Учитель младших классов Тоору Отиай присел на складной стул рядом с кафедрой в кабинете пятиклассников – у них он был классным руководителем. Дети уже разошлись по домам, и кабинет опустел, однако казалось, что в нем еще слышны фантомные отзвуки веселого гама.
На Тоору была белая рубашка и кардиган, ткань на котором скаталась, а на локтях и вовсе прохудилась. Неудивительно: эту кофту он носит еще со времен, когда только начал работать в школе. А преподает Тоору уже без малого двадцать лет. Он подпер рукой голову, на которой после сорока особенно заметны стали седые пряди.
Это случилось пару недель назад.
Я убивал время рядом с кафе Pont вместе с коллегой, Скаем. Судя по всему, посетителей не было, но все равно Нидзико не любила, когда коты заходили к ней в рабочие часы. Потому-то до вечера я часто дремал где-нибудь неподалеку или болтал со Скаем, если тот тоже заглядывал сюда по делам.
– Кстати, а почему Нидзико вообще занимается этой работой?
Скай благополучно выполнил пять поручений и смог попасть к тому, кого мечтал вновь увидеть. Шерстка у него заблестела ярче с нашей прошлой встречи. Не удивлюсь, если его дорогой человек живет где-то у моря и щедро угостил Ская разнообразными вкусностями. В любом случае наверняка Скай сблизился с ним еще во время жизни в зеленом мире. Это сразу понятно по тому, какая радость теперь звенит в его голосе.
Сегодня он пришел в кафе, чтобы еще раз поблагодарить Нидзико.
– Что будешь делать дальше? Останешься котом-посланником? – поинтересовался я.
– Пока думаю отдохнуть как следует. А там уже решу.
И правильно, зачем торопиться? Тогда я и спросил о том, что уже давно вертелось в голове. Как Нидзико пришла к этой работе?
Нидзико – жительница «того мира», мира живых, зеленого, если по-нашему. Однако по какой-то причине она работает посредником между тем и этим, синим, миром – или миром мертвых, – где пребываю сейчас я. Через котов-посланников, она помогает людям зеленого мира встретиться с обитателями синего.
– Я слышал, Нидзико глубоко сожалеет о чем-то, причем сожаление связано с кошкой, которая у нее была. Вот она и нанимает на работу котов из синего мира, чтобы как-то помочь им и искупить вину.
Скай объяснил, что об этом ему рассказал знакомый кот.
– Не знаю уж, что случилось, но едва ли ей стоит так сильно переживать. Кошки радуются уже просто тому, что их берут в дом.
– Люди вечно излишне терзаются чем-нибудь. А ведь лучшее лекарство от горьких воспоминаний – наслаждение жизнью в настоящем.
Тут Скай замахнулся на меня передней лапой, призывая к спаррингу. Я охотно принял вызов, и мы с головой погрузились в игру. Скай ловко прыгнул на меня с расстояния, пытаясь придавить к земле, а я увернулся, прячась от атаки.
– Ур-р-р-р-р!
Со стороны многим кажется, что такой «реслинг» не что иное, как драка. Однако на самом деле коты в такие моменты искренне наслаждаются процессом.
Конечно, бывает, что кто-то слишком увлечется и по неосторожности поцарапает товарища. Но такие мелкие ранки можно просто зализать, и они сразу пройдут.
К полудню мы уже успели хорошенько размяться и наслаждались отдыхом. Скай в какой-то момент сладко задремал. Я тоже решил воспользоваться такой возможностью и уже почти устроился, как вдруг заметил двух мужчин, которые поднимались на холм.
– Café Pont… Pont переводится с французского как «мост», насколько я помню. Посидим тут?
Видимо, они искали, где передохнуть. А я впервые узнал, что означает название кафе Нидзико, и хотел поделиться открытием со Скаем, но тот крепко спал.
Мужчинам было, наверное, под тридцать. Оба оживленные и энергичные – на простых офисных сотрудников непохожи. Один, тот, кто прочел вывеску, невысокий и худощавый, в хлопковых брюках и пиджаке, на втором более повседневная одежда: джинсы и свитер с горлом.
Я отогнал сонливость и подобрался к окну кафе.
Когда я в прошлый раз прохлаждался рядом и совсем не обратил внимания на происходящее в заведении, Нидзико сделала мне замечание. Так что я решил в этот раз ни словечка не упустить из разговора посетителей. Вот что значит расти над собой.
– Здравствуйте! – поприветствовала Нидзико гостей. Те присели за столик.
– А пиво у вас есть?
«Нет, конечно», – мелькнуло у меня в голове, однако Нидзико вдруг кивнула:
– Есть!
Кто бы мог подумать, что в кафе Pont подают алкоголь. Пока я пытался свыкнуться с этим открытием, из зала послышался звон бокалов, плеск и шипение пива, а затем мужчины чокнулись с веселым «Кампай[17]!»
– На таких мероприятиях толком и не выпьешь, – заметил первый, в пиджаке.
– Да уж. Спасибо, что пригласил продолжить где-нибудь, – бодро ответил его собеседник в свитере.
– Надо же, Кавасе уже детьми обзавестись успела!
– Да, я тоже удивился. А как Могами изменился!
– Он в младшей школе таким худым был и высоченным – во время построения по росту первым стоял. А тут так раздался, что костюм еле сходится.
Ага. Видимо, эти двое вместе учились в младшей школе и некогда крепко дружили, а сейчас возвращаются со встречи выпускников. Алкоголя и времени побеседовать им не хватило, вот они и решили продолжить общение тут.
– Эх… По правде говоря, я втайне надеялся, что увижу Миэ.
– Миэ Хосина? Помню, она тебе очень нравилась. А ведь бывает, что старая любовь вспыхивает снова на встрече выпускников. Я слышал, она из-за работы не смогла прийти.
– Ага. Такая жалость. Хотелось повидаться…
У меня усы так и дернулись, когда я это услышал. И не я один отреагировал.
– Есть кто-то, с кем вы хотите встретиться? – спросила Нидзико.
– Да. Мы вместе учились в младшей школе и сегодня побывали на встрече выпускников. Пятнадцать лет уже прошло, – объяснил мужчина пониже ростом.
– Как здорово! Хорошо повеселились? – в голосе Нидзико слышалась улыбка.
– Конечно. Только там не было его первой любви, вот он и приуныл, – кивнул на спутника мужчина в свитере.
– Вот как. – И Нидзико рассказала им про ящик с анкетным опросом «С кем вы хотели бы увидеться больше всего на свете?»
– Значит, если я напишу: «Хочу увидеться с Миэ Хосина, которую любил в младшей школе», то обязательно ее снова повстречаю? – с интересом уточнил посетитель.
– Появится шанс. Это же лишь опрос. Но ведь вы и сами можете повидаться с ней без всяких хитростей и анкет.
– Не заявлюсь же я к ней просто так или не подкараулю где-то… Верно? – мужчина бросил взгляд на друга в поисках поддержки.
– Ты можешь спросить ее контакты у Хосокавы, она занималась организацией встречи и со всеми связывалась.
– Это-то да, но…
– Чем искать оправдания и мешкать зря, лучше набраться смелости и взяться за дело, – констатировала Нидзико.
– Ох, – мужчина тяжело вздохнул, то ли потому, что приуныл, то ли из-за того, что представил возможную встречу и занервничал. – Но если уж заполнять анкету… – Он уверенно написал что-то на карточке и бросил ее в ящик.
Тут заговорил посетитель в свитере:
– А я бы хотел встретиться с Отиаем.
– Нашим классным? Но вы ведь только что виделись.
– По правде говоря, я и пришел сегодня потому, что хотелось его проучить. Заставить дар речи потерять.
– Отиая-то?
– Его. Помнишь, я ведь в младшей школе был довольно неприметным. Да и дружил в основном лишь с тобой.
– Ну да, тогда всех затмевали отличница Хосокава, первая красавица класса Оноуэ и другие яркие ребята. Сейчас родители не стали бы такое терпеть, но в наше время считалось нормальным, когда все внимание учителя достается лишь «звездочкам» класса. Никто не возмущался.
– На самом деле, это и меня не так уж и беспокоило. К тому же не сказать, что Отиай обращался плохо с теми, кто не входил в круг любимчиков. Но один момент я ему никогда не прощу.
Это случилось во втором полугодии последнего, шестого, класса младшей школы. В то время большинство младшеклассников переходили в муниципальную среднюю школу, но иногда ученики из состоятельных семей или те, чьи родители очень принципиально подходили к вопросу образования, сдавали экзамены и поступали в частные школы. Оноуэ, яркая и красивая девочка, как раз относилась к числу таких детей.
– У меня успеваемость была обычной – ну, выше средней. Только в математике я никому не уступал.
– Помню-помню. Ты еще помогал мне с домашкой.
– Причем частенько.
Оба разулыбались.
– Поэтому я не слишком обращал внимание на оценки по другим предметам, но вот что касается математики – там у меня никогда меньше пятерки не было.
– Потрясающе. Все время высший балл. От меня вот родители ничего особо не ждали, поэтому относились к оценкам попроще, мол, не единица – и ладно.
– Ты там семейное дело-то не развалишь?
Как я понял из разговора, семья мужчины в пиджаке владела салоном по продаже автомобилей. Торговали они не только японскими, но и зарубежными машинами, так что среди их покупателей было много состоятельных людей, в том числе и иностранцев.
– Помнишь, тогда ходили слухи, что оценки за второе полугодие станут частью рекомендации для допуска к экзамену в средние школы? И потому, мол, надо непременно показать хороший результат.
– Да-да, об этом поговаривали. На деле никто так и не узнал, правда ли система работала именно так.
– Только в том полугодии моя оценка вдруг опустилась до четверки. Хотя тесты я решал как обычно и домашние задания исправно делал. Для меня это было настоящим шоком. И тут Оноуэ, которая получала лист с оценками после меня, вдруг принялась радостно голосить: «Ой, как здорово! Пятерка по математике!», то ли искренне, то ли напоказ. И тут же пропела: «Спасибо, учитель, я так рада!» Никогда не забуду лицо Отиая в этот момент. Он выглядел таким гордым и заботливым.
Конечно, мужчина не видел всей картины. Может, в том полугодии он и правда слегка просел в учебе. Но все равно ему было ужасно обидно. Вот почему ему хотелось показать учителю, как многого он добился, чтобы тот понял, насколько несправедливо к нему относился.
– Ну да, высот ты достиг немалых. Я горжусь тем, что у меня есть такой друг.
– Спасибо. Но вот встретились мы – и я понял, что Отиай меня даже не помнит. Как уж тут утереть человеку нос. В общем, сплошное разочарование, – со смешком закончил мужчина. И добавил: – Поэтому мне хотелось бы вернуться в прошлое таким, какой я сейчас, и снова предстать перед Отиаем.
– О, звучит здорово! Он ведь все так же работает в школе… Уж нынешний ты точно дал бы ему отпор. Отличное вышло бы зрелище, – мужчина в пиджаке весело рассмеялся и повернулся в сторону кухни. – Скажите-ка, можно устроить?
Он уже успел опьянеть, и язык у него заплетался. Нидзико, видимо, все слышала, потому что тут же ответила:
– Точно нет. Машиной времени мы не располагаем.
– Понял? Жаль, конечно, – мужчина похлопал по плечу собеседника.
– На тему издевательств, жестоких родителей и педагогического насилия часто поднимают шум в СМИ, но на деле даже куда более мелкие и, казалось бы, незначительные обиды способны ранить ребенка. Еще хуже, когда взрослый не придает им значения и напрочь забывает о случившемся. Хотелось бы вернуться и донести до Отиая то, насколько подобное отношение несправедливо. Может, это помогло бы другим детям избежать такого опыта.
– Тут ты прав. Наверное, и мне стоит переосмыслить то, как я общаюсь с подчиненными. Одинаково ли я с ними справедлив…
– А что, у тебя их так много? – слегка подколол друга мужчина.
– Они, конечно, подчиненные, но на деле среди них есть немало тех, кто куда опытнее меня и годится мне в отцы. Мне все казалось, что, если я признаю это, меня перестанут уважать, так что надо держать себя как старший. А теперь вот выслушал тебя – и призадумался…
Мужчина воодушевленно заявил, что с завтрашнего дня переосмыслит свой подход.
– Ну, думаю, меня тоже тот опыт чему-то научил. С этой точки зрения я могу поблагодарить Отиая, – кивнул его собеседник и допил пиво.
– Что скажешь? – спросила Нидзико, когда посетители ушли и она взялась убирать столик.
– Первая любовь не наш профиль. С ней он и сам может повидаться.
Когда мужчина бросал в ящик открытку с именем бывшей одноклассницы, он пробурчал под нос, что, если это не поможет, придется самому что-то предпринимать. Нет никакого резона браться за его поручение – ему же лучше устроить все лично.
– Я и не про него, – ответила Нидзико, открывая ящик.
– Значит, второй, который хочет поставить на место учителя? Но мы ведь не можем возвращаться в прошлое, ты сама сказала.
– Разумеется. Такое нам не под силу. Но, согласись, как-то обидно.
Тут я не стану спорить. Судя по рассказу мужчины, этот Отиай работает скорее не ради детей, а ради того, чтобы потешить собственное эго. Мне такое не по душе. Да и кому оно бы понравилось?
– Тогда, может, используешь силу воображения, чтобы как-нибудь все устроить?
– Легко сказать, – замешкался я. Нидзико положила передо мной открытку. На ней было написано имя недавнего посетителя – Сусуму Хироси. А на обратной стороне значилось:
Хочу увидеться с Тоору Отиаем, учителем младшей школы Мацусиба, и поставить его на место.
Я наклонился к карточке и принюхался.
– О, а ведь в ней осталась частичка души автора.
Нидзико тут же вскинула голову.
– Заберешь ее? Мы ведь его внимательно выслушали. Разве это нельзя положить в основу послания и передать его как обычно?
– То есть доставить частичку души посетителя тому, с кем он хочет увидеться?
– Да-да. Через посредника, как всегда. Только в обратном порядке, а не так, как мы обычно работаем.
Получится ли? Я попробовал это себе представить.
– Но ведь тогда выйдет, что сам заказчик, Хироси, так и не увидится с учителем.
– Верно. На сей раз будем действовать от себя, чтобы немного развеять сожаление Хироси. Пусть он об этом и не узнает.
– То есть можно и послание конкретное у него не выведывать?
Нидзико кивнула. Хироси преуспел в жизни и победил прошлые комплексы и сомнения, с ним и так все будет хорошо. Потому его поручение станет нашей с Нидзико самодеятельностью – во имя справедливости.
– Здорово, если мы немного проучим этого Отиая, чтобы он пересмотрел свои взгляды на преподавание.
Нидзико успокоилась, что работа пристроена, и вернулась к анкетам.
– Ого, – она вдруг замерла. Глаза ее удивленно округлились, а затем она захихикала.
– Что такое? Какой-то интересный заказ?
Я подошел ближе и попытался посмотреть на карточку.
– Нет уж. Мы соблюдаем тайну личной жизни посетителей. – Нидзико с улыбкой убрала открытку.
– Если что-то спрятать, оно становится еще интереснее, – пробурчал я.
Все кошки такие. Нет ничего желаннее и любопытнее шнурка, который самую малость выглядывает из комода, или комка бумаги, скрытого в тени за складками занавески.
– Фута, сосредоточься на своей работе. Пусть нынешнее поручение и необычное, не переживай: если справишься, я поставлю за него печать.
Вот и отлично. Значит, надо отправляться в альма-матер Хироси, школу Мацусиба, где работает Отиай.
Черно-рыжий привратник сидел рядом с мостом, о чем-то глубоко задумавшись. Даже моего присутствия не заметил. Что это с ним такое? Я окликнул его:
– Эй.
– О, посланник! Привет.
Кот поспешно выхватил у меня пропуск и неожиданно хлюпнул носом – такое проявление эмоций совсем не вязалось с его обычным развязным поведением.
– Ты чего это? Плачешь?
– Отстань, – бросил кот и замолк.
– Что-то случилось? – забеспокоился я.
– Пока тут работаешь, с кем только ни встречаешься.
Это он про мост, соединяющий мир живых и мир мертвых. А следить за теми, кто пересекает его в ту или иную сторону, и есть работа привратника.
– Часто становишься свидетелем встреч и расставаний. Бывают такие случаи – вовек не забудешь.
На удивление ловко для здоровяка он почесал задней лапой за ухом.
– Младшая школа… Передаешь послание ребенку?
– Нет. Мне нужен учитель, да и поручение несколько нестандартное.
Коты-посланники должны сохранять тайну личной жизни клиентов. Даже привратнику я не могу рассказывать подробности.
– И которое это уже будет поручение?
– Четвертое.
– Ого! Да ты близок к цели! Молодчина! – воскликнул привратник, словно тренер, хвалящий любимого подопечного.
Раз уж мы неожиданно так хорошо разговорились, я решил и сам задать вопрос:
– А у тебя нет человека, с которым хотелось бы повидаться?
– Я по натуре волк-одиночка. В отличие от тебя, баловня, я вел бродячую жизнь. Ради выживания приходилось и немало дурного делать.
Даже представить сложно, насколько непросто уличным котам, которым вечно нужно искать, где бы спрятаться от дождя и холода. Я примолк.
– Зато я был свободен, как ветер. Не стоит меня жалеть, – кот бросил на меня такой взгляд, что я даже оробел. А затем продолжил, погрузившись в воспоминания: – Как-то раз я нашел на время прибежище в одном месте. Но там ужасно шумела мелюзга – никакого терпения не хватит.
Да, детские визги-писки и впрямь сложно переносить.
– Однако по вечерам там всегда оставляли для меня еду во дворе. Вот я незаметно для себя и привык туда заглядывать.
– Как местные коты, которые живут в одном районе, кормясь то тут, то там?
В окрестностях дома Митиру тоже были такие.
– Да нет, я к району никогда не привязывался. Где можно еды раздобыть – туда и шел.
Но вот однажды корма на привычном месте он не обнаружил.
– Обидно было?
– Я ведь даром что уличный кот, а успел привыкнуть к регулярной кормежке. И совсем отвык терпеть голод. Есть хотелось просто ужасно, так что я ушел из тех мест в поисках съестного. Для меня это было обычным делом, – спокойно объяснил он.
– Нелегко тебе пришлось! – невольно выпалил я.
– Сказал же, нечего меня жалеть. Я и сам никогда не любил подолгу жить на одном месте.
Правду кот говорил или просто крепился для виду – судить сложно.
– Уже гораздо позже я услышал от знакомых котов вот что: не знаю уж, была ли это та семья или их соседи, но кто-то оставил заявку в санэпидемстанцию. И в тот день к месту, где меня кормили, приехали люди оттуда.
– Это же те самые…
– Ага, которые увозят и устраняют.
Мое сердце забилось быстрее.
– Значит, тебе очень повезло, что ты успел уйти подальше.
– Точно. Те шумные дети заранее все узнали и специально убрали еду, чтобы меня отвадить и уберечь от опасности.
Люди из санэпидемстанции остались ни с чем: еда, которую они положили в качестве ловушки, куда-то пропала. Дети сказали родителям, что ее утащили вороны. Взрослые очень ругались и даже установили сетки от птиц.
– Ворон жаль, конечно, скверно вышло. Впрочем, они сами много пакостей делают, поэтому иногда не мешает их проучить.
Кот снова шмыгнул носом, но теперь как-то смущенно:
– В общем, думаю, с теми мелкими я бы еще разок повидался.
– Как соберешься – я обязательно передам твое послание.
– Хорошо. Когда-нибудь обращусь. Хотя они теперь сами стали взрослыми, – усмехнулся привратник, глядя вдаль.
Оноуэ, которая все детство и юность купалась во всеобщей поддержке и внимании, и Хироси, своими силами добившийся поста директора в компании. Нельзя сказать, что кто-то из них живет правильнее другого. Но то, как Хироси, несмотря ни на что, рвался вперед и преодолевал преграды, кажется мне куда прекраснее.
Есть те, кто шел по жизни без препятствий, а есть те, кто терзается сожалениями и тяжестью прошлого. Может, вторым и недоступна невинная красота людей, которые обошлись без душевных травм на своем пути, зато они куда сильнее. Может, если бы Тоору Отиай сам был из этой категории людей, он лучше относился бы к таким ученикам.
Вот о чем я задумался, глядя на шрамы, покрывающие черно-рыжую спину привратника.
Младшая школа Мацусиба была средней по размеру – одновременно в ней училось около пятисот учеников. Я легко нашел класс, которым руководил Тоору Отиай: рядом с входной дверью в холле висел большой план с подписями, за кем закреплен тот или иной кабинет.
Будь он на втором этаже, пришлось бы лезть на карниз, чтобы заглянуть внутрь, но, к счастью, пятиклассники Отиая учились на первом, к тому же их окна выходили на школьный двор. Я вытянулся на задних лапках, положив передние на отлив, чтобы все рассмотреть.
В кабинете было около тридцати детей. Отиай стоял у кафедры, опустив глаза в книгу. Когда я заглянул к ним, один из учеников как раз поднял руку, а затем встал с места и начал читать вслух текст из учебника. Похоже, шел урок родной речи. Спустя какое-то время Отиай прервал ученика:
– Хорошо, достаточно. Кто следующий?
Отвечающий вернулся на место. Мальчик с первой парты с энтузиазмом поднял руку.
– Больше желающих нет? – на лице Отиая отобразилось явное недовольство. – Ладно, делать нечего. Мицуи, продолжай.
Мальчик тут же бодро поднялся с места и принялся читать. Он очень старался и тщательно проговаривал каждый слог, но Отиай был явно недоволен его скоростью.
– А быстрее и плавнее ты не можешь? – нахмурился он. – Ладно, достаточно. – Учитель коротко вздохнул. – У нас нет столько времени. Сакурай, продолжишь? – голос его потеплел, когда он обратился к сидящей в центре класса девочке с длинным хвостиком.
Она встала с места и начала ровно зачитывать текст. Отиай довольно кивнул. Вскоре прозвенел звонок, оповещающий о конце урока.
Я голову сломал, пытаясь придумать, в чьи уста вложить послание Хироси. Первыми на ум приходят ученики, но стоит закончиться занятию, как они тут же покидают кабинет и рассыпаются по школьному двору. Времени на беседу с учителем у них нет. Если кто-то неожиданно заговорит с Отиаем на уроке, будет странно. Я подумал об обеде, но на нем дети едят за общими столами, поэтому подгадать момент тоже сложно.
К тому же Отиай – крепкий орешек. Не в том смысле, что он сильный, скорее… как там говорят, непрошибаемый? Толстокожий? В общем, он из тех, с кем лично мне не хотелось бы вести дел. Не думаю, что кожа у него на самом деле толстая, но такого сложно пронять словами.
«Чтобы достучаться до него, понадобится помощь», – решил я. Время уже перевалило за полдень.
После обеда по расписанию стоял урок рисования. Занятие длилось два часа, а перед началом Отиай объявил, что сегодня ученики сдадут работы на выставку акварелей, которая обсуждалась пару месяцев назад.
Ранее, на уроке родной речи, дети читали Кэндзи Миядзаву[18], поэтому темой занятия стал мир его произведений. В последнее время в школах часто размываются границы предметов и вместо того, чтобы четко разделять их, одну и ту же тему рассматривают с разных сторон. Комитет образования решил, что так обучение будет эффективнее, так что и в этой школе активно внедряли их подход.
После занятия, когда ученики разошлись по домам, Отиай собрал готовые картины в стопку и звучно постучал ей о столешницу, чтобы листы уложились ровно. Вероятно, он собирал их по классу с задних парт к передним. На самой верхней работе было изображено ночное небо, усыпанное сияющими звездами. Наверное, она принадлежала мальчику с первого ряда. Рисунки не до конца просохли, и листы слегка пошли волной, но Отиай и глазом не повел.
Он без колебаний перевернул картины. На обратной стороне каждой карандашом были указаны имя автора и номер его места. Наверняка такую инструкцию дал Отиай.
Внимательно читая имена, он начал раскладывать рисунки на две стопки. Всего в классе училось около тридцати детей. Когда Отиай закончил, справа от него оказалось шесть-семь работ – остальные отправились во вторую стопку. После этого он наконец перевернул стопку поменьше и начал рассматривать сами картины. На те, что лежали слева, он даже не взглянул и просто небрежно сунул их в конверт.
Рисунки, которые отправятся на выставку, Отиай выбирал не по качеству, а по именам учеников. Скорее всего, шесть-семь человек, чьи работы остались на столе, уже раньше хорошо показали себя в рисовании или были отличниками и звездами класса, а может, просто нравились Отиаю. В общем, выделялись среди прочих.
Вины детей тут нет – неважно, стали они любимчиками по прихоти учителя или своим трудом и талантом завоевали место среди лучших учеников. Но что насчет ребят, которые остались за бортом? Даже если они нарисовали по-настоящему хорошие картины, ярко отражающие мировоззрение Кэндзи Миядзавы, Отиай посчитает это лишь случайностью и не сочтет нужным хоть как-то поощрить и отметить подобный проблеск успеха.
«Ну и тип», – со злостью пробурчал я. Тут дверь аудитории приоткрылась.
К этому времени Отиай уже выбрал одну работу из отложенных семи и собрался подниматься с места. В дверном проеме показался Хирото Касай, который вел параллельный класс. Совсем молодой преподаватель – в школе он успел проработать всего пять лет.
– Здравствуйте! Вас ищет Юкава, это по поводу еженедельной утренней линейки. На следующей неделе она на вас, верно?
Каждый понедельник в школе проводили всеобщее собрание, которое преподаватели вели по очереди.
– Да, все так. Я как раз закончил выбирать работу на выставку. Еще успею зайти в учительскую перед началом кружков.
Отиай курировал разговорный клуб английского языка, который располагался на том же этаже, что и учительская. В нем состояло не больше двадцати человек – отличники и умницы, не доставляющие учителям хлопот. Отиай работал с ними с огромным энтузиазмом, словно то было делом всей его жизни.
В университете он специализировался на литературе, однако участвовал в кружке выступлений на английском, который основал его друг, и со временем увлекся. Изучал он язык своими силами и добился немалых успехов: его способности признавали и часто поручали ему в школе мероприятия и внеклассную деятельность, связанные с английским.
Поглядывая на часы, Отиай начал собираться. Хирото с интересом спросил:
– Кстати, как прошло знакомство с Кэндзи Миядзавой и подготовка к выставке?
– Я немало поработал, чтобы дети поняли, как связать литературу и рисование… В итоге два месяца ушло, прежде чем они смогли хоть что-то выдать, – покачал головой Отиай и коротко вздохнул. – Думаю, стоило выбрать тему полегче. Например, рисовать людей или картины на конкретные, понятные темы, как раньше. Иначе столько времени тратится в никуда.
Хирото слегка удивился:
– Но ведь так интереснее. Можно как бы взглянуть, что творится у ребят в голове, – улыбнулся он. – А позволите посмотреть, что нарисовали ваши ученики? Будет полезно учесть ваш опыт, когда к заданию приступят мои.
– Конечно.
Все равно выбор уже сделан. Отиай протянул Хирото все, включая конверт с непросмотренными работами. Тот открыл его и принялся с интересом рассматривать рисунки, то и дело восклицая в голос что-то вроде: «Ого!», «О!..» и все в таком духе.
– Какое оригинальное решение.
Отиай бросил короткий взгляд на рисунок, который похвалил Хирото. Верхняя часть бумаги была выкрашена небесно-голубым, а затем книзу цвет градиентом переходил в бирюзовый. Эта работа не была в числе тех, которые Отиай выбирал по именам, так что он видел ее впервые.
– А чья она?
Хирото перевернул листок.
– Рин Такаи, значит. Надо же.
У Такаи были какие-то сложные семейные обстоятельства, из-за чего он часто пропускал школу. Кажется, его растил дедушка. Директор попросил сильно не давить на мальчика, поэтому, несмотря на его проблемы с успеваемостью, Отиай махнул на него рукой. Рин вел себя тихо, спокойно и совсем не выделялся. Отиай считал его абсолютно непримечательным ребенком из числа тех, кто ни в чем не преуспевает.
Вот и глядя на картину, которую похвалил Хирото, Отиай подумал: «Может, она и оригинальная, но ничего выдающегося в ней нет. Хирото молод, вот его и привлекает все новое и интересное, но когда он станет старше, то поймет, что подобные проблески всего лишь случайность».
– О, и эта отличная! – Рисунок, который Хирото так и пожирал глазами, тоже был не из отобранных Отиаем. – Потрясающий выбор цветов, правда?
Отиай посмотрел на подпись к рисунку. Харука Мита все перемены проводила, уткнувшись в библиотечные книги, и заметно выбивалась из коллектива. Непохоже, чтобы над ней издевались, однако она постоянно выглядела такой замкнутой и угрюмой, что и сам Отиай не очень любил иметь с ней дело.
– Но разве не странно выбирать для звездного неба такие цвета?
Фон у рисунка был кораллово-розовый, с оранжевыми и желтыми просветами.
– Думаю, она хотела изобразить внутренний мир Кэндзи Миядзавы, – пояснил Хирото.
– Не кажется мне рисунок хорошим. Слишком уж неординарный и сложный для оценки.
– Зато как интересно размышлять о том, что за работу выберут дети, которые рисуют такие картины!
Нет уж. Жаль их, конечно, но что у Рина, что у Мита вряд ли будут широкие возможности выбирать дело жизни. Такое доступно лишь одаренным и способным людям.
– Прежде всего им не помешало бы научиться ладить с другими.
Школа – место, которое воспитывает в детях умение действовать сплоченно и вписываться в коллектив, чтобы во взрослом возрасте легко идти по жизни. В памяти Отиая всплыли лица инициативных и активных ребят, которые стояли во главе его класса. Вот их точно ждет светлое будущее. Уже сейчас они доказывали свой потенциал успехами в учебе и постами членов студенческого самоуправления или старосты класса – такие достижения лучше всего помогают оценить детей.
Однако Хирото глаз не отрывал от картины Харуки.
– Я даже завидую тому, какой безграничный выбор открывается перед ребятами. И думаю: как здорово работать там, где можно хоть как-то помочь им и направить их.
Отиай едва не прыснул: таким самонадеянным юнцом показался ему Хирото.
Когда Отиай зашел в учительскую, Юкава, преподаватель и по совместительству заведующая школы, уже его ждала.
– Вы собирались поговорить насчет утренней линейки, верно? Прошу прощения, что припозднился. Хирото хотел посмотреть рисунки учеников.
Отиай уже определился, что отдать на выставку. А Хирото, который хвалил только странные работы, похоже, сам тот еще чудак. Впрочем, учитывая, как мало у него опыта, такие промашки и отсутствие вкуса понятны. Однако его учеников немного жаль.
– О, значит, он заинтересовался рисунками! – улыбнулась Юкава.
– Как ни странно. Молодежь обычно таким не сильно увлекается, – хмыкнул Отиай, однако ответ Юкавы стал для него полной неожиданностью.
– Ну, Хирото ведь специалист, так что ничего удивительного.
– Что? Специалист?
– Ой, а вы не знали? Он с детства рисует и весьма известен у себя на малой родине. Директор упоминал, что в студенчестве Хирото получил престижную творческую премию. А недавно его приглашали в жюри на конкурс рисунков. Так что взгляд на картины у него наметан, в этом нет сомнений!
От удивления Отиай потерял дар речи. Затем он с трудом выдавил:
– Почему же он стал учителем, а не профессиональным художником?
– О, директор как-то спрашивал его о том же. Хирото сказал тогда, что каждый в чем-нибудь одарен, главное – вовремя заметить талант и направить старания в правильное русло. Поэтому как учитель младших классов он хочет помогать разным, в том числе и непростым детям раскрыть свои способности и выбрать направление, развиваясь в котором они сумеют в будущем найти дело по душе.
Отиай вдруг вспомнил встречу выпускников в прошлом месяце. Тот класс он вел, когда сам еще был молодым преподавателем, – с момента их выпуска из младшей школы прошло пятнадцать лет.
Ученики, которые еще тогда выделялись среди других детей, обрели успех в жизни: кто-то теперь адвокат, кто-то врач… Первая красавица класса удачно вышла замуж и стала домохозяйкой, но немного подрабатывала моделью – даже показала всем журнал со своей фотографией.
Но пока Отиай слушал Юкаву, он ощутил смутное беспокойство. Все из-за одного участника встречи.
– О, а вы знаете, какой Сусуму молодчина? Директором компании стал! – окликнул его тогда Ханабиси. Его Отиай помнил, у него еще отец был представителем родительского комитета.
– Да ладно, брось, сколько можно обо мне? – А вот лицо мужчины, смущенно улыбающегося рядом с Ханабиси, Отиаю вспомнить совершенно не удавалось. Да и его имя, Сусуму, ни о чем ему не говорило.
– Сколько там у тебя сотен миллионов годовой доход? Я в интернете видел!
Скрывая недоумение, Отиай бросил взгляд на выпускной альбом. Его принес кто-то из учеников, чтобы поностальгировать вместе. Там на развороте были подписанные снимки всех выпускников.
Отиай отчаянно пытался отыскать на странице имя Сусуму. Да, вот она, фотография с подписью «Сусуму Хироси». В ней узнавался представший перед ним взрослый. Но, даже увидев фото, Отиай так и не вспомнил этого ребенка, видимо, настолько не обращал на него внимания в прошлом.
Пытаясь избавиться от неловкости, Отиай отошел к столу в глубине зала, где сидели знакомые ему ученики, и обратился к ним по именам со словами: «Какие вы все молодцы». Будто старался доказать себе свою правоту.
– Кстати, вы уже знаете о пополнении в штате в следующем учебном году? – голос Юкавы вернул Отиая в реальность.
– Да, я слышал, к нам придет новенький, вчерашний выпускник. Та еще радость. Мы и так по уши в работе, а тут еще и молодежь обучать, сплошные хлопоты, – вздохнул Отиай.
– Зато образование у него прекрасное! После японского вуза он какое-то время занимался научной работой в американском университете, причем очень успешно. Настоящая находка.
– Одно лишь образование мало значит. Посмотрим, как он покажет себя в деле, – фыркнул Отиай.
Но следующие слова Юкавы выбили его из колеи.
– Раз у нас появился учитель с опытом жизни за границей, думаю, ему мы и поручим разговорный клуб. Как раз разгрузим вас немного.
– Что? Но внеклассной деятельностью я не против и дальше заниматься, – занервничал Отиай. – Под моим руководством дети растут прямо на глазах. Разве не надежнее оставить все как есть, вместо того чтобы поручать новичку?
Он очень старался подобрать аргументы, однако Юкаву явно не убедили его слова.
– Вот уж не знаю. Думаю, родители будут рады, если с детьми начнет заниматься молодой преподаватель, который успел пожить в Америке. Вы ведь специализируетесь на родном языке, верно?
– Я изучал английский самостоятельно, но мне не нравится, когда людей оценивают только по образованию или тому, где они жили. Разве это не слишком поверхностный взгляд?
Несправедливость глубоко возмутила Отиая. Пылая праведным гневом, он обиженно проследовал к своему столу в учительской.
Тут его взгляд вдруг упал на конверт с рисунками в руках, и в душе что-то дрогнуло. Вспомнилась собственная недавняя мысль: «По успехам в учебе и активности в студенческом самоуправлении оценивать детей проще всего». Место обучения, возраст – это, конечно, поверхностные критерии оценки. Но ведь он сам поступает с учениками так же. А когда подобное случилось с ним… Отиая пробрала дрожь.
Пребывая в полном смятении, он глубоко задумался, уставившись в одну точку. Рука его крепче сжала конверт. Отиай все никак не мог решить, стоит ли открыть его и заново просмотреть рисунки.
Замечательное чувство.
Кажется, про такое люди говорят «как бальзам на душу».
Я отошел от внутреннего окна, ведущего из коридора в учительскую, и хорошенько встряхнулся, а затем с наслаждением потянулся, разминая уставшее от неудобной позы тело. Пришлось долго тянуться, стоя на задних лапах, чтобы наблюдать за происходящим.
Еще раз оглянувшись напоследок, я проскользнул через главный выход и оказался на улице. Когда я бежал по школьному двору, тело обдул нежный ветер, в котором мне послышался отголосок веселых детских голосов маленьких Хироси и Ханабиси, играющих на улице в мяч.
Стоящая со списком работников в руках Нидзико звонко рассмеялась, выслушав мой рассказ.
– Представляю его лицо, когда он узнал, что молодой учитель – профессиональный художник! Вот умора. А потом сразу новость про разговорный клуб… Двойной удар, иначе и не скажешь.
Она поставила четвертую печать. Мне самому снова стало смешно.
– Жаль, что Хироси с Ханабиси этого не покажешь, – прыснул я.
– Согласна. Ну, они выросли и нашли свое место в жизни, так что, думаю, оно им и не надо. Но, Фута, как ты умудрился доставить посыл Хироси сразу через двух учителей? Обычно кусочек души передается целиком, стоит дотронуться до кого-то хвостом.
Все верно. Когда концентрируешь отголосок души на кончике хвоста, а затем касаешься им человека, она временно перемещается в его тело. Это можно сделать лишь раз, вот почему тут надо быть очень внимательным и не допускать ошибок. У меня уже случалось такое, что я прикасался к кому-то или чему-то совершенно нечаянно и очень переживал на этот счет, хотя послание все равно в итоге доходило как следует.
Но сейчас все прошло по плану.
После расследования я решил, что слов одного человека тут будет недостаточно. Уж больно непросто пронять Отиая. Значит, нужно использовать что-то, чего точно коснется кто-то еще… И тут меня осенило: дверь в учительскую!
– Не слишком ли рискованно? Ведь и сам Отиай мог до нее дотронуться, – с беспокойством заметила Нидзико.
– Поэтому я и выбрал время, когда он находился в другом месте.
Заметив, что Отиай остался в классе после занятий, чтобы разобрать рисунки, я тут же сбегал к учительской. К счастью, дети уже разошлись по домам, поэтому никто меня не заметил, и я благополучно поместил в дверь отголосок души.
– Сначала двери коснулась Юкава, потому что она отвечала за утреннюю линейку, а после – Хирото, который отправился искать Отиая.
– Вот оно что. Ты выбрал удачное место, поэтому после Юкавы отголосок послания передался и Хирото тоже.
Однако мы проносим в мир лишь маленький кусочек. Он очень слаб. Так что, когда Отиай зашел в учительскую, прикосновение уже не имело никакого эффекта.
– Ой, все равно ужасно тревожно… – поежилась Нидзико.
– Я все внимательно просчитал. Мои усы и не на такие вычисления способны! – Я гордо ими пошевелил.
Конечно, отчасти мне просто повезло, что все так хорошо сложилось. Ну и пусть. В итоге-то отлично вышло.
Глядя на Нидзико, я вдруг вспомнил свой разговор со Скаем.
– А правда, что ты держишь это кафе из-за сожаления, связанного с домашней кошкой?
– Правда, – потупилась Нидзико. – Она умерла из-за меня.
Нидзико рассказала, что ее кошка была уже пожилой, но все еще отлично держалась. Ей исполнилось целых двадцать два года – настоящая долгожительница!
– Незадолго до смерти она вдруг потеряла аппетит, – грустно сказала Нидзико.
– Ну это ведь старость. Все мы не вечные. Разве тут кто-то виноват?
– Не в том дело. Конечно, ты прав. Оставь я ее дома до самой смерти – не терзалась бы так.
– А что случилось?
Нидзико все так же сидела, уткнувшись взглядом в пол. Она тихо пояснила:
– Я пошла с ней в ветеринарную клинику. Она хоть и ослабла, но отчаянно сопротивлялась, когда я сажала ее в переноску… Но я не отступилась.
– Прости уж, но больницы и я терпеть не могу.
– Знаю. Я все понимала, но так переживала, что…
Кошку оставили в клинике для наблюдения, и той же ночью она умерла.
– Сиди я с ней дома и не подвергни стрессу, может, она прожила бы немного дольше. Наверное, ей было очень страшно и одиноко. Мне так хотелось остаться с ней рядом до конца. Поблагодарить ее за все как следует, попрощаться. Повидаться напоследок. – По щекам Нидзико катились слезы. – Так что я хочу хотя бы немного помочь котам из синего мира, а заодно и людям из зеленого, дать шанс встретиться с близкими. Вот и взялась за эту работу.
– Вот как.
Уверен, кошка Нидзико не в обиде на нее. Напротив, благодарна ей за заботу и любовь. Мне хотелось объяснить это Нидзико, но я не нашел нужных слов. Тут она сама обратилась ко мне:
– Фута, ты слышал когда-нибудь легенду о радужном мосте?
Ах да, история о питомцах, которые ждут своих хозяев на радужном мосту, чтобы вместе отправиться на небеса.
– Какая же это легенда? Так ведь оно и есть, – удивился я.
Зеленый и синий миры и правда соединяет мост, за которым присматривает кот-привратник, да и кафе тоже на пограничье стоит.
Нидзико тихо засмеялась:
– Все думают по-разному. Я и сама не знаю точно, как все устроено. Но мне очень хочется верить в эту легенду. Она придает сил.
– Кстати, а ведь название кафе на французском означает «мост», да?
– О, ты и это знаешь? – восхитилась Нидзико.
Я не стал уточнять, что просто подслушал разговор клиентов перед входом. Если так подумать, то, возможно, и имя Нидзико[19] не настоящее, а всего лишь псевдоним.
– Но ведь твоя кошка уже где-то в синем мире? Разве нельзя просто отыскать ее и повидаться?
– В отличие от людей, у кошек нет точного адреса. А сама она может найти кафе, только если откликнется на объявление о подработке. Но это едва ли. Мало находится отважных котов, готовых взяться за такую непростую работенку, – Нидзико озорно подмигнула мне.
Сожаления и терзания могут сделать человека добрее к другим. Вот чему научила меня Нидзико – сильная духом и бесконечно отзывчивая.