Русская рулетка (сборник рассказов)

МОЯ МАЛЕНЬКАЯ МЕСТЬ

После отъезда директора, я долго не мог успокоиться. Сердечко сдавливало как в тисках. В голове с полусекундной периодичностью глухо бýхал «там-там».

Я давно привык к истеричному поведению директора, к его неожиданно резким сменам настроения от плюса к минусу, из тепла в холод. Но то, что он заявил мне сегодня, у меня просто не укладывалось в голове.

Он, снова собрав вокруг себя клику своих преданных лизоблюдов, не стесняясь выражений и не разобравшись в ситуации, как мальчишку, обвинял меня, в чем только можно. Само собой, он припомнил мне и срыв договоров на поставку двухгодичной давности, и якобы затягивание со строительством подъездов к центральному складу прошлым летом (хотя он сам видел, что укладка асфальта задержалась из-за сильных ливней и последующего паводка, а не из-за моей нерасторопности), и, конечно же (ставшее уже притчей во языцех), поступившее в марте этого года оборудование, часть из которого, как показалось(!) моему заместителю, внезапно пропала.

Разумеется, всё это было полной ерундой, нонсенсом, наговором, ведь кто, как ни я, вложил в этот филиал все свои силы и нервы, всю свою душу и знания. Именно я буквально за три года возвел на старой территории угасающей «Агрохимии» одного из райцентров крупный оптовый склад для приема вагонов, оборудовал контору, восстановил прежний, продуваемый всеми ветрами гараж, сформировал штат, с горем пополам подобрал приличных непьющих рабочих, завязал крепкие надежные связи с соседними организациями и руководителями. И вот теперь директор меня увольняет. Я ему-де слишком дорого обхожусь, мои затраты превышают все мыслимые пределы, и мои подчиненные мною недовольны (может быть, зам., который метит на мое место и которого я не так давно поймал с поличным?). Но разве директор не в курсе, что филиал, которым я руковожу, на сегодняшний день приносит около восьмидесяти процентов прибыли фирмы? Конечно в курсе. Выходит, причина моего внезапного увольнения совершенно в другом?

Я находился в смятении. Из-за взрывного характера директора я ничего толком не мог ни понять, ни объяснить. Он как ворвался в мой кабинет с горящими глазами, так и выскочил, громко хлопнув дверью и оглушающе взревев мотором своего «фольксвагена» при отъезде. Его клика торжествовала. Всю последующую половину дня с физиономии моего зама не сходила ехидная улыбочка.

Я весь кипел внутри от такой черной неблагодарности. Хотелось справедливости, хотелось реальной оценки всего происходящего. Но сейчас, я знал, бесполезно искать директора где бы то ни было. Даже по телефону. Он, может быть, остынет только к завтрашнему дню, и только завтра с ним можно будет попытаться поговорить: уж такой у него скверный характер. Значит, придется завтра отправляться в область в центральный офис и, что называется, «выяснять» отношения.

Конечно, я мог уехать прямо с утра: до областного центра каких-то два с половиной часа езды, но мне сильно захотелось увидеть Татьяну, которая теперь жила там. Она знала, как меня успокоить, как поддержать в трудную минуту, какие найти слова утешения. Поэтому я решил не откладывать ничего в долгий ящик и отправиться в область сегодня же вечером. Эта идея посетила меня только дома за ужином. И я, даже не предупредив по телефону Татьяну, поехал к ней.

На подъезде к её дому, я, признаюсь, не без удивления, заметил серебристый «фольксваген» моего шефа. Любопытно, что он делает возле дома Татьяны? Это было для меня новой неожиданностью. Неужели он и здесь мутил воду? Я был потрясен. Я не знал, что и думать! Моему возмущению не было предела. Кипя негодованием, я бросился к подъезду. Я готов был убить его, несмотря на то, что он мой директор! Вот теперь всё, кажется, становилось на свои места. Теперь очевидно, что причиной последних придирок ко мне со стороны директора и сегодняшнего моего внезапного увольнения была Татьяна. Не усмешка ли злого Рока?

Тысячи грязных слов роились в моей голове. Сотни мелких деталей, которые раньше мне казались просто прицепками, вдруг логически обрели свое объяснение. Это ведь по моей просьбе он взял Татьяну секретарем к себе в центральный офис. И он знал, как она мне дорога. Но я, доверчивый болван, даже не догадывался об их романе.

Конечно, ему была удобна такая интрижка: Татьяна жила одна, всегда была рядом, неприхотлива, нетребовательна, горяча в постели. Разве не такие женщины созданы для утешения состоятельных предпринимателей, отягощенных бизнесом и семьей? И им нужна разрядка. Но почему Татьяна ничего не сказала мне? Ей было так комфортно: с одной стороны любовь, с другой — деньги? Или она не хотела ничего между нами разрушать? Кто первым не выдержал раздвоения? Директор ведь знал, что Татьяна — моя женщина. Она была моей еще до работы у него. И после переезда её в область, мы не перестали поддерживать прежние отношения. Я постоянно останавливался у неё, когда приезжал на отчеты и выходные. Зачем надо было делать из меня дурака?

Это лицемерие возмутило меня больше всего. Директорская тактика моего устранения возмущала не меньше. Но его я еще мог понять: для него я был в таких обстоятельствах нежелательным элементом, в какой-то мере соперником. Я не мог понять её! Зачем ей понадобилось жить во лжи? Постоянно быть неискренней, двуличной? Я сам захотел спросить её об этом. Мне уже было наплевать на мое увольнение: я со своим опытом работы и знаниями не пропаду. Но останется ли такой же уверенной в себе и дальше моя душа, мои обыкновенные человеческие чувства? Смогу ли я после этого кого-нибудь полюбить, не превращусь ли в равнодушного и опустошенного эгоиста? Что ты мне на это ответишь, Татьяна?

Но вдруг меня как одернул кто: а ты уверен, что директор именно у Татьяны? Дом ведь немалый: пять этажей, четыре подъезда. Ты увидел его, выходящим из её квартиры? Ты застал их вдвоем? Вот смеху-то будет, если окажется, что всё это просто совпадение, что директор приезжал совсем к другим, разве я обо всех его знакомых знаю?

Я остановился возле подъезда. Я заставил себя остепениться. Я должен был быть выше своей безрассудности. И когда директор, в конце концов, вышел из Татьяниного подъезда (все-таки из Татьяниного!), я не бросился к нему из тени, я дождался, когда он уедет, и только потом стал подниматься на этаж Татьяны. Я шел к ней уже не с намерениями разъяренного Отелло. Я немного остыл и, нажимая знакомую лакированную кнопку звонка, сразу почувствовал, как сильно устал.

Она была искренне удивлена: я же совсем без предупреждения. Мог бы предупредить. Она собиралась ложиться. Совершенно вымоталась за день. Да, было много работы. Ты же знаешь, как директор к ней придирчив, с ним просто невозможно! (Кому, как ни мне это знать!) Она пыталась говорить бесстрастно, но всё выдавало её, даже едва заметная дрожь в голосе. И страх, который, как показалось мне, не покидал её ни на секунду. Выходит, директор всё-таки был здесь. Как это мерзко и противно!

Не знаю, как меня не прорвало в ту же секунду, что удержало от вспышки ярости. Может быть, коварная мысль одним махом устранить все проблемы?

Неожиданно в моей голове созрел дьявольский план уничтожения обоих. Он придал мне уверенности в себе. И сейчас мне было лучше, чтобы Татьяна не догадывалась о том, что я всё знаю об её интрижке с директором. Она не должна уловить ни капли моих подозрений.

Я как в ни в чем не бывало рассказал ей о сегодняшнем инциденте в районе и о моем следующем за этим увольнением. Она была в шоке. Без сомнения, наигранном.

— И что же ты собираешься делать? — задала она мне традиционный вопрос, который всегда возникает в подобных ситуациях.

— Завтра с утра иду к нему на прием, разбираться на свежую голову.

Конечно, я давно уже передумал так поступить. Никуда я завтра не пойду. Гори оно всё пропадом! Я сделаю свое черное дело и спокойно уеду обратно в райцентр сегодня же. А пока пусть всё идет своим чередом.

Когда я тихо, без лишней возни и нервотрепки удушил Татьяну, я еще раз проанализировал свои плюсы и директорские минусы.

Никто ни в офисе, ни в филиале, кроме директора, естественно, даже не догадывался о моих отношениях с Татьяной. Нам удавалось эту сторону нашей личной жизни удачно скрывать. Соседи Татьяны наверняка видели, как я к ней иногда приезжал, но я не сомневался, что директорский «фольксваген», который он любил припарковывать у Татьяны под окнами, примелькался поболее, чем малоприметный мужчина, чья «девятка» всегда оставалась на стоянке за углом. К тому же один из жильцов дома лоб в лоб столкнулся с моим директором у подъезда, когда возвращался с улицы.

На руку оказались и Татьянина привычка к аккуратности и порядку. Из платяного шкафа я вынул свой теплый стеганый халат, не без радости обнаружив в соседнем отделении другой мужской халат, который, без сомнения, принадлежал директору. Тут же лежали и его чистые плавки, и носки.

В ванной я отыскал в зеркальном шкафчике свою зубную щетку, которую она успела убрать, и свой бритвенный прибор. С удовольствием увидел в стаканчике на полке над мойкой зубную щетку директора. Сегодня он тоже прикасался к ней и тщательно чистил зубы. Татьяна ревниво относилась ко всему, что касалось санитарии. Она была приучена к этому с детства родителями-врачами. И чтобы завоевать её сердце, надо было не только понравиться ей, как человек и мужчина, но и принять эту сторону её характера.

Директор тоже вынужден был ей уступить. Теперь его щетка, его бритва, халат, плавки и носки станут дополнительными уликами против него. Что говорить о многочисленных отпечатках пальцев, безрассудно оставленных повсеместно. И пусть Татьяна успела к моему появлению вымыть всю посуду, пустая бутылка фирменного обожаемого директором «Киндзмараули» все еще жмется к мусорному ведру.

Я представляю, как ему придется выкручиваться из подобной ситуации. Пусть даже мое имя и всплывет в результате расследования, этот факт станет дополнительным козырем против него: появится определенный мотив устранения им неверной Татьяны. И именно это будет моей маленькой сладкой местью.

Я еще раз внимательно осмотрел комнаты, собрал всё, что так или иначе могло указывать на мое пребывание здесь, и, оставив дверь не запертой, как можно тише вышел из квартиры.