Рыцарь-Дракон

38

– Шлемы с черными полосами? – воскликнул сир Рауль и поспешно вскочил в седло. – Это рыцари Мальвина! Он послал их убить принца, настоящего принца, пока тот не показался здесь! Скорее! Долго сэру Жилю не продержаться.

Все рванулись к лошадям. Жиля любили не только рыцари, но даже и простые латники. Детское простодушие, скрытое под свирепой наружностью, очаровывало всех.

Брайен, несмотря на вес доспехов, с разбегу вставил ногу в стремя и занес другую над крупом своего скакуна. Так он и остановился, глубоко задумавшись.

– Возьми с собой двадцать человек, Теолаф! – крикнул он. – Только двадцать! Остальные пусть остаются здесь и стерегут наших пленников.

Он неторопливо слез с коня.

– Там у них, наверное, самозванец, – сообщил король Иоанн Мальвину.

– Так оно и есть, ваше величество, – заверил Мальвин, – а мои рыцари получили приказ не убивать его, а лишь взять в плен. Если только найдут. Я умолчал об этом, ваше величество, лишь потому, что по сравнению с прочими делами это такая мелочь, что я не хотел затруднять вас. Как только его приведут, мы тотчас увидим, что он ни капли не похож на нашего принца.

– Я думаю, что его появление докажет обратное, – промолвил Джим. Едва ли не с удивлением он почувствовал, как в нем вскипает гнев на Мальвина. – А то, что ваши рыцари получили приказ просто взять его в плен, – ложь. Они могут преследовать его с единственной целью: убить, чтобы король Иоанн даже краем уха не услышал о его существовании.

– Ты полагаешь, что я лгу? – Мальвин быстрыми шагами направился к Джиму, воздев свой перст. Однако, вспомнив о бессмысленности этого жеста, ограничился тем, что погрозил Джиму. – Мы еще увидим, кто из нас прав.

Ожидание продлилось пятнадцать или двадцать отнюдь не самых безмятежных минут; раненые тем временем заботились друг о друге, причем так заботливо, как только солдат четырнадцатого века мог позаботиться о своем собрате. Король, Брайен и прочие не нашедшие себе занятия люди вновь обратились к созерцанию битвы.

Первая дивизия французов наткнулась на спрятавшихся лучников и была рассеяна ими на мелкие кучки. В прошлом году Джим впервые увидел, что такое боевой лук, и понял, какое разрушительное действие могут производить стрелы. Но никогда прежде ему не доводилось видеть, на что способна целая сотня стрел, выпущенная разом из сотни луков. Целые группы и линии рыцарей в тяжелых доспехах попросту сметало, седла пустели, подстреленные кони падали под своими седоками. То, что казалось поначалу неукротимым, мощным натиском, обернулось беспорядочно спутанными клубками едва живых тел всадников.

Как и надеялись англичане, на вид их было теперь гораздо больше, чем французских рыцарей, дожидавшихся своей очереди во второй дивизии. Рыцари и конные латники понеслись на другой конец поля, не дожидаясь приказа; это менее всего походило на строй; совершенно хаотично лавина всадников устремилась навстречу губительным тучам стрел. В атаку ринулась третья волна, но она была встречена английскими всадниками; поле битвы рассыпалось на кучки людей, сошедшихся в схватках один на один.

Тут до группы, собравшейся вокруг короля, донесся крик: англичане расступились, и мгновение спустя в получившийся таким образом проход въехал Теолаф, а за ним, с непокрытой головой и мечом, спрятанным в ножнах, следовал принц. Он подъехал к королю Иоанну и прочим рыцарям, стоящим под флагом, и спешился.

– Брат, – раскрыл он объятья королю Иоанну, как то было заведено среди монархов.

Тот, однако, отпрянул и сложил руки на груди; принц остановился и опустил руки.

– Ну, и кто же вы такой, сир? – спросил король.

– Я? – юноша надменно поднял голову. – А кем я могу быть? Я – Эдвард Плантагенет, наследный принц всей Англии, перворожденный сын Эдварда, короля Англии. А кто вы такой, сэр?

Этот вопрос король оставил без внимания.

– Что и говорить, – обернулся он к Мальвину, – он весьма похож на нашего принца.

– Скажите уж, что ваш принц весьма похож на его королевское высочество принца Эдварда, – одернул его Брайен.

– Разберемся, – отрезал Мальвин.

Он рванулся вперед и ткнул указательным пальцем в сторону принца так стремительно, что едва не коснулся его носа.

– Замри! – приказал он.

Принц мгновенно окаменел, и уже никто не сомневался, что магия Мальвина действует вполне исправно. Мальвин ухмыльнулся и бросил беглый взгляд на Каролинуса.

– Кто бы подумал! – сообщил он. – Ты не смог набросить покров своей защиты на всех. А теперь тот, кого вы называете принцем, в моих руках.

Каролинус не ответил. Он был столь же неподвижен, сколь и принц, однако почему-то само собой разумелось, что если он пожелает, то никто не помешает ему пошевелиться. Он просто не желал этого делать. Он стоял и наблюдал за происходящим так, будто Мальвина просто не существовало.

– Как бы там ни было, – Джим подошел к лошади и отстегнул от седла флягу, – давайте разберемся, кто есть кто.

– Остановите его! – закричал Мальвин. – В его фляге волшебная жидкость! Не пускайте его к принцу.

– Вода как вода, – заметил Джим. Он подошел к королю Иоанну, откупорил флягу и плеснул из нее себе на ладонь. Он поднял руку, чтобы король понюхал жидкость.

– Чувствуете какой-нибудь запах, ваше величество? – спросил он. – Я же говорю: вода как вода.

– Он заколдовал воду! – выпалил Мальвин.

Джим даже бровью не повел, беря пример с Каролинуса. Он направился к настоящему принцу.

– Прошу прощения, ваше высочество, – сказал он, – но это совершенно необходимо.

С этими словами он выплеснул пригоршню воды в лицо Эдварда.

Эдвард не мог вытереться, ни один его мускул не дрогнул. Но зато глаза полыхнули яростью, а у англичан из груди вырвался не то стон, не то рычание. Кто на лошади, кто на ногах – все рванулись было к Джиму, но затем остановились.

– Еще раз прошу прощения, ваше высочество, – поклонился Джим. – Будь у меня другой выход, я бы воспользовался им.

Он развернулся и двинулся к другому принцу, стоявшему между королем и Мальвином. Последний встал было у него на пути, но Брайен быстро шагнул вперед и отшвырнул чародея прочь. Прежде чем Мальвин обернулся к Брайену и обездвижил его, прежде чем король успел встать между Джимом и принцем и оттолкнуть его, Джим выплеснул вторую пригоршню воды в лицо принца Мальвина.

На сей раз заголосили все, даже король Иоанн, который в ужасе отшатнулся и разразился бранью.

Как только вода попала на физиономию принца, она изменилась. Послышалось шипение, свист, и черты лица не то чтобы исказились, но как-то съежились. Рот сжался, нос укоротился, а глаза плотно съехались друг с другом.

При этом принц вроде бы даже и не почувствовал, что по его лицу стекает вода. Он по-прежнему, как человек, который не понимает, что происходит, с удивлением взирал на Джима.

Джим взял открытую флягу и щедро выплеснул в лицо принца столько воды, сколько уместилось в его сложенных наподобие чаши ладонях.

Шипение и свист усилились. Лицо стремительно съеживалось. Тело теряло в росте и тонуло в складках одежды, сама же одежда тряпкой повисла на двойнике Эдварда. С головой уйдя в свое платье, принц все уменьшался и уменьшался, даже когда вся вода стекла на землю.

Джим отступил назад. На глазах у всех присутствующих принц, стоявший между Мальвином и королем, становился все меньше и меньше, пока вовсе не исчез; на земле осталась лишь груда тряпья.

Каролинус стремительно развернулся на каблуках.

– Департамент Аудиторства! – рявкнул он.

– Я здесь, – раздался поразительно глубокий бас в четырех футах от земли.

– Отметь получше вопросы и ответы, которые ты сейчас услышишь, – сказал Каролинус. – Джеймс?

Джим оторвал глаза от кучи одежды, лежавшей на земле, и взглянул на Каролинуса, Хотя он и знал, что произойдет, если он плеснет в лицо принцу водой, случившееся все равно потрясло его. Он чувствовал себя едва ли не убийцей.

Глаза Джима встретились с глазами Каролинуса.

– Джеймс, – начал волшебник, – была ли та вода, которую ты использовал, действительно водой, и ничем, кроме воды?

– Обычная вода, – отвечал Джим. – Я взял ее несколько часов назад из ручья. Сэр Брайен видел, как я вылил из фляги вино и наполнил ее водой.

– Клянусь волей Всевышнего, я видел это, – дрожащим голосом подтвердил Брайен.

– Зачем ты облил водой поддельного принца? – спросил Каролинус.

– Зачем… – Джим сглотнул слюну. – Я ведь знал, что от воды он растает. Я знал, что эти подобия всегда делаются с помощью волшебства из свежего снега с горных вершин.

– А кто тебе сказал, что подобия делаются из снега? – вопрошал Каролинус. – Кто сказал тебе, что предмет, изготовленный таким образом, растает, если ты плеснешь на него водой, как тает мокрый снег?

– Об этом, – ответил Джим, – не раз говорилось в волшебных сказках в… словом, там, откуда я прибыл.

– Ты все слышал. Департамент Аудиторства? – спросил Каролинус.

– Я слышал, – отозвался бас.

Голос волшебника стал поспокойнее. Он был почти вежлив.

– Ну вот, пока все, – сообщил он. – Джим, отойдем немного: мне надо поговорить с тобой.

Он развернулся, даже не взглянув на Мальвина, да и у Джима не было никакого желания рассматривать этого мастера магии. Он уже двинулся за Каролинусом, да тут среди людей, стоявших перед ним, началась суматоха. Семеро латников несли кого-то на изрубленном щите, словно на носилках. Один воин поддерживал голову раненого – шлем уже сняли, – и двое держали ноги, не уместившиеся на щите. Они вынесли раненого на открытое пространство и осторожно опустили его рядом с флагштоком.

– Жиль! – воскликнул Джим. И тут разом случилось два события.

– Вы свободны, – раздался незримый бас, и в тот же миг мимо Джима промелькнула худощавая фигурка в голубом камзоле и упала на колени перед телом, лежащим на щите.

– Мой храбрый сэр Жиль! – зарыдал настоящий принц. – Как мне отблагодарить тебя за это и за все, что ты сделал ради спасения меня – моей жизни и моей чести?

В лице Жиля, покоившегося на импровизированных носилках, не было ни кровинки. Его губы зашевелились, но Джим не смог расслышать ни единого звука. Принц схватил обмякшую руку Жиля и прижал ее к своим губам. Доспехи на теле рыцаря были изрублены на куски, причем казалось, каждый из них был густо залит кровью. Теолаф опустился на колени по другую сторону от Жиля и принялся мокрыми тряпками стирать кровь с ран, надеясь остановить кровотечение.

И вдруг среди воинов поднялась новая суматоха. Плотный круг рыцарей и латников развалился, будто его пронзили тараном. В открывшийся между людьми проход въехали на конях четыре рыцаря. Их предводитель, плотный человек крепкого телосложения, остановил коня в шаге от флагштока. Он спешился, снял шлем, и все присутствующие увидели его круглую седоватую голову, коротко подстриженную бороду, подернутую нитями седины, и тяжелое, жесткое лицо. Незнакомец преклонил колено перед королем Иоанном.

– Ваше величество, – начал он, не удостоив даже взглядом Джима, Брайена и прочих, – простите меня за то, что я прибыл сюда так поздно, но весть о вашем пленении англичанином только сейчас достигла моих ушей. Я, с вашего разрешения, Роберт де Клиффорд, граф Камберлендский, командующий английскими силами здесь. Мы сожалеем, что такой монарх и рыцарь, как вы, был вынужден сдаться. Однако этот факт ставит перед нами новые вопросы, которые следовало бы скорее разрешить. Раз уж вы стали английским пленником, то готовы ли вы признать англичан победителями и приказать своим французам оставить поле боя?

– Встаньте, граф Роберт, – холодно молвил король Иоанн, – вы стали жертвой недоразумения. Я действительно сдался, но не англичанину, а французу – графу д'Аврон, и приказал сложить оружие только рыцарям, входящим в число моей личной стражи. Не вижу причин сдаваться вам, поскольку исход битвы по-прежнему неясен.

Он вновь взглянул на поле боя, и все присутствующие последовали его примеру. Сейчас и вправду тяжело было предсказать, кто победит. Насколько хватало глаз, повсюду продолжалась борьба – кто бился один на один, кто – небольшими группками. Однако сплоченности у этих группировок не было, и невозможно было обнаружить четкий воинский строй хотя бы у одной из сторон. Так что предсказать можно было разве что исход того или иного поединка, но уж никак не общего сражения.

Граф Камберленд помрачнел и поднялся на ноги.

– И все же ваше величество, наверное, понимает, что никакого прока в продолжении битвы нет, – произнес он. – Ей может положить конец только смерть множества французов.

– И множества англичан, граф Роберт, – отозвался король. – Кто сейчас поручится, на чьей стороне потерь будет больше? И как дальше повернется сражение? В конце концов, та или иная сторона выбьет своего противника с поля боя. Рано или поздно это случится. Скажите не за англичан, а за французов: мы не желаем уходить с поля боя, пока неясно, чем закончится битва.

– Но, ваше величество…

Граф Роберт так и не закончил фразу, ибо как раз в этот момент был прерван новым, совершенно неожиданным вторжением. Нежданная помеха переговорам явилась в образе весьма привлекательной молодой леди, облаченной в платье из воздушной зеленой материи. По дорожке, проторенной графом Камберлендом, незнакомка проворно подбежала прямо к группе, стоявшей под флагом, миновав солдат свиты и англичан. Вот только Джим, едва завидев ее, тотчас понял, что красота этой девушки не сможет очаровать его, поскольку она уравновешивалась тем фактом, что юную леди звали Мелюзиной, а направлялась она прямо к нему.

Он хотел было спрятаться, но Мелюзина уже поймала его в крепкие объятья.

– О, мой возлюбленный! – завопила она. – Наконец-то я тебя нашла! Как ты мог подумать, что я позволю такому красавчику убежать от меня! Наконец мы вернемся в мое озеро! Ты мой!

– Нет, он не твой, – вмешался Каролинус. – Он тебе не по зубам.

В глазах Мелюзины полыхнула ярость; она стремительно обернулась на звук голоса, однако, как только она увидела, кто стоит перед ней, ее взгляд тотчас смягчился. Русалка склонилась в реверансе.

– Маг, – чуть ли не проворковала она. – Для меня большая честь видеть тебя. Ты тоже красив. Но я знаю, что ты для меня недосягаем. А почему я не могу взять моего Джеймса?

– Потому же, почему не можешь взять и меня, – ответил Каролинус. – Он тоже волшебник.

– Волшебник!

Глаза Мелюзины широко распахнулись, руки соскользнули с талии Джима, и она отступила на шаг, не отводя взгляда от своего возлюбленного.

– Джеймс, и ты все это время молчал! Как ты мог так поступить со мной?

– Ну, это… – пробормотал Джим, не зная толком, что и сказать.

Мелюзина заплакала, утирая слезы изящным носовым платком из легкой зеленой ткани, извлеченным ею откуда-то из своего платья.

– Привести меня сюда, и лишь затем, чтобы так разочаровать! – причитала она. – Как ты мог, Джеймс!

– Ну как… – беспомощно молвил Джим.

– Ну и ладно, – Мелюзина вытерла и без того сухие глаза, и носовой платок мгновенно исчез. – Достаточно я с тобой настрадалась. Надо поискать новую любовь. Кажется… О! Какой красивый коротышка. Ты будешь моим. Я никогда тебя не отпущу.

Она мотнулась вперед и обвила руки вокруг широкой груди короля Иоанна.

– Это тоже не для тебя, – сообщил Каролинус.

– Почему это? – осведомилась Мелюзина, вцепившись в короля мертвой хваткой.

– Потому что я – король, черт возьми! – выпалил Иоанн. – Мне на роду написано быть королем, и я всегда буду им, несмотря на всякую там магию или нечисть вроде тебя!

– Правда?

На глаза Мелюзины вновь навернулись слезы. Она отпустила короля. Опять на свет Божий показался носовой платок.

– Так обмануться дважды! – зарыдала она в зеленую тряпицу. – А ты даже красивее Джеймса. Я все равно буду любить тебя, мой король. Но раз уж и ты не для меня…

Она оглянулась, и ее взгляд наткнулся на Жиля с Теолафом; латник стоял на коленях над рыцарем и пытался остановить кровотечение из многочисленных ран Жиля: для этого он прижимал к ним полосы ткани, оторванные от рубах прочих латников, столпившихся вокруг него.

– Бедняга! – Мелюзина подбежала к щиту и упала рядом с ним на колени.

– Он болен. Я приведу его в порядок.

– А кровь ты можешь сотворить, леди? – грубо спросил Теолаф. – На его теле нет ни одной смертельной раны. Но мелких ран так много, что он потерял уже почти всю кровь, а остатки вытекают слишком быстро, я не могу остановить кровотечение.

– Сотворить человеческую кровь? – с испугом переспросила Мелюзина. – Увы, это недоступно никому, но человек может сам сделать это для себя.

– Неудивительно, что он пролил столько крови, – заметил Теолаф. – Я насчитал шесть мертвецов в шлемах с черными полосами перед нишей, в которой прятался принц…

– Ты можешь его хотя бы в тень перенести? – прервала его Мелюзина.

– Это я могу, – ответил Теолаф. – Хорошо, что вы подумали об этом, миледи.

Он отошел и принялся подбирать латников для переноски раненого, а Мелюзина склонилась над Жилом.

– Как это грустно, – с чувством произнесла она. – Ты так молод и красив. А еще у меня какое-то странное чувство, что мы с тобой похожи.

Губы Жиля шевельнулись. Никто, кроме Мелюзины, не смог бы поручиться, что рыцарь ответил, но она, видимо, расслышала его слова.

– Но ведь твой нос прекрасен! – возразила она. – Я никогда еще не видела такого великолепного носа! Когда я взглянула на тебя, то его-то я в первую очередь и приметила. Он чудесен. Просто взяла бы да откусила.

Она наклонилась еще ниже и осыпала нос сэра Жиля поцелуями.

– Поднимайте бережнее! – приказал Теолаф приведенным им латникам. – Давайте, понесли его в тень дерева, вот там, прямо.

Воины осторожно подняли щит с сэром Жилом и понесли его. В сопровождении Мелюзины они доставили его в тень, падавшую от дерева, под которым расположились остальные латники.

Что же до Джима, то он оставался на прежнем месте и слушал, как граф Камберленд ведет торг с королем Иоанном. Как это ни странно, граф, несмотря на свое богатырское телосложение, оказался ловким и проницательным дельцом. В конце концов ему удалось убедить короля, что тот ничего не выиграет от продолжения битвы и что, поскольку цена капитуляции может оказаться высокой и даже слишком высокой, лучше пока не поздно выторговать себе условия повыгоднее. Собственно говоря, на этот шаг толкал простой здравый смысл: опытных французских рубак, ветеранов многих сражений, стоило спасти от смерти – или от тяжелых ранений, поскольку в ту эпоху они, как правило, тоже заканчивались смертью, – хотя бы ради будущих сражений с англичанами.

Но тут Джим заметил, что принц, стоящий рядом с графом, никак не может отвести пристального взгляда горящих глаз от лица аристократа. Лицо принца все больше и больше напоминало грозовую тучу; того и гляди, разразится смерч… Джим поспешил вмешаться в ход беседы, дабы предотвратить близящуюся грозу.

– Прошу прощения, милорд, – перебил он графа, – но мне показалось, что наш царственный принц желал бы поговорить с вами.

Граф неторопливо повернулся к принцу и взглянул на него; казалось, что все это время он даже не подозревал о существовании Эдварда.

– Да, ваше высочество? – холодно произнес он.

– Сэр, да знаете ли вы, кто я такой? – с раздражением поинтересовался принц.

– Я знаю вас как моего царственного принца, – по-прежнему холодно отвечал граф, – однако, как мне сообщили, вы недавно отвернулись от англичан и земли, давшей вам жизнь, чтобы помогать французам во всех их делах против Англии; возможно, за это время вы уже успели приобрести новый титул.

– Наглец! – выкрикнул принц. – На колени передо мной, милорд, или вы лишитесь головы, причем дело не заставит долго ждать! У меня есть люди, которые сделают это, стоит мне только приказать, – он оглянулся. – Есть или нет?!

За спиной принца латники подняли дружный вопль, а Джим подумал, что лучше стерпеть их крики, чем стать свидетелем усекновения головы графа Камберленда по законному приказу их принца.

С графом приехало лишь три рыцаря. Он поспешно опустился на колено.

– Посмотрите направо, милорд, – стальным голосом произнес принц. – Видите кучу тряпок? Не правда ли, они чем-то похожи на мою одежду? Совсем недавно в этом тряпье был созданный из снега с помощью магии самозванец, а сделал его злой колдун, который сейчас, как я вижу, стоит за спинами у вас и у короля Франции. Он же дал существование и плоть лживой небылице о том, что я присоединился к французам. Как я могу покинуть Англию, если Англия – это я сам? Скажите мне, как вы поверили в такую ложь?

– Не скажу, что я поверил всем сердцем, ваше высочество, – ответил граф. Лицо его побледнело, но голос звучал вполне уверенно. – Но дело-то идет не только о слухах и небылицах; люди, которых лжецами не назовешь, своими глазами видели, пусть даже и издалека, как вы в полном вооружении прогуливаетесь в компании французов и, судя по всему, прекрасно чувствуете себя среди них. Признаюсь, мне нелегко было поверить в это. Но человеку свойственно заблуждаться, ваше высочество, говорю прямо: именно это заблуждение и заставило англичан отправиться в поход во Францию. Если из-за него я должен лишиться головы, то я охотно передаю свою жизнь в ваши руки.

– Вы правы, – принц немного успокоился. – Успокойтесь, вас одурачили не меньше, чем всех прочих. На самом деле можно сказать, что волшебный самозванец был похож на меня как две капли воды; когда я видел его, мне даже казалось, что я смотрю в зеркало и вижу свое отражение. Ну, а теперь-то вы что чувствуете, милорд? Какие еще доказательства вам представить? Сесть на лошадь и поскакать на поле, чтобы биться с французами? Что ж, за моей спиной стоят люди, которые охотно последуют за мной.

Принц обернулся.

– Или нет?

Он взглянул на рыцарей и латников.

– Или нет? – повторил он.

Ответом ему был еще более дружный и громкий, чем давеча, крик.

– А раз так, – продолжал принц, – то сомневаетесь ли вы, милорд, что если я вскочу на лошадь, помчусь вперед со своим боевым кличем и нападу на первого же попавшегося мне француза, то все увидевшие меня англичане в конце концов присоединятся ко мне? Я спрашиваю вас.

– Ваше высочество, – искренне ответил граф, – я первым последую за вами.

Принц не сводил с него пристального взгляда. Наконец он расслабился.

– Встаньте, милорд, – сказал он. – Вижу, вы преданный и верный слуга мне и моему отцу, королю Англии. Но не давайте мне больше повода усомниться в вас.

– Никогда, ваше высочество, – заверил граф. – Пока я жив, этого не случится.

Он поднялся на ноги.

– Я рад слышать это, – отвечал принц. – С этим делом мы покончили, так что можете продолжить обсуждение условий капитуляции с моим братом, королем Франции. Я признаю, что вы, милорд, более опытны, чем я, поэтому я предпочитаю послушать, как вы ведете эти переговоры, и отдать все в ваши руки. Конечно, я уверен, что благодаря вам битва закончится куда быстрее…

– Боюсь, что вы ошибаетесь, брат, – вмешался король Иоанн. – В наших переговорах даже речи не заходило о том, что я согласен на капитуляцию французов. Или мы, как подобает людям чести, продолжим битву, или предложим англичанам столь легкие условия, что для них не будет ничего постыдного в том, чтобы принять их. Я вижу, вы хмуритесь, брат. Вы уже готовы напомнить мне, что я – ваш пленник. Позвольте мне объясниться, чтобы раз и навсегда покончить с этим вопросом. Скорее вы отрубите мне, вместо графа Камберленда, голову, чем я отдам французам приказ сдаться противникам, которые еще не победили.

– В таком случае, – заявил принц, – у меня нет выбора. Коня мне! Коня! Эй!

Ближайший к принцу латник поспешно соскочил с седла, подвел коня к принцу, преклонил колено и протянул ему поводья. Принц схватил их и вскочил в седло.

– Брат, вы не даете мне выбора, – сказал принц королю Иоанну. – Равновесие сил в сражении сейчас зависит от меня. Кто знает, может быть, чаша весов склонится на сторону англичан, если я окажусь на поле боя. Так что я поехал, и ваши французы еще увидят, за кем останется сегодня победа!

Он оглянулся через плечо на рыцарей и латников; те поднялись и были готовы следовать за ним.

– За мной! – крикнул принц, выхватил меч из ножен и, размахивая им, направил коня к полю сражения,