Рыжий кот Фута из кафе между мирами

Пятое поручение. Кот Фута сворачивается клубочком

– Я воровка.

Я дернул ушами, прислушиваясь к разговору Нидзико с гостьей за дверью кафе.

– Что-что?

Белый одноэтажный домик с вывеской Café Pont одиноко стоит в углу небольшой площадки на вершине холма. Здание укрыто трехскатной крышей, на стене сбоку красуется окошко с узорной решеткой, а на двери тускло поблескивает круглая латунная ручка. Кафе напоминает домики из иллюстраций к детским книжкам.

Я валялся на солнышке у двери, но, услышав неожиданное признание посетительницы, заинтересовался и пошел к окошку взглянуть, что происходит внутри.

Меня зовут Фута. Я провел в «том» мире – мы зовем его зеленым – девятнадцать лет, а около четырех месяцев назад попал в синий. Проще говоря, зеленый мир можно назвать реальным, а синий – потусторонним. Но, с моей точки зрения, сейчас меня окружает вполне себе реальность, так что провести грань становится сложно.

Может, люди и считают, что ушедшие в иной мир чувствуют себя одиноко, но это вовсе не так. Во-первых, тут у всех полно дел – некогда скучать, а во-вторых, грань между двумя мирами весьма тонка, и они не так уж далеки друг от друга. А кое-где и вовсе соприкасаются. Правда, просто так бродить туда-сюда нельзя: случится что-то скверное. Кажется, кто-то это называет нарушением баланса, а нам говорили: «Земля искривится». Звучит весьма неприятно.

Потому и нужны мы, коты-посланники. Мы берем из синего мира кусочек души человека, с которым хочет повидаться кто-то в мире зеленом, и передаем его послание. Хотя случается, что мы сводим и людей, которые живут в зеленом мире. Иногда доставить весточку легко, но часто приходится попотеть. В общем, непростое дело.

К слову, если выполнять вообще все просьбы без разбору, никаких котов-посланников не хватит. Поэтому мы работаем лишь с теми, кто никак не может сам пойти навстречу тому, с кем мечтает увидеться. Отбирает поручения Нидзико, владелица кафе Pont, стоящего на границе между двумя мирами.

Не только меня ввело в ступор неожиданное заявление посетительницы о том, что она воровка.

– Что-что? – настороженно переспросила Нидзико. Ей явно не улыбалось стать невольной соучастницей преступления.

Женщина лет сорока на вид спокойно начала объяснять.

– Понимаете, я владею небольшой частной галереей, под которую заняла часть жилого дома, – и она упомянула название городка, где он находится.

– А, тот, что у моря?

Я помню это название. Мама Митиру как-то ездила туда к подруге. Там еще есть храм, где красиво цветут гортензии, – она увлеченно рассказывала о том, как ходила ими любоваться. И даже привезла мне оттуда в подарок милый ошейник с колокольчиком, но, к сожалению, я не любитель украшений. Когда я замотал головой, демонстрируя недовольство, мама огорченно заметила: «А ведь тебе так идет!», но тут же его сняла.

Митиру – это девушка, с которой я провел все свои девятнадцать лет в зеленом мире. Еще рядом всегда были ее папа с мамой – они тоже очень меня любили.

И вот в том городке посетительница кафе держит галерею, где выставлялись – и заодно продавались – картины и предметы искусства местных художников и мастеров.

– Большая часть посетителей тоже местные, но в выходные дни и туристы заглядывают. Хотя бывает, что галерея пустует, – улыбнулась женщина. – Я переделала под нее первый этаж своего дома. Сын вырос и уехал учиться, а для нас с мужем дом слишком большой.

В опустевшем доме у женщины освободилось много времени, и как раз тогда старый знакомый подарил ей картины одного местного художника.

– Не знаю такого, – заметила Нидзико, услышав его имя.

– Он рано ушел из жизни и не успел прославиться, но писал просто замечательно. Мне захотелось познакомить людей с его работами, и это стало поводом открыть галерею.

В юности женщина изучала искусство в университете, очень интересовалась живописью и потому часто ходила по музеям для души, однако прежде она и не думала рассматривать что-то подобное как источник дохода.

– Поначалу мне пришлось нелегко. Я ведь всю жизнь была домохозяйкой, поэтому и не мечтала однажды завести свое дело. До сих пор во многом разбираюсь на ходу.

После открытия галереи она наладила знакомство с местными творцами – не только художниками, но и мастерами всяческих прикладных искусств – и стала работать с самыми разными жанрами и направлениями.

– А какое отношение это имеет к имени, которое вы указали? – спросила Нидзико, глядя на карточку у себя в руках.

Так работает сбор заказов в кафе Pont. Здесь любой посетитель может поучаствовать в опросе «С кем вы хотели бы увидеться больше всего на свете?», записать ответ на карточке и бросить ее в специальный ящик. После Нидзико выберет те просьбы, за которые возьмется.

Судя по всему, нынешняя посетительница отдала записку Нидзико в руки и тут же принялась рассказывать, о ком написала.

– Я указала имя лучшей подруги.

– Прошу прощения за вопрос: она здравствует и поныне?

Порой мы работаем и с людьми из зеленого мира, но уточнить не помешает.

– Да, у нее все хорошо. По крайней мере, насколько мне известно от общих знакомых.

– Получается, вы не знаете, где ее найти?

– Я много раз была у нее в гостях, так что прекрасно знаю, где она живет.

– Ну тогда, – голос Нидзико зазвучал строже, – вам стоит самостоятельно устроить встречу.

На короткое время в воздухе повисло молчание. А затем женщина снова тихо заговорила:

– Как я уже сказала, я воровка. Я украла у нее кое-что ценное.

Нидзико недоуменно захлопала глазами.

– Мы оказались в одном классе на пятом году обучения в младшей школе, – начала рассказ женщина.

Идти домой девочкам было по пути, и они быстро сдружились. Постепенно они стали проводить вместе время не только в школе, но и на выходных. А после уроков расставались ужасно неохотно и драматично, подолгу держась за руки, хотя прощались всего-то до утра следующего дня.

В средней школе подруги пошли в один кружок – на рисование. Иногда они рисовали друг друга, но в основном – всяких героев любимой манги. Старшие школы девочки посещали разные, но на выходных обязательно встречались: ходили в кино, на шопинг и все в таком духе. Тогда наша посетительница и полюбила музеи – все благодаря подруге. Они были одной комплекции, поэтому часто обменивались одеждой или подбирали похожие наряды.

– Мы повзрослели, а наша дружба была все такой же крепкой.

Подруга посетительницы после вуза устроилась в брокерскую компанию, там и осталась – сделала хорошую карьеру и искренне любит свою работу. Замуж так и не вышла.

– Я еще в университете начала встречаться с молодым человеком, и мы поженились сразу после выпуска. Вскоре я забеременела сыном и осела дома – в общем, с подругой мы пошли совершенно разными путями.

Но, несмотря ни на что, подруга посетительницы находила время в своем плотном графике, чтобы поздравить ее ребенка с днем рождения, привезти сувениры из поездок или просто заглянуть к ней в гости.

– Растить детей – дело трудное. Когда у меня что-то не ладилось или мы ссорились с мужем, я порой заявлялась к ней.

– Обычно в такие моменты возвращаются в отчий дом, – заметила Нидзико.

– Да, но там родители как начнут читать нравоучения – только сильнее расстроишься. С ней же мне было куда спокойнее. За что я ей бесконечно благодарна, – женщина бросила задумчивый взгляд вдаль. Она совсем погрузилась в воспоминания.

– Выходит, вы были друг другу даже ближе, чем родня.

– Так и есть. Муж тоже об этом знал и, когда я, вспылив, уходила из дома, всегда звонил ей, мол, моя ведь у тебя?

– Ну и ну.

Души двух женщин словно были связаны прочными узами. Абсолютное доверие и спокойствие – точно так же я чувствовал себя, когда находился рядом с Митиру, мамой и папой. Стоило лишь подумать о них, как на сердце потеплело. Даже тело, казалось, прогрелось, так, что меня мигом начало клонить в сон… Женщина, конечно, о моем присутствии и не подозревала, но ее голос вдруг зазвучал громче и вырвал меня из грез.

– Но однажды она вдруг перестала выходить на связь.

– Что-то случилось?

Я прислушался.

– Я тогда только открыла галерею и полностью ушла в дела, да и у подруги были какие-то перестановки на работе. Она и прежде порой погружалась в нее с головой и пропадала с радаров на несколько месяцев, так что я не удивилась ее молчанию.

– Кажется, брокерские компании особенно загружены в конце года, а еще когда проходят собрания акционеров…

– Вот-вот. Поэтому, даже когда я не получала ответа на свои письма, думала: ну, наверное, она слишком занята. К тому же ничего такого уж важного я не писала.

Но шли дни, месяцы, а все оставалось неизменно. Не успела женщина и оглянуться, как перерыв в общении затянулся больше чем на год.

– Тут я уже начала переживать. Подумала: не случилось ли чего?

– Конечно, запереживаешь тут. Тем более если человек живет один.

Женщина связалась с их общей знакомой, чтобы прояснить ситуацию.

– Тогда мне и передали: подруга заявила, что я воровка, – она повесила голову. – Те слова стали для меня полной неожиданностью.

– Что же случилось? Неужели что-то, связанное с мужчиной?

В телесериалах часто показывают то, как легко рушится женская дружба из-за любовных дел.

– Сразу приходит в голову, да? Я тоже сначала подумала, что по незнанию сблизилась с кем-то, кем она дорожила. Случается ведь такое, что кто-то влюбляется в тебя, а ты о том и знать не знаешь. Но, обдумав это, я поняла: не может такого быть. Уж слишком обыденно все шло в последнее время – разве пропустишь подобную оплошность, разве не заметишь странностей?

– Значит, дело в какой-то вещи? Может, вы одолжили у нее что-то и не вернули?

– Такое и правда бывало, – на губах женщины мелькнула улыбка. – У меня до сих пор хранится в шкафу манга, которую подруга давала мне еще в студенчестве. Но и обратное верно. Одна из моих любимых книг должна лежать где-то у нее дома.

Женщина объяснила: это лишь еще одно доказательство крепости их дружбы.

– Мы постоянно одалживали друг другу вещи, так что порой переставали понимать, кому что изначально принадлежало. Было так здорово.

Но раз они так крепко дружили, что могло пойти не так?

– Прозвучит скверно, но… – женщина на миг запнулась и после короткой паузы продолжила: – я даже подумала, не в зависти ли дело? Я вышла замуж, родила ребенка и всю жизнь почти не работала, а подруга всегда была сама по себе. В молодости ее все устраивало, но, может, с течением лет ее мнение изменилось? Я размышляла об этом, однако…

– Однако вы сами сказали: подруга работала с удовольствием, и карьера у нее ладилась.

– Да. Так что дело не в том. Да и не такой она человек. К тому же она радовалась, когда мой сын поступил в университет, словно за собственного ребенка, и прекрасно знала, с какими сложностями и тревогами я сталкивалась, пока его растила. Поэтому, когда он уехал учиться, даже подбодрила меня: мол, наконец у тебя появится немного времени на себя.

– А не в расстоянии ли дело? Может, ей стало в тягость ездить к вам?

– Вовсе нет. Она порой уставала от жизни в большом городе, с удовольствием приезжала в гости и всегда хвалила окрестные пейзажи. В общем, чтобы разобраться, я внимательно проследила, с какого момента подруга перестала выходить на связь.

– Разумно, – поддержала Нидзико.

– И тогда поняла: все началось с тех пор, как я открыла галерею. Ровно два года назад, – женщина снова понизила голос.

– А подруга ее посещала?

– Лишь однажды, на открытии. Я тогда была так занята организацией, что поздно спохватилась… Но если подумать, именно с тех пор она и разорвала общение, – женщина грустно опустила глаза. – И тогда я вспомнила один наш разговор в средней школе, когда мы еще ходили в кружок рисования.

– Какой разговор?

Я тоже затаил дыхание. Не только уши, но и хвост у меня встал торчком.

– Все случилось на показе, когда участники кружка выстроили свои работы вдоль стен. Глядя на это, подруга сказала: «Я бы хотела однажды открыть маленькую галерею, в городке у моря». Такой была ее заветная мечта.

Когда женщина цитировала подругу, в голосе ее зазвенела надежда тогдашней школьницы, погруженной в грезы о прекрасном будущем.

– Вот как. Получается, вы сделали именно то, чего она тогда желала, – мягко подытожила Нидзико.

– Я украла ее мечту, – едва слышно произнесла женщина. – Мне так хочется извиниться перед ней.

Нидзико задумалась, а потом склонила голову набок:

– Даже так? Но есть ли тут за что извиняться? Ваша галерея ведь не единственная в мире в городке у моря. Их множество. Так что, если ваша подруга хочет, она всегда может открыть свою. А ваше дело – плод ваших упорных трудов и личных знакомств. Разве это требует извинений?

– Но она ведь обиделась…

– Думаю, проблема в том, что вы забыли о ее мечте. А может, помнили о ней подсознательно и где-то внутри вас таилось желание подругу опередить?

– Опередить? Но я вовсе… – Женщина тревожно сжала пальцы, удивленная догадкой.

– Уверены? – голос Нидзико звучал мягко и проникновенно, словно она видела собеседницу насквозь.

Та медленно подняла голову:

– Наверное, это я ей завидовала. Подругу уважали и ценили коллеги и подчиненные, и она уверенно шла по пути, который сама проложила. Не испытывала проблем с финансами и всегда выглядела нарядной и модной. А я стала скучной домохозяйкой. Отслеживала цены на огурцы, с головой ушла в воспитание ребенка, годами носила одно и то же… Поэтому, когда я открыла галерею, пожалуй, где-то в глубине души и впрямь хотела доказать, что тоже на что-то способна.

– В общем, вы друг друга стоите, – взгляд Нидзико был наполнен теплом и нежностью. – Вам нужно встретиться и хорошенько поговорить обо всем. О мечтах, которые вы лелеяли в юности, и о том, какими вы стали теперь.

– Но удастся ли? – с тревогой спросила женщина.

– Есть люди, которые всей душой жаждут встречи с теми, кого больше нет рядом, но знают, что это невозможно. Однако вы с подругой – другое дело. Сходите к ней сами. У вас все получится, – кивнула Нидзико, возвращая женщине карточку с именем.

– Вот я удивилась, когда она заявила, что воровка. Подумала, уж не собирается ли она тут каяться в преступлении? Этого еще не хватало.

Когда посетительница ушла, я заглянул в кафе. Вообще котам-посланникам не положено бывать тут в часы его работы, но Нидзико не сердится, если мы заходим, когда никого нет.

– Ладно, чего куковать без дела. Пора закрываться.

Нидзико всегда говорит так, когда кафе пустует. Хотя никаких кукушек я в округе ни разу не видел.

– Подумать только, с какими разными просьбами к нам обращаются, – удивленно заметил я.

– Это точно. Но та женщина справится и сама. Пусть ее подруга и не выходит на контакт первой – если женщина к ней придет, они смогут объясниться. Уверена, достаточно им начать разговор, и лед тронется. А вот подобное так просто не решить, – Нидзико показала мне карточку.

На ней значилось:

– Вот это действительно отчаянное положение. Тут уж за любую возможность ухватишься.

Человек перестает тебя узнавать… и не кто-то посторонний, а любимая мама. У меня сердце сжалось. И подумать страшно, каково мне было бы, забудь Митиру о моем существовании.

– Понимаешь? – переспросила Нидзико, заметив, как я притих.

Я кивнул.

– Тогда поручаю это тебе. Уж не подведи.

Как же сладить с человеком, у которого проблемы с памятью? Непростое выходит дело. Но все же мне захотелось попробовать. Я сразу представил себе весь ужас ситуации и тут же подумал: вот бы хоть как-то помочь.

– Ты отлично развил воображение, – Нидзико смотрела на меня по-матерински нежно.

Я спрыгнул с комода и подошел к горящему камину. Подремлю здесь немного, а потом начну строить планы.

Наша заказчица – Кодзуми Хосака, женщина в возрасте около шестидесяти лет. А повидаться она хочет с матерью, Сацуки Комай, которой уже за девяносто. В анкете было указано название дома престарелых, где та сейчас находилась.

– Думаю, там получится пересечься не только с ней, но и с дочерью, – решил я, но все оказалось не так просто.

Комнату Комай я нашел быстро. В этом доме престарелых держали «терапевтических» кошек и собак. В больницах нередко организуют общение с животными, чтобы морально поддержать пациентов. Вот и в домах престарелых иногда прибегают к этому во благо постояльцев с деменцией.

Я проник в комнату с вывеской «Живой уголок», обставленную словно кошачье кафе. А дальше все оказалось просто. Большинство ее обитателей принадлежали к зеленому миру, но были и те, кто уже успел побывать в синем. Я основательно расспросил местных.

– Сацуки? Она добрая женщина.

Очень похожий на меня рыжий полосатый кот рассказал, что на ее коленях чрезвычайно уютно дремать, свернувшись клубочком.

– Семья часто к ней приходит? Их тут можно встретить?

– Каждый день. Но только сын и невестка. В будни заглядывает невестка, по выходным и сын заходит. А дочь ее тут не появляется.

Когда я объяснил новым знакомым свое поручение, один из котов заметил:

– Иногда у нее с памятью лучше, а иногда хуже. Когда как.

Странное дело. Я внимательно выслушал всех, а затем направился к комнате Сацуки.

– О! Ку, малыш! Зашел меня проведать? – дверь, возле которой я бродил, открылась, и на пороге показалась пожилая женщина. Судя по всему, Сацуки собралась в столовую на обед. Я думал, она уже не может сама куда-то ходить, но, видимо, ошибся.

Обитатели живого уголка ведь говорили, что состояние ее памяти изменчиво: то лучше, то хуже. Получается, по дому престарелых Сацуки гуляет свободно.

«Кто еще такой Ку? Я Фута», – хотел поправить я, но даже хорошо, что она меня с кем-то перепутала (наверное, с тем рыжим котом из живого уголка). Проще будет провести с ней время.

– Заходи, – пригласила Сацуки.

Не знаю, можно ли терапевтическим животным проникать в личные комнаты пациентов, но кого это волнует? Я проскользнул внутрь.

Сацуки посадила меня к себе на колени и принялась увлеченно гладить – похоже, совершенно забыв про обед. Жаль, что я помешал, но наверняка еду ей позже принесут в комнату или по крайней мере зайдут позвать в столовую. А до этого момента я побуду Ку.

– Ку, хочешь угоститься? – Сацуки достала из ящика стола сушеную рыбку – нибоси.

Я тут же махнул хвостом и подал голос. Но откуда она у нее? Не успел я удивиться, как Сацуки пояснила:

– Это Сатору мне оставил. Мол, в ней много кальция, а он полезен для костей и зубов, так что пусть будет на перекус. Ты ведь не встречался с Сатору, да, Ку?

Только вот зубов у Сацуки уже совсем не осталось. Она носила вставную челюсть, которую надевала лишь во время еды.

– Я ведь уже и не могу есть такое твердое. Но Сатору очень заботливый. Мой единственный ребенок.

На глаза Сацуки навернулись слезы – то ли от радости, то ли от печали. Люди ведь плачут и от того, и от другого. А еще, говорят, становятся более сентиментальными с возрастом. Вот уж не стану утверждать – мы, кошки, редко грустим, поэтому мало знаем о слезах.

Кстати, Сацуки охотно говорит о сыне, а дочь и словом не упомянула. К тому же заявила, что он ее единственный ребенок. Похоже, она и правда совершенно забыла о Кодзуми.

Маленькая комната, в которой были лишь стол да кровать, выглядела уныло, однако в ней нашлось местечко для крохотного домашнего алтаря – буцудана. От него пахло благовониями. Перед ним стояла фотография представительного мужчины. Наверняка это муж Сацуки – отец Сатору и Кодзуми. Больше семейных снимков в комнате я не увидел.

Какое-то время я нежился на коленях Сацуки, разворачиваясь то так, то этак. Когда я уже совсем расслабился и почти уснул, в дверь постучали, а затем в комнату зашла какая-то женщина. Я понадеялся было, что это Кодзуми, но тут же понял свою ошибку.

– Сацуки, здравствуйте!

– О, Ханаэ! Ты сегодня одна?

– Да, будний день ведь. Сатору на работе.

Судя по всему, диалог был для женщин уже привычным. Значит, жену Сатору, невестку Сацуки, зовут Ханаэ.

– Меня попросили передать, что вас ждут на обеде.

Тут Ханаэ наконец заметила меня на коленях у Сацуки.

– Ой, котик! Это местный, да? Их же нельзя забирать в комнаты, вас отругают.

– Но он сам пришел, – растерянно ответила Сацуки, удивленная строгим тоном Ханаэ. Нельзя и дальше ставить ее в неловкое положение. Я спрыгнул на пол и поспешно выскользнул за дверь. Мне показалось, что за спиной я услышал, как Ханаэ недовольно поцокала языком.

Что же делать?

Я неохотно поплелся обратно, ничего не узнав.

Посоветоваться бы с другим котом-посланником, но перед кафе никого не нашлось. К тому же на двери висела табличка «Технический перерыв». Я заглянул внутрь, но зал был пуст. Огонь в камине тоже не горел.

Я, казалось, еще ощущал тепло Сацуки, и мне невольно вспомнилось, как я спал на коленях у Митиру, пока она нежно гладила меня. Сразу стало как-то одиноко. Я совсем приуныл и даже подумал: наверное, в такие моменты люди и льют украдкой слезы.

Мне захотелось поболтать с Нацуки, но и ее я не нашел.

«Ну и ладно. Так даже лучше: нечего показываться ей в таком унынии», – попытался подбодрить себя я и тут вдруг вспомнил: точно, она ведь упоминала, что недолго поработает в зеленом мире.

Черные ведьминские кошки сейчас ужасно заняты. Близится Хеллоуин. В нашу последнюю встречу Нацуки говорила:

– Я пока не могу свободно управляться с метлой, так что в этом году на Хеллоуин буду только сидеть на ней для красоты.

Ей предстояло украшать собой на метле окно кафе где-то в зеленом мире.

– Значит, до самого Хеллоуина ты будешь там? – забеспокоился я.

– Кафе работает только по вечерам в промежуток между молодой луной и полнолунием, поэтому я проведу там лишь две недели в октябре.

– А, всего лишь, – опешил я. Хотя и расслабился немного. – Надо же, бывают кафе, которые открываются так редко.

У кафе Pont тоже довольно короткое время работы, но все равно порегулярнее.

– Говорят, кафе замечательное и очень уютное. Здорово, что мне его поручили, – весело объяснила Нацуки и добавила: – А еще у владельца есть черный кот по имени Тунец. Разве не забавно: кот, которого назвали рыбой?

Нацуки выглядела такой оживленной и радостной, что мне оказалось непросто сдержать проявление жгучей ревности.

Разговор этот случился дней десять назад, так что скоро Нацуки должна вернуться. Она прекрасно справляется с работой и растет прямо на глазах.

Меня охватило чувство, что я один топчусь на месте и никак не продвинусь вперед, и я совсем приуныл.

Между зубов застрял кусочек сушеной рыбки – я выковырял его когтем и заодно облизнул морду. К приятному рыбному запаху примешивался едва заметный аромат благовоний.

Матрасы в доме престарелых весьма твердые. Однако Сацуки, спящая на кровати, согрела ее своим телом, поэтому под ней все равно было уютно.

Я отчаянно старался прислушаться к беседе людей в комнате, но такими темпами сон точно возьмет свое. Делать нечего. Я высунулся из-под кровати.

– Ой, снова этот кот!

Ханаэ, невестка Сацуки, изумленно уставилась на то, как я поправляю растрепавшуюся от сидения под кроватью шерсть. Ага. Мужчина рядом с ней – это, наверное, Сатору.

– Разве терапевтических животных пускают в комнаты? – спросил он.

– Вот уж не знаю… Я уже находила его тут и тогда решила, что Сацуки его сама принесла, – даже замечание ей сделала. Но если подумать, вряд ли она бы так поступила. Может, присутствие животных в комнате – часть терапии?

Однако Сатору уже утратил ко мне всякий интерес.

– Наконец получилось зайти, а она даже не проснулась, – со вздохом заметил он. В его голосе звучало скорее не беспокойство или сожаление, а досада. Мне даже стало немного обидно за Сацуки.

– Но когда ей лучше, она ведет себя очень естественно. И о тебе всегда справляется. Врачи говорят, что улучшения и ухудшения как будто цикличны. Ее состояние меняется где-то раз в пару недель.

Из окна повеяло прохладой – я зябко поежился.

– Кстати, мне сестра написала, – Сатору достал телефон из кармана пиджака.

– Кодзуми? Что она говорит?

Сатору развернул к Ханаэ экран, но она как раз встала, чтобы закрыть окно, так что он снова опустил руку. Этого времени мне хватило, чтобы прочесть сообщение:

Как дела у мамы? Прости уж, что все хлопоты упали на вас с Ханаэ. Я часто поглядываю на дом престарелых.

В комнате повисло молчание. Наконец Ханаэ заговорила:

– Она наверняка хочет с ней повидаться. Может, устроим им встречу хоть разок?

Я дернул усами. Отличное предложение! Однако Сатору покачал головой.

– Не стоит. Они всегда не очень ладили. Сейчас маме лучше потому, что она почти забыла о дочери. Встреча только разбередит старые раны и ухудшит ее самочувствие.

– Твоя сестра ведь не виделась с матерью с тех пор, как развелась, да?

– Нет, они разорвали отношения еще раньше. Мама была резко против ее брака, но сестра пошла ей наперекор. Они так рассорились, что мать заявила: «Ты мне больше не дочь!» А сестра, хоть и упорствовала, в итоге развелась через год. Хотя девичью фамилию так и не вернула.

– А сейчас она одна?

– Судя по всему.

– Интересно, что значит «часто поглядываю»…

– О чем ты?

– Ну, она ведь пишет в письме: «Часто поглядываю на дом престарелых». Кодзуми живет где-то рядом?

– Да нет. Наверное, просто иногда проходит мимо?

Разговор затих. Тут в дверь постучали, и в комнату заглянул медработник:

– О, здравствуйте! Навещаете маму?

Я поспешно выскользнул в приоткрытую дверь.

– Да, хотя она сегодня весь день спит, – донеслось до меня неловкое пояснение Сатору.

Я вышел из дома престарелых и стал слоняться по окрестностям. Что Кодзуми имела в виду под своим «часто поглядываю»? Сразу вспомнился наказ Нидзико развивать силу воображения. Я принялся рассуждать: она каждый день тут прогуливается? Или переехала в квартиру поблизости, из окна которой виден дом престарелых, просто Сатору об этом не знает?

«Виден из окна…»

Я замер на месте и внимательно огляделся. Тут мой взгляд упал на маленькую прачечную напротив дома престарелых.

Посмотрев по сторонам, я осторожно перешел дорогу и прислушался к разговору сотрудницы с клиенткой, притаившись у раздвижной двери.

– Один бежевый свитер, правильно?

– Ага. Доставала из шкафа одежду на новый сезон и обнаружила, что свитер остался нестираным с прошлого года… Ну даю, – засмеялась клиентка.

– Резко похолодало, да? В межсезонье вечно не знаешь, что бы надеть, – улыбнулась в ответ сотрудница. Похоже, эти двое давно знакомы.

– Да уж, рано. А ведь совсем скоро праздники. Вам уже пришли листовки о распродажах?

– Я не тут живу, – покачала головой сотрудница прачечной. – Мне больше часа на поезде сюда добираться.

– Ого, так далеко?

– Да, так вышло. У меня мама лежит в доме престарелых напротив.

– Вот оно как! Конечно, рядом спокойнее, – понимающе улыбнулась посетительница. Тут из служебного помещения донесся голос:

– Хосака!

Последние сомнения развеялись. Как я и думал, Кодзуми работает рядом, поэтому каждый день видит дом престарелых, где живет ее мать.

Отлично!

Я распушился, чтобы поднять боевой дух: все тело до самого кончика хвоста вмиг стало казаться больше раза в два.

Сначала надо понять, как получить послание от Сацуки. Раз ее воспоминания размываются, должно быть, часть ее души уже перешла в синий мир. Но она еще не принадлежит ему. Как же ухватить кусочек души, что бродит на грани между мирами?

Я уже знаю, что состояние Сацуки то ухудшается, то улучшается. Но в чем закономерность?

Глубоко задумавшись, я неспешно брел куда глаза глядят, пока вдруг не уловил тихий шелест. Желтые листочки дерева гинкго, стоящего посреди парка, укрывали землю вокруг. Смена сезонов… Вот и Кодзуми с клиенткой это только что обсуждала. Вспомнив их разговор, я замер среди золотистого ковра из листьев.

Смена сезонов…

В Хиган[20] жители синего мира могут подобраться очень близко к зеленому. Так называют празднование равноденствия: Хиган включает в себя три дня до и после весеннего и осеннего равноденствия. В это время Солнце оказывается по отношению к Земле в таком положении, что день и ночь становятся одинаковыми по длине. Считается, что небеса и земля тогда максимально близки друг к другу, а потому в Хиган люди поминают умерших и навещают их могилы.

Мне хорошо это известно, ведь в доме Митиру тоже соблюдали традиции: в Хиган семья ела охаги – рисовые колобки в оболочке из сладкой бобовой пасты. Не знаю, как насчет других кошек, но мне сладкая паста из красной фасоли весьма нравится. Митиру давала мне немного слизать с пальца – очень вкусно!

Помню, как мама объясняла Митиру, что пусть это и одно и то же лакомство, но на осеннее равноденствие его зовут охаги, а на весеннее – ботамоти, в честь весенних цветов[21]. Еще она говорила, что осеннее и весеннее равноденствие – часть календаря, который делит год на двадцать четыре цикла. Я тогда подумал: значит, охаги можно лакомиться целых двадцать четыре раза в год – и был очень разочарован, узнав, что это не так.

Такой календарь делит год на двадцать четыре сезона – получается, новый сезон наступает где-то раз в пятнадцать дней.

А ведь Ханаэ сказала Сатору: «Врачи говорят, что улучшения и ухудшения как будто бы цикличны. Ее состояние меняется где-то раз в пару недель».

Не стану утверждать наверняка, но не вижу ничего удивительного в том, что блуждания души между мирами могут быть связаны с положением Солнца. Наверное, в день смены сезонов душа Сацуки проваливается в синий мир. Я уверенно развернулся и пошел обратно к дому престарелых.

Над стойкой регистрации висел календарь, на котором также были помечены и циклы Солнца и Луны вместе с заметками о благоприятных и неблагоприятных днях. Новый цикл настанет послезавтра.

– Надо спешить!

Я так заторопился, что на бегу врезался в стеклянную автоматическую дверь, прежде чем она успела открыться. Пришлось попятиться назад, чтобы попасть в зону действия сенсора. На этот раз она распахнулась как положено.

Я лежал на коленях у Сацуки, когда Ханаэ, как обычно, заглянула в палату.

– Как он к вам привык, – сказала она, уже не пытаясь делать замечание.

– Ку – умница, – Сацуки продолжала меня наглаживать. Кажется, Ханаэ она даже не услышала. Пусть я и на работе, но такими темпами точно унесусь в страну грез… Бороться с сонливостью становилось все сложнее. Я с огромным трудом приоткрыл глаза, так и норовящие слипнуться, и сквозь прищур оглядел комнату.

На маленьком прикроватном столике стоял бумажный стаканчик с холодным кофе, который Ханаэ купила в автомате в коридоре. Она отпила глоток и отвернулась, погрузившись в уборку на большом столе.

«Сейчас!»

Я дернул усами, вскинулся и прицельно прыгнул на маленький столик так, чтобы зацепить лапой тот самый стаканчик. Он тут же опрокинулся на бок с негромким стуком. Кофе расплескался, и капли оставили пятна на рукаве светло-розового халата Сацуки.

– Ой! Сацуки, вы в порядке? – обернулась Ханаэ. Я поспешил спрятаться, прежде чем меня начнут ругать.

– Что-то случилось? – одна из сиделок услышала восклицание Ханаэ и заглянула в комнату. Я тут же выскочил наружу, скользнув у нее между ног.

Давненько я так не активничал – даже разволновался. Сердце в груди так и стучало. Немного успокоившись, я подошел к двери и прислушался.

– Все в порядке, на Сацуки почти не попало, только халат испачкался. И водой такое вряд ли отстираешь, – растеряно пояснила Ханаэ. Мне даже стало немного совестно, но сегодня все непременно надо было сделать именно так.

– Давайте я заберу его в нашу прачечную? Правда, день сбора грязной одежды – понедельник, – с сожалением протянула сиделка.

– Понедельник, значит… И вернут только через три дня. А Сацуки ведь очень любит этот халат. У нас есть еще один такой же на смену, но он тоже в стирке, – расстроилась Ханаэ.

Сиделка поспешила ее успокоить:

– Если хочется постирать побыстрее, отнесите в прачечную через дорогу! Там и за сутки управятся.

С халатом в руках Сацуки поспешила в прачечную. Я отправился за ней. Нос до сих пор улавливал запах кофе, впитавшегося в ткань.

– Здравствуйте! – голос Кодзуми прозвучал почти одновременно с тем, как раздвинулись автоматические двери.

Тут же обе женщины синхронно воскликнули:

– Ханаэ?

– Кодзуми?

– Значит, вы тут работаете, – протянула Ханаэ после обмена приветствиями.

Кодзуми кивнула:

– Простите уж, что вся забота о маме легла на вас, – тихо добавила она.

– Это халат Сацуки, получится постирать его поскорее?

– Ох. Значит, она его носит?

– Он вам знаком?

– Это мой подарок на ее день рождения. Еще до замужества ей вручила. Там был комплект из двух халатов, очень выгодная покупка. Но мама все равно сказала, что не стоило так тратиться, и совсем их не носила.

– Она очень любит эти халаты. Без них ей беспокойно. Значит, их вы подарили, – растрогалась Ханаэ.

– К завтрашнему дню все сделаем. Во сколько вы планируете забрать заказ? Я позабочусь, чтобы он был готов к выдаче в нужное время, – Кодзуми говорила привычными, заученными фразами, но голос у нее зазвучал куда бодрее и радостнее.

На следующий день я засел у прачечной ждать прихода Ханаэ. Вчера, во время очередной смены сезонов (наступил сезон «выпадения инея»), я успешно получил кусочек души Сацуки в синем мире. Осталось лишь подселить его Ханаэ, чтобы она передала Кодзуми послание от матери.

Устроить все это было непросто, и теперь меня переполняла гордость от осознания хорошо проделанной работы. Но что-то Ханаэ опаздывает…

Уже настало назначенное время, однако она до сих пор не явилась за заказом. Я даже забеспокоился: неужели она успела проскользнуть, пока я на что-то отвлекся? Нет, не может быть. «Сегодня я следил как должно и ни разу не прикрывал глаза», – приободрил себя я. Тут в прачечной зазвонил телефон.

На звонок ответила Кодзуми. Правда, даже с моим чутким слухом расслышать ее собеседника через дверь я все же не мог.

– Здравствуйте. Да, заказ готов. Мы договаривались, что его заберут в десять, но пока никто не приходил.

Это о Ханаэ. Значит, ее и правда не было. Я успокоился. Конечно! Я ведь внимательно следил! И ни на секундочку не задремывал. Ни на мгновение!

В голосе Кодзуми зазвучало замешательство.

– Что? Доставка? Да, это возможно…

Я тут же подключил силу воображения. Видимо, Ханаэ по какой-то причине не сумела зайти, вот Кодзуми и попросили занести постиранный халат лично.

– Да, Кодзуми Хосака – это я. Ханаэ вчера отдавала заказ мне.

После я слышал лишь короткие фразы типа «Да» и «Хорошо», а затем разговор прервался. До моих ушей донесся тяжелый вздох Кодзуми. Судя по всему, сегодня она в прачечной одна. Кодзуми повесила на двери табличку «Короткий технический перерыв» и вышла на улицу, держа пакет с логотипом прачечной в руках.

Я тут же сориентировался и последовал за ней. Прямо как кот-детектив из одной детской книжки Митиру, правда, тот был голубоглазым сиамцем.

Несмотря на короткий путь – всего-то и надо, что перейти через дорогу, – Кодзуми несколько раз останавливалась, чтобы успокоить сбившееся дыхание и потереть виски. А уже перед самым зданием и вовсе пошла на попятную и принялась бродить туда-сюда, вместо того чтобы зайти внутрь, – хотя уж заблудиться там точно негде. Так и захотелось подсказать ей: «Пройди еще немного прямо и окажешься перед главным входом». Но даже я прекрасно понимал: Кодзуми просто не может собраться с духом, чтобы зайти в здание, где находится ее мать.

Потоптавшись вокруг, женщина наконец нашла в себе силы дойти до стойки регистрации и выпалить:

– Здравствуйте, я из прачечной «Белизна». Принесла заказ на имя Ханаэ Комай.

– А, здравствуйте! Прошу прощения, не могли бы вы занести вещи в комнату? Нужно просто подняться вон по той лестнице, – начала объяснять сотрудница.

Изумленная Кодзуми перебила ее:

– Я? Лично?

– Да. Это просьба невестки Сацуки. Видимо, заказ очень личный, и ей не хотелось вмешивать посторонних. Потому она и сказала: «Лучше, если сотрудница прачечной передаст все из рук в руки». Прошу прощения за хлопоты.

Объяснив ситуацию, девушка вернулась к работе. Кодзуми растерянно замерла на месте: случившееся застало ее врасплох, но больше тянуть было нельзя. Она ведь закрыла прачечную на перерыв в разгар рабочего дня.

Женщина встрепенулась и глубоко вздохнула. Затем неспешно поднялась по лестнице и остановилась перед комнатой Сацуки. Постучалась.

– Здравствуйте. Я принесла заказ из прачечной.

Кодзуми приоткрыла дверь. Я тут же прошмыгнул в комнату и запрыгнул на колени сидящей у окна Сацуки.

– Здравствуй, Ку! – ласково поприветствовала меня она.

Я подал голос в ответ. А затем махнул хвостом из стороны в сторону, касаясь ее рук, и передал Сацуки кусочек ее же души, что получил в синем мире.

Она тут же встрепенулась и подняла голову.

– Это одежда, которую ваша невестка отдавала нам для стирки. Я оставлю пакет вот здесь, – потупившись, Кодзуми положила его на прикроватный столик. Волосы падали на ее лицо так, что я не мог рассмотреть его выражение. Да и Сацуки, скорее всего, тоже.

– Спасибо большое.

Услышав ответ, Кодзуми отвернулась и уже собралась уходить, но тут ее снова окликнули.

– Поможете мне надеть халат? – обратилась к ней Сацуки. – Он очень уютный. Без него мне неспокойно.

Она по-девичьи ясно и искренне улыбнулась.

Кодзуми на мгновение растерялась, а затем с посветлевшим лицом ответила:

– Ваша невестка тоже мне так сказала. Поэтому и отнесла его к нам, чтобы поскорее выстирать.

Женщина аккуратно достала халат, подошла к Сацуки и накинула его ей на плечи.

Сидя у Сацуки на коленях, я видел слезы, стоящие в глазах Кодзуми, но смотрящая вперед Сацуки их заметить не могла.

– Спасибо, – склонила голову она.

Кодзуми не ответила. Тогда та повторила:

– Спасибо, что заглянула проведать.

Когда Кодзуми вышла из комнаты, Сацуки продолжила гладить меня. Она рассказала:

– Открою тебе секрет. У меня есть еще дочка. Очень милая девочка, – и добавила: – Нет на свете родителей, которые не пекутся о своих детях. Но теперь я уверена: у нее все будет в порядке. Можно больше за нее не переживать.

Хотелось бы мне передать ее слова Кодзуми. Но это уже высший пилотаж. Для такого мне надо подрасти.

После я еще какое-то время оставался в комнате. На коленях Сацуки было так уютно, что я сам не заметил, как уснул. А проснувшись, понял, что успел проголодаться. Пора возвращаться, а то Нидзико забеспокоится.

Когда я подошел к двери, Сацуки открыла ее для меня. Еще и сушеной рыбкой угостила перед уходом.

– Спасибо, что привел сюда мою девочку, двойник Ку, – озорно подмигнула она мне напоследок.

Когда она распознала подвох? Или поняла все с самого начала? Хотя какая разница…

Я хотел попрощаться с обитателями живого уголка, но они по запаху заметили бы, что я хитростью получил лакомство, поэтому передумал. Только мысленно поблагодарил рыжего Ку, похожего на меня как две капли воды.

– Какой ты молодец. В одиночку справился с таким непростым делом, – похвалила меня Нидзико. И торжественно проставила пятую печать. – Ну, ступай. Вот и твой черед настал.