам, и он понимающе чуть заметно подмигнул ей.

— Замечательно! — воскликнула Викки, принимая стакан от Мириам.

— Да, — пригубил Адам, — это освежает даже душу.

Викки покраснела, сама не понимая отчего, а Мириам стала еще злее.

Неожиданно ее отец поднял голову.

— Оставь это, девочка, и приготовь-ка нам что-нибудь поесть. Я проголодался. — И он довольно рассмеялся. Мириам свирепо взглянула на отца, а тот все смеялся и смеялся, радуясь ее неудовольствию.

— Помочь вам? — спросила Викки. Мириам потрясла головой.

— Вы только будете мешать, — ответила она нелюбезно. — Оставайтесь лучше здесь и развлекайте мужчин! — добавила она, с негодованием глядя на отца.

Адам принес еще один стул, и Викки уселась, держа стакан обеими руками. Шербет был вкусный и очень холодный, и Викки поразилась, как хорошо заменяют холодильники глиняные кувшины.

Собственно, для развлечения обоим мужчинам никто и не требовался. Они толковали о деревенских новостях, о дочерях старика и об университетских делах. С удивлением Викки узнала, что в деревню приезжает множество паломников, и мусульман, и христиан, в основном ради посещения монастыря Святой Теклы. Они набирают святой воды из местного источника, а заодно и дают старику приработок в качестве небольшого гонорара за ту пару слов на нескольких языках, с которыми он препровождает туристов к монастырю.

— Чаевые нынче неважные, — рассказывал старик Адаму. — Так что деньги Хуссейна пришлись очень кстати. Пора, пора Мириам за него замуж.

Адам в задумчивости курил трубку.

— Вы никогда не думали, что это замужество не принесет ей счастья? — спросил он.

Старик покачал головой:

— Нет. Мы обязаны вернуть Хуссейну долг.

Адам пожал плечами:

— По-моему, Мириам не настроена выходить замуж.

— А какая девушка хочет? Разве другая моя дочь хотела выходить за Георгиоса? Однако теперь она довольна. То же будет и с Мириам.

Оба помолчали, потом старик проговорил раздраженно:

— Мириам угнетает безденежье, и ничего более. Ведь Хуссейн достаточно богат, верно?

— Может быть. — Адам явно не хотел с ним спорить.

Глаза старика гневно сверкнули:

— То есть вы думаете иначе?

— Ясно одно: Мириам более современна, чем ее сестра, и ее нелегко будет убедить.

К удивлению Викки, старик обратился за поддержкой к ней.

— А что думаете вы, юная леди? — спросил он в упор.

Викки заколебалась, а потом сказала:

— Думаю, Мириам поступит в конце концов так, как сама пожелает. Вряд ли ее можно заставить выйти замуж за нелюбимого человека. Это ее жизнь. И ни у кого нет права вмешиваться.

Адам, улыбаясь, посасывал трубку.

— Вряд ли здесь вас кто-нибудь поддержит, — заметил он. — На Востоке замужество затрагивает интересы всей семьи в целом, поэтому рассматривается как дело семейное, со всеми вытекающими последствиями.

— Никому бы не позволила вмешиваться в мою судьбу! — выпалила Викки.

Глаза Адама искрились смехом.

— Я тоже, — поддержал он Викки.

— В самом деле? — сухо переспросила она. — Я думала, вы уже свыклись со всеми здешними обычаями.

— Не со всеми, — усмехнулся Адам.

Уже почти стемнело, когда наконец Мириам принесла ужин. Большие куски баранины и тушеные овощи почти целиком прикрыли блюдо с рассыпчатым рисом. Мириам зажгла лампу и поставила ее на стол рядом с блюдом и бутылкой местного вина.

— И нам тоже можно есть? — спросила Викки вполголоса Мириам.

— Почему же нет? — отвечала та хмуро. — Кто возражает? — Она уселась рядом с Адамом и стала изо всех сил ухаживать за ним. Викки было почему-то жаль ее — так она старалась ему угодить.

Старик ел с большим удовольствием. Вероятно, еда теперь составляла главный интерес в его жизни. С возгласами удовольствия своими большими руками он отправлял мясо и рис в рот.

— Что бы ни говорили, но именно благодаря Хуссейну у нас хорошая еда! — проговорил он, глядя на дочь. — Каждому бы так есть каждый день.

— Опять ты за свое, — укорила его Мириам. — Всегда одно и то же, одно и то же…

Отец счастливо улыбнулся:

— Но это же правда. Чем скорее мы переедем к нему, тем лучше.

Мириам, вздохнув, украдкой посмотрела на отца.

— Может быть, только я перееду к нему, — проговорила она мягко.

Старик выронил из рук тарелку, рис рассыпался по полу.

— Когда он сказал об этом?! — вскричал он. — Говори! Я должен знать. Говори сейчас же! — В голосе старика прозвучал ужас. Очевидно, он представил свое будущее, одинокое, нищее. — В таком случае ты не выйдешь за него! — отрезал он.

Мириам подала отцу другую тарелку, улыбнувшись вдруг мягко, почти с любовью.

— Конечно, не выйду, — согласилась она. — Я тебя не оставлю.

Викки бросила быстрый взгляд на Адама, но он смотрел только на Мириам. Он мог целовать Викки и относиться к ней с пониманием, как к своей соотечественнице, но он никогда не смотрел на нее с таким выражением, с каким смотрел сейчас на Мириам. Как это грустно, подумала Викки, что она никогда не сможет забыть прикосновения его требовательных и нежных губ.