Они остановились перед развалинами старого дома. Сегодня эти руины совсем напоминали собой замок. Луна ещё не взошла, и труба была похожа скорее на толстый кирпичный столб.
— Подождём здесь или полезем?
— Полезем, — отдав приказ, Здишек первым двинулся по разбросанным всюду кирпичам, поднялся по ним наверх и, наклонившись, заглянул в середину. Перед ним чернела широко раскрытая пасть печи.
— Ничего не видать, — услышали девочки его странно изменившийся голос, и в это мгновение Здись вдруг исчез, словно сквозь землю провалился.
Данка охнула, Кристя тихонько пискнула, а Андрейка немного даже попятился назад. Он присел на камень и сказал:
— Пусть он там всё уладит, а мы лучше тут подождём…
Но не успел ещё он кончить, как раздался короткий свисток. Азор рванулся вперёд, вслед за ним — привязанный Андрейка, и оба очутились в печи.
— Эй, Андрейка, ты куда бежишь? — крикнула Данка, бросаясь в погоню.
— Туда, куда и собака, — долетел будто из-под земли его голос. — Я сильно к ней привязан.
Данка соскользнула по кирпичам следом за мальчишками.
— Не оставляйте меня одну! — испуганно вскрикнула Кристя и грохнулась на спину Данки.
— Осторожнее!
— Подвинься-ка немного.
— Перестань лизаться.
— Это не я! Это Азор…
— А чья это нога?
— Наверно, моя…
— Убери её куда-нибудь вбок.
— Вчера здесь просторно было, я даже танцевала. А сегодня никак всем не поместиться.
— Вчера нас сюда привёл волшебник. Я сама видела, как пан Рамигани в этакую небольшую коробку посадил пять гусей…
— Сегодня тесно, потому что вы перетрусили, — сердито огрызнулся Здись, растирая шишку, вскочившую у него на лбу. — Андрей свалился прямо мне на голову.
— Я ничегошеньки не боялся и потому храбро прыгнул.
— Храбрый… — бурчал Здись. — Чуть Азору голову не оторвал, так упирался ногами…
— Я боялась, что одна останусь там, на дворе… — честно призналась Кристя.
— Все мы струхнули. Это только мальчишки вечно пыжатся, как индюки, — авторитетно заявила Данка. — Не боится лишь тот, кто ничего не понимает, кто думать не умеет. Дурак и в самом деле ничего не боится. Только надо уметь страх-то свой упрятать, не позволить ему командовать тобой. И тогда действительно будешь храбрым. Потому что отвага… отва… Послушайте, тут кто-то ползает по стене и сыплет что-то на нас.
— В самом деле?
— А вот он! Держу! Помогите-ка, хватайте…
— Что это?
— Не знаю. Длинное и лохматое.
— Погоди, это прикреплено.
— Двигается. Держи!.. К чему прикреплено?
— Знаю — к Азору. Это его хвост.
— Хвост?!
— Ну да. Он машет хвостом и сметает сажу нам на головы. А ведь мы сегодня мылись. И головы мыли. Если мама нас увидит, то, думаю, не обрадуется.
— Покажем ей Клад.
— Ещё бы! Время бежит, а мы здесь сидим. Сидим — и всё.
— Где этот Твардовский?
— Наверное, где-нибудь тут. Надо его позвать.
— А как нужно звать волшебника?
— Откуда я знаю… Пан Твардовский!.. Товарищ Твардовский! Гражданин Твардовский!
Тишина. Только глухое короткое эхо откликается в трубе. Словно бы немного посветлело. Можно разглядеть овальные очертания морды, раскрытую пасть и глаза Азора.
— Не откликается. Может быть, он уже куда-нибудь выехал?
— А может, его и вовсе не было.
— Луна взошла. Смотри, как синё стало кругом. — Здись показал на отверстие в своде, прикрытое голубым небесным платком и несколькими словно вышитыми на нём звёздами.
Ребята глядят вверх, и вдруг сразу делается как-то свободнее, просторнее…
Раздвигаются в стороны стены хлебной печи, свод выгибает свою спину. Видно, настоящая сказка не может обойтись без Луны и звёзд…
— Может, его нужно вызывать заклинаниями? — предлагает Кристя. — Как это он говорил?.. Как На Носе, Когель-Могель.
В дальнем углу, под трубою, что-то шевельнулось, зевнуло, и ребята услышали знакомый голос:
— Кто это там передразнивает меня? Хакодосе, Омогель… А, это ваши светлости?.. Бью челом… Бью челом… Простите меня, что разоспался. Через минутку буду готов… — Твардовский встал, хлопнул в ладоши и крикнул: — Эй вы, черти-прислужники, быстро сюда!
В трубе засвистело, вокруг чернокнижника замелькали мохнатые тени, окружили его мерцающим неровным кольцом.
— Гей, черти! — покрикивал на них Твардовский. — Чистить, гладить, блеск наводить… Плесните мне воды на лоб, чтобы окончательно очухаться… Дайте мне гарнец водки, да покрепче.
— Поглядите, — шепнула Кристя. — Он моется без мыла и зубы даже не чистит.
— Грязнуля и пьянчужка, — подтвердила Данка. — Только что встал и сразу пьёт водку.
— Это он перед ночной сменой подкрепляется. Хочет опохмелиться, — пояснил Здись. — Как рабочие на лесопилке… Только лучше было бы, если бы он закусил, а то уж очень быстро назюзюкается.
— Прошу вас, — Данка протянула Твардовскому завёрнутый в бумагу пакет. — Здесь вот колбаса, на закуску.
Слова Твардовского, однако, заглушили черти, которые начали кого-то ловить на своём хозяине и маленькими молоточками разбивать на серебряных наковальнях. Ребята смотрели на это с удивлением.
Наконец Данка не выдержала и, сложив ладошки трубочкой перед ртом, крикнула, стараясь перекричать неумолчный грохот:
— Что они толкут?
— Блошек, — ответил чернокнижник.
— У вас есть блохи?!
— Нет. Были. В прежние времена даже у королей были блохи. А мои вымерзли на Луне.
— Так зачем же они бьют? Надо ДДТ посыпать, это порошок такой…
— Они бьют затем, чтобы традиция в народе не угасла. Так делали отцы наши, и так нам следует делать…
— Пан Твардовский! — крикнул Здись. — Если из-за этих дурацких традиций мы так долго будем выбираться, то у нас кто-нибудь Клад из-под носа утянет.
— Черти, пошли вон!
Чернокнижник топнул ногой, и сразу всё утихло, успокоилось.
— Ты прав, — сказал он. — Сейчас я погляжу на Луну, и тогда мы будем знать, сколько времени осталось до полуночи.
— Два часа и сорок две минуты, — быстро подсчитала Данка, посмотрев на свои часы.
Твардовский удивился, склонил голову над зеленовато светящимся циферблатом, долго наблюдал за секундной стрелкой и, выпрямившись, наконец сказал:
— Прекрасная и разумная машина. В мои времена ни милостью божею царствующий Сигизмунд-Август, ни епископы, ни магнаты такой не имели. А какие они маленькие, плоские, и на руке так удобно их носить!..
— Прошу вас, — Здись потянул Твардовского за рукав. — Время летит, а на Могиле часто разбивают свой лагерь байдарочники. И они могут выкопать Клад, оставив нас с носом. Я сам видел два шатра…
— А воинственное это племя? Из татар оно или из казаков?
— Разные люди — из Варшавы, из Кракова, из Вроцлава..
— Грабят? Палят?
— Палить-то палят, а вот чтобы грабили — этого нет. Бывает, правда, что корову на пастбище выдоят или картофель подкопают…
— И много они деревень спалили?
— Деревень?!. Они только папиросы палят да костры жгут… Однако пошли же, наконец. Время дорого…
— До петухов ещё далеко…
— Какое мне дело до петухов? Я должен успеть вернуться, пока отец не приехал с сеном. А то иначе угостит ремнём.
— Разумеется. Дело серьёзное, — буркнул Твардовский. — В таком случае сейчас начинаем.
— Пошли. Лодка стоит на берегу.
— Минутку, ваши светлости. Сперва подпишем одну бумажечку. Одно обязательство, цирограф…
— Цирограф? Не понимаю…
— Цирограф — это соглашение, договор, — негромко пояснила Данка. — Помнишь, он рассказывал, как его отец подписал такую штуку… Лучше ничего не подписывать. Прошу вас, пан Твардовский… Мы не хотим подписывать.
Было, однако, уже слишком поздно. Голос Данки утонул в шуме, скрежете и свисте.
Через трубу, один за другим, вваливались рогатые черти. Из толстых сумок они вынули надувные конторки. Расселись за ними рядами, всюду разложили бумаги. Каждый держал в высоко поднятом хвосте адскую печать и слегка покачивал ею из стороны в сторону. Выпученными глазами черти глядели на ребят.
С усмешкой на лице Твардовский очертил рукою в воздухе полукруг.
— Вот канцелярия чёрта Боруты, который назначен чрезвычайным посланником Люцифера в Польше. Позвольте, друзья, я вам представлю и остальных: чёрт Фарел — мастер по полётам на Лысую Гору, черти Диабелюс, Опес, Латавец, Одменец, Розват и Оркиус — специалист по клятвам, Хараб — одноглазый охотник, Стройнат, который подговаривает людей одеваться в роскошные одеяния; Кердос, Щебиот, Щмешек, Венсад; Козыра, который ведает карточными играми, и Коффель со своими четырьмя помощниками — он поставлен над всеми пьяницами..
Во время этой длинной речи Твардовского черти поочерёдно вставали, кланялись, а некоторые из них даже добродушно и глупо гоготали.
Ребята пришли в себя от охватившего их испуга и удивления, а Здись спросил:
— Значит, на пьяниц целых пять дьяволов приходится?
— А как же, а как же, — подтвердил Твардовский. — Коффель — предводитель, а с ним Гайдаж, Гала, Илелю и, Полелю… Одному Коффелю в Польше не управиться с делами. Работы и так по самые рожки… Верно?
Черти кивали головами, как марионетки в кукольном театре, но в разговор не вступали.
— Гей, кто там пишет цирограф?
Из-за конторки выскочил Оркиус, специалист по клятвам, и с огромным рулоном бумаги начал скакать от одного чёрта к другому. Черти задирали ноги, будто какие-нибудь важные персоны, и, обмакнув копыто в красные адские чернила, с размаху ставили ими буквы на чёрной бумаге. Шум и гам поднялся отчаянный. Когда Оркиус положил перед ребятами написанную бумагу, они вздохнули с облегчением: наконец-то воцарилась тишина. Ребята медленно разбирали вкривь и вкось напечатанные стихи-клятву:
Клад найду —
и чёрту душю
Я на год
отдам послушьно…
Воспользовавшись тем, что утомлённые работой черти, посапывая, отдыхали, а Твардовский перебранивался из-за чего-то с Оркиусом, наши Рыцари Серебряного Щита устроили летучку.
— Если ничего не подпишем, то Клада нам не видать, — сказал Здись. — Я бы всё-таки рискнул…
— Отдать душу дьяволу — это ужасно. Да они ещё написали слово «душу» через «ю»… — сокрушалась Кристя.
— Вот это-то и хорошо. Видать, черти в орфографии не сильны, — прошептала Данка. — А соглашение, написанное с ошибками, силы не имеет, оно недействительно. И мы подпишемся под ним тоже с ошибками…
— Мне будет трудно, — вступил в разговор Андрей-ка. — Но если поможете, — напишу. А кто же за Азора распишется?
— Он сам. Приложим к бумаге его хвост, а он словно бы невзначай махнёт им — и всё замажет… Ты согласен, Азорка?
Пёс негромко заворчал и подал лапу в знак согласия. Черти по-прежнему сидели на своих местах, обмахиваясь кончиком хвоста, а Твардовский продолжал выпытывать у Оркиуса:
— Так, выходит, гусиных перьев у вас совсем уже нет?
— Только для подписи документов. А вообще, мы всё печатаем. У каждого на копыте вырезаны буквы, вот он ими и стукает по бумаге. Только несправедливо это… У Диабелюса, к примеру, «ъ» и «ы» — и он почти всегда отдыхает. А у меня — «а» и «о» — так я с ног сбиваюсь, столько работы.
— Позвольте, — вмешался Здись. — Мы вот тут в очереди стоим, ждём, чтобы поставить свои подписи. Скажите, пожалуйста, нужны какие-нибудь справки, удостоверения личности или и без них можно?
— Можно, можно… Дайте сюда перо! Живо… — Твардовский вдруг схватился за голову. — Я думал, что вас придётся околдовывать, уговаривать..
— Нет, нет! Нам поскорее нужен Клад. — Данка взяла у Оркиуса из косматой лапы перо и расписалась размашисто, немного наискось:
<илл. потеряна>
Андрейка переложил коробку с жуками в левую руку и, высунув кончик языка, аккуратно вывел печатными буквами:
<илл. потеряна>
Кристя вздохнула и поспешно нацарапала меленько-меленько:
<илл. потеряна>
не заметив, что проглотила одну букву.
— Ну, теперь ещё мы вдвоём, — Здись взял в руку перо и притянул Азора за ошейник.
Когда он уже написал своё имя, пёс заглянул ему через плечо, схватил зубами гусиное перо, и в подписи получился удивительный зигзаг, а потом — и клякса:
<илл. потеряна>
Чёрт выхватил цирограф и спрятал его за спину.
— Ещё Азор! — воскликнула Данка.
— Не нужен. Согласно имеющимся у нас предписаниям, у него нет души, — ехидно рассмеялся Оркиус, сел верхом на свою конторку, как на коня, и стиснул её коленями. Сзади у конторки открылся клапан, из него вырвалась струя воздуха, и чёрт, словно на реактивном самолёте, вылетел через дыру в стене.
После этого черти, завывая и свистя, стартовали один за другим. Последний из них, Фарел, задира и хвастун, проделал сложную фигуру высшего пилотажа тут же над трубой и ушёл ввысь. Сквозь отверстие в своде хорошо было видно, как черти выстраиваются по звеньям, из звеньев составляются эскадрильи, и затем тремя эскадрильями улетают в глубь ночи, ловко минуя рефлекторы лунных лучей.
— Больше восьмидесяти километров в час не выжимают, — шепнула Данка Здисю. — Обыкновенный «кукурузник» легко их перегонит.
— Может быть, в Америке уже есть скоростные дьяволы, — тихо ответил Здись и добавил громко, чтобы все слышали: — Теперь-то уж нас, думаю, ничто не задержит. Пойдёмте же, в конце концов, за этим Кладом!