Глава 7 Ублюдок

Рук

5 лет назад

Исправительный центр Гошен


— Ты похудел.

Я смотрю на свою мать, которая сидит напротив меня, и буквально сдерживаю смех. Она что, считает, будто здесь хренов Ритц Карлтон [22]?

— Я нахожусь в центре заключения для несовершеннолетних преступников, Сим. Здесь не еда, а собачье дерьмо. И охранники не дают ни секунды передышки.

— Ладно. Не нужно быть таким грубым.

Есть миллион причин вести себя грубо. Я говорил ей, чтобы она не приходила. Еще тогда, восемнадцать месяцев назад, когда они меня закрыли тут, я сказал ей предельно четко и ясно, чтобы именно она не приходила и не навещала меня. Она прислушивалась к моей просьбе все это время, какого хрена заявилась сейчас? Я прекрасно знаю, что моя мать очень привлекательная женщина. Я выслушивал всю свою жизнь от своих друзей, что они хотели бы трахнуть мою мать. А ее приход сюда, где сокамерники делают все возможное, чтобы пробраться тебе под кожу и как-то задеть, только спровоцирует еще больше дерьма. Бл*дь, просто замечательно. Я уже наперед знаю, что произойдет в тот момент, когда я войду в свой блок. Кто-то обязательно что-то скажет. Кто-то обязательно отпустит двусмысленную шуточку о моей матери, а я просто сорвусь и обязательно убью придурка.

— Где отец? — спрашиваю я тихо.

— Он не смог вырваться с работы, мне жаль. Сейчас очень напряженное время года для него, Рук. Ты же знаешь это.

Ага. Я все прекрасно знаю. Я знаю, что она не смогла бы его привести сюда кричащего и пинающегося, даже если бы вся ее жизнь зависела от этого. Ричард Блэкхит очень упертый мужчина, если он говорит, что больше никогда не желает видеть вас, то вам лучше бы поверить в то, что вы для него пустое место до конца вашей жизни. Я качаю головой, смеясь себе под нос. Сим демонстративно игнорирует меня.

— А вот твой дедушка хотел навестить тебя. Он порывается прийти к тебе каждую неделю, чтобы навестить тебя и поиграть с тобой в шахматы. Но я сказала ему, что ты не хочешь, чтобы он приход...

— Он может прийти.

Она вперивается в меня шокированным взглядом.

— Значит, ему приходить можно, но мне навещать тебя не позволяется?

— Да, потому что он не смотрит на меня, как на долбанного преступника, когда сидит на стуле, который в данный момент занимаешь ты.

Мать вздыхает.

— Ты и есть преступник, Рук. Как я должна смотреть на тебя?

— Ну, я даже и не знаю. Может, как на сына? Или возможно, как на человека?

Она теребит застежку на сумке. Непоколебимая Сим, нервничает. Она, скорее всего, думает о своей работе, которую ей предстоит сделать, когда вернется в свой офис. Или же просто считает секунды до того, как наше свидание подойдет к концу.

— Я передаем ему, — говорит она. — А пока я могу сделать что-нибудь для тебя? Я могу попытаться и поговорить с судьей Фостером. Посмотреть может я могла бы сделать что…

— Нет, — слово срывается с моих губ, как пуля, выпущенная из пистолета, оно выходит грубым и жестоким. Прислонившись к стене в десяти шагах от нас, стоит Ролли, самый приятный и нормальный из охранников, он опускает свою ладонь на дубинку, стреляя в меня предостерегающим взглядом. — Нет. Оставь меня здесь, — резко отвечаю я. — Я не желаю от тебя никакой помощи. Я просто хочу побыстрее покончить с этим всем, выйти и начать жизнь с чистого листа. И все. Никаких больше апелляций. Никаких адвокатов. Никаких судей. Просто нет.

Она не может понять. Я могу видеть это по ее глазам.

— Ладно. Если это то, чего ты хочешь...

— Да.

Отрывисто кивая, она отодвигает свой стул из-за стола, прочищая горло, откашливаясь.

— Я перечислила деньги на твой продовольственный счет. Ты должен себе позволять все, что ты хочешь и когда ты этого хочешь.

У нее нет доступа к моему общему тюремному счету, поэтому она не может знать состояние баланса на нем и не может видеть, что я не потратил ни цента из тех денег, что она положила мне на карту. Сумма и так уже составляет более двух тысяч. Впечатляюще, когда за один раз позволяют внести всего сотню баксов. Но я лучше раздам все деньги, чем воспользуюсь ими с выгодой для себя. Я лучше буду обходиться без сигарет, закусок и всего остального дерьма, чем дам ей даже намек на то, что она может таким образом позаботиться обо мне здесь.

Тут большая редкость, когда члены семьи уходят до того момента, когда истекает время свидания, но я даже не предпринимаю попыток и не останавливаю Сим. Я не собираюсь унижаться и просить ее остаться, каждый выбирает, как ему себя вести и что делать. Прощаясь, она бросает на меня практически виноватый взгляд, затем направляется на выход из комнаты для свиданий, ее каблуки громко цокают, когда она уходит прочь. Множество парней провожают ее глазами, когда она проходит мимо их столов. Я стараюсь из-за всех сил не замечать этого. Я ненавижу эту женщину большинство дней. Потому что я никогда не прекращу вспоминать, что она не попыталась меня оправдать или каким-то образом защитить, когда за мной пришли копы. Но, бл*дь. Она та, кто дал мне жизнь, она — моя мать. Я чувствую себя так, словно мне вгоняют иглы под кожу, когда эти ублюдки провожают ее голодными взглядами прямо сейчас.

Ролли ведет меня обратно через множество длинных, узких, извилистых коридоров, с одной ладонью, что лежит на моем плече.

— Не позволяй им расстраивать тебя, парень, — говорит он. — Даже мои родители придурки, будь стойким.

Я не отвечаю ему. Он закрывает за собой железную дверь, как только я безопасно доставлен в свой блок, и теперь есть только они и я — тридцать других подростков, которые избивали своих школьных учителей, поджигали общественные здания или воровали машины и разбивали их, как это нравилось делать мне.

В большинстве своем никто тут даже не связывается со мной. Я быстро выхожу из себя, поэтому все избегают меня. Все, кроме Джареда. Джаред Виорелли, которому на данный момент восемнадцать лет и который приговорен к трем годам за нападение. Он такой же высокий, как и я. Такой же широкоплечий. И такой же вспыльчивый. Может именно поэтому он не боится доставать меня. Он ведет себя так, словно у него есть, что доказать мне. Он буравит меня взглядом с другой стороны комнаты и встает из-за стола для покера, отбрасывая карты и направляясь напрямую ко мне.

— Даже не начинай, Виорелли.

— Что? — он улыбается, обнажая свои кривые зубы. — Просто хотел поздравить тебя. Я сегодня видел твою мамочку...

Мой кулак впечатывается в его лицо, прежде чем он успевает договорить предложение. Я так и знал, что это произойдет. Я даже мог поставить бабки на то, что кто-то отпустит какой-то комментарий; а так же был уверен, что сделает это именно Виорелли. Кожа на суставах лопается от силы удара, когда я продолжаю наносить ему удары снова и снова. Брызги крови покрывают белую плитку, и Виорелли падает, сильно ударяясь об пол. Я слышу доставляющий мне удовольствие звук, как один из его кривых зубов падает на пол, когда вылетает из его рта.

— Ахххх!! *бать, Блэкхит. Ты чертов труп, — Виорелли поворачивает голову и сплевывает кровь. Ролли возвращается, забегая в камеру. Он замахивается на меня дубинкой, нанося точный удар между лопаток, и я падаю на колени.

— На пол, на пол, на пол! Быстро на пол, ложись на пол, Блэкхит!

Я починяюсь его приказу и опускаюсь на пол, потому что это намного лучше, чем получить еще удар железной дубинкой между лопаток. Джаред продолжат плеваться и сыпать проклятьями, но я не слышу его. Звук топота ботинок остальных охранников, которые бегут на подмогу Ролли, чтобы усмирить меня, полностью испаряется из моей головы. Я не слышу свиста и криков моих сокамерников. В моей голове полнейшая тишина. Там царит умиротворение. Странно, почему насилие — это единственная вещь, которая может успокоить бушующий шторм внутри меня? Я чувствую, будто утопаю в крови, и я совершенно не возражаю против этого.

Джаред продолжает сыпать угрозами в мой адрес. Я улыбаюсь ему, когда меня поднимают с пола и уводят прочь. Моя улыбка становится еще шире, когда замечаю, что я не просто выбил ему один зуб, я выбил ему два передних.

Так тебе и надо ублюдок! Будешь до*бываться до парня, который частый гость в карцере, шуточками про его мать — вот, что получишь в ответ.


Загрузка...