Рюриковичи

ВЛАДИМИР СВЯТОЙ Креститель

Жизнь крестителя Руси, великого князя Владимира, высвечена историческими свидетельствами на всем пространстве его зрелости и старости. Но детство будущего правителя тонет во тьме.

Неизвестно, когда у великого князя Киевского Святослава родился сын Владимир. По соображениям одних историков, это произошло между 942 и 955 годами, по соображениям других, — в конце 950-х, может быть, в 960-м. Его мать — ключница княгини Ольги Малуша, дочь некоего Малка Любечанина и сестра одного из Святославовых воевод, Добрыни. По законам Древней Руси ключник или ключница, ведавшие хозяйством знатного человека и потому носившие ключи от его складов, погребов, клетей, становились к нему в отношение рабства. Происхождение от «рабы» наложило отпечаток на всю судьбу Владимира Святославича.

Первое упоминание Владимира относится к 968 году или самому началу 969-го. На Русь вторглись печенеги, в то время как Святослав пребывал в дальнем походе на Дунае. Враги осадили Киев, где княгиня Ольга «затворися… со внуки своими Ярополком и Олегом и Володимером». Осада не принесла степнякам удачи, но вскоре после того, как печенеги ушли, скончалась Ольга.

В 969 году новгородцы попросили себе у Святослава князя, и тот дал им Владимира, отправив с ним Добрыню как опытного советника. Таково первое участие сына Малуши в делах большой политики.

Покуда юный Владимир рассуживал новгородцев и вел дела северорусской области, его отец Святослав не вылезал из войн на Дунае. Еще в 969 году вместо себя он посадил киевским князем старшего сына Ярополка. Сохраняя старшинство над всеми русскими княжениями, Святослав сделал своей столицей болгарский город Переяславец (Преслав). С течением времени дела его шли всё хуже, а в 972 году он погиб в бою с печенегами. Как только вести о его злой смерти дошли до Киева, старшинство меж русских князей перешло к Ярополку. Он не стал отбивать отцовы приобретения на Дунае, и к Киеву вернулся статус «стольного града».

Недолго сохранялся мир между братьями Святославичами. Неистовая эпоха, когда в силе и отваге состязались все, даже близкие родичи, когда не умели сдерживать ярость, когда главным законом становилась воля победителя, любила войну, пир, безжалостное кровопролитие, добычу, взятую мечом. В 975 или 976 году Ярополк пошел войной против брата Олега, сидевшего на княжении в Древлянской земле. Войско Олега потерпело поражение, сам он с дружинниками в ужасе бежал к городу Овручу и там бесславно погиб в давке на мосту перед крепостными воротами.

Владимир, услышав о печальном конце брата, заподозрил недоброе. Не желает ли Ярополк захватить себе под руку княжеские столы, принадлежавшие братьям, и пользоваться доходами со всей Руси? Опасаясь, что вслед за Олегом настанет и его черед, Владимир бежал за море, в Скандинавию. Там он провел несколько лет. Новгород тем временем заняли Ярополковы посадники.

Владимир вернулся на Русь с войском, состоящим из варягов. В ту пору он ничем не напоминал того милостивого правителя, каким станет десять лет спустя. Он обладал бешеной энергией, несгибаемой волей и неукротимой гордыней. Его бойцы вышибли из Новгорода посадников Ярополка. Через них младший брат передал старшему: «Владимир идет на тебя, пристраивайся противу биться».

Решив поставить в строй еще и дружину богатого Полоцка, Владимир посватался к Рогнеде — дочери тамошнего князя Рогволода. Тут планы его едва не пошли прахом. Вспомнив о древнем брачном обычае — разувании мужа, Рогнеда с гневом ответила: «Не хочу разути робичича». Иными словами, сын рабыни ей не подходил, не та у него кровь… Рогнеда предпочитала Ярополка. И отец ее, не принадлежащий роду Рюрика, явившийся из-за моря и правивший огромной областью, мог позволить своей дочери вольный выбор жениха.

Тогда Владимир в ярости пришел под стены Полоцка, взял город, убил Рогволода и его сыновей, а Рогнеду силою распластал на брачном ложе.

Оттуда варяжская армия Владимира вкупе с отрядами полочан двинулась к Киеву стремительным маршем. Внезапно появившись на подступах к городу, князь застал Ярополка врасплох. Тот не помышлял о битве в поле и успел лишь сесть в осаду со своими людьми.

Владимир, до сих пор проявлявший повадку разозленного медведя, показал лисью хитрость. Щедрыми посулами он сделал ближнего Ярополкова воеводу Блуда своим союзником. Тот предал своего господина. Воспользовавшись его злыми советами, Ярополк бежал из Киева и укрылся в маленьком городке Родне. Затем Блуд склонил его к мирным переговорам, а когда они начались, навел на варяжскую засаду. Ярополк погиб. Его приближенный Варяжко ушел к печенегам и долго наводил их на Русь, мстя за убийство своего князя.

Владимир утвердился в Киеве как победитель (лето 978-го) и увенчал свою победу тем, что силою взял на ложе вдову старшего брата…

В самом скором времени победитель столкнулся с новой проблемой. Те самые варяги, которые обеспечили ему военный триумф, потребовали громадный выкуп за Киев. Бывший вождь варягов не отказывал им, но и не платил, откладывая расчет. Он опасался вызвать мятеж и совсем не хотел связываться с той чудовищной военной силой, которую представляло собой скопище профессионалов войны. С другой стороны, ограбить город значило вызвать восстание самих киевлян, а ему тут еще править… В конечном итоге Владимир привлек на свою сторону наиболее толковых людей из числа варягов, раздав им города за службу. Самых злых и непримиримых князь отправил наниматься на службу к византийцам. Греческого императора он загодя предупредил: «Не держи их в городе, зло сотворят, расточи по отдельности в разные места и, главное, не пускай ни единого обратно».

Так «робичич» сделался великим князем Киевским и избавился от буйной варяжской вольницы. До сих пор его действия были политикой дикого зверя — сильного, умного, безжалостного.

Нерастраченная сила бурно играла в нем. Владимир Святославич одновременно владел пятью женами. К ним в придачу он расселил по трем княжеским городкам несколько сотен наложниц…

Под рукою великого князя распростерлась вся языческая Русь. В ней не существовало единства: каждая область почитала своих «божеств». На первом же году правления Владимир задумал большую религиозную реформу. Он решил свести всех главных языческих «божеств» в единый пантеон, желая тем самым избавить Русь от вероисповедного раздробления.

Летопись сообщает: «Постави [Владимир] кумиры на холму вне двора теремного. Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хорса, Даждьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь. И жряху им нарицающе их „боги“. И привожаху сыны своя и дщери и жряху бесом (то есть приносили им жертвы. — Д. В.). И осквернаху землю требами своими, и осквернися кровьми земля Русская…»

Киевским кумирам приносили, среди прочих, и человеческие жертвы. Если жребий падал на отрока или девицу из христианской семьи (а на Руси уже были к тому времени христиане) и члены семьи противились языческому обычаю, то их убивали вместе с потомством.

На протяжении 980-х годов Владимир одержал несколько больших побед. Он отбил у поляков города Перемышль и Нервен, дважды разбил вятичей, не пожелавших платить дань, а затем завоевал землю балтского племени ятвягов. Воевода его Волчий Хвост нанес поражение радимичам. Война с волжскими болгарами далась тяжелее, но закончилась почетным миром.

Счастливый в военных предприятиях, великий князь потерпел поражение в любимой своей затее — религиозной реформе. Механическое соединение разных языческих «божеств» выглядело как попытка сделать салат из селедки, сливы и сметаны. Киевский пантеон никого не объединил.

Тогда Владимир Святославич задумался о том, чтобы заимствовать для своих подданных веру, которая уже стала великим объединителем иных народов и в наибольшей степени подходила бы для жизни и быта Киевской Руси.

Киев — перекресток торговых путей. Здесь сильна иудейская община. Здесь знают ислам по восточным соседям, принявшим его относительно недавно. Тут живут, пусть и в невеликом количестве, христиане. Летопись отразила искания князя в религиозной сфере: что избрать ему для Руси? От кого принять учителей? Кого не отвергнут напрочь дружина, бояре, приближенные, семья…

Почему его выбор остановился на восточном христианстве? Некоторые причины очевидны.

Во-первых, в семье князя уже имелись христиане. Бабка Владимира Святославича, княгиня Ольга, приняла крещение, а примеру госпожи, очевидно, последовала и ее свита. В отсутствие отца, вечно занятого войнами, походами, битвами, мальчик, надо полагать, испытал влияние бабки, учившей его азам Христовой веры.

Во-вторых, князя Владимира интересовал стратегический союз с Византией. Добрые отношения с Греческой державой обеспечивали гарантию самых благоприятных условий для русской торговли, связанной с Крымом, Константинополем, Балканами. Кроме того, византийцы своим серебром умело направляли боевую активность печенегов, и уже одно это давало очень серьезный повод ладить с Империей. Иными словами, выбор веры был накрепко связан с выбором главного направления внешней политики.

Очевидно, у Владимира Святославича имелась и другая, не столь очевидная причина остановить выбор на христианстве. Ислам приняли поздняя Хазария и Волжская Болгария — его противники, государства, построенные на совершенно чужой этнической основе. А в Европе того времени продолжалось триумфальное шествие христианства. Южные и западные славяне давно приняли его. В Скандинавии оно исподволь набирало силу, что не могло быть совсем уж безразличным делом для потомка Рюрика. Изо всех соседей-христиан самые впечатляющие культурные достижения могли продемонстрировать Византия и связанный с ней мир южных славян. Ни поляки, ни чехи, ни моравы, ни иные западнославянские народы, ни хорошо знакомые венгры ничем подобным ко второй половине X века похвастаться не могли. При этом явное неудобство представляло западнохристианское богослужение, которое велось на непонятной латыни. В восточном же христианстве к тому времени значительная часть церковной литературы получила перевод на язык, который сейчас называют церковно-славянским; это делало более легкими и приобщение к новой вере, и богослужебную практику. Проще говоря, у Византии было что взять в духовном плане, а связанные с нею славянские народы уже создали инструменты, с помощью которых нетрудно было передать Руси новые культурные навыки. Можно сделать вывод: восточное христианство оказалось для Руси ближе прочих вариантов этнически и по языку.

Договорившись о союзничестве с Империей, Владимир отправил на помощь василевсам Константину VIII и Василию II многотысячное войско[25]. С его помощью законные правители подавили мятеж полководца Варды Фоки. Ради укрепления союза великий князь изъявил желание взять в жены византийскую «принцессу» — сестру императоров-соправителей Анну. А брак с христианкой мог быть заключен лишь в одном случае: если сам Владимир Святославич примет христианство. Как оказалось, среди бояр и воевод Владимира хватало сторонников христианства. От них князь получил поддержку, когда, после долгого размышления, решил креститься.

Из Константинополя прибыл в Киев священник по имени Павел[26], совершивший обряд крещения. Новообращенный получил христианское имя Василий. Вместе с ним приняли новую веру дети, жены, слуги, часть бояр и дружинников.

Вот только… невесту не спешили отправлять из Константинополя. Владимир начал было переговоры на эту тему с правителем Корсуня-Херсонеса — богатого византийского города в Крыму, располагавшегося на территории нынешнего Севастополя. Демонстративно пренебрегая «принцессой» Анной, он предложил отдать ему в жены дочь корсунского «князя». Ведь церковное устроение на Руси могло быть налажено и через Корсунь, а не далекий Константинополь. Но ответом на предложение киевского правителя стал издевательский отказ.

При всей благожелательности Владимира Святославича у него оставался лишь один вариант, как получить свое по соглашению, оплаченному воинской помощью. Он осадил Корсунь. Долгая блокада города сделала свое дело: среди горожан нашлись те, кто счел сдачу более приемлемым итогом войны, нежели мучительные условия осады. Владимиру помогли. По одной из версий, это сделал некий священник Анастас. По другой — варяг на греческой службе Жадьберн. Возможно, в лагере осажденных сложилась целая «партия» сторонников русского князя.

В итоге Владимир Святославич вошел в город. Не сдержав гнева, он казнил тамошнего стратига с женой, а дочь его отдал в жены одному из своих сторонников. Печально, что мир между христианскими правителями удалось заключить лишь после того, как одна сторона пошла на обман, а другая добилась своего силой…

Византия вернула себе Корсунь, а Владимир получил Анну в жены[27]. Он не сразу покинул Корсунь, но лишь получив сначала уроки христианского «закона». В «Повесть временных лет» вошла легенда, согласно которой именно здесь великий князь принял новую веру; эту легенду приняли на веру и многие историки. Однако она не соответствует действительности: крещение совершилось еще в Киеве. Но именно корсунское духовенство обучало Владимира Святославича как новообращенного.

Вернувшись в Киев, князь ниспроверг языческих идолов, а потом крестил киевлян в реке Почайне, притоке Днепра. Сейчас же началось строительство нескольких небольших церквей. На Руси утвердилась церковная иерархия, возглавленная архиереем в сане митрополита. Вероятнее всего, первый из митрополитов киевских носил имя Леон. Архиепископ отправился к Новгороду Великому, епископы — в другие крупные города. Там произошло то же самое, что и в Киеве, — ниспровержение «кумиров» и крещение горожан.

Огромный шаг в судьбах Руси совершался с необыкновенной быстротой. На первых порах распространение христианства не вызвало сопротивления. Какое-то недовольство проявили новгородцы, но и оно, судя по всему, оказалось незначительным. В Ростове епископа не приняли, и там новая вера распространялась гораздо дольше, чем где бы то ни было, и с бóльшим трудом. В целом, христианство по всей стране принимали добровольно. Его не пришлось навязывать «огнем и мечом» — это поздний миф. Слабость и пестрота язычества, уверенная поддержка Церкви правителем, давнее знакомство с христианством в больших городских центрах сделали свое дело: Христова вера утвердилась на Руси скоро и почти бескровно.

На протяжении нескольких веков рядом с ней, то тайно, то явно, продолжало существовать язычество. Оно уходило медленно, борясь и прекословя, но в конечном итоге исчезло.

По словам историка и религиоведа С. В. Алексеева, «справедливо считать Владимира отцом Русской цивилизации. Введя христианство вместо разноголосицы племенных культов, он дал русской культуре сердцевину, ту высшую ценность, без которой цивилизации нет».

Большинство историков считают, что крещение произошло в интервале между 987 и 992 годами. Историческая традиция называет 988 год, и это весьма вероятная дата. Другая, еще более правдоподобная датировка — 989 год. Процесс массовой христианизации страны, начавшийся при Владимире Святом, главные свои вехи отсчитывает от нее.

Крещение Руси — не только принятие веры, но и принятие Церкви, поскольку вне ее жизнь христианина немыслима, спасение души невозможно. А принятие Церкви означает еще и множество политических, культурных, экономических преобразований.

Христианство предполагает постоянное участие верующих в богослужениях. А чтобы богослужения могли происходить, требуется многое. Прежде всего здание храма, церковные книги, иконы и утварь, необходимая для иерея, священнические одежды, хлеб и вино. Наконец, жилище для священника, диакона, их семей, а также всё потребное для того, дабы они могли нормально существовать. Иными словами, принятие Церкви означает не только начало забот о «высоком», но и большие хлопоты о повседневном. О том, что в терминах нашего дня относится к «материальному обеспечению».

Так вот, до Владимира Святого в Киеве уже существовали христианские храмы, например Ильинская церковь. Они предназначались для относительно небольшого круга людей. Христианство начало понемногу проникать на Русь еще во второй половине IX века. С тех пор в Киеве перебывало огромное количество купцов-христиан, Христову веру принимали члены великокняжеской семьи, отдельные дружинники. Многое ли требовалось для слабой и немноголюдной церковной сферы довладимировых времен? Но когда князь Владимир задумал обратить в христианство весь народ, настало время позаботиться о нуждах Церкви в совсем иных масштабах.

Прежде всего следовало возвести новые большие храмы. Первым и самым знаменитым из них стала соборная церковь Успения Божией Матери в Киеве. Ее начали сооружать вскоре после крещения киевлян. На средства князя Владимира строилось роскошное здание, отделанное мрамором и яшмой, украшенное богатыми мозаиками. Размерами оно намного превосходило маленькую Ильинскую церковь. Окончание работ летопись относит к 996 году. Возможно, это произошло несколько позднее — ведь, как уже говорилось, дата крещения, 988 год, условна, а от нее отсчитывалось всё остальное. Но в любом случае можно твердо говорить о том, что новый храм появился в Киеве в середине — второй половине 990-х годов. Иконы, сосуды и кресты для него доставили из Корсуня-Херсонеса, от византийцев.

«Повесть временных лет» сообщает: после завершения работ князь Владимир зашел под своды собора и долго молился Христу; затем он сказал: «Даю церкви сей Святой Богородицы от имения моего и от градов моих десятую часть». Правитель дал грамоту («написал клятву»), официально утверждавшую этот источник церковных доходов, и велел созвать людей на пышное празднование.

Отсюда и неофициальное название собора, принятое народом: Десятинная церковь. До наших дней она, к сожалению, не дошла, погибла в огне монголо-татарского нашествия 1240 года. Лишь фундамент ее показывают ныне туристам киевские экскурсоводы.

Первым настоятелем Десятинной церкви стал Анастас Корсунянин — доверенное лицо великого князя. Для него и для прочего храмового причта были поставлены особые палаты рядом с собором.

Другим источником средств, необходимых Русской церкви, стали так называемые «церковные суды». Сначала князь Владимир Святой, а затем его потомки в полном согласии с византийским законодательством утвердили право Церкви рассуживать дела по очень широкому кругу вопросов. В церковном Уставе Владимира Святого[28] говорится: «Се яз, князь Владимир… поразмыслил с княгиней Анною и со своими детьми… каких судов не подобает судить князю, ни боярам, ни судьям их, и дал те суды церквам всем, епископиям Русской земли: …развод, прелюбодеяние, уличение в нем, драка между мужем и женою до смерти, и если кто из родственников или свойственников сойдется, и ведовство, зелейничество[29], оскорбления, блуд, отрава, ересь, укус зубами, и если отца или мать бьет сын или дочь, братья или дети судятся за наследство, и церковный грабеж. И если мертвецов стащат, крест посекут, и если на стенах режут, и если скот, псов или птицу без великой нужды введут [в храм] или что неподобающее в церкви содеют». Церковь же должна была следить за тем, чтобы никто не испортил на торгу весы, гири, меры длины и объема. За всё это ей — на самом законном основании! — полагались отчисления в виде пошлин.

Но главным ресурсом существования Церкви на Руси оставалась выдаваемая князем «десятая часть» от его «жита», «стад», «торгов» и иных доходов.

Подобное положение вещей оказалось неудобным и для князя, и для духовенства. Правитель иногда не мог, а порой и просто не хотел как следует обеспечить Церковь, церковный же организм попадал в жестокую экономическую зависимость от государя. Зато юным приходским общинам Руси такой механизм взимания десятины был исключительно выгоден. В Западной Европе на протяжении VI–VIII столетий церковная десятина превратилась в обременительный налог, обязательный для всех прихожан. Это вызывало ярость и ненависть к священству. В эпоху Реформации такая десятина, наряду с индульгенциями, симонией и иными «сосудами скверны», сыграла роль страшной бреши в позициях католичества. У нас, на Руси, весьма долго десятину платил только князь. Для времен двоеверия, борьбы с мятежами волхвов и прочими прелестями языческой старины подобный порядок обеспечения Церкви оказался весьма полезным. Он лишал почвы настроения недовольства в обществе, настороженно относившемся к новой вере, избавлял от лишних конфликтов.

Помимо киевского князя, церковную десятину платили князья и других земель. Недостаток исторических источников лишает возможности точно определить, где, когда и в каких объемах получала Церковь средства. Информация на сей счет обрывочна, фрагментарна. Но кое-какие сведения до наших дней все-таки дошли. Например, точно известно: святой благоверный князь Андрей Боголюбский, государь владимиро-суздальский, выдавал десятину по правилам Владимира Святого, да еще и жаловал Церкви земли. Однако эпоху монголо-татарского нашествия и долгой политической раздробленности церковная десятина не пережила.

Причина проста. Древняя, домонгольская Русь богатела торговлей, а еще того более — пошлинами с купеческого транзита. Она купалась в привозном серебре. Русь эпохи владимирской, тверской и раннемосковской по сравнению с ней — нищенка. Она не контролировала крупные торговые артерии, регулярно подвергалась разорению от татарских набегов, наконец, платила дань-«выход» ордынским ханам. И главным ее богатством сделалась земля. Притом земля далеко не столь плодородная, как тучные пашни Русского Юга, а северная скудная землица, расположенная в полосе рискованного земледелия… Ни сам князь, ни его подданные не могли уделить из своих доходов сколько-нибудь значительную часть на Церковь. Что оставалось? Дать Церкви земельные угодья и позволить самой позаботиться о себе, поставив в своих владениях крепкое хозяйство.

И вот архиерейские дома, соборные храмы, а особенно иноческие обители стали получать обширные имения с селами, соляными варницами, рыболовецкими промыслами. Иной монастырь владел колоссальными земельными угодьями. Притом распорядиться ими монашеская обитель сплошь и рядом могла гораздо лучше, нежели светский вотчинник. По своей грамотности, по обладанию книжными сокровищами духовенство (прежде всего черное) стояло выше всех прочих слоев русского общества. Оно развивало инженерную мысль, ставило смелые экономические эксперименты, осваивало доселе непроходимые дебри.

После Крещения Руси Владимир княжил еще четверть столетия, сохранив энергию как политик и полководец, но избавившись от прежней своей жестокости, покончив с распутством.

Князь приучал себя к милосердию. Он сделался щедр и нищелюбив. Какое-то время он даже избегал казнить преступников, пытаясь вразумлять их лишь с помощью «вир» (штрафов). Летописец специально остановился на этом деле — ради урока будущим поколениям: «Умножились зело разбои. И сказали епископы Володимеру: „Вот умножилось число разбойников, отчего не казнишь их?“ Тот отвечал: „Боюсь греха“. Они же сказали: „Ты поставлен от Бога на казнь злым, а добрым на милование. Следует тебе казнить разбойников, но прежде расследованию предав их дела“. Володимер же отверг виры и начал казнити».

Великий князь устроил школы. Для «обучения книжного» туда принудительно собирали детей знати. Шли на Русь ученые люди из Болгарии и Византии — переписывать церковные книги, переводить их, передавать опыт русским ученикам.

Важным шагом в политике Владимира Святославича стал выпуск собственной монеты. В IX–XI столетиях по территории Древней Руси проходили международные торговые пути первостепенной важности. Русские города богатели на собственных купеческих предприятиях и на налогах, взимавшихся со скандинавов, арабов, византийцев, гостей из Западной Европы. Просторы Руси усеяны сотнями кладов и погребений, содержащих иноземные монеты. Византийские золотые солиды, серебряные миллиарисии, медные фоллисы, западноевропейские грубоватые денарии, арабские тонкие дирхемы… Чужие деньги широко использовались в любых сделках — таков был естественный порядок вещей.

Но князь Владимир решил завести собственную монету. Она должна была, во-первых, подтвердить господство правящей династии и, во-вторых, познакомить подданных с символами новой для них религии. Кроме того, от ученых греков киевский правитель мог знать: император Константин, как сообщают церковные хроники, из соображений благочестия велел изображать на золотых монетах образ Христов и крест. Разве это не достойный пример для подражания?

Первые русские монеты из золота и серебра — «златники» и «сребреники» — выпускались недолго, всего лишь несколько десятилетий на рубеже X–XI веков. Сохранилось их менее трех с половиной сотен, причем абсолютное большинство составляют сребреники. Они изготовлялись при князьях Владимире Святом, Святополке Окаянном, Ярославе Мудром. Златники были фактически скопированы с византийских солидов — монеты широко распространенной в обращении того времени. Гораздо сложнее дело обстоит со сребрениками. Их большой тонкий диск напоминает арабские дирхемы. Но изображения на нем восходят к греческой традиции, давшей Руси христианство. С местными, разумеется, «поправками». Владимир Святой чеканил на сребрениках свой портрет — со скипетром, венцом правителя, нимбом и огромными усами. На другой стороне — Господь, который правой рукой делает благословляющий жест, а в левой держит Священное Писание. Сребреники Владимира явно делали киевские мастера, и эта работа была им в новинку. Техника изготовления монет оставалась несовершенной, а у поясного изображения князя Владимира вырастали маленькие ножки… Иначе, вероятно, подданные могли возмутиться: почему их государю «отрубили» половину туловища и ноги? Византийцев поясной портрет их императора ничуть не удивлял, а вот на Руси он вызвал непонимание… Впоследствии изображение Бога заменили на родовой знак правящей династии — трезубец, вид которого изменялся у преемников Владимира.

Вес и проба сребреников «гуляли» в широких пределах. Видимо, для международной торговли или платежей высокопоставленной знати специально выпускались монеты высокой пробы, то есть с высоким содержанием чистого серебра. Таких — меньшинство. Остальные содержат меньший процент серебра. Очень много сребреников в основе своей, как ни парадоксально, медных! Эту медь слабо «облагораживала» ничтожная серебряная примесь, или, как говорят нумизматы, «следы серебра». Медных сребреников примерно 70–80 процентов от общего числа, а высокопробных — менее 5 процентов. Это неудивительно. При отсутствии собственных запасов благородных металлов казне приходилось хитрить и экономить. А может быть, «худыми» деньгами расплачивались с варяжскими наемниками…

В 990-х годах великому князю пришлось много раз садиться в седло, совершать дальние походы, сражаться. Именно тогда он покорил белых хорватов, занимавших Верхнее Поднестровье.

Политический стиль Владимира Святославича резко меняется. Прежде он думал о завоеваниях, о походах за добычей, а теперь — о защите собственных земель. Для обороны от печенегов великий князь ставит по степным окраинам Киевской Руси новые укрепленные линии с крепким частоколом, сооружает малые крепости и крупные узловые пункты.

В 991 году по его воле в Белгороде была построена мощная крепость. Из других городов сюда привели множество людей.

Несколько позднее воинство Владимира отразило большой печенежский набег. У брода через реку Трубеж располагался город Переславль — еще один опорный пункт против степи. Его заново укрепили, готовя к роли могучего стража, стоящего на важном направлении.

В 996-м печенеги разбили Владимира Святославича, но стратегия наступления на степь крепостями не подвела великого князя. Скоро печенежское войско явилось под Белгород, осадило его, но взять не смогло (997).

На западе вырос Владимир Волынский — оплот власти киевского князя на землях волынян.

Великий князь наладил сторожевую службу — так, чтобы стремительная печенежская конница не получила ни единого шанса незаметно подобраться к большим городам Южной Руси. Мужественных людей, служивших в отдаленных крепостицах-заставах, совершавших малыми «сторожами»-дозорами глубокие рейды в степь, народная память превратила в непобедимых былинных богатырей.

В далекой Норвегии киевский правитель помог утвердиться своему воспитаннику — Олаву Трюгвассону. Тот призвал своих подданных креститься. Помогая Олаву, Владимир Святославич прежде всего желал избавить Русь от буйных толп викингов, являвшихся оттуда на разбой и охотно становившихся участниками любой распри. Отчасти это упование оправдалось, отчасти же нет. Викингская банда, возглавленная врагом Олава, взяла штурмом и разграбила Ладогу. А в 1000 году Олав, проиграв решающую битву, погиб. Тогда на Руси приютили иного вождя викингов, Олава Толстого. Он поселился в Ладоге и оттуда совершал разорительные походы на свеев, данов, эстов.

В 1009 году против киевского правителя взбунтовался один из племенных вождей, дальний родич великого князя. Собрав большое войско, он явился под стены столицы, но здесь погиб во время поединка с одним из варягов, служивших Владимиру.

Наконец, под занавес правления великий князь Киевский столкнулся с доселе небывалой угрозой. На земли Руси вторглась огромная армия поляков, в союзе с которыми выступили немцы и печенеги[30]. Удар чужой силы привел к разорению западных областей Киевской державы. В то же время союзники рассорились с печенегами и не взяли ни одного крупного города. Весьма значительное воинство не совершило ничего великого.

На последнем году жизни большая печаль посетила Владимира Святославича. Сын Ярослав, поставленный княжить в Новгороде, отказался присылать положенные выплаты. С тяжелым сердцем Владимир Святославич начал готовиться к военному походу — усмирять сыновье непокорство. Но посреди хлопот, связанных с организацией похода, великий князь разболелся и умер.

Это случилось 15 июля 1015 года.

При Владимире Святом и его сыне Ярославе Мудром Киевская Русь испытала расцвет. Собственно, именно они создали правильную государственность на месте архаичной, полупервобытной державы, которая представляла собой рыхлое собрание земель, соединенных одной лишь военной силой.

Древняя Русь обязана Владимиру Святославичу двумя великими деяниями. Во-первых, он крестил своих подданных, дав им всем, на колоссальном пространстве, единство веры и накрепко связав их с миром высочайшей культуры — Восточнохристианской цивилизацией. Во-вторых, он придал обороне от кочевых народов масштаб общегосударственной системы. Тем самым густонаселенные области Центральной Руси получили возможность благополучно развиваться в условиях мира.

«Империи Рюриковичей», возведенной усилиями этих двух великих правителей, суждено было впоследствии развалиться на полунезависимые княжения. Но виноваты ли Владимир и Ярослав в будущем раздроблении державы? Вряд ли. При том уровне развития связи, транспорта, военного дела, при общей слабой населенности Руси и неразвитости государственных институтов разве мог один-единственный великий князь управлять всей громадной территорией? А посадив на княжеские столы своих детей, братьев, верных служильцев, он получал возможность опереться на их волю и энергию. Однако у правителя, получившего княжение временно, сейчас же возникал соблазн удержать его навечно, передать его по наследству, позаботиться о семье… Политическая раздробленность являлась для Руси неизбежностью, вне зависимости от того, сколь хорошо правили князь Владимир и его ближайшие преемники.

Справедливо оценивал деятельность Владимира Святославича историк С. В. Алексеев: «Владимир вовсе не был безупречным политиком и дипломатом. Кстати, был совсем неплохим полководцем, при всем своем миролюбии — за всю жизнь проиграл лишь одну битву. Ошибки же его и проступки в его политике проистекали где от суровых нравов полуязыческой эпохи и собственной вспыльчивости, где, напротив, от простой человеческой доброты и Божьего страха. Если бы он их не совершал, то нашлись бы всё равно охотники обвинять его и в мягкотелости, и в жестокости. Но то, что при всех своих правительских недостатках князь всё же добился столь значимых результатов — не в его ли пользу? А может, в пользу сопутствовавшей ему высшей милости? Владимир оказался подлинным устроителем Русской земли, зиждителем Русской цивилизации, первым творцом простоявшего тысячу лет величия. Слава его заслужена мирскими трудами. Но это следствия, а не причина. Славен Бог во святых своих».

Князь Владимир прославлен Церковью в лике «равноапостольных». День его поминовения в церковном календаре — 15 июля.