Рыжая для палеонтолога (СИ)

Глава 12 Фотография

Наши дни

Вечером в пятницу работать совершенно не хотелось.

Женя потёр глаза, уставшие от восьмичасового сидения за монитором компьютера. Близилась Северная конференция, где ему кровь из носу необходимо было предоставить тезисы статей по всему тому материалу, что он наработал за последний полевой сезон.

Взятый монолит стоял в лаборатории над душой, а аспирант Антон, который расчищал его с самого августа, безбожно пропал на целый день. Женя не мог всё бросить и начать расчищать монолит в одиночку: тогда бы застопорилось написание статей. Вызвонить аспиранта не было никакой возможности: тот постоянно переводил смартфон в беззвучный режим.

«Заразная всё-таки эта штука ― смартфоны, ― подумал Женя, листая новостную ленту соц. сети с новенького айфона, который купил себе на день рождения. ― Я его отберу у Антона и сломаю. А лучше ― продам».

Словно в ответ на его мысли, дверь кабинета открылась, и в проёме показался пропавший аспирант: долговязый, в наушниках и довольный.

«Проебался и радуется», ― подумал Женя, неодобрительно глядя на аспиранта. А вслух спросил:

― Ты где был?

― А? ― Антон спустил наушники на шею. ― Вы что-то спросили, Евгений Николаевич? ― что-то в его облике не понравилось Жене, и пару мгновений спустя он понял, что: аспирант напрочь пропах сигаретным дымом.

― Если ты начал курить, то мигрируй под вытяжку, ― поморщился Женя. Он оттолкнулся ногой от пола, проехал на стуле до окна и распахнул створку, впуская в кабинет смесь ароматов улицы: свежей выпечки из пекарни на углу, выхлопных газов проезжающих мимо машин и едва уловимого запаха осенней листвы.

«Да, это не поле, ― подумал Женя, глядя в окно на красно-жёлтые клёны. ― Это гораздо хуже». ― Он уже успел пропитаться цивилизацией после полевого сезона и соскучился по воле, где не было отчётов и начальства.

― Я не начал курить, ― возразил Антон, пристраивая на вешалке свою кожаную куртку-косуху. ― Я был в Институте у своей университетской научницы. Она хочет прийти на мою защиту весной, ― и, помрачнев, добавил: ― Мне конец.

― Почему тебе конец? ― Женя продолжал смотреть в окно, рассеянно слушая аспиранта. В груди, где-то в области сердца, покалывало и тянуло, но эти странные чувства не имели никакого отношения к физиологии. Определённо, ему хотелось на волю. Как будто он что-то забыл там, в выжженных злым солнцем полях. ― Сказать, что твоя диссертация ― кал, могу только я.

― Она меня проглотит и даже не подавится, ― усмехнулся Антон, надел рабочий халат и, собрав длинные волосы в небрежный хвост, подступился к монолиту. ― Хотя сама по себе она классная тётка.

― Кто она вообще такая? ― Жене было, в общем-то, плевать на научницу Антона, но зачем-то он всё же спросил. За окном мимо него пролетели голуби.

― Маргарита Алексеевна Громова, ― ответил Антон, доставая из кармана смартфон.

― А-а, Маргарита Громова, ― небрежно протянул Женя. Миг, и его как будто ударило током. ― А! Маргарита Громова?! ― он подпрыгнул и, едва не упав со стула, подскочил к удивлённому такой реакцией научного руководителя Антону. ― Она есть в соц. сетях? Покажи мне её фотографию! Тебе телефон на что?!

― Да ладно-ладно, ― примирительно произнёс Антон, с опаской косясь на Женю, нависшего над ним коршуном. Скорее, Гамаюном. ― Успокойтесь, Евгений Николаевич. ― Он быстро застучал пальцем по сенсорному экрану. ― Вот она, ― аспирант протянул смартфон, который тут же оказался в цепких пальцах Жени.

Жене казалось, что от осознания происходящего и стука сердца он сейчас сойдёт с ума. Открытое окно манило, хотелось взлететь в осеннее небо подобно голубям.

С покрытого сеточкой трещин экрана смартфона на него смотрела Рита Громова.

Чёрно-белая, как сейчас, кажется, было модно, фотография запечатлела Риту. Нет, мысленно поправил себя Женя, Маргариту Алексеевну. Потому что со снимка на него смотрела не юная девочка из аниме, а взрослая женщина.

Кажется, она во всём была частью каждого времени, в котором жила. Фотографию, видимо, делала она сама, потому что в руках Маргарита держала фотоаппарат, а едва заметные на двуцветном фоне блики говорили о том, что это ― отражение в зеркале.

Женя провёл пальцами по экрану, увеличивая изображение.

― Она, ― едва слышно за гулом крови в ушах прошептал Женя. ― Бог свидетель, что она.

Короткие волосы едва заметно вились, а глаза даже в чёрно-белом варианте горели тёмным пламенем. Вот только лицо как будто похудело.

― Евгений Николаевич, ― осторожно произнёс Антон, вытягивая шею и заглядывая в свой смартфон, ― что с вами?

― Всё нормально, ― отрывисто произнёс Женя. ― Доделай тут всё сам, ― он махнул рукой в сторону монолита. ― Я пойду домой и прилягу.

― Понял, отстал, ― усмехнулся Антон, на всякий случай переходя на другую сторону монолита. Женя хоть и научился контролировать себя, но вспыхивал, как в молодости, от каждой искры.

Пустая квартира встретила Женю дизайнерскими обоями и давящей на уши тишиной. С женой он развёлся лет десять назад, да и прожили они вместе всего ничего, так что отпечаток женской руки квартира не сохранила. Минимум самой необходимой мебели и идеальная чистота: всего этого Жене для жизни вполне хватало.

Оказавшись дома, Женя захлопнул тяжёлую металлическую дверь и устало прилонился к ней спиной, чувствуя рельеф резьбы.

Такого поворота событий, странного откровения жизни он не ожидал и оказался совершенно выбит из колеи. Мысли беспорядочно скакали в голове, а воспоминания буквально ломились из памяти.

Женя провёл рукой по лицу, отбрасывая назад пряди светлых волос, успевших поседеть на висках. Ему вдруг отчаянно захотелось посмотреться в зеркало. Не просто глянуть мимоходом, собираясь на работу или бреясь, а именно увидеть то, какой он есть сейчас.

Холодный электрический свет залил просторную ванную комнату, и Женя уставился в зеркало, пристально разглядывая собственное отражение. То, что он там увидел, неожиданно ему понравилось: он ожидал чего-то много хуже.

― Стар ты стал, Евгений Николаевич, ― пробормотал он, разглядывая морщинки в уголках глаз и вокруг рта. Нос был чуток кривоват ― Женя отчётливо вспомнил, как Рита заехала ему кулаком в лицо, когда он неосмотрительно полез к ней целоваться. А вот горизонтальные морщины на лбу ему не понравились, да и яркие синие глаза смотрелись несколько чужеродно на лице не такого молодого уже человека. У него месяц как прошёл день рождения, и теперь ему пятьдесят семь. В паспорт он давно не заглядывал, свечей на торте у него не было никогда, а женщины не спрашивали, да и, странное дело, покупались на возраст. ― Ну и что мне делать с такими вводными? ― спросил он у зеркала. ― Хорошо хоть волосы и зубы не выпали. ― Женя на всякий случай провёл рукой по густым волосам и удостоверился, что они не поредели.

Он вдруг понял, что ни на секунду не усомнился, что Громова Антона ― это его Маргарита. Будто он всегда это знал, но не хотел видеть очевидного.

Маргарита всегда была рядом ― руку протяни. Так близко и в то же время невыразимо далеко. Ему всего лишь нужно поехать в культурную столицу, зайти в геологический Институт и сказать… что?

«Здравствуйте, я ваш давний любовник. Помните, мы были вместе на практике лет двадцать назад, вы тогда ещё учились, ― сама эта мысль показалась Жене абсурдной. С чем бы он пошёл к Маргарите? ― Она, наверное, ещё и замужем».

Это предположение почему-то разозлило Женю. Его Рита не могла выйти замуж. Она должна была его дождаться.

«С хера ли? ― вдруг подумал он. ― Ты-то её не особо ждал».

Ему стало стыдно. Теперь ему казалось, что тогда, двадцать лет назад, он наобещал Маргарите с три короба и позорно сбежал после.

«А вдруг она тогда забеременела? ― дурацкие мысли лезли в голову. ― И была одна с ребёнком? Или сделала аборт и не может больше иметь детей? А? А? ― практичное и не слишком богатое обычно воображение подкидывало сюрреалистические картинки. ― Глупости, я был предельно аккуратен». Женя напомнил себе приятеля, который чуть что превращал любое событие в трагедию и хлестал горе стаканами.

Решив не быть таким нытиком, как Вадик, Женя вытащил телефон и уже сам нашёл Маргариту в соц. сети. Глядя на её фотографию по ту сторону экрана, он с сожалением подумал о том, что в эпоху цифровых технологий печатных снимков почти не осталось. А ведь так приятно подержать в руках пахнущую свежестью и химией фотокарточку.

Фотокарточка!..

― Где альбом? ― прокричал Женя в пустоту гостиной, лихорадочно роясь в шкафу. ― Почему я каждый раз ищу свой… а, вот мой альбом! ― из кучи неизвестного барахла наконец появился тяжёлый коричневый альбом. ― Ты посмотри, какую дрянь тут храним! ― следом за альбомом на пол высыпалась куча непонятных тряпок, оставшихся непонятно от кого, и целый пакет медицинских банок.

Крепко, словно святыню, Женя прижал к себе альбом и опустился с ним на диван. Первые страницы занимали его детские фотографии, которые он видел тысячу раз, поэтому начал листать дальше. Школа, армия, университет, аспирантура… Вот она, практика в приморских степях! Женя с удивлением извлекал из памяти лица Сергея Сергеевича, перекинувшегося в археологию, пьянчуги Генриха, который закодировался и с головой ушёл в бумажную работу, аспиранта Димы, так и не получившего степень кандидата и похоронившего жену буквально на следующий год после тех раскопок.

Женя разгребал фотографии, злясь всё сильнее на самого себя, что не додумался отложить фотографию с Маргаритой отдельно. Кажется, она так и лежала когда-то, но бывшая жена, перетряхая шкаф, обнаружила это фото и закатила истерику, засунув карточку куда-то подальше.

«Если она её выкинула, ― подумал Женя. ― Я пойду и сигану с балкона».

В следующую секунду из кучи фотографий выпал снимок, сделанный «Полароидом».

Женя почувствовал, что проваливается в прошлое и для этого ему не нужен никакой Делориан¹. С фотографии на него смотрела Маргарита. Юная, восемнадцатилетняя, по-девичьи округлая, с фиалками в рыжих волосах. Она улыбалась, прижимаясь к нему так доверчиво, словно он был самым умным и добрым на свете.

«Какой же я идиот, ― Женя почти схватился за голову. ― Я ведь обещал ей, что приеду… А она мне ― что позвонит. Вот тебе и командировочный роман». Он устало откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.

Перед внутренним взором мелькали калейдоскопом картинки прошлого. Они пролетали стремительно, но с каждым новым витком формировали образ, который вырисовывался в памяти всё чётче и чётче.

Маргарита Алексеевна Громова.

Женя рассеянно прикоснулся к носу, который она разбила ему на той практике. Не сломала: тогда он преувеличил нанесённый ущерб. Ему была приятна забота Маргариты, то, как после поцелуя в сумерках она смывала с его лица кровь, невесомо прикасаясь к коже мокрым полотенцем, на котором оставались алые разводы. Она даже наскребла льда из старого портативного холодильника для компресса, а из остатков сделала коктейль: ей удалось каким-то чудом добыть лимон.

― Где ты взяла лимон? ― Женя настороженно принял из рук Риты охлаждённый в ведре с водой гранёный стакан, в котором плавали кусочки льда, дольки лимона и листья мелиссы. ― Украла, поди? ― он сделал маленький глоток, и вкус ему неожиданно понравился. ― Зубодробительная дрянь!

― Там же, где и козий сыр, ― запальчиво возразила Рита, сидевшая напротив него по-турецки. ― Купила в деревне.

Этот короткий эпизод, вспыхнувший в памяти, прошёлся по сердцу. Жене показалось, что в душу ему выдавили лимон. И сделал это он сам. Потому что тогда, двадцать лет назад, он, так и не дождавшись звонка, решил, что и сам не пойдёт к Маргарите. Лето закончилось, а Женя привык жить одним моментом да и вообще плохо сходился с людьми.

«Лащенко, ― подумал он. ― Ты ― птица гордая, пока не пнут, не полетишь».

Рита написала адрес на обороте, вдруг отчётливо вспомнил Женя. Он быстро перевернул и едва не выронил карточку: пальцы внезапно стали непослушными. Так и есть: написала.

― Найду, ― произнёс Женя, глядя на адрес на обороте фотографии. ― Я тебя обязательно найду.