С точки зрения кошки

Глава 6

Проснувшись, я зажигала газ спичками, одевалась в темноте и красилась в слабых лучах утреннего солнца — потому что нам снова отключили электричество. Та женщина была права, конец света всё-таки наступил. Свет взял и закончился.

На подъезде висело объявление, что его снова дадут часам к двум, но, когда я возвращалась из школы, то поняла, что нас снова обманули.

Потому что почти все жильцы нашего дома были во дворе.

Они сидели на скамейках, на декоративных пнях и шинах, а самые отважные взгромоздились на ржавый каркас стола для игры в настольный теннис.

Я поставила сумку на ступени, ведущие к двери подъезда, и принялась искать ключи.

Жильцы с собаками выгуливали собак. Жильцы без собак выгуливали малышей — вернее, просто сажали их в песочницу, где те покорно отбывали свой срок, скрашивая часы попытками соорудить замок из грязи и окурков. Жильцы без малышей выгуливали сами себя — а что им ещё оставалось делать?..

Каждый нашёл развлечение по вкусу. Пожилые дамы, например, принимали деятельное участие в воспитании детей: кричали, чтобы те не смели допивать пиво из оставленных кем-то бутылок. Страшны были их угрозы. Средневековые инквизиторы с величайшей радостью приняли бы в свой дружный коллектив любую из этих дам.

— Не сметь! А то как отстегаю крапивой! — вопила одна, широко разинув рот и освещая двор золотым зубом — зуб я сейчас, конечно, не видела, но знала, что он у неё есть и что он сияет.

— Ещё чего придумали! Вот сейчас как позову дядьку-полицейского! — вторила ей другая.

Пока две дамы пугали юнцов физической расправой и правоохранительными органами, третья сидела молча, ведь все стоящие угрозы уже расхватали. Но потом она поднапрягла фантазию и выдала:

— А я позову дядьку с мешком!

Тут даже я задумалась. Что ещё за дядька с мешком? Дед Мороз? Призвать Деда Мороза осенью — это мощно. Третья дама воистину сильна.

Дети вздохнули и убежали пить пиво за гаражи.

Лишившись объектов опеки, дамы совсем уж было заскучали, но тут к ним подмешался кавалер и принялся вести светскую беседу. Когда после порции изысканных комплиментов кавалеру всё же не дали сто рублей на опохмел, он грязно выругался и пошёл прочь, пошатываясь и бормоча проклятия.

Две девчонки собрались поиграть в теннис, но их прогнали.

— Размахались своими ракетками! — возмутилась тётка в халате хищной леопардовой расцветки. — Я тут, вообще-то, бельё сушу!

— Мы не заденем ваше бельё, мы далеко! — пискнула одна из девчонок.

— Ты мне поговори ещё! — на весь двор крикнула тётка.

— Поговори-поговори ещё! — оживились дамы, предвкушая скандал.

Девочки пожали плечами и ушли в другой двор, а тётка в халате принялась зачем-то поправлять висевшие на верёвках вещи, попутно ругая современную молодежь — она была мастерица делать несколько дел одновременно. И это впечатляло. Но ещё больше впечатляло то, что висело на верёвках.

То были странные вещи — пододеяльник с зелёными розочками, огромных размеров атласные штанищи, пять носков (среди которых не было парных) и ещё нечто огромное, коричневато-серое, расшитое стеклярусом.

Я отвела взгляд — всё же нужно было ключи искать, а не на чужое нечто смотреть. Оказалось, что в сумке дыра, и ключи провалились за подкладку. Я уже их нащупала, когда вдруг с балкона свесился рослый рыжеволосый парень и гаркнул:

— Ма-а-а! Свет дали! Иди сериал свой смотри.

Раскатистый бас парня произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Всех просто смело: жильцы вдруг всполошились, вскочили со своих мест, расхватали младенцев и собак — и наперегонки побежали домой.

Скамейки, шины, каркас стола и даже пни мгновенно опустели.

Лишь ветер колыхал бельё на верёвках да гнал по двору кожуру от семечек.

Дома меня ожидал сюрприз: дали не только свет, но и горячую воду. Решив воспользоваться случаем, набираю полную ванну. Чувствуя, как согреваются замёрзшие ноги, анализирую события сегодняшнего дня.

Сегодня в коридоре меня изловил Вячеслав Михайлович и с прямотой, свойственной учителям обществознания, заявил:

— Мила, ты уже месяц не появляешься на моих уроках!

Надо же, заметил. Какой наблюдательный. Я уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь в оправдание, но учитель, похоже, вовсе не из-за этого ко мне подошёл. Он продолжал:

— Вчера я разговаривал с Александром Николаевичем…

С чего это вдруг он решил поделиться этой новостью? Ну нашёл себе собеседника. Разговаривал. Хорошо, должно быть, пообщались. Теперь добавят друг друга в друзья в социальной сети и будут писать на стене: «Приффетик! Как делишки?». Интересно, он где-нибудь зарегистрирован? Надо поискать. Наверное. Он же, несмотря на залысины и объёмистый живот, совсем не старый вроде, лет тридцать с чем-нибудь. Так что, может, у него и ник есть. Что-нибудь вроде «Славик <КрУтОй ПеРеЦ> Михайлович»… Точно, и аватарка такая тройная: на верхней картинке он рядом с машиной, на средней — с сигаретой и в солнечных очках, а на третьей — обнимает загорелую красотку. Машина чужая, очки взял погонять у друга, с красоткой и вовсе не знаком, тут спасибо фотошопу.

— Мила, ты думаешь о чём-то своём.

— Нет, я Вас слушаю. Просто не знаю, кто такой Александр Николаевич.

— Он приходил на мой урок.

А, психолог.

— Он психолог?

— Нет.

Вот оно как. Не психолог и не депутат. Тёмная лошадка этот Александр Николаевич!

— Итак, — продолжил Вячеслав Михайлович. — Он готов выделить деньги на оборудование для школьной газеты.

Школа нашла очередного спонсора. Сейчас я, видимо, должна запрыгать от счастья, сделать на спине татуировку с лицом Александра Николаевича и всех своих будущих детей называть в честь него Александрами Николаевичами, даже если будут одни девочки.

Учитель обществознания набрал в грудь побольше воздуха — значит, сейчас будет кульминация разговора. На выдохе он произнёс:

— И он настаивает на том, чтобы ты была главным редактором.

Эта фраза выдернула меня из мира, где у меня была татуировка и полсотни детей с одинаковыми именами.

— Я. Главным редактором, — уточняю на случай, если мне послышалось.

— Ты можешь отказаться! — обрадовался Вячеслав Михайлович. — Просто он считает, что ты подходишь на эту роль. Вы не родственники?

Видел меня раз в жизни и уже такое утверждает. Надо же, какое хорошее впечатление я произвожу.

— Значит, ты отказываешься, — успокоился учитель. — Тогда скажи Насте Комаровой…

Не знаю, какие силы дёрнули меня за язык в тот момент, когда я сказала:

— Почему? Я согласна.

За стеной тошнит соседа. Эти звуки возвращают меня к реальности, вылезаю из ванны, и, наскоро вытершись, натягиваю мою обычную домашнюю одежду — топ с полупрозрачной гипюровой спиной и длинную юбку. Мою любимую юбку. Раньше я носила её не только дома, до тех пор пока на подоле не появился ряд несмываемых пятен акриловой краски. И совсем незаметно, но мама всё равно хотела юбку выкинуть, и только мои уговоры удержали её от этого опрометчивого шага. Я предложила закрасить пятна чёрным маркером или пришить поверх них оборку, но мама была неумолима — или носи дома, или выбрасывай.

Я прошла на кухню и поставила на плиту чайник. В его округлых металлических боках на секунду отразилось моё озадаченное лицо, искажённое, как в кривом зеркале. Сидя за столом и поджав ноги, я слушаю гудение чайника и проклинаю себя за длинный язык. Вячеслав Михайлович ждал, что откажусь. Я бы и отказалась, не жди он этого от меня. Неужели ещё не переросла привычку делать всё наперекор взрослым? Пора бы. Не маленькая.

Главный редактор, значит. Чем занимается главный редактор? Он такой главный… И редактирует. Это всё, что я знаю.

— Лесь, хочешь быть помощником главного редактора? — спрашиваю.

Хочет. Отлично, теперь нас двое. Не так уж всё и плохо!

Через секунду мобильник опять зазвонил. Решив, что это снова Леська, я взяла трубку, даже не поглядев на дисплей. Зря. В телефоне звучал голос отца.

— Привет! — бодро сообщил он. — Ты сейчас свободна? Хочешь, приезжай! Или могу подъехать. Близнецы сейчас на прогулке с няней, но минут через десять уже вернутся!

«С няней»?! Его жена не работает, чем она, чёрт возьми, так занята, что им пришлось нанять няню? В горле встал какой-то противный комок, и я промямлила:

— Нет, я сейчас не могу.

— Ну, в другой раз… — расстроился отец. — Как твоя учёба, ты хорошо учишься?

Получив утвердительный ответ, он поспешил распрощаться.

И тут я почувствовала запах дыма. Чайник вскипел и, сердито потрясая крышечкой, плевался клубами пара, как разъярённый дракон. Но в том, что у нас ничего не горит, я была уверена.

Неужели опять «субботник»? Листья давно сгнили, что же они жгут? Разве что чучело, изображающее меня.

Окна моей квартиры выходят на проезжую часть и чтобы посмотреть, что происходит во дворе, пришлось бы выходить на лестничную клетку. Делать мне больше нечего.

Я нарисовала себя главным редактором (то есть с журналом в руке и в очках). Получилось больше похоже на карикатуру.

Запах дыма усилился.

Обозвав себя мнительной старухой, всё же вышла на лестничную клетку.

Дым шёл из квартиры номер 19.

Вот что было странно. По лестнице то и дело спускались и поднимались жильцы. Прошёл сосед с бутылкой чего-то мутного. Проскакала галопом древняя соседка со стопкой сухого белья — она всегда бегает со стопками сухого белья, чтобы вывесить его во дворе и сказать, что настирала. И ведь все знали, что бельё сухое, и она знала, что все знают — но всё равно вывешивала и всё равно всем врала, что стирала.

У этой соседки весьма интересная внешность. Описывать её я не стану, скажу лишь одно: когда рисовала всадников Апокалипсиса, то лицо одного срисовала с её лица. Того, что на бледном коне.

Она меня терпеть не может. Одно время подкидывала под дверь какие-то щепки, нити и волоски — «пыталась сглазить». Толку от этого столько же, сколько и от моих проклятий. Сама же соседка-всадник безумно боится, что кто-нибудь её сглазит.

Где-то в нашем районе находится религиозная секта. Сектантов периодически разгоняют, но они с поразительным упорством продолжают ходить по квартирам и разносить печатную продукцию на тему «Как стать одним из нас и обрести вечное блаженство». Так вот, соседка-всадник никогда не отказывается от этих журналов и складывает их на балконе, потому что боится: вот выкинет, а сектанты об этом узнают и в отместку наведут порчу.

Я готова поверить во что угодно, но только не в сглаз, порчу и прочие тёмные дела. Целые полчища магов наперебой предлагают свои недешёвые услуги в газетах бесплатных объявлений. Целые полки книжных магазинов уставлены книгами по практической магии. Превращать волшебство в средство зарабатывания денег кажется мне кощунством. И я не верю ни в одну вещь, которую можно купить.

Ежедневно подметать пол у квартиры было не так уж и сложно, а на то, чтобы выдернуть воткнутые в обивку двери булавки, и вовсе уходило не более секунды, но однажды мне всё-таки это надоело, и тогда я потусторонним голосом изрекла при соседке какую-то поговорку на латыни. И добавила, что это древнее заклинание, обращающее порчу против тех, кто пытается навести её на меня. С тех пор под моей дверью перевелись волоски и прочий мусор — боится. Жильцы нашего дома легковерны, как средневековые крестьяне. Если сейчас пойти и сказать им, что я ведьма, то тут же примчатся и будут стоять под дверью с вилами и факелами — серьёзно, так оно и будет!

…Мне уже стало казаться, что дым вижу одна я, но потом поняла — им просто всё равно. От этого стало как-то не по себе.

Открыла окно в подъезде, чтобы проветрить.

Позвонила в дверь:

— У-э-э-э-э-и-и-и!

Нет ответа.

— У-э-э-э-э-и-и-и-и-и-и-и-и! У-э-э-э-э-и-и-и-и-и-и-и-и! У-э-э-э-э-и-и-и-и!

Тут я заметила: дверь слегка приоткрыта. Вспомнив из уроков ОБЖ, что ни в коем случае нельзя заходить, я на секунду остановилась. Что там говорил учитель?

«Позовите соседей, попросите вызвать полицию. Только в сопровождении кого-нибудь из взрослых, а лучше — полицейского, вы можете войти».

Да вот они, мои соседи. В упор не замечают дыма. А если бы их квартиры горели?

Понимая, что совершаю ужасную, быть может, последнюю в моей жизни глупость, я потянула ручку двери на себя.

— Прошу прощения… Здесь кто-нибудь есть? Живой или..

Если здесь это «или», то в убийстве обвинят меня. Главное-ничего не трогать. Ничего не трогать и поскорее уходить отсюда. Это разумно.

А если человек задохнулся от дыма?

— Ау! — совсем уж глупо крикнула я.

Стены с ободранными обоями ответили мне молчанием.

Дым шёл с кухни. Наверное, там и есть то, что принято называть «очагом возгорания». Надо проверить, а потом позвоню пожарным. Наступая на страницы разбросанных по полу газет, я прошла на кухню.

Огня не было. На ум почему-то пришла народная мудрость, гласящая, что дыма без огня не бывает. Но это был даже не дым, а пар, вроде того, что вырывается из носика закипевшего чайника.

Засаленные обои, как мерзко. Трухлявые оконные рамы, за ними — много божьих коровок, то ли мертвых, то ли уснувших на зиму. Не знаю, почему эти маленькие жучки так любят старую древесину. Я машинально протянула руку и взяла божью коровку.

На плите, на дне почерневшего ковшика, дымилась сосиска. Вторая сосиска, сырая и надкусанная, валялась на столе. Вообразив себя Шерлоком Холмсом, я восстановила события, предшествующие возгоранию. Итак. Некто — вероятно, сосед — надкусил сосиску. Понял, что в сыром виде она несъедобна и решил отварить. А затем с ним что-то произошло… Инфаркт? Возможно. Схватившись за сердце, сосед ищет телефон, чтобы вызвать «Скорую» — и падает без чувств где-нибудь неподалёку.

Нужно скорее открыть окна, ему и так плохо, так ещё этот дым!.. То есть пар. Нет, всё-таки дым. Пар прозрачный, а дым серый. Наверное, сперва это был пар, а когда подгорела сосиска, то… Хватит об этом думать, как будто это имеет значение!

Выдуманная история показалась мне настолько реалистичной, что я отправилась на поиски лежащего без чувств человека.

Узнай моя мама, чем занимается её дочь в свободное от учёбы время, «Скорая» понадобилась бы ей.

…Я нашла его в первой же комнате.

Впрочем, именовать это помещение «комнатой» было бы столь же нелепо, как называть парижский собор Нотр Дам сельской церквушкой.

Я, конечно же, понимала, что есть люди, которые живут в ужасных условиях. Но о том, что живут они в квартире напротив, я и подумать не могла.

Мебель, купленная годах в семидесятых прошлого столетия, покрылась толстым слоем пыли. На окне стояли горшки с цветами. Думаете, это были обычные глиняные горшки? Вовсе нет! Часть из них была сделана из обрезанных пластиковых бутылок, часть — из железных банок из-под консервированного горошка. Цветы соответствовали горшкам — мёртвые, сухие, словно посаженные корнями вверх.

На полу стояла банка из-под ананасов. В ней умирал вялый кактус.

Божья коровка, о которой я совершенно забыла, отогрелась и принялась щекотать лапками мою ладонь. Я разжала кулак и тупо уставилась на жучка. Божья коровка, улети на небо, принеси мне…

На замусоленном диване, среди каких-то тряпок и пустых бутылок, лежал сосед.

… принеси мне хлеба…

Его голова было прикрыто газетой, и я мысленно поблагодарила провидение за то, что не вижу его лица. Слишком уж много читала я о страшных, восковых — да, их так часто называют «восковыми» — лицах покойников, о последнем взгляде остекленевших глаз… Боюсь, не пережила бы всего этого наяву.

Когда я вошла, он не шелохнулся.

Среди гнетущей тишины я слышала лишь собственное прерывистое дыхание и учащённое биение сердца. Божья коровка и в самом деле отправилась на поиски хлеба, но я зачем-то продолжала держать перед собой раскрытую ладонь, будто просила милостыню.

Осторожно ступая по грязному линолеуму, подошла поближе и замерла в полуметре от дивана. Мне показалось, что из груди соседа вырвался хриплый стон.

Живой!

— Не волнуйтесь, сейчас вызову «Скорую»! — сказала я и поняла, что не взяла с собой мобильник.

Оглядев комнату, не заметила телефона. Быстрее будет сбегать к себе.

— Скоро вернусь, — пообещала я безмолвному соседу, считая нужным отчитываться о своих действиях. Ведь, говорят, даже в коме люди понимают, когда с ними говорят…

Тот снова застонал в той же тональности. Пауза. Опять хриплый стон. Пауза. Газета на соседском лице поднималась и опускалась в такт дыханию.

Сосед не стонал от боли. Он храпел.

Напился, заснул и храпел.

— Хватит спать, пьяное чудовище! Устроил тут пожар! — почти крикнула я, забыв, что разговариваю со взрослым малознакомым человеком.

— А? Нин-ка? — спросил сосед, не убирая газету с лица.

— Я не Нинка!!!

— Не Нинка. Нинка… ушла. И Ваньку забрала… Ушла от меня Нинка! — со слезами в голосе пожаловался сосед.

— И правильно сделала! Всё угрожал, что убьёшь её, проклятый алкаш! — разошлась я.

Сосед снял с лица газету и испуганными глазами уставился на меня.

— Ты… Ты пришла за мной… — пробормотал он. — Не надо… У меня сын маленький, жена Нинка… Сын Ванька… Не надо!

Чего это он?

Я посмотрела на ситуацию глазами соседа. Он же не знает, что забыл закрыть дверь. И тут из ниоткуда, окружённая клубами дыма, появляется девушка в длинном чёрном одеянии…

— Если не бросишь пить, то вернусь! — пригрозила я. — И дверь входную закрой.

Стараясь выглядеть как можно более инфернально, я поспешно скрылась в начинающем рассеиваться дыму.