В допетровской Руси существовало единое сословие служилых людей, в которое входили как служилые по «отечеству», т. е. по происхождению, так и служилые по «прибору» — по набору на добровольных началах.
Вершину пирамиды служилых чинов составляли члены Боярской думы — думные чины (бояре, окольничие, думные дворяне, думные дьяки). Кроме думных чинов в служилые по «отечеству» входили стольники, жильцы московские, московские и городовые дворяне, служившие по спискам столичного или провинциального городов. Каждый из этой категории служилых людей имел возможность выслугой или конкретным отличием в службе государю получить более высокий чин и тем самым продвинуться по служебной лестнице и в придворных чинах. Конечно, представителям московского дворянства это сделать было намного легче, чем дворянам провинциальным, но и они нередко пробивались в жильцы, стряпчие или стольники. Среди думных чинов, а тем более бояр их почти не встречается. Вторая категория служилых людей — по «прибору» — самые низшие и мелкие чины: пушкари, городовые казаки и т. д. Обе эти линии разделяла целая пропасть, но тем не менее они составляли единое служилое сословие.
Единство служилого сословия XVI–XVII вв. было обусловлено тем, что все сословие на срок государевой службы, где бы она ни проходила, обеспечивалось поместьями, в том числе населенными. В отличие от других сословий русского общества служилые люди обладали правом земле- и душевладения — привилегиями, которые впоследствии стали монополией дворянства.
Петровская эпоха навсегда покончила с сословием служилых людей. Произошел распад сословия на дворянство и сословие государственных крестьян, искусственно созданное Петром I.
Бояре
В русском государстве бояре наряду с великими и удельными князьями составляли высший слой феодального общества. В X–XVII вв. бояре занимали ведущее место после владетельных князей в государственном управлении. Происхождение слова «боярин» до конца не выяснено: одни исследователи производят его от слова «бой» (воитель) или «болий» (большой), другие — от тюркского «баяр» (вельможа, богатый муж, господин), третьи — от исландского «боеармен» (знатный человек), но в любом случае все эти названия созвучны истинному значению боярства в судьбе русских земель.
Возникновение боярства относится ко времени распада славянских родоплеменных союзов в VI–IX вв.
В X–XI вв. бояре — потомки родоплеменной знати — уже разделились на два слоя: княжих мужей (огнищане) и так называемых земских (старцы градские). Бояре являлись вассалами князя, обязывались служить в его войске, но пользовались правом отъезда к новому сюзерену и были полными властителями своих вотчин, имели своих вассалов.
В период феодальной раздробленности (XII–XV вв.), с ослаблением княжеской власти, усилилась экономическая мощь бояр, возросло их политическое влияние, стремление к самостоятельности. Постепенно в борьбе с боярством княжеская власть стала опираться на служилых феодалов — дворянство. В XIV–XV вв., по мере складывания единого государства, имущественные и политические права бояр стали ограничиваться, и с конца XV в., с образованием централизованного государства, социально-экономические и политические привилегии боярства были значительно урезаны.
Начиная с XV в. в Русском государстве боярин — высший думный чин среди всего служилого сословия. На Руси боярство было самым знатным и богатым сословием, являлось высшей формой феодальной знати до самого конца XVII в. Слово «боярин» стало созвучным с понятиями о родовитости и знатности, поэтому получить боярство было очень нелегко, это были практически единичные случаи. Например, при Василии II (годы правления 1422–1462) было только четверо бояр, при Иване III (1462–1505) — 19, при Василии III (1505–1533) — 20, после смерти Ивана IV Грозного (1533–1584) осталось 11 бояр, а спустя почти два столетия, в царствование Петра I, их насчитывалось только 19.
В процессе образования Московского государства боярство было ближайшей опорой растущей и укрепляющейся царской власти. Казалось бы, с усилением царской власти должно возвышаться и боярство, однако дистанция между государем и его подданными, даже самыми знатными, все увеличивалась. Чем сильнее возвышался первый, тем ниже опускались все остальные. На положение служилых бояр постепенно перешли и некоторые княжеские роды, потомки великих и удельных князей (Рюриковичи), многие из которых были родственны правящей династии; появилось и достаточно большое количество выезжих князей, являвшихся потомками владетельных государей (Гедиминовичи).
К древнейшим боярским родам Московского государства относятся Протасьевичи, Ратшичи, Кобылины, Сабуровы, Плещеевы, появившиеся в Москве еще в XIV в. Тесно связанные экономическими интересами с Москвой (их владения располагались в Подмосковье), будучи в составе государева двора, они были кровно заинтересованы в централизации, усилении Русского государства, его территориальном расширении. Постепенно происходит процесс формирования состава боярских семей, которые впоследствии и создали основной костяк нетитулованной части Боярской думы. В первой половине XIV в. в Москву устремились и дальновидные представители Владимиро-Суздальской знати (Протасьевичи, Ратшичи), и выезжие из русских земель, попавших под власть растущего Великого княжества Литовского (Плещеевы).
С конца XIV в. среди московского боярства появляются фамилии Редегиных, Всеволож-Заболоцких, Морозовых, Старковых; этот процесс продолжается в XV — начале XVI в., когда Думу пополняют новые роды — Кутузовы, Новосильцевы, Басенковы, боярские роды Твери и Рязани, выезжие иноземцы Траханиотовы, Ласкарисы и др. С помощью последовательной политики подчинения Москве князей Северо-Восточной и Юго-Западной Руси, включения их в состав Боярской думы великокняжеская власть успешно, хотя и не без осторожности, вела борьбу с пережитками феодальной раздробленности. Происходит процесс трансформации титулованной аристократии из полусамостоятельных правителей в советников великого князя всея Руси.
В составе Боярской думы было и несколько древних фамилий, ведущих свое начало от смоленских и фоминских князей, потомков Рюрика. Большинство из них при переходе на службу в Москву лишились княжеского титула, что, однако, не помешало некоторым из них занять видное место при великокняжеском дворе. Из представителей обломков княжеских и боярских фамилий, вышедших из земель феодальной раздробленности, которые влились в состав Русского государства, постепенно складывалась верхушка феодально-аристократического сословия. В дальнейшем не всем представителям местной московской знати удалось удержать позиции (в том числе москвичам Валуевым, коломенцам Мининым), но основная часть старомосковского боярства сохранила и укрепила свое положение.
Иногда боярами могли называться не только члены Боярской думы и одновременно крупные феодалы. Термин «бояре» имел и более широкое значение: так называли лиц, имевших право боярского суда и выполнявших иные «боярские» службы (военное руководство, дипломатические посольства и т. д.). Вместе с тем звание боярина было достаточно редким и получить его было довольно сложно. Так, к моменту вступления на престол Василия III (1505) великокняжеская Дума состояла всего из пяти бояр, четверо из которых носили княжеский титул, и семерых окольничих.
Иван IV Грозный не дал боярского чина своему любимцу Малюте Скуратову, опасаясь унизить этот верховный сан таким скорым возвышением человека неродовитого. Его сын, царь Федор, при вступлении на престол наименовал боярами князей Дмитрия Хворостинина, Андрея и Василия Ивановичей Шуйских, Никиту Трубецкого, Шестунова, двух князей Куракиных, Федора Шереметева и троих Годуновых. Своему же шурину Борису Годунову он дал все, что мог иметь подданный в то время: чин конюшего, в течение 17 лет до этого никому не жалованный, титул ближнего великого боярина и наместника двух царств, Казанского и Астраханского.
При царе Алексее Михайловиче было 16 знатнейших фамилий, члены которых могли поступать прямо в бояре, минуя чин окольничего. Это князья Воротынские, Черкасские, Трубецкие, Голицыны, Хованские, Одоевские, Пронские, Репнины, Прозоровские, Хилковы, Буйносовы, Урусовы, а также Шереметевы, Шеины, Морозовы и Салтыковы.
Из древнейших фамилий в XVII в. дорогу наверх проложили себе князья Долгоруковы. На военной службе отличился князь Григорий Григорьевич Ромодановский, потомок князей Стародубских, другая же ветвь этого рода — Пожарские — совершенно сходит с исторической сцены. Кроме этих трех родов существовало еще 12 княжеских фамилий, представители которых поступали сначала в окольничие, а потом в бояре: князья Куракины, Волконские, Милославские, Львовы, Лобановы-Ростовские, Барятинские, а также Стрешневы, Пушкины, Сукины, Измайловы, Плещеевы и Бутурлины.
Боярство могло быть пожаловано и выходцам из менее знатных родов по воле государя в качестве награды за большие заслуги — военные (князья Волконские) или дипломатические (Ордины-Нащокины, Матвеевы), этого же звания удостаивались и родственники цариц (Милославские, Нарышкины, Стрешневы, Лопухины), изредка — просто царские фавориты (Хитрово).
В XVII в. состав боярства значительно изменился: многие знатные фамилии угасли, другие ослабли экономически, все большее значение стало приобретать дворянство. Благодаря этому происходило стирание различий между боярством и дворянством, чему способствовала тенденция к слиянию поместного и вотчинного землевладения.
По списку 1705 г. на службе в Москве было 11 бояр: князья П. И. и Б. И. Прозоровские, М. А. Черкасский, П. И. Хованский, Б. А. Голицын, П. И. Хованский Большой, а из нетитулованной знати — Б. Г. Юшков, А. П. Салтыков, Т. Н. Стрешнев, И. А. Мусин-Пушкин. На различных государственных должностях находились бояре: М. Г. Ромодановский, Ю. С. Урусов, А. П. Прозоровский, Б. П. Шереметев, Ф. П. Шереметев, Ф. А. Головин.
С начала XVIII в. Петр I перестает жаловать в бояре, и это звание постепенно выходит из употребления. Ситуация в корне меняется: теперь не знатное происхождение, а лишь способности и служилый чин определяют высоту служебного положения данного лица. Однако люди, пожалованные царем в бояре, сохраняли свое звание до самой смерти. Концом боярства можно считать кончину в 1750 г. последнего представителя боярства — Ивана Юрьевича Трубецкого Большого, пережившего почти на полвека замену Боярской думы Сенатом.
Окольничие
После боярского чин окольничего был вторым в допетровской Руси. Сам термин «окольничий» восходит к слову «около», а в конкретном смысловом значении — «близко к государю». По сути окольничие принадлежали к ближайшему окружению великого князя. Первое упоминание об окольничем имеется в грамоте смоленского князя Федора Ростиславича, относящейся к 1284 г. Много позднее «околичники», как это говорится в грамотах белозерского князя Михаила Андреевича (середина XV в.) — княжеские слуги типа дворян. В разрядах во время похода Ивана III на Новгород в 1475 г. после бояр называются и двое окольничих: Андрей Михайлович Плещеев и Иван Васильевич Ощера.
Со временем количество окольничих увеличивается, причем за счет представителей родов, ранее становившихся прямо боярами (Стрешневы, Плещеевы), потесненных позднее представителями княжеских родов Северо-Восточной Руси. Включение некоторых княжат в число окольничих ставило их в менее привилегированное положение, чем то, в котором находились нетитулованные бояре. Но со временем окольничими становятся в основном представители нетитулованной знати. Так, в 1521 г. все шесть окольничих не имели титула: И. Г. Морозов, А. В. Сабуров, М. В. Тучков, П. Я. Захарьин, В. Я. Захарьин, И. В. Хабар.
Чин окольничего был достаточно высок: одним из пожалованных был отец супруги великого князя Василия III — Ю. К. Сабуров. Звание окольничего имел и тесть царя Петра I, Илларион Авраамович Лопухин, получивший после объявления дочери Евдокии царской невестой сан боярина (1689).
Звание окольничего было довольно редким, хотя и уступало боярскому. Иногда число окольничих сокращалось до двух человек (Я. Г. Морозов с 1531 г. и И. В. Ляцкий с 1536 г.). Окольничих назначали руководителями приказов, полковыми воеводами, они участвовали в организации придворных церемоний.
Последним из окольничих был Челищев, упоминаемый в актах 1740 г. Сам же чин окольничего отменен в 1711 г.
Думные дворяне
Чин думного дворянина оформился в Московском государстве в 60-е гг. XVI в.; официально он был учрежден царем Иваном IV в 1572 г. для введения в Боярскую думу сановников, «отличных умом, хотя и не знатных родом». Это третий после бояр и окольничих думный чин. До этого чин думного дворянина давался лишь изредка, да и то в основном фаворитам государей — великого князя Василия III (И. Ю. Шигона-Поджогин) и царя Ивана Грозного (А. Адашев, И. Вешняков).
Думные дворяне участвовали в заседаниях Боярской думы, в работе ее комиссий, управляли приказами, выполняли придворные и военные обязанности, назначались воеводами в города. В 1643 г. думный дворянин Григорий Пушкин был направлен полномочным послом в Польшу, а ранее, в 1613 г., чин думного дворянина как награду за освобождение Москвы от иноземной интервенции получил Кузьма Минин. В апреле 1658 г. в думные дворяне был пожалован А. Л. Ордин-Нашокин. В царской грамоте отмечалось, за что ему дан этот чин: «…ты о наших великого государя делах радеешь мужественно и храбро, и до ратных людей ласков, а ворам не спускаешь и против свейского короля славных городов стоишь с нашими людьми смелым сердцем».
Чин думного дворянина, как и все другие думные звания и чины, был отменен в 1711 г., после создания Сената.
Дьяки
Слово «дьяк» происходит от греческого слова «диаконос» — служитель. В Древнерусском государстве дьяки были личными слугами князя, ведавшими делопроизводством. Само название «дьяк» впервые упоминается в грамотах XIV в. (до этого говорилось лишь о «княжих писцах»).
Образование в Московском государстве приказов потребовало большого количества людей грамотных, но не отличавшихся знатностью рода. Умея читать и писать лучше других, но зная твердо и законы, предания, обряды, дьяки (приказные люди) составляли особенный род слуг государственных, степенью ниже дворян и выше жильцов или детей боярских, гостей или купцов именитых, а думные дьяки уступали в достоинстве только советникам государевым: боярам, окольничим и думным дворянам.
Дьячество, чуждое местническим счетам бояр, худородное, но образованное, обладавшее необходимыми для службы знаниями, было в руках московских государей удобным, послушным и в то же время могущественным орудием в борьбе с боярством. С XVI в. значение дьячества поднимается особенно высоко; дьяки играют видную роль в местном управлении, являясь помощниками наместников во всех делах, кроме военного. Новым шагом в возвышении дьяков стало их проникновение в Боярскую думу, где они пользовались равным с другими правом голоса в решении государственных дел.
Во второй половине XVI в. происходит разделение дьяков на думных и приказных, т. е. участвовавших в заседаниях Боярской думы и ведавших делами того или иного учреждения. Оставаясь низшим думным чином, дьяки составляли и правили проекты документов Боярской думы и были начальниками четырех важнейших приказов: Разрядного (войсковая роспись ратных людей с обозначением должностей и поместных окладов), Посольского, Поместного (наделение служилых людей поместным окладом) и Казанского дворца.
Впервые звание думных дьяков получили братья Андрей и Василий Яковлевичи Щелкаловы (конец XVI в.). Нередко из этой среды выдвигались видные государственные деятели и дипломаты. Внешнеполитическими делами ведали такие крупные представители дьяческого сословия, как В. Ф. Курицын, М. М. Третьяк-Раков, Г. Н. Меныной-Путятин, Б. Митрофанов, А. Одинец и др. Особенно отличился на этом поприще возглавлявший Посольский приказ А. Л. Ордин-Нащокин, заслуживший впоследствии боярское звание. Чин думного дьяка имели немногие: например, по списку 1705 г. думных дьяков числилось всего трое — Емельян Украинцев, Гавриил Деревнин и Андрей Виниус.
За свою службу дьяки награждались денежными и земельными пожалованиями, однако при местнических спорах они и их потомки проигрывали представителям высшего сословия, как люди низкого происхождения. Некоторые потомки дьяков смогли выдвинуться благодаря удачным бракам с представителями знатных родов, в том числе и царского). От дьяка ведут свой род Апраксины (будущие графы), одна из которых, Марфа Матвеевна Апраксина, стала царицей и супругой царя Федора Алексеевича (14 февраля 1682 г.), старшего брата Петра I.
О дьяках очень точно написал подьячий Посольского приказа Г. К. Котошихин еще в XVII в.: «Хотя породою бывает меньше, но по приказу и делам выше всех». В начале XVIII в. чин дьяка сходит с исторической сцены, а функции дьяков начинают исполнять чиновники гражданских ведомств.
Стольники
Чин стольника известен еще с XIII в. Официально к царедворцам стольников причислил царь Иван Грозный. Служа за государевым столом, стольники исполняли и воинские обязанности, занимали военные должности, будучи сановитее простых дворян. В целом в служилой иерархии стольники были на пятом месте. На службу стольников назначали в приказы, они вели судебные дела, а некоторые из них даже становились воеводами в городах. Так, князь Иван Михайлович Одоевский, бывший в чине стольника, с 1610 г. воеводствовал в Серпухове. Стольники, служившие непосредственно царю во дворце, назывались ближними или комнатными стольниками.
Число стольников было сравнительно велико: например, в 1664 г. на обеде, данном царем Алексеем Михайловичем в честь английского посла Чарльза Говарда, присутствовало 144 стольника. Служба в стольниках была почетной, поэтому среди них появились и представители высшей аристократии: князья Одоевские, Репнины, Голицыны, Куракины и др.
Большое количество стольников начиная со времени петровских реформ получали новые звания и чины, соответствующие новому времени. Князь Михаил Юрьевич Одоевский, пожалованный в стольники Петра I в 1682 г., в 1698 г. становится поручиком Семеновского полка, в дальнейшем — гвардии подполковником. Его брат Василий Юрьевич, начав карьеру также со стольников, впоследствии перешел на гражданскую службу и завершил свою карьеру в чине действительного статского советника.
Стольники могли быть не только царскими. Некоторые стольники, находившиеся при дворе патриарха, назывались патриаршими стольниками. Братья князья Василий и Никита Дмитриевичи Горчаковы и их двоюродный брат князь Василий Андреевич Горчаков в 1627 г. стали патриаршими стольниками, а спустя несколько лет были пожалованы в стольники царские.
С 1695 г. Петр I пожалование в стольники прекратил.
Стряпчие
Наименование «стряпчий» происходит от слова «стряпать», т. е. делать, работать. В ведении стряпчих находились хлебные, конюшенные, кормовые и другие дворы. Их число при царском дворе достигало 800–900 человек.
Несмотря на то что это была одна из низших должностей в дворцовой иерархии, стряпчими становились и представители известных княжеских фамилий, таких как Голицыны, Пронские, Репнины и др. В большинстве случаев они служили в этом чине в молодом возрасте, а позднее получали более высокий дворцовый чин. Представители одного поколения князей Барятинских очень быстро после получения чина стряпчего становились стольниками. Петр Алексеевич с 1687 г. стряпчий и в том же году пожалован в стольники, Федор Степанович с 1675 г. стряпчий, в следующем году уже стольник, Иван Федорович с 1676 г. — стряпчий, в 1678 г. — стольник, Федор Семенович с 1652 г. стряпчий, в следующем году — стольник. И таких примеров достаточно много. Стряпчих не назначали воеводами или послами к иностранным государям, они занимали менее значительные должности.
Чин стряпчего исчезает в начале XVIII в. в ходе реформ Петра I. Последним стряпчим в качестве придворного чиновника был Иван Дубровский, умерший в 1739 г.
Дети боярские
Как разряд мелких феодалов дети боярские появились в XV в. и в действительности могли являться потомками бояр, но так как многие из них в силу личных качеств или по иным причинам не могли стать боярами (титул боярина не был наследственным), они всю жизнь носили упомянутое название.
Со временем образовалась достаточно многочисленная прослойка детей боярских. В летописях этот термин впервые упоминается под 1433 г. в рассказе о переезде сторонников великого князя Василия II в Коломну.
С XVI в. дети боярские должны были отбывать воинскую службу и являться по первому требованию властей со своими вооруженными людьми под знамя великого князя. Они несли обязательную службу, получая за это от князей, бояр или церкви поместья, но не имели права отъезда от своего господина.
К детям боярским кроме собственно потомков бояр или их боковых ветвей могли быть отнесены местные землевладельцы, выдвинувшиеся благодаря службе, выходцы из-за рубежа или других княжений, представители других сословий, связанные службой великому князю и награжденные за это вотчинами и поместьями (дети или родственники великокняжеских дьяков, различные администраторы, потомки духовных чинов и даже холопов). Дети боярские делились на дворовых (часть верхов господствующего класса) и городовых (провинциальные дворяне), с образованием Русского централизованного государства перешедших на службу в Москву.
В XV и первой половине XVI в. наименование «дети боярские» считалось выше звания дворянина, так как последние происходили от несвободных княжеских слуг периода феодальной раздробленности. При Иване Грозном началось слияние этих двух понятий и дети боярские постепенно также стали называться дворянами. Окончательно этот термин исчез в ходе реформ в начале XVIII в. в связи с объединением всех служилых людей в один класс — дворянство.
Жильцы
Термин «жильцы» появился в России в XVI в. и представлял собой название одного из многочисленных разрядов служилого сословия в Московском государстве, являвшегося по чину выше городовых дворян. Городовой дворянин, выслужившийся в жильцы, имел возможность стать дворянином московским, а затем, при удачной службе, получить и более высокий чин (стряпчий, стольник).
К середине XVII в. жильцов насчитывалось около 2 тыс. человек, часть которых набиралась из городовых дворян сроком на три года, а часть — из детей боярских, потомков московских дворян. Звание жильцов в редких случаях могли носить и потомки некоторых княжеских фамилий, хотя обычно по своему положению они получали более высокий, иногда сразу же придворный чин. Так, князь Андрей Михайлович Кольцов-Мосальский в 1675 г. был разжалован из стряпчих в жильцы, но уже в следующем голу прощен и пожалован в стольники.
С чина жильца начинали свою службу и дети многих московских дворян и князей, но, постоянно находясь на виду у государя, быстрее, чем провинциальные дворяне, делали свою карьеру. К примеру, князь Борис Васильевич Горчаков, начавший службу с жильцов, вскоре был пожалован в стряпчие, а спустя всего пять лет после этого — в стольники.
После ликвидации поместного дворянского ополчения, значительную часть которого составляли дворяне в чине жильцов, постепенно выходит из употребления и сам термин «жильцы», а официально в этот чин перестают жаловать при Петре I, в 1703 г.
Ко второй половине XVII в. иерархия служилых чинов сложилась в своем окончательном виде. Общая классификация чинов выглядела так: 1) бояре, 2) окольничие, 3) думные дворяне, 4) думные дьяки, 5) стольники, 6) стряпчие, 7) московские дворяне, 8) дети боярские, 9) жильцы, 10) городовые дворяне. Первые четыре чина являлись думными чинами, входящими в Боярскую думу — высший совет при государе.
Кроме вышеперечисленных чинов в Русском государстве существовали чины и звания, получить которые могли только единицы людей, в своей основной массе принадлежавшие к высшей аристократии.
Одной из таких должностей была должность дворецкого, который с XVI в. ведал хозяйственными постройками (начальник приказа Большого двора). В XVI–XVII вв. эту должность занимали лишь единицы самых приближенных и доверенных у государя лиц, имевшие, как правило, чин боярина или окольничего. Со второй половины XVII в. это звание постепенно превращается в почетный титул.
Издавна известен и чин конюшего — начальника Конюшенного приказа, в ведении которого находились царские конюшни. Начиная с XVI в. эта должность связана еще и с организацией конного войска. В некоторых случаях конюший возглавлял Боярскую думу и правительство. Во время правления вдовы великого князя Василия III, великой княгини Елены Глинской, ее фаворит, конюший И. Ф. Телепнев-Оболенский-Овчина, возглавлял правительство при малолетнем великом князе Иване IV. В должности конюшего в царствование Федора Иоанновича был его шурин Борис Годунов, а последним конюшим стал дядя царевича Дмитрия М. Ф. Нагой, возведенный в этот сан Лжедмитрием I.
Первое упоминание о чине кравчего относится к XVI в. В его обязанности входила служба государю за столом во время торжественных обедов. На должность кравчего назначались представители наиболее знатных фамилий. В 1676 г. князь Василий Федорович Одоевский был пожалован в «кравчие с путем… и велено писать его выше окольничих». Срок их службы не превышал пяти лет. Обычно кравчие считались следующим чином после окольничих и являлись высшей степенью для стольников.
Чин оружничего, ведавшего великокняжеским и царским оружейным арсеналом, известен с XVI в. На эту высокую должность обычно назначались бояре или окольничие. В 1605 г. Лжедмитрий I установил чин великого оружничего.
Название чина ловчего уже само по себе говорит о том, что он связан с великокняжеской и царской охотой и другими соответствующими этому званию поручениями. Среди ловчих было не много представителей именитых семей, но некоторые носители этого звания достигали высших придворных чинов, вплоть до боярства. К таким фамилиям относятся Нагие и Пушкины.
С 1550 г. известен чин сокольничего, отвечавшего за соколиную, а иногда и за всю великокняжескую охоту, часто совмещая при этом свою должность с должностью ловчего. Обычно сокольничими становились люди, не относившиеся к высшей знати, но достигавшие иногда чина окольничего, а изредка и боярского звания. Последним сокольничим московских царей был Гаврила Григорьевич Пушкин.
Чин постельничего известен с XV в. В иерархии придворных чинов он шел сразу же за оружничим. В его обязанности входило заведование всей «постельной казной» великого князя. Это понятие включало практически всю утварь, которой он пользовался. Постельничий был одним из самых приближенных к государю людей, поскольку по этикету обязан был сопровождать его во всех торжественных и в большинстве бытовых случаев. На должность постельничих обычно назначались представители не очень родовитых фамилий. Из их числа возвысились только две фамилии — Волынские и Годуновы. Обычно постельничий достигал звания думного дворянина (И. М. Аничков, Г. И. Ртищев), окольничего (М. А. Ртищев), реже — боярина (И. М. Языков). В 1554 г. постельничий И. М. Вешняков был назначен воеводой.
Кроме названных чинов в XV–XVII вв. на Руси существовало звание спальника, находившегося в подчинении постельничего. В спальники обычно назначались молодые люди знатного происхождения, имевшие чин стольника. Чашник ведал питейными делами, а его почетной обязанностью было прислуживать государю на званых обедах и праздничных пирах. Ясельничий по своим обязанностям являлся помощником конюшего. С начала XVII в. ясельничий возглавлял Конюшенный приказ; по положению считался выше стольника. Еще с начала XIII в. существовал чин печатника, его обязанностью было хранение государственной печати и использование ее в правительственных документах. С начала XVII в. эту должность занимали исключительно дьяки, а с середины века — думные дьяки, руководившие Посольским и Печатным приказами. В документах печатник всегда писался выше других думных дьяков.
Почетное звание барского оруженосца и телохранителя — рынды — не входило в общую очередность служилых и придворных чинов, а давалось молодым людям из аристократических семей, имевших чин стольника или стряпчего. Во время царских и великокняжеских приемов рынды должны были стоять по обе стороны трона, охраняя государя. Рынды подчинялись оружничему.
В Российском государстве в XV–XVII вв. существовала система местничества — система феодальной иерархии. Этот термин может быть переведен как «право старшинства». Положение, которое занимал московский боярин на службе, зависело не от его способностей или богатства, а исключительно от послужного списка его предков и родственников. Это давало ему возможность занимать должность, которая соответствовала положению, занимаемому его предками, братьями, дядьями и другими родственниками. Он имел право отказаться служить под началом представителя другого рода, предки которого занимали положение или имели должность ниже, чем его собственные предки или родня.
Порядок местничества подразумевал занятие боярами должностей не по личным достоинствам и выслуге, а на основе сохранения соотношения в структуре подчинения, которое закреплено его предками: если предок первого боярина занимал в прошлом более высокий пост, чем предок второго (и между предками и потомками обоих родов было одинаковое количество поколений), то первый боярин должен был «стоять» выше второго. Учитывалось и то, по прямой ли линии идет род каждого боярина. Представителю знатного рода, чтобы не проиграть в местническом споре, необходимо было знать послужной список своих предков по меньшей мере до четвертого или пятого поколения. А со стороны Разрядного приказа требовались неимоверные усилия для определения первенствующего положения того или иного боярина, хотя все равно без склок между ними почти никогда не обходилось. Местничество порождало множество споров, злоупотреблений и конфликтов.
Родовая честь была таким больным местом у старинной русской знати, что, несмотря на очевидное первенство одного рода перед другим, члены рода, которые должны были уступить, придумывали отчаянные средства, чтобы как-нибудь избежать этой тяжелой уступки. В этом отношении замечательно местническое дело между двумя первостепенными родами: в 1663 г. за торжественным обедом у царя Алексея Михайловича князь Юрий Трубецкой получил назначение выше, чем Никита Шереметев. Шереметевы знали хорошо, что Трубецкие выше их, но уступить было тяжело; вспомнили, что они, Шереметевы, — старинный московский знатный род, а Трубецкие хотя и знатны, но князья пришлые, литовские Гедиминовичи. Вследствие этого старший среди Шереметевых, боярин Петр Васильевич, подал челобитную: «Я и брат мой с князем Юрием был и вперед по отечеству родителей его быть с Трубецкими готовы: только князь Юрий иноземец, и в нашу пору и хуже нас с ним никто не бывал; так если кто-нибудь, не зная меры своей, станет меня бесчестить, то нам и отечеству нашему не быть без порухи». На это прошение последовала отрицательная реакция царя, и без того постоянно разбиравшего местнические споры.
Родовитые служилые люди не желали находиться под началом тех, кого они считали менее знатными по происхождению, хотя бы эти люди были способными, долго служившими и принесшими много пользы государству. Это, конечно, сильно вредило делу: бывали случаи, что воеводы из-за местнических счетов покидали войско в виду неприятеля, хотя и знали, что за это понесут суровое наказание. Характерен пример местнического спора между стольником Матвеем Пушкиным и боярином Ординым-Нащокиным. Пушкин не хотел служить на дипломатическом поприще под началом менее родовитого Ордина-Нащокина, и, несмотря на личное вмешательство царя, пославшего Пушкина в тюрьму и грозившего ему конфискацией вотчин и поместий, последний отвечал: «Отнюдь не бывать, хотя вели, государь, казнить смертью, Нащокин предо мною человек молодой и не родословный».
Система межродового местничества усложнялась при назначении на военно-служилые должности старомосковских бояр, происхождение которых не давало оснований для предпочтения одного рода перед другим. С другой стороны, состязаться в знатности неродовитые бояре с княжатами не могли. Поэтому первоначально местничество носило служилый, а не родословный характер. Только со времен боярского правления, когда служилые князья вошли в Думу, они сравнялись с верхушкой старомосковской аристократии и также включились в систему местнических отношений.
Состав боярских фамилий, примерная численность бояр в Думе, порядок получения думных чинов, определявшиеся старомосковскими традициями, — все это в какой-то мере ограничивало волю государя при назначении тех или иных лиц в число высших санов-ников государства. И все же в его распоряжении было много средств обойти эти препоны, добиться создания Думы из числа наиболее преданных ему лиц. Царь не мог сделать боярином племянника ранее его дяди, но в его власти было назначить в Думу того представителя боярских родов, кто казался ему по личным качествам более подходящим для этой цели. Он мог также задержать или ускорить назначение боярами тех, кто по родовому принципу, так сказать, стоял в очереди на получение боярского чина.
Рядом с местническими спорами отдельных родов друг с другом шло местничество и между членами одного и того же рода. В 1652 г. князь Григорий Григорьевич Ромодановский бил челом на своего племянника князя Юрия, что ему с ним быть «невместно»: «Он мне в роду в равенстве». Князь Юрий, в свою очередь, бил челом на дядю: «Хотя он мне по родству дядя, но можно ему со мной быть, потому что у отца своего он осьмой сын, а я у своего отца первый сын, и дед мой отцу его большой брат». На это царь отвечал: «После велю вас счесть старым родителям (родственникам. — Б. С.) вашим». Но князь Григорий государя не послушал, за что и был посажен в оковы.
Не только бояре и окольничие, но и более низкие чины вступали в местнические споры. Например, дьяки точно так же местничались по своим приказным назначениям: дьяк Елизаров, пожалованный в думные дьяки и оставленный в Поместном приказе, бил челом, что ему «невместно» быть меньше думного дьяка Гавренева, сидевшего в Разрядном приказе, потому что этот приказ считался ниже Поместного.
При назначении в Думу родовой принцип старшинства был отброшен сначала в рамках государева дворца и казны, где уже давно цари предпочитали сохранять те или иные ведомства в распоряжении отдельных семей, не руководствуясь никакими родовыми счетами. Затем этот семейный принцип, основанный на личной преданности тех или иных лиц и их навыках в практической деятельности, начал завоевывать себе место и при назначении на думные должности (Морозовы, Захарьины). При царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче в Боярской думе было уже достаточно много людей неродовитых, достигших своего высокого положения лишь личными заслугами.
При резком увеличении численности лиц, связанных единством происхождения, выдержать родовой принцип назначения в Думу было невозможно. Русские цари, начиная с Ивана Грозного, всеми силами боролись с местничеством, однако искоренить застарелый обычай им не удавалось.
По сути местничество было слабо. Высшего сословия как такового не было, были чины: бояре, окольничие, думные дьяки, думные дворяне, стольники, стряпчие, дети боярские, жильцы. При отсутствии сословного интереса господствовал один интерес — родовой, который в соединении с чиновным началом и породил местничество. Все внимание чиновного человека было сосредоточено на том, чтобы при чиновном распорядке не унизить своего рода. При таком стремлении поддержать только свое родовое достоинство не могло быть места для общих сословных интересов. В силу местничества на самом верху чиновной лестницы постоянно являлись одни и те же фамилии. Члены шестнадцати знатных родов имели право, обойдя низшие чины, поступать сразу в бояре: князья Черкасские, Воротынские, Трубецкие, Голицыны, Хованские, Одоевские, Репнины, Буйносовы, Урусовы, Прозоровские, Хилковы, Пронские, а также Шереметевы, Шеины, Морозовы и Салтыковы. Представители еще пятнадцати родов становились сначала окольничими, а затем боярами: князья Ромодановские, Куракины, Пожарские, Долгорукие, Лобановы-Ростовские, Барятинские, Львовы, Милославские, Волконские, а вместе с ними Пушкины, Измайловы, Бутурлины, Стрешневы, Сукины и Плещеевы.
Постепенно в среде знатных бояр появились просвещенные люди, которые сознавали вред, проистекавший от местничества. Среди них выделялись князь Василий Васильевич Голицын (просвещеннейший человек своего времени) и любимец царя Федора Алексеевича — боярин Языков. По их совету, созвав в 1682 г. высшее духовенство, Боярскую думу и главных военных начальников, Федор Алексеевич, согласно общему решению земского собора, уничтожил местничество и велел сжечь книги, на основании которых решались местнические споры.
В качестве уступки аристократии было разрешено составить собственные генеалогии и представить их в Разрядный приказ, где после проверки они регистрировались. Новое описание было составлено в 1685 г., но опубликовано только через столетие Н. И. Новиковым под названием «Бархатная книга». Дворяне всегда гордились, что их генеалогия внесена в «Бархатную книгу», хотя многие известные и знатные семьи, воспротивившиеся царскому указу 1682 г., были из нее исключены.
«Бархатная книга» отражает тогдашние генеалогические пристрастия. Традиция того времени требовала, чтобы знатная русская семья могла указать родоначальника, который пришел на Русь из чужих земель. Чисто русское происхождение считалось унизительным. Конечно же, большинство дворянского сословия имело русское происхождение, хотя существовало немало родов, ведущих свое начало от предков, выехавших из других земель и государств.