Русский Париж

Предания и были Сент-Женевьев-де-Буа

Это место — не только печали, грустных воспоминаний, прощания с близкими и размышлений о бренности жизни. С давних времен кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, располагало к откровенным беседам с незнакомыми людьми. Здесь можно услышать удивительные истории о тех, кто покоится на этом кладбище, о русских эмигрантах в Париже, о светлых и темных эпизодах их жизни.

Может быть, прошлое в рассказах стариков слишком приукрашено, люди, о которых они заводят речь, идеализированы?..

Но желание приукрасить свое повествование простительно, если это сделано без всякой корысти и с добрыми побуждениями. Слушаешь предания и были Сент-Женевьев-де-Буа от незнакомых людей и волей-неволей задумываешься: а не в последний ли раз звучит рассказ очевидца давних событий?

Кажется, писатель Виктор Некрасов, осевший в Париже в эмиграции, высказал пожелание записать эти эпизоды из далекого и недавнего прошлого. Видимо, не успел…

Сам он был похоронен на Сент-Женевьев-де-Буа в 1987 году.

Княгиня Вера Кирилловна Мещерская приобрела, примерно в тридцати километрах от Парижа, участок земли. На нем она создала приют для неимущих русских эмигрантов.

Рядом с этим домом располагалось старое сельское кладбище. В 1927 году на нем появились первые русские могилы. В начале XXI века их уже насчитывалось примерно 20 тысяч.

Борис Носик в своей книге вспоминал: «Парижский профессор Никита Струве вообще считал, что Святая Геновефа (Женевьева. — Авп?.), покровительница Парижа, имеет некую мистическую связь с русской эмиграцией, и в качестве одного из примеров приводит как раз это вот знаменитое русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа».

В апреле 1938 года здесь был заложен первый камень церкви Успения Богородицы. Автором проекта стал Альберт Бенуа (брат художника Александра Бенуа). Совместно со своей женой Маргаритой он создал настенную роспись. Иконостас церкви был выполнен художником Федором Федоровым.

Сегодня кладбище Сент-Женевьев-де-Буа является и мемориалом, и музеем. Здесь высажены березы и белая сирень. Писатель Владимир Солоухин вспоминал этот памятный для русских утолок Франции: «Светятся березки, осыпается на чистые дорожки золотая листва. В оформлении и содержании могил соединились русское благолепие с западной чистотой, образцовостью. В перекрестии могильных крестов и в нишах памятников теплятся лампады, мерцает эмаль иконок… Тишина…».

В справочной литературе перечислены многие знаменитые русские, жившие в Париже и похороненные на Сент-Женевьев-де-Буа: писатель Дмитрий Мережковский (1866–1941) и его супруга поэтесса Зинаида Гиппиус (1869–1949); писатель Иван Бунин (1870–1953); киноактеры Александр Мозжухин (1877–1952) и его брат Иван (1887–1939); архитектор Альберт Бенуа (1870–1970) и его супруга Маргарита, урожденная Новинская (1891–1974); известные благотворители и меценаты князь Феликс Юсупов (1887–1967), графиня Ольга Малевская-Малевич (1868–1944) и графиня Ольга Коковцева (1860–1950); писатель Алексей Ремизов (1877–1957); великий князь Гавриил Романов (1887–1955); художник Константин Сомов (1868–1939); великий князь Андрей Романов (1879–1956) и его супруга балерина Матильда Кшесинская (1872–1971); художница Зинаида Серебрякова (1884–1967); государственный деятель и экономист Петр Струве (1870–1944); писатель Иван Шмелев (1873–1950); писательница Надежда Тэффи (1875–1952); поэт Александр Галич (1919–1977); писатель Виктор Некрасов (1911–1987); танцовщик Рудольф Нуриев (1938–1993); кинорежиссер Андрей Тарковский (1932–1986)… И тысячи других.

Каждый из этих людей подарил Франции частицу своего таланта, мастерства, созидательной энергии.

Первым обитателям приюта эмигрантов в Сент-Женевьев-де-Буа жители близлежащих селений поведали, что много веков назад в этой местности находилось небольшое лесное озеро. Вода в нем считалась целебной.

В 1051 году дочь князя Ярослава Мудрого Анну выдали замуж за короля Франции Генриха I. В то время, по свидетельству современников, Париж был запущенным, неприглядным городом.

Убогие строения, неразобранные руины, непролазная грязь, лужи, наполненные мусором и отходами, возле многих домов — свиньи, козы, гуси и куры. Потоки нечистот вонючими ручьями стекали в Сену. Так что вода в ней в городской черте была довольно опасна для употребления.

Королевский двор снабжали привозной родниковой водой. Однажды Анне Ярославне рассказали о лесном озере и о его целебных свойствах. Королева сама пожелала проверить. Вместе со свитой она отправилась в лесные дебри, где спустя почти девять столетий появится кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

На берегу водоема она увидела одинокую березу. Это удивило королеву. В окрестностях Парижа Анна Ярославна еще не встречала дерево своей родины. Королева посчитала березу у озера добрым знаком.

Вода и в самом деле оказалась целебной. С той поры Анне доставляли ее в Париж. Несколько раз в год королева сама приезжала к этому лесному водоему, обнимала одинокую березу, а свиту просила ненадолго удалиться.

Совершала ли королева Франции какой-то обряд или просто вспоминала далекую родину?

Об этом можно лишь строить предположения…

Согласно преданию после посещения лесного озера с целебной водой Анна Ярославна родила сына — будущего короля Франции Филиппа I. Когда умер ее супруг король Генрих I, до совершеннолетия сына она сама стала править страной.

После смерти королевы Анны парижская знать забыла о лесном озере. А когда спустя много лет его попытались найти, то не обнаружили ни одинокой березы, ни целебного водоема.

Живописец и график Константин Андреевич Сомов был одним из ярчайших представителей русской эмиграции в Париже. В начале XX века он прославился своими портретами поэтов Федора Сологуба, Александра Блока, многочисленными книжными иллюстрациями.

Сергей Владиславович Каменский был хорошо знаком с Сомовым. О Константине Андреевиче он вспоминал: «Что мне особенно нравилось в нем — его прямота, искренность и независимость суждений. Он иногда резко судил о людях, но всегда справедливо и беспристрастно, без мелких чувств зависти и обиды. Другая привлекательная черта его — скромность. Он никогда никому не давал чувствовать, что он «мэтр», знаменитость, большой художник…

Всегда одет со вкусом — изящный галстук, красивый шарф, невольно привлекали внимание. И дома он окружал себя красивыми безделушками, которые он умел так удивительно «выписывать» на своих интерьерах… Он всю жизнь понемногу учился пению и пел с увлечением для самого себя и для друзей… Больной, с трудом передвигаясь, он нет-нет да отправлялся в концерт — послушать хорошую музыку. Болезни и ощущения старости доставляли ему немало страданий, но он не любил жаловаться, и я никогда не слышал от него старческих охов и вздохов. И до конца дней своих он сохранил как свою работоспособность, так и некоторую юношескую свежесть и интерес к жизни».

За несколько месяцев до смерти Константин Андреевич стал наведываться в Сент-Женевьев-де-Буа. В то время шло строительство кладбищенской церкви Успения Богородицы. Художник подолгу наблюдал за возведением храма и бродил по округе. Он что-то зарисовывал в свой блокнот, но никому не показывал эти рисунки.

Лишь один знакомый художника случайно увидел карандашный набросок Сомова, сделанный в Сент-Женевьев-де-Буа.

Пейзаж удивил:

— Сегодня прекрасный солнечный день. А у вас — туман, неясные очертания деревьев, облаков… И вообще трудно понять, что здесь изображено… Из тумана выступают какие-то буквы… Что это?.. «К. А. Сомов»… Зачем же подпись автора помещать в центре рисунка?..

— Это мое последнее земное пристанище, — спокойно ответил Сомов.

— Полноте!.. Не стоит предаваться печальным мыслям… — смутился собеседник.

— Именно здесь я и буду похоронен… — упрямо повторил художник.

Что за место в Сент-Женевьев-де-Буа изображал Сомов в блокноте, — так и осталось для его близких загадкой.

В мае 1939 года он действительно был похоронен на возрождавшемся русском кладбище. А вот рисунки, сделанные в Сент-Женевьев-де-Буа, бесследно исчезли.

Бесследно ли?..

Может, их еще удастся отыскать? И тогда появится еще одно подтверждение в прозорливости истинных художников.

В пятидесятых годах прошлого века посетители кладбища Сент-Женевьев-де-Буа иногда наблюдали странную компанию пожилых русских. Опытный человек сразу определял, что это бывшие офицеры.

Несмотря на годы, сохранилась военная выправка, властный взгляд, уверенные движения и походка. Обходили ветераны могилы своих товарищей, поминали их и словом, и молчанием, и стаканом водки Казалось бы, ничего не обычного…

Удивляло свидетелей лишь одно в этой компании: каждый из ветеранов держал в руке тяжелую старую сковородку.

— Неужели они собираются что-то готовить вблизи кладбища, на костре?.. Но зачем им такое количество кухонной утвари?.. — поначалу удивлялись посетители Сент-Женевьев-де-Буа.

Однако бывшие офицеры не помышляли об устройстве пикника. После посещения могил товарищей они рассаживались по машинам и возвращались в Париж. Тяжелую металлическую посуду ветераны по-прежнему не выпускали из рук — будто опасались выронить реликвию…

— Может, это какая-то секта «сковородочников»?.. — предполагали любознательные посетители Сент-Женевьев-де-Буа.

— Странно, о таком тайном обществе никто не слыхал… А ведь бывшие офицеры, останавливаясь перед могилой товарища, совершают едва приметный для посторонних ритуал: ударяют сковородкой о сковородку, словно чокаются рюмками…

— А, возможно, это не секта, а бывшие военные повара? — появилась новая версия.

— Но почему тогда у них только сковородки, а не кружки, ложки, тарелки или другая какая-то посуда?..

Расспросить странных ветеранов поначалу никто не решался. Шло время, все малочисленней становилась эта компания, но все чаще появлялась она в Сент-Женевьев-де-Буа.

Наконец, один русский эмигрант не выдержал и подошел на кладбище к старикам со сковородками.

— Господа, простите мое любопытство. Быть может, в следующий ваш приезд в Сент-Женевьев-де-Буа я уже буду находиться здесь в другом качестве… — вопрошающий указал рукой в сторону могил.

— Что вас интересует? — доброжелательно поинтересовался один из бывших офицеров.

— Я много раз видел, как вы поминаете своих товарищей… Но неизменно являетесь сюда со сковородками…

— Ах, вот в чем дело!.. — старики заулыбались.

Потом охотно пояснили:

— В Первую мировую мы были авиаторами. Легкая обшивка наших аэропланов не могла уберечь нас даже от револьверной пули. Летали мы невысоко и не с такой скоростью, как нынешние самолеты. Так что хорошему стрелку из винтовки не представляло трудности поразить с земли летчика.

— Не правда ли, не достойный вариант для боевого офицера получить такое ранение снизу!.. — рассмеялся один из ветеранов.

Другие дружно подхватили:

— Вот и придумали тогда защиту: клали на сиденье толстую сковородку, — продолжил другой летчик.

— Во время боевых полетов у некоторых из нас сей замечательный предмет принимал на себя целую дюжину вражеских пуль… Так что стала нам обычная кухонная утварь и щитом, и оберегом. А в девятнадцатом даже появилась песня:

Успешные боевые полеты, как водилось, отмечали застольем. Но вначале брали в руки не стаканы, а родимые сковородушки и ударяли их друг о дружку.

— Так поступали и когда погибали наши товарищи, — заявил другой летчик. — Вот и до нынешних времен сохранили традицию…

Ветераны раскланялись с любопытным соотечественником и направились к заветным могилам…

«Великий русский артист Иван Мозжухин собирается снимать говорящий французский фильм», — сообщала в марте 1936 года газета «Пари-Суар».

Немало актеров и режиссеров из русских эмигрантов не смогли освоиться и продолжить свой творческий путь в звуковом кино. Даже те из них, кто стал звездами французского немого экрана…

Иван Ильич Мозжухин убеждал коллег-соотечественников:

В 1909 году двадцатилетний театральный актер Иван Мозжухин дебютировал в русском кинематографе. С той поры он почти тридцать лет служил этому виду искусства.

Мозжухин говорил о кино: «Это моя кровь, нервы, надежды, провалы, волнения… Миллионы крошечных кадриков составляют ленту моей души».

В России он успел сняться в нескольких десятках фильмов. Среди них: «На бойком месте», «Снохач», «Ночь перед Рождеством», «Страшная месть», «Руслан и Людмила», «Домик в Коломне», «Пиковая дама», «Отец Сергий».

Зимой 1920 года Иван Мозжухин вместе со многими русскими кинематографистами эмигрировал.

Вскоре в предместье Парижа Монтрей-сюр-Буа появилась русская кинофабрика «Товарищество И. Ермольева». В 1922 году на ее основе была создана студия «Альбатрос».

Во Франции Мозжухин освоил новые для себя кинопрофессии. В фильме «Дитя карнавала» он стал не только исполнителем главной роли, но и режиссером, и автором сценария.

Оценивая актерское мастерство Мозжухина, известный французский критик Рене Жанн писал:

Однажды фильмы Ивана Мозжухина посмотрел молодой художник-керамист Жан Ренуар. Увиденное на экране так потрясло его, что он оставил свое ремесло и годы спустя стал звездой французского кино.

Фильм «Алеко», задуманный Мозжухиным в 1936 году, так и не был снят. У Александра Ильича наступила полоса «великих замыслов и тяжелых провалов». Так он сам отзывался о последних годах своей жизни.

Во многом виной этому был его характер. И в России, и во Франции актер жил на широкую ногу, весело, расточительно. Как вспоминал Александр Вертинский: «…целые банды приятелей и посторонних людей жили и кутили за его счет.

В частых кутежах он платил за всех. Деньги уходили, но приходили новые. Жил он большей частью в отелях… и был настоящей и неисправимой богемой…».

Ивану Мозжухину приходилось постоянно помогать своему брату Александру. В России Александр был довольно известным камерным певцом. Но в эмиграции его творческая судьба не сложилась. От нищеты спасали деньги младшего брата.

Летом 1938 года Иван Ильич посетил Сент-Женевьев-де-Буа. В то время на кладбище было еще немного русских могил.

Глядя на них, Мозжухин сказал приятелям:

— Какие славные имена, какие насыщенные биографии… Бог даст, когда-нибудь о некоторых из тех, кто здесь покоится, буду снимать фильмы…

Собирался это совершить на самом деле Иван Ильич или заявил от нахлынувших чувств?.. Но ему уже ничего не суждено было создать. Через несколько недель после посещения Сент-Женевьев-де-Буа он серьезно заболел. Скоротечная чахотка… Лечение не помогло. 17 января 1939 года Иван Мозжухин умер в клинике в Нейи.

А спустя несколько дней его похоронили на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

— Слишком рано он оказался здесь!.. — сказал один из друзей Ивана Мозжухина. — Сколько еще успел бы создать прекрасного…

Он остановился у подъезда и посмотрел на окна третьего этажа. Темнота, никакого движения. Минуту-друтую старик пристально вглядывался, но все оставалось по-прежнему. Он вздохнул и вошел в подъезд.

Консьержка приветливо кивнула ему:

— Вы опять встречали поезд?

— Да, мадам…

— Значит, и на этот раз не приехали?..

Он покачал головой и тут же деловито поинтересовался:

— Есть для меня почта?

— Пишут, месье… Скоро обязательно получите много писем из Москвы и из Петербурга… — заверила консьержка.

Старик с благодарностью кивнул ей в ответ и стал потихоньку подниматься по лестнице. Несколько раз он останавливался, переводил дыхание и снова преодолевал ступеньку за ступенькой. И вот — дверь его квартиры. С минуту он словно не решался взяться за красный шелковый шнур. Наконец, дернул раз-другой. За дверью послышался звон колокольчика. Однако ни шагов, ни звука открываемого замка не последовало.

Старик снова подергал шнур, на этот раз — более решительно. По-прежнему в квартире — тишина.

— Да что они все там — заснули?.. — проворчал он и постучал кулаком в дверь.

— Наверное, еще не пришли, — раздался за спиной сочувственный голос.

Старик резко обернулся. Из квартиры напротив вышли соседи — молодая пара.

— Вот незадача, придется доставать ключ… Хорошо, что сегодня я не забыл его… А то бы пришлось, неизвестно сколько, дожидаться их возвращения… — Он заговорил радостно и быстро, словно после многих дней вынужденного молчания.

Мужчина и женщина обменялись многозначительными взглядами.

— Счастливого вам вечера, месье, — пожелали оба в один голос.

Старик открыл дверь, обернулся с порога и озабоченно поинтересовался:

— Мои домочадцы и гости не досаждают вам громким весельем?

— Да нет, что вы, месье, они ведут себя очень пристойно. Никакого беспокойства…

Молодые люди снова переглянулись и, уже не сдерживая улыбок, помчались вниз.

Консьержка еще издали поинтересовалась:

— Встретили?.. Опять звонил в колокольчик?

Соседи старика подтвердили:

— Одна и та же сцена…

— Одни и те же слова…

Консьержка вздохнула:

— Господи, хоть бы кто-нибудь зашел к нему в гости… Я здесь больше десяти лет и не помню такого случая.

— Наверное, у него в России, а может, и здесь, в Париже, когда-то было много друзей и родственников, — предположила молодая женщина.

— Ох, эти странные, странные русские! — всплеснула руками консьержка. — Сколько раз я ему советовала: месье, не нужна вам такая большая квартира. Поменяйте ее. А он в ответ: я и в этой с трудом размещаю друзей и родных. Представляете, в одной комнате у него лишь кровать, в другой — письменный стол и пара стульев, а третья — совсем пустая…

— Откуда же у старика столько денег? — перебил молодой человек. — В нашем доме жилье не из дешевых. Хоть и без лифта…

— У этого русского неплохая пенсия. Он служил во французском легионе, потом воевал под командованием де Голля, — пояснила всезнающая консьержка и покачала головой: — Как говорили в старину: наш бурный, веселый Париж некоторых одаривает или наказывает одиночеством… И никто не знает, за что выпадает подобное…

На следующее утро консьержка встретила спускающегося по лестнице старика:

— Месье снова отправляется встречать поезд?

— Да, да, мадам… Опаздываю… Если я вдруг разминусь на вокзале и мои гости сюда приедут раньше, вы уж откройте своим ключом мою дверь — пусть они располагаются и ждут меня…

— Не волнуйтесь, месье… Я все исполню, — пообещала консьержка.

А когда старик вышел из подъезда, пробормотала:

— Бедолага… Сколько раз он повторяет эту просьбу…

Свидетелями его последних минут жизни стали соседи — молодая пара. Они столкнулись с русским на лестничной площадке. Старик снова и снова настойчиво дергал за шнур звонка и прислушивался к звукам в квартире.

Молодые люди торопились и не стали терять время на разговоры.

Когда они спустились на один этаж, женщина вдруг спохватилась:

— Послушай, а ведь ему кто-то открыл дверь!..

— Тебе показалось… Кто может открыть дверь, за которой — пустота? — ответил супруг.

— Да нет же, я точно слышала, как старик вошел в квартиру.

— Он просто открыл ее ключом.

— У старика не было в руках ключа… Ему кто-то отворил…

— Успокойся, фантазерка, — рассмеялся молодой человек и повторил: — За его дверью — лишь пустота…

— Отчего умер старик? — поинтересовалась консьержка.

Полицейский пожал плечами:

— Конечно же от старости… Ему ведь — без малого девяносто лет!

— А что делать с письмом? Пришло сегодня утром… — Консьержка протянула конверт полицейскому.

Тот повертел конверт, прочитал обратный адрес и вернул:

— Это частное письмо… Возможно, объявились наследники. Так нередко случается, мадам. Не было никого рядом, а смерть взмахнула руками — и из пустоты возникают родственники…

— А если этого старика будут искать? Куда направлять интересующихся? — не отставала дотошливая консьержка.

— Направляйте их, мадам, в последнее пристанище многих русских парижан… В Сент-Женевьев-де-Буа, — поспешно ответил полицейский.

…Помни, Париж, всех, счастливых и обездоленных, знатных и простых, выходцев из России, всех, кто воспевал, защищал, кто любил тебя… Известных и забытых…