Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира

Лариса Петровичева Черновики мира после конца света

1. Божий человек

— Эшелон номер 8-2Б прибывает на вторую платформу Эшелон номер 8-2Б прибывает на вторую платформу.

Лязгающий голос механического диктора далеко разносился в жарком сухом воздухе. Алексей слез с остова качелей и пошел к ржавой лестнице, что вела на перрон. На детской площадке за его спиной что-то протяжно заскрипело, но он не обернулся. Детей тут давно не было.

Команда приема уже выстроилась на перроне в ожидании эшелона. Алексей оглядел желтые комбинезоны радиационной защиты и надвинул на лицо респиратор. Хуже не будет. Некоторое время группа стояла молча. Перрон заливал грязно-желтый свет некрасиво разбухшего на закате солнца, который превращал станцию в старинную фотографию.

Хвойный лес за рельсами неприятно содрогнулся, рассыпая оранжевые выгоревшие иглы с нижних ветвей, и Алексей увидел эшелон. Уродливый механический дракон, переживший три ядерные бомбардировки, с грохотом и треском выползал из леса. Его безобразную морду покрывал жирный слой радиоактивной грязи.

— Эшелон номер 8-2Б прибыл, — известил репродуктор. — Команде приема занять свои места.

На боку чудовища с грохотом распахнулась дверь, и фигурки в желтых комбинезонах принялись выволакивать носилки с мертвецами. Алексей подошел и принялся пересчитывать: раз, два… Мертвецов было восемь. Команда приема живо поволокла мертвецов в погреб на опись, а бригадир Денисыч вдруг страшно заорал на машиниста, который между делом отколупывал ломом грязь с морды эшелона.

— Ты куда, сучий сын, ее на рельсы кидаешь? С собой забирай, нам тут вашего дерьма не надо!

Машинист не стал спорить, вынул из-за пояса толстые перчатки и стал собирать грязь. Команда приема утащила мертвецов и приволокла к поезду несколько канистр с отфильтрованной водой для раненых.

— Под Смоленском большие бои, — сказал офицер в медицинском халате. Халат когда-то давно был белым. Денисыч вдруг всхлипнул и перекрестился.

— Гоните их, сынки, — проникновенно вымолвил он. — Гоните к чертовой матери.

Офицер сдержанно кивнул, отдал Денисычу честь и скрылся в вагоне. Дверь захлопнулась, и эшелон выпустил в тусклое серое небо высокий столб вонючего дыма. Команда приема отступила от края платформы, и поезд пополз по рельсам, сперва медленно, а затем все быстрее и быстрее. Вскоре он скрылся за мертвым лесом, и команда неспешно стала разбредаться. Алексей хотел было вернуться на свое привычное место — качели на детской площадке, — но ноги сами понесли его к погребу с мертвецами.

Погреб был устроен в искусственно насыпанном холме. Возле двери росли подсолнухи с липкими ядовито-желтыми лепестками. Алексей толкнул дверь и вошел.

Мертвецы лежали ровно и тихо, словно поленья в дровяном складе. К босой ноге каждого была привязана бирка с указанием имени и звания. Когда придет запрос, то Алексей спустится в погреб, выберет нужного мертвеца и отправит по месту требования, чтоб родня похоронила. На некоторых бирках значилось «Москва». Этих следовало закопать через месяц, потому что не было уже никакой Москвы. Атомная бомба «Малыш Джимми» шутить не любит.

Один из мертвецов, впрочем, еще был жив и, сидя на лавке, довольно шустро препирался с капитаном Дудко. Капитан хотел привязать ему на ногу бирку, а мертвец не давался. Он вообще собирался встать и ехать под Смоленск.

— Война, — серьезно сказал мертвец. — Некогда валяться. Врага прогоним, тогда и делайте со мной, что хотите.

Алексей посмотрел на него — мертвее мертвого. Половины лица нет.

— Ложись, глупый, — сказал Алексей, укладывая мертвеца на лавку. Дудко подхватился и шустро навязал бирку на щиколотку. — Ты свое отвоевал. Велика Россия, найдутся те, кто займет твое место.

— Точно найдутся? — спросил мертвец, глядя на Алексея единственным уцелевшим глазом.

— Точно. Спи, — сказал Алексей и перекрестил мертвеца. — Господи, помилуй и прости.

Мертвец вздохнул и закрыл глаз. Вскоре он вытянулся и окоченел, теперь ничем не отличаясь от прочих мертвецов на полках. Дудко смотрел на Алексея с восторженным уважением.

— Ну и лихо же ты с ними управляешься, — сказал он. — Любо глянуть.

И подумал: хоть и дурачок.

Алексей посмотрел на мертвецов и вышел из погреба. Солнце сползало за рыжий лес, выжженный радиоактивным дождем год назад. В лесу кто-то тоненько выл, и Алексей подумал, что неплохо было бы съездить одним днем в Тулу, купить ружье. Денег у него не было, но он рассчитывал поговорить на эту тему с Денисычем.

Он поднялся по лестнице к детской площадке и сел на качели. Станция отсюда была видна как на ладони. Залитая тяжелым закатным светом, она словно грезила наяву о мире, в котором не было ядерных бомбардировок и встающих мертвецов, а на качелях играли дети станционного смотрителя.

Ровный строй подсолнухов на холме стоял неподвижно, словно маленькая армия, и жирные раздувшиеся стебли не шевелились. Из погреба вышел Дудко и крикнул:

— Алеша! Дуй сюда! Еще один поднимается!

Алексей спрыгнул с качелей и пошел к лестнице. Под ребристыми подошвами его башмаков взвизгивала зеленая пыль.

2. Пророчица

Пророчица пришла утром, по первому снегу. Бригада носа не высовывала из барака и, дрожа от страха, вслушивалась в колкий хруст снежинок под ногами гостьи.

— Плачет Богоматерь, — тоненько раздавалось из-за изгороди, отделявшей станцию от леса. Пророчица то уходила под деревья, то подбиралась вплотную. — Плачет Богоматерь, убили ее младенца…

— Денисыч, делать-то что? — спросил Петров. — Через час эшелон должен прибыть, а я ее боюсь. Вот тебе истинный крест, боюсь.

Денисыч и сам боялся. В неверном свете лампы Алексей видел, что лицо бригадира посерело, а на висках выступил пот.

— Может, я ее того?.. — спросил Максудов и взглядом указал на оружейный ящик. Стрелял он очень хорошо, лучше всех в бригаде. Словно в ответ на вопрос со стороны погреба послышались тяжелые глухие удары.

— Встали, — обреченно произнес Денисыч. — Алеша, сколько их там?

— Двенадцать, — откликнулся Алексей. — Вчера троих по запросу отправил.

— Богородица Дево, радуйся, — донеслось со двора. — Безликие блудницы пляшут на могилах. Плачет Дева Пречистая, отняли ее младенца…

Бригада затихла. Некоторое время слышались только легкие шаги на снегу да редкие удары из погреба. Туп… туп… туп.

— Я слышал, — сказал Максудов, — что она из самой Москвы пришла. Дескать, видели ее мародеры у развалин Кремля. Она там ходила и плакала. А потом так и пошла по Руси.

— Иди ты врать, чурка, — зашептал Денисыч, — иди ты врать! Какая Москва, нет тут никакой Москвы! Все там в лепешку сплавилось!

— А я что говорю? Глянь, как счетчик заливается! Только из эпицентра такой грязи можно натащить!

Алексей выглянул в окно и в неверном утреннем свете увидел, как дрожит дверь погреба. Мертвецы хотели выйти. Кто их знает, что им потом понадобится. Могут потребовать отправки на фронт, а могут и взяться за топоры и пойти вырубать лес на дрова. Как в прошлый раз. Алексей тогда еле-еле смог им втолковать, что бараки отапливаются углем.

Пророчица стояла у калитки. Была она бледная и босая, в руках держала тряпичный сверток. Лежала ли там кукла или ребенок, Алексей не видел. Светлые косы пророчицы были присыпаны грязно-серым снегом.

— Ничего не из Москвы, — подал голос Дудко. — Это Мельникова дочка из-под Лебедяни. Всю ихнюю Лебедянь сожгли, когда отступали. Жителей в яме кончили. А ее оставили, смотри, мол. Там она ума и лишилась. А мельника-отца на мельничном крыле распяли.

Алексей смотрел, не отрываясь. И пророчица увидела его лицо за стеклом.

— Инок бедный, — жалобно сказала она. — Убили младенца. Давай поплачем.

Алексей послушно слез с лавки и пошел к выходу. Тулуп решил не брать — недалеко.

— Сержант Иннокентьев, — прошептал Денисыч. — Сядь. Алеша, сядь, Христом Богом прошу.

Алексей вышел из барака и пошел к калитке. В дверь погреба ударили сильнее, а потом вдруг затихли. Пророчица посмотрела на Алексея, склонив голову к плечу.

— Бедный, бедный, — сказала она и протянула ему сверток.

Алексей всмотрелся: там была не кукла, а мертвый ребенок. Девочка. От жалости у него сжало горло.

— Ты добрый, — сказала пророчица. — Ты не убивал младенца. Не бойся, инок, война скоро закончится.

Она протянула руку и коснулась его виска. Алексей ощутил слабый разряд тока и спросил:

— Ты кто? Откуда ты меня знаешь?

— Божья Матерь говорит, что ты никого не обижал, — серьезно сказала пророчица и принялась укачивать сверток.

Во тьме леса что-то заворочалось и хрипло каркнуло. Снег посыпался с нижних ветвей и тяжело упал на остовы мертвой травы.

Алексей пошарил за пазухой и нащупал шнурок с иконкой.

— Возьми, — сказал он. — Возьми и не плачь.

Пророчица взяла иконку и, сжав в кулаке, застыла — словно к чему-то прислушивалась.

— Богородица тебя любит, инок, — серьезно сказала она и медленно двинулась к лесу. Алексей стоял неподвижно. Вскоре тонкая женская фигурка растаяла в отравленной тьме за изуродованными стволами.

Хлопнула дверь барака. К Алексею, матерясь и плача, бежал Денисыч с канистрой дезактивационной жидкости.

3. Братишка

— Братишка.

Алексей обернулся и увидел нищего. Бывший солдат разгромленной центральной группы войск сидел на земле и погромыхивал монетами в кружке. На груди побирушки сиротливо болтался погнутый орден «За отвагу». Мертвое дерево сыпало ему на голову оранжевые хрусткие иглы.

Монет было мало.

— Братишка, дай закурить, — попросил солдат. На грязный лоб свисала прядь седых волос.

Алексей наклонился к нищему и только теперь понял, почему его фигура выглядит неправильно, — у него не было ног. Алексей протянул ему свою пачку «Беломора», но нищий не взял. В кружке брякнули монеты.

— Братишка, — попросил нищий снова. — Братишка, дай закурить.

Светло-синие глаза солдата были похожи на мутное стекло. Ядерных зарядов нападавшим было мало, и они пустили на центральную группу войск пси-волну, которая стирала разум, словно ластик — ошибку в ученической тетради. Алексей опустил в кружку папиросы и пошел к храму.

В город он выбрался одним днем — получить почту и пополнить по возможности запасы медикаментов. Уложившись в положенные два часа, Алексей решил заглянуть к храму — тем более что Денисыч просил при случае поставить свечку за пропавшую семью. По пути Алексею попалась пара мертвецов, что деловито латали забор, и этот несчастный нищий.

— Прости, — сказал Алексей. — Прости, бедный, не могу я тебе помочь.

Храма как такового больше не было. Потрудилась вражеская авиация — и теперь от часовни осталась только одна стена с грудой кирпичей внизу. Архистратиг Михаил смотрел с фрески устало и грустно. Возле кирпичей возились мертвецы — разбирали завал и стаскивали камни в кучу, ближе к воротам. У одного из них недоставало пальцев на руке, и он постоянно ронял свой камень. Священник, отец Илья, стоял возле походного кандила со свечами и негромким голосом читал молитвы. Заметив Алексея, он улыбнулся и ласково ему кивнул.

— Здравствуйте, — сказал Алексей и неумело перекрестился.

Мертвецы взяли очередные камни и посмотрели на него с неудовольствием, словно боялись, что он уложит их, и они не смогут завершить работу. Алексей подошел к кандилу и взял одну из свечей из тощей связки.

— Здравствуй, Алеша, — произнес отец Илья. — Как у вас на станции?

Свеча потрескивала, словно счетчик Гейгера. Алексей закрепил ее на кандиле и снова перекрестился.

— Живем потихоньку. Мертвые вот часто встают. Вчера их с эшелона сгружали, а они упирались и не хотели.

— А чего хотели?

— Воевать. Говорят, на западе большие бои.

Отец Илья только головой покачал.

— Ни конца ни краю не видать.

Алексей перекрестился еще раз и поправил сумку на плече. В сумке негромко звякнули ампулы, которые он выменял в аптеке на тощий рублевый сверток и золотое обручальное кольцо. Его отдал вчерашний мертвец, который плакал и не хотел ложиться в погреб. Времени оставалось немного: как раз чтобы спокойным шагом дойти до станции и сесть в поезд. Женщина в цветастом платке вошла в сохранившиеся церковные ворота и, перекрестившись, опустила монету в кружку солдата.

— Братишка, — повторил тот. — Дай закурить, братишка.