Сад фонтанов

Глава 8 ХРАНИТЕЛЬНИЦА

Над моей головой раскинулась огромнейшая ель. Здесь, под её громадными, развесистыми лапами, было даже немного темновато. По другую сторону аллейки, чуть наискосок, на скамье девятнадцатого века (таких в наше время найти очень не просто, умели же когда-то делать лавочки удобные, отдохнуть было приятно) сидели парень с девушкой. Эти двое читали одну книгу. Процесс этот их так увлёк, что они ничего не замечали вокруг. В наши дни найти читающих людей очень сложно, а тут аж двое, да к тому же молодых. Моему удивлению не было конца. Что это была за волшебная книга, так заинтриговавшая эту парочку?! Вопрос, конечно, был риторический, так как ответ можно было получить, лишь подойдя к ним, и попросить взглянуть на корешок. Но они так мило склонились друг к другу и над книгой, что надо было быть большой свиньёй, дабы нарушить эту идиллическую картину. Правой рукой девушка то и дело поправляла спадающую на страницу каштановую прядь, не желавшую держаться там, где ей положено было находиться. Парень же сидел не шелохнувшись, как будто изваян из камня. Вероятно, он был близорук, так как очень низко склонился над книгой, поэтому лицо его рассмотреть было невозможно. Некоторое время я сидел в своём укрытии, только вскоре почувствовал, что начинаю замерзать. Действительно, под елью было довольно сыро. Я попытался отыскать более тёплое местечко, но не тут-то было. Для этого необходимо было выбраться из-под ёлки. Да вот сделать сие незаметно оказалось немного сложновато. Однако читающая парочка настолько увлеклась чтивом, что даже не заметила, как я оказался у них за спиной. Упускать такую возможность заглянуть в читаемую книгу, было глупо и я, затаив дыхание, осторожно наклонился над ними. Ну, надо же было именно в этот момент им перевернуть страницу… Девушка подняла голову и чуть не дала мне в челюсть. Я отпрянул. Она вздрогнула и обернулась.

— Ой! — только и сказала она, а её большие глаза стали ещё больше.

— Да вы не бойтесь, — успокаивающе произнёс я, впрочем, не делая попытки даже шелохнуться. Тут и парень оглянулся.

— Вы чего-то хотели? — спросила девушка.

— Да, — ответил я и почему-то покраснел. — Хотелось бы узнать, что за книгу вы читаете?

— Книгу? — переспросила зачем-то девушка и посмотрела на своего спутника.

Тот, как ни странно, продолжал молчать, глядя на меня отсутствующим взглядом. Видимо, он всё ещё находился под впечатлением прочитанного.

— Да, книгу, — подтвердил я.

— Да это психологическая фантастика начала двадцать первого века. Неужели вас такое интересует?! — удивилась она.

— Нет. Вы меня не совсем верно поняли, — возразил я. — Мне ведь не видно названия и, тем более, откуда можно понять, что это психологическая фантастика?! Я же не успел прочесть ни строчки. Меня заинтересовало как раз другое. В наши дни найти читающих людей очень-очень сложно, а тут двух, да ещё и молодых. Вот я и заинтересовался, что это за волшебная книга, которая смогла увлечь даже не одного, а двух людей.

— А-а! — разочаровано, как мне показалось, протянула она. — Это очень просто объясняется. Мы студенты историко-психологического факультета, если так можно сказать, точнее, так говорили когда-то, ныне так не говорят, а зря, и нас интересует психология людей конца двадцатого начала двадцать первого века. Так что книга тут ни причём.

— Жаль! — разочарованно протянул я. — Это, так сказать, ваш учебник. А мне-то показалось… А какое отношение может иметь фантастика к психологии? Ведь это можно считать сказкой и только?!

— Не скажите, — возразила она. — В фантастике авторы раскрывались полнее всего именно потому, что большинство относилось к этому жанру литературы точно так, как только что вы соизволили выразиться. И потом — это не учебник в общепринятом смысле. Скорее, один из вариантов возможных реальностей. Дело в том, что автор в одной книге умудрился описать целую плеяду различных реальностей. Причём они существовали синхронно. Разница между ними была столь незначительной, что герой просто заблудился.

— И вы считаете, что это научный подход? — искренне удивился я. — К тому же, насколько мне известно, некий В.В. Головачёв в своё время проделывал это блестяще в своих книгах о запрещённой реальности.

— Простите, вам прочесть лекцию о фантастике и её влиянии на умы человечества? — поинтересовалась девушка, несколько раздражаясь.

— Да нет, конечно, просто это настолько не соответствует моим взглядам, что я удивляюсь без всякой меры.

— Бывает, — подтвердила она, восстанавливая прежнее равновесие в голосе. — У Вас ещё есть вопросы?

— И всё-таки, — упёрся я, — хотелось бы узнать хоть название.

— Да, пожалуйста! — усмехнулась девушка и, взяв книгу из рук своего партнёра, показала мне обложку.

Я обомлел. На картинке был берег моей реки с будкой сторожа, пьяной компанией, куском моста справа и я, собственной персоной, сидящий в профиль. Надпись большими золотыми буквами гласила: «САД ФОНТАНОВ». Неосознанно подался ближе и наклонился над книгой, чтобы лучше разглядеть. Сомнений не было. Это действительно был я со своей речкой. Только тут ещё возле меня кто-то стоял. Видна была лишь тень. Откуда тень ночью? Но это уж дело художника, и, тем не менее, мне показалось, что рядом на картинке со мной стояла девушка.

— Что это за странное название? — не отрывая взгляда от обложки, спросил я.

— Не знаю, — ответила барышня. — Мы пока что до этого не добрались.

— А про что там? — снова полюбопытствовал я.

— Вам всю книгу рассказывать? — наконец-то подал голос спутник девушки.

— Да нет, — возразил я, пожимая плечами. — Просто моя фамилия… — И я назвался.

Лица студентов разом вытянулись. Некоторое время они смотрели на меня, как на динозавра, вынырнувшего из глубины веков. Они переглянулись. Потом девушка произнесла с придыханием:

— Ну, надо же тебе! Такое совпадение!

— Никакое это не совпадение, — возразил я.

— Вы хотите сказать, — медленно выговаривая каждое слово, начал парень, только я не дал ему продолжить.

— Я хочу сказать, что я есть я, и всё. А для того, чтобы делать выводы, мне и надо было бы узнать хоть малую часть содержания данной книги. Тогда я бы смог сказать более определённо.

Девушка распахнула книгу, заложенную пальчиком с крашеным ноготком. Только тут я спохватился, что не обратил внимание на фамилию автора этого фолианта, но просить снова показать обложку было бы сверх всякой меры. Ничего не оставалось, как взглянуть на развёрнутые передо мной страницы.

Девушка убрала книгу. Я же стоял ошарашенный.

— Вам что-то это говорит? — спросил парень.

— Да-а. Разумеется, — очень медленно произнёс я.

— И что же, если не секрет? — кокетливо спросила девушка.

— Даже если я вам скажу, так вы всё равно не поверите. Так что давайте каждый останется при своём мнении. Только у меня к вам ещё одна просьба. На этот раз уже последняя.

Они вновь переглянулись и вопросительно уставились на меня.

— Покажите фамилию автора этой книженции, — попросил я.

Барышня, взглянув на своего сотоварища, не спеша, показала корешок. Я обалдел окончательно. Там была моя фамилия. Видно, мой вид был смешён, потому что девушка вдруг не выдержала и прыснула.

— Вам будет ещё смешнее, — обиженно и нарочито медленно произнёс я, — когда вы узнаете, что лицо, написавшее эту книгу, и её главный герой стоит перед вами собственной персоной. И это совсем не шутка или бред больного воображения. Хотите, я расскажу вам начало?

— А почему не конец? — поинтересовался парень, с издёвкой глядя на меня.

— Потому что книга была написана гораздо позже, чем я попал к вам. Поэтому я могу рассказать только до того времени, как оказался перед вами. А вот если бы вы показали мне концовку, я бы стал прорицателем в своём времени.

Они снова переглянулись.

— Эй! Дядя! Ты, кажется, рехнулся, — довольно грубо сказал парень.

— Дурак он и в Африке дурак, — беззлобно сказал я и повернулся, чтобы уйти.

— Погодите, — остановила меня его подруга, поднимаясь со скамьи. — У меня будет несколько вопросов к вам.

— Да брось ты, — одёрнул её спутник. — Он мог читать эту книгу. Как ты сможешь это проверить?

— Очень просто, — дерзко ответила девушка, стряхивая со своей руки руку товарища.

— Ну-ну! Интересно, — протянул он насмешливо.

— Болван ты, — вдруг ни с того, ни с сего сказала она. — Ты ведь даже не обратил внимания на то, что он тоже не знает, от чего книга так называется? А это, вероятно, можно узнать, только прочтя до конца. По его словам он до этого момента ещё не дожил и попал в наше время. И потом, он даже не знал, что написал книгу.

— Абсолютно верно, — согласился я. — Только беда ещё и в том, что я понятия не имею, как это смог попасть сюда. Да и куда, собственно говоря, я попал? Может, ответите? Я уже много времени брожу по мирам, но нигде мне не удавалось узнать или хотя бы догадаться, куда это меня занесло в очередной раз.

— Вот видишь! — торжествующе воскликнула будущая психолог.

Парень тоже как-то сразу подобрался и с большим вниманием и любопытством взглянул на меня.

— А как это вы попали в этот сад? — с подозрением в голосе спросил он.

— Понятия не имею, — искренне ответил я.

— Вот! — воскликнула девушка ещё громче. — Наконец и ты понял!..

Студент-психолог перевёл взгляд на девушку, аж приплясывающую от охватившего её возбуждения.

— Ты что? И впрямь решила, что этот сумасшедший из другого времени?

— А ты действительно полный идиот! — уже не сдерживаясь, выкрикнула девушка. — Ты посмотри, где следы? Откуда он пришёл?

Парень в недоумении огляделся вокруг. Тут и я сообразил, что следов моего появления здесь нигде нет. Только примятая трава под елью напротив.

— И это ещё не всё! — заговорщицки воскликнула юная сыщица, выхватывая книгу из рук своего сотоварища, затем, перекинув несколько страничек назад, довольно грубо сунула под нос парню. — На-а! Читай!

Я невольно подошёл ближе и тоже заглянул.

«Над моей головой раскинулась огромнейшая ель. Здесь под её громадными, развесистыми лапами было даже немного темновато. По другую сторону аллейки, чуть наискосок, на скамье девятнадцатого века (таких в наше время найти очень не просто, умели же когда-то делать лавочки удобные, отдохнуть было приятно) сидели парень с девушкой.»

В этом месте я невольно оглянулся на ель. Всё совпадало. Краем глаза заметил, что и парень также покосился в ту сторону. А девушка очень внимательно смотрела на нас.

«Эти двое читали одну книгу. Процесс этот их так увлёк, что они ничего не замечали вокруг. В наши дни найти читающих людей очень сложно, а тут аж двое, да к тому же молодых. Моему удивлению не было конца. Что это была за волшебная книга, так заинтриговавшая эту парочку?! Вопрос, конечно, был риторический, так как ответ можно было получить, только подойдя к ним и попросить взглянуть на корешок. Но они так мило склонились друг к другу и над книгой, что надо было быть большой свиньёй, дабы нарушить эту идиллическую картину. Правой рукой девушка то и дело поправляла спадающую на страницу каштановую прядь, не желавшую держаться там, где ей положено было находиться».

Тут студент взглянул на девушку, как бы желая удостовериться, что каштановая прядь на месте или вообще существует. Девушка в эту минуту вновь заправляла упрямый завиток в причёску. Я усмехнулся про себя, продолжая читать.

«Парень же сидел не шелохнувшись, как будто изваян из камня. Вероятно, он был близорук, так как очень низко склонился над книгой, поэтому лицо его рассмотреть было невозможно. Некоторое время я сидел в своём укрытии, только вскоре почувствовал, что начинаю замерзать. Действительно, под елью было довольно сыро. Я попытался отыскать более тёплое местечко, но не тут-то было. Для этого необходимо было выбраться из-под ёлки. Да вот сделать сие незаметно оказалось немного сложновато. Однако читающая парочка настолько увлеклась чтивом, что даже не заметила, как я оказался у них за спиной. Упускать такую возможность заглянуть в читаемую книгу, было глупо и я, затаив дыхание, осторожно наклонился над ними. Ну, надо же было именно в этот момент им перевернуть страницу. Девушка подняла голову и чуть не дала мне в челюсть. Я отпрянул. Она вздрогнула и обернулась».

— Ну, что ты скажешь на это? — торжествующе спросила девушка, отбирая книгу.

— Даже и не знаю… — изумлённо хлопая ресницами, выдавил из себя парень. — Ты же понимаешь, что это невозможно?! Это же…

— Понимаю, но как тогда ты это объяснишь? — Испытующе глядя на него, спросила студентка.

— Бред, да и только, — ответил тот.

— Нет, дорогой мой, — возразила она. — Это дикая реальность.

— Но этого не может быть!.. — вскричал оскорблённый таким поворотом дела парень.

— Я также думал, что не может быть, — вмешался я. — Но, как видите, я вот, а книга у вас. Может, вы поможете мне разобраться в происходящем?! — с надеждой в голосе спросил я.

— Какая чудная сцена! — раздалось слева от меня.

Я оглянулся. Рядом стояла девушка с иссиня-чёрными, распущенными по плечам волосами, перехваченными алой лентой. Её серо-стальные глаза безо всякого интереса смотрели на молодых людей. На правой руке чуть выше локтя был ажурный золотой браслет, а на среднем пальце левой сверкал приличных размеров бриллиант. Алая лента скользила над бровями девушки, поддерживая изящную чёлку, и уходила за маленькими ушками с золотыми серёжками на скрытую причёской шейку. Ещё меня поразил торчащий в густых прядях, отблёскивающий изумрудным цветом небольшой гребень.

— И что вы меня так рассматриваете? — не совсем дружелюбно осведомилась она у меня, не отводя, впрочем, взгляда от молодой пары.

Я смутился и опустил глаза.

— Простите, — пробормотал я извинение.

— Ладно, на первый раз прощу, — согласилась она и продолжила, обращаясь к моим собеседникам. — Так вы не станете возражать, если я заберу от вас этого разглядывающего хорошеньких женщин типа, — она кивнула в мою сторону.

— Ну, знаете ли! — возмутился я.

— Знаю, — ответила девушка, перебивая меня тем самым, не давая ничего больше сказать и на всякий случай ладошкой прикрывая мне рот.

Я, закипая, схватил её за руку, чтобы с негодованием отбросить, но незнакомка не позволила этого сделать. Мягко, но настойчиво, она отняла мою руку от своей, и потянула за собой по аллейке в сторону, откуда пришла. Студенты-психологи в недоумении смотрели нам вслед. Я же был не меньше их поражён той бесцеремонностью, с какой эта особа уводила меня от возможной разгадки. Но самое поразительное было то, что я безропотно последовал за ней! Куда девалось моё самолюбие и свободолюбие?! И лишь когда мы скрылись за поворотом я смог выдавить из себя:

— Не будете ли вы так любезны объяснить, куда это меня транспортируют столь необычным способом?

— Туда, где вы не станете задавать дурацких вопросов.

— Простите, но вы, как мне кажется, не очень-то и любезны. То соизволите меня обозвать «типом», то «дурацкие вопросы». Слышать такое от столь симпатичной девушки для меня лично не очень привычно, если не сказать больше.

— Для меня тоже, но с вами по-другому нельзя. Иначе вы начнёте задавать ещё большее количество ненужных вопросов, а у меня нет времени отвечать на них.

— Вы знаете, а у меня есть время задавать их. Самое интересное, что мною играют, как игрушкой, швыряют по мирам и временным поясам, а я не должен знать, что со мной происходит! Не кажется ли вам сие весьма странным?! — взорвался я и остановился.

— Ну, коли вас не интересует собственная судьба, так оставайтесь здесь, — и она, повернувшись, пошла по аллейке.

Я, долго не размышляя, повернул назад, но не успел сделать и полшага, как из-за поворота вышли три здоровенных мужика. Увидев меня, они, как по команде, бросились ко мне. Я не успел даже глазом моргнуть, как оказался схвачен и скручен. Один из моих захватчиков вытащил из кармана наручники и с ухмылкой застегнул их на моих запястьях. Тут вновь появилась та самая девушка, что пыталась меня утащить.

— И что дальше будет? — совершенно спокойно спросила она у троих лбов.

— То есть как?! — не поняли они.

— А вот так, — продолжила барышня, — Сейчас вы его отпустите, и я сама отведу, куда следует. Тем более, что он не возражает. Так зачем прибегать к силе?

— А не сбежит? — спросил один.

— Нет.

— Хорошо, но мы пойдём неподалёку сзади, на всякий случай, — согласился другой.

— Ладно, только наручники-то снимите, — потребовала моя спасительница.

— А зачем? — спросил старший.

— Напты, идиот! — срывающимся от гнева голосом негромко сказала девушка.

Охранник достал из кармана ключ и нехотя снял с меня наручники. Никогда в жизни мне не приходилось носить эти браслеты. Всё в жизни можно представить, но почувствовать свою беспомощность, оказавшись с закованными руками… Признаюсь, для меня это было потрясением и открытием сразу. На этот раз я не стал сопротивляться девушке и понуро побрёл рядом с ней, даже не пытаясь заговорить.

— Вот так-то будет лучше, — наставительно сказала она, когда мы немного удалились от троих мужиков.

Я благоразумно промолчал. Да и что можно было сказать? Сзади, шагах в двухстах, шли мои тюремщики. Но всё-таки я украдкой осматривался и готовился сбежать. Правда, куда? Этого мне никто подсказать не мог. И тут девушка очень тихо заговорила.

— Не оборачивайтесь и не задавайте ненужных вопросов. Слушайте и запоминайте. Сейчас мы будем проходить мимо остановки экскурсионного автобуса. Он будет стоять на посадке. Вернее, уже будет отъезжать. Постарайтесь вскочить в закрывающиеся двери на ходу. Сможете? Не кивайте, лучше просто моргните.

Я моргнул.

— Ну, тогда внимание. Сейчас за поворотом. Будьте готовы. С Богом! Удачи!

— Как Вас благодарить? — одними губами прошептал я.

Она так глянула на меня, что мне больше не захотелось спрашивать. Мы повернули, и тут же я увидел уже двигающийся автобус, сборки конца двадцатого столетия, что-то вроде «ЛАЗА». Створки двери задней площадки уже смыкались, когда я, сорвавшись с места, одним прыжком вскочил на ступеньку. Дверь тут же захлопнулась, и машина рванула с места. Мне даже показалось, что водила был в курсе этой операции, а иначе бы как это могло так произойти само собой?! Я не стал пробираться вперёд, даже не осмотрелся, а устроился в уголке на заднем сиденье, чтобы особо не мельтешить. События последних часов или дней настолько вымотали, что не заметил, как задремал. Ровное гудение двигателя и приятное покачивание способствовали этому. Проснулся оттого, что кто-то довольно грубо тряс меня за плечо. Первым делом мелькнула мысль, что это тюремщики, совершенно непонятным образом, догнали автобус и сейчас пытаются разбудить. Я даже сразу не стал признаваться, что проснулся, но тут меня так тряхнули, что глаза сами собой открылись. Передо мной стоял шофёр.

— Вставайте, приехали, — наконец-то разобрал я сказанные им слова.

— Спасибо, — буркнул я и соскочил на землю.

Дверь тут же закрылась, и автобус скрылся в клубе придорожной пыли. Странное это было место, а, главное, непонятно, с чего водитель решил, что сие и есть моя остановка? Здесь, в общем-то, никаких знаков стоянки не было. Я находился между двух дорог. Прямо было асфальтовое шоссе с лесом, начинающимся на обочине. За спиной был грунтовой тракт, по которому меня привезли сюда. За ним тянулись виноградники. Хотя это было не совсем так. К этому тракту перпендикулярно подходил такой же, у которого слева шёл виноградник, а справа тянулся такой же лес, какой был за асфальтовой дорогой. Только деревья в последнем были, на мой взгляд, более старые. Правда, как на рисунке школьника, на стыке этих двух грунтовок была тропинка, уходящая в молодой лес под сорок пять градусов. Я покрутил головой, но ничего придумать не смог. Человеческого жилья нигде не было видно. Потоптавшись немного, двинулся к тропке и, несколько задержавшись, всё-таки решился и пошёл по ней в глубь леса. Буквально через несколько шагов дороги исчезли за деревьями. Моя дорожка, виляя и ныряя, уходила всё глубже и глубже в лес. Высокие деревья, переплетаясь ветвями над головой высоко вверху, образовывали что-то наподобие туннеля. Местами мой путь опускался в неглубокие овражки, и только один раз поднялся на маленький холмик. Как-то совсем неожиданно предо мной открылась полянка. Она была сплошь усыпана цветами. То тут, то там бросались в глаза яркие маки, жёлтый бессмертник, синие васильки, ядовито-зелёная белена и даже несколько ландышей. Прям живой ковёр. Мне даже жаль стало идти по такой красоте, ведь стёжка здесь заканчивалась. Продолжая любоваться прекрасным видом, я стал продираться вокруг поляны за деревьями, узнавая всё новые и новые цветы. Почти на противоположной стороне тропинка снова появилась. И вновь деревья окружили меня. Тропка то утончалась до ширины ступни, то скрывалась под густыми кустами ежевики. Приходилось постоянно приглядываться, чтобы не потерять её. Вдруг деревья снова расступились, и я вышел на лесной тракт. Это была обыкновенная грунтовая дорога, проложенная, вернее, образовавшаяся от непрерывного проезда по ней множества телег. На обочине, как доказательство моей сообразительности, лежало старое сломанное колесо со следами засохшей смазки и деревянными спицами. Но вскоре лесной шлях ушёл вправо, а моя тропинка продолжила свой бег в прежнем порядке. Странный это был какой-то лес. Птиц в нём я так и не услышал. Даже скрипа старых, рассохшихся стволов и то не было. И тёмный он был какой-то. Солнце совсем не пробивалось сквозь густые сучья. Трава в некоторых местах достигала мне до груди. Не мудрено было заблудиться в таком лесу. Я шёл и думал о своих приключениях. Только теперь вспомнилось, что автобус был совершенно пуст. Может быть, это был только антураж?! Странная дремота и всякие незнакомки, вытягивающие меня из различных неприятностей. Всё требовалось хорошенько обдумать, и я думал, механически продолжая следовать за тропинкой. Почему я выбрал именно её? Видно, так надо было. Но, ведь идти по дороге было гораздо легче и больше шансов не заблудиться, и всё-таки я пошёл нестандартным путём. Почему?! Ответа, конечно же, не было. Лес незаметно поредел, и тут моя стёжка нырнула в довольно глубокий овраг. Выбравшись на противоположную сторону и сделав пару шагов, я сразу же оказался на опушке леса. Мой путь пересекала грунтовая дорога, за которой было огромное пшеничное поле, в глубь которого уходила, всё также виляя, моя тропинка. Я пересёк грунтовку и вступил в пределы колосящейся пшеницы. Однообразность картины, окружающей меня, утомляла. Продолжая размышлять, я всё дальше уходил от странного леса. Здесь на открытом пространстве солнце жгло нещадно. После лесной прохлады это очень скоро почувствовалось. Воздух был неподвижен. А ещё вскоре на горизонте появилась чёрная черта. Я оглянулся. Леса не было видно. Только на том месте, как будто внизу, клубилась голубая дымка. Я приставил руку козырьком и попробовал разглядеть хоть какие-нибудь подробности, но безрезультатно. Определить расстояние хоть на глазок мне не удалось. Тогда попробовал проделать то же самое с чёрной чертой впереди. Результат был прежним. Наклонившись, сорвал колосок и, извлекая из него молочные зёрна, продолжил свой путь в неизвестность. На этой стороне поля была точно такая же дорога, как и с противоположной. У моих ног развернулась великолепная панорама села, лежащего в глубокой ложбине. Сразу за грунтовкой начинались огороды. Прямо передо мной, чуть правее, стояла одинокая среди этого однотравья вишня. Левее красочно вырисовывался стог сена. Дальше начинался виноградник, а в самом низу, утопая в зелени садов, проглядывали белые домики селения. Я двинулся через дорогу к своей тропке. Теперь она не виляла, а шла прямо вниз — сначала среди виноградника, а затем сквозь кукурузную полосу, потом через обыкновенный огород к двум высоким орехам, стоявшим, как часовые, у калитки плетня. Слева от деревьев, под разделительным забором, приютились несколько кустов агруса. В этом месте прежний огород делился на два, ограждаемый дощатым забором, увитым хмелем, соседей, другой же обыкновенный из старинного хворостника. Справа начинался сад. За плетнём раскинулся небольшой овощной огородец с грядками капусты, моркови, лука, чеснока и тому подобное. Я отворил калитку и пошёл дальше к следующей, которая, в свою очередь, выходила во двор. Слева была стена маленькой кухоньки, а справа ограждение для цыплят, которые так пищали, что казалось, будто их там тысячи, а не несколько десятков. От солнца последних укрывала крона яблони, кажется, золотой налив. У задней стены летней кухни пристроилась чёрная шелковица. Я с завистью глянул на темнеющие высоко над крышей ягоды. Дальше справа была беседка, укрытая, кроме своей крыши, кроной черешни. Слева, напротив дверей кухни, стоял молодой, но развесистый орех, под которым уютно расположился стол. Вокруг него сидело несколько обедающих человек, вероятно, семья. Дальше, слева, чуть в глубь двора, начинались пристройки, вплотную примыкающие к дому. У крыльца последнего стояла старая, белая шелковица. Справа, за беседкой, продолжался забор, ограждающий сад. За беседкой была собачья будка, которую я сразу и не заметил, но благодаря звонкости лая её владельца, это не стало большой неожиданностью с последствиями. Собака оказалась на цепи и рвалась с неё, как бы пытаясь повеситься на собственном ошейнике. Я подошёл к столу и извинился. На меня глянули четыре пары глаз, но без всякой опаски. Пожилая женщина поднялась.

— Присаживайтесь, — пригласила она. — Гостем будете. Откушайте с нами.

— Благодарю вас, — с чувством признательности в голосе, произнёс я. — Но я лучше пойду. Незваный гость хуже… Ваша собака не достанет до ореха?

— Нет, — ответил мужик, как-то очень странно глядя на меня. — Можете идти ближе к дому. Она не достанет. Пуфик! Ша-а! В будку! — прикрикнул он на собаку.

— Спасибо, — поблагодарил я и пошёл по указанному пути.

Слева за домом расположился палисадник с высокой яблоней в центре. Забор изнутри был тёмно-жёлтый, снаружи оказался ярко-красный. Я вышел на деревенскую улицу. Меня ожидало очередное новшество. Здесь другой стороной улицы были сады, прорезанные глубоким оврагом с ручьём на самом дне. Дома же другого бока улицы стояли своей обратной стороной. Дико и непонятно. Это что?! Просто неуважение или нежелание видеть соседей?! Влево, по дороге, на которой я оказался, дома стояли далеко друг от друга, а справа сплошным рядом заборов уходили вдоль рыпы. Я вздохнул и пошёл вправо по односторонней деревенской улице. Слева то и дело вырастали журавли колодцев. Дома стояли торцом к улице. Все они были такие разные!.. Белые с чёрной каймой по фундаменту, голубые с такой же каймой, белые с лепными фигурками птиц и животных, с такими же фигурками на фронтонах и гребешках крыш, но ни один дом не был похож на другой. Были и серые, цементные, и даже с соломенной крышей. Наконец улица упёрлась в расширяющийся овраг. Здесь же свернула вправо и вверх. Однако подъём долгим не был. Дальше следовал поворот налево. Здесь уже улица приняла обычный вид двурядных строений. Только слева стояли какие-то административные одноэтажные домишки. Вскоре мне довелось в этом убедиться лично. Тут устроилась и чайная, и столовая, и магазин со звучным названием «Гастроном», и хозяйственный магазин с не менее интересным названием «Домовой». Интересно, там что, домовыми торгуют?! Я улыбнулся, но заходить не стал, а двинулся дальше. За всеми этими строениями оказался мост через овраг. Я свернул на него и глянул вниз. Здесь высота была очень даже приличная, и ручей был уже не ручьём, а небольшой, но довольно быстрой речкой. Постояв так немного и полюбовавшись на чистую воду, несущуюся куда-то под мост, я направился дальше, придерживаясь ручья, только на этот раз он был у меня уже с правой руки. Как-то незаметно рыпа отдалилась. Между мной и дорогой, выросли новые дома. Но рассмотреть их я не успел, так как вдруг увидел, что мои ноги принесли меня прямо в широко отворённые ворота деревенской церкви. Я изумлённо уставился на паперть, на купола, на колокольню и никак не мог понять, почему не заметил её раньше?! Двери были распахнуты настежь. Поднявшись по ступенькам, заглянул внутрь. У алтаря стоял поп. Услышав мои шаги, он оторвал взгляд от громадной книги, которую читал, и, слегка улыбнувшись, а, может, мне это лишь показалось, кивнул, мол, заходи. Я вошёл. Со стен на меня смотрели чёрные лики святых. К моему сожалению и стыду должен признаться, что в их именах был полный профан. Подойдя ближе к служителю, я остановился в двух шагах, не зная, что делать дальше. Он смотрел на меня, не мигая и не отрывая взгляда. Потом, насмотревшись, тихо сказал:

— Доброго здравия, заблудившийся!

— Добрый день, — ответил я и спросил. — А почему заблудившийся?

Он как-то печально посмотрел на меня и ничего не ответил, только махнул рукой в сторону одной из икон, как бы предлагая взглянуть на неё. Я так и сделал. Но икона была, как обычная икона. Изображала она женщину с младенцем. Я подумал, что это Дева Мария, но батюшка, как будто угадав мои мысли, покачал головой.

— Нет, молодой человек. Это ваша хранительница. Вы для того сюда и пришли, чтобы увидеть её.

— Я?! — Моему изумлению не было конца. — Да я и понятия не имел о том, что у меня такая есть! И вообще, что такие существуют!

Батюшка как-то странно ухмыльнулся и вновь махнул рукой. Я опять, как по приказу, обернулся на икону. Там была молодая девушка необыкновенной красоты. Что-то смутно знакомое мелькнуло в мозгу, но тут же икона приняла изначальный вид. Я тряхнул головой.

— Вы что? Наваждением занимаетесь в храме?! — не очень дружелюбно спросил я.

— Глупо, молодой человек, — отчитал он меня. — Я здесь не для того, чтобы объяснять. Побудьте здесь один некоторое время и подумайте в одиночестве. Вам даётся возможность такая, так воспользуйтесь ею сполна. — И он ушёл за алтарь, оставив книгу на месте.

Я хотел было полюбопытсвовать, что это за книга, но потом передумал и подошёл к своей хранительнице. Картина была самая обыкновенная. Наверно, такую может написать всякий мало-мальски рисующий, поэтому до меня никак не доходило, что в ней необыкновенного. Подойдя почти вплотную, я вдруг почувствовал непередаваемый восторг и облегчение. Моей усталости как не бывало. Явно ощущалось, как меня очень нежно ласкают, гладят и прижимают к чему-то тёплому и доброму. Такого блаженства мне не доводилось испытывать никогда в жизни, и тогда я полностью отдался всем чувствам, на какие только был способен.

Очнулся я от прикосновения. За моей спиной стоял невысокий бородатый мужик с огромной связкой амбарных ключей.

— Молодой человек, пора закрывать, — сказал он и многозначительно позвенел ключами.

— Да-да, — согласился я и очень медленно, постоянно оглядываясь на икону, пошёл к выходу.

Солнце уже садилось. Сойдя с паперти, я бездумно повернул налево и, обойдя церковь, оказался на сельском погосте. Тут и там неровными рядами торчали кресты. Одни красовались на высоких могилах, а некоторые вырастали прямо из-под земли. Я пошёл между ними, разглядывая надписи на дощечках. У одной вдруг замер. Там была еле видна очень знакомая мне фамилия. Подойдя ближе, наклонился ниже и разобрал надпись. Так и есть. Это была могила моего деда по матери. Я отшатнулся. Сколько же лет прошло со дня его смерти, а я ни разу в жизни не был у него на могиле. Даже не знал, где он был похоронен. Сделав шаг назад, упёрся спиной в очередной крест. Машинально взглянул на дощечку и обомлел. Здесь лежал мой прадед по материнской линии. Складывалось впечатление, что все кресты родственников решили меня обступить, дабы напомнить о себе. Неприятный холодок пополз за воротник. Я сделал шаг в сторону и снова наткнулся на крест. Мелькнула полустёртая табличка с инициалами моей прабабки. Я шарахнулся в другую сторону и опять же наткнулся на крест. Только на этот раз не стал смотреть, чей он. Это походило на окружение. Мистический страх липкими пальцами схватил за горло. Осторожно оглянувшись, заметил, что церковь находилась достаточно далеко за моей спиной, и кричать, звать на помощь было бесполезно, да и кому кричать?! Ведь её закрыли при мне. И потом стыдно как-то, ведь солнце ещё висело над верхушками деревьев. Я сделал шаг, и тут земля ушла из-под ног. Я упал ниц и, спружинив на руках, вскочил, как олимпийский чемпион-прыгун в высоту. На том месте, где я только что стоял, зияла, приличных размеров, дыра и в ней что-то копошилось живое. Дикий ужас охватил меня, но тут память услужливо подсказала, что это всего-навсего крот.

«Тьфу ты, чёрт!» — сплюнул я в сердцах. Никогда бы не подумал, что я такой трус. Но факт был налицо. В каком-то отупении смотрел на исчезающую дыру в земле практически посреди какой-то могилы. Что-то мягкое, мокрое и холодное осторожно коснулось моей опущенной руки. Прикосновение было таким трогательным, что испугаться было просто невозможно. Я глянул вниз. У моих ног стояла обыкновенная дворняга.

— Эх ты! — наклонившись, ласково потрепал псину по холке. — Бедняга. Пошли отсюда.

Животное как будто поняло меня и, крутнувшись на месте, затрусило между могил к одиноко стоящему в стороне склепу. Мне ничего не оставалось делать, как поплестись следом. Остановившись у низкой дверцы, собака подождала меня и нырнула за угол. Я тупо уставился на чуть приоткрытую створку двери. Из-за угла высунулась морда собаки и вопросительно взглянула на меня. Тут я очнулся и расхохотался сам над собой. Почему-то мне показалось, что собака исчезла совсем. У страха глаза велики. Продолжая улыбаться, я завернул за угол. Мой провожатый, одобрительно махнув хвостом, потрусил прочь за пределы кладбища и села. Вскоре кресты остались далеко позади, а вместе с ними улетучились и глупые страхи. Как долго мы шли, не знаю, но в какой-то момент я вдруг понял, что собака берёт слегка вправо. Видно, так оно и было, потому что вскоре предо мной открылась панорама маленькой речушки в неглубоком овражке. Тут я догадался, что это та самая рыпа, что пересекала покинутую мной деревню. Вдоль бережков то тут, то там торчали высокие тополя. Вокруг валялись сухие ветки, клоки сена, старые, прошлогодние, пожухлые листья. Вода в речушке была довольно чистая, однако утолить жажду было не так уж и просто, так как берег оказался сплошным топким болотом. Я остановился у сухой границы, размышляя, каким это образом добраться до воды и напиться. Делать было нечего, и тогда я стал собирать сушняк для костра. Собака поначалу с любопытством ходила за мной, как бы наблюдая, чем это я таким занимаюсь, а потом вдруг бросилась в кусты и исчезла. Через несколько минут я услышал рычание, и из кустов высунулся зад псины с неизменным хвостом-крючком, а ещё через мгновение появилась собачья голова с зажатым в зубах корнем небольшого сухого деревца. Выглядело это так смешно и в тоже время поучительно, что я, бросив свои жалкие веточки, побежал на помощь кобелю. Вскоре запас дров на ночь был более чем достаточным. Пришло время задуматься, как зажечь эту кучу хвороста. Солнце уже давно село и стало совсем темно. Луны не было. Практически на ощупь я нашарил два каких-то камешка и стал ими с остервенением стучать, пытаясь выбить хоть искру. Не знаю, как долго это длилось, но руки мои стали неметь, когда выскочила искорка и клочок сена, заменяющий мне трут, затлел. Очень аккуратно я раздул робкий огонёк и сунул пылающий клок в общую кучу сена. Оно вспыхнуло, как порох с лёгким шлепком. Из темноты появилась собака. В зубах она держала суслика. Я усмехнулся и махнул рукой, мол, ешь сама, но умный пёс положил добычу у моих ног и отошёл в сторону, хотя у самого слюнки текли. Я взял суслика, подержал секунду и с командой «на!» бросил псу. Тот на лету поймал пищу и, деликатно отойдя в сторону, принялся чавкать и хрустеть. У меня же пропала охота лезть через болото к воде. Сидя у костра, то и дело подбрасывал сухие сучья во всепожирающее пламя и думал, глядя на пляшущие языки огня. Люблю смотреть на костры. Когда-то много-много лет назад, будучи ещё совсем малышом, я разжёг свой первый костёр. Было это так давно!.. Перед глазами ярко проявилась картинка прошлого. Настолько реально, что невольно стал всматриваться в пустоту ночи. Белое поле тундры казалось таким естественным, что я поёжился от холода. Вокруг стояла такая тёмная, безлунная ночь, какие бывают лишь на картинках в календарях, да и то чёрно-белых. Фонари далёкого посёлка сливались с мерцанием загадочных созвездий. На белом саване тундры нелепо торчала гора ящиков, досок и прочего хлама. Венчалось это сооружение высохшей и давно осыпавшейся елью. Я присел у основания этой груды, пытаясь поджечь кусок бумаги, подсунутый под картонную коробку. Но то ли спички отсырели, то ли бумага была не совсем сухой, только загораться она не желала. Я оглянулся в поисках бутылки с бензином, прихваченной специально для этого случая. Она спокойненько торчала из сугроба чуть в стороне, заткнутая туго скрученным куском плотной бумаги вместо затычки. Дотянувшись до неё, зубами выдернул импровизированную пробку и выплюнул в общую кучу. Потом основательно полил ком газет вместе с коробкой и, сунув в середину кучи опустевшую посудину, чиркнул спичкой. На этот раз костёр вспыхнул сразу и весело. Я поднялся и отошёл на пару шагов назад, разглядывая дело рук своих. Кострище разгоралось очень быстро. В безветренную погоду языки пламени неестественно ровно, как по линеечке, тянулись вверх к чернильному небу. Где-то далеко за линией огня проявились тёмные силуэты далёких строений. Я стоял и любовался костром, потом уселся прямо в снег и продолжил свои наблюдения. Искры рассыпались фейерверком в разные стороны и, пылающими звёздочками комет оставляя за собой тонкие, едва видимые реверсионные следы, исчезали в глубине ночи. Мне никогда не приходилось сочинять стихов, таланта не было, да и особого желания или тяготения не возникало, но тут что-то прорвало, и в голове сами собой сложились строки. Глядя в огонь, я затуманенным гипнотическими языками пламени взором увидел арену, затемнённый зал и в центре человека с огненными булавами. И над всей этой картинкой название, довольно странное:

Выхватив из костра обгорелую и заострённую пламенем палочку, быстро и не совсем ровно начертал сложившиеся стихи на чистом листе тундры. Снег вокруг стал мягкий, податливый, как раз для игры в снежки. Я поднялся на ноги и с высоты взглянул на результат. Впечатляло. Немного подумав, дописал внизу своё имя и фамилию, как будто кто-нибудь сможет сие прочесть. Усмехнулся и рядом нарисовал смеющуюся рожицу. Поколебался, и написал вязью вокруг мордашки «вечность», и выбросил, ставшую не нужной пишущую принадлежность в догорающий костёр. Постепенно пламя стало опадать, увядать, как не политый цветок в горшке на окне. Спустя ещё некоторое время костёр совсем погас. И вновь вокруг воцарилась тёмная, непроглядная ночь. На месте кострища, на девственно белом снегу осталось чёрное, грязное пятно, видное издалека, и немного неровные строки стихотворения. Постояв ещё немного, я пошёл к посёлку. Идти по непротоптанному, глубокому снегу без лыж было непросто. Но не так уж далеко я находился, чтобы жаловаться на трудность продвижения. Тем более, что никто меня сюда не гнал. Добравшись до ближайших домов, поторопился выбраться на дорогу. Здесь идти было гораздо легче. Меня окружал всё тот же посёлок со странными домами-бараками, парадными трансформаторными будками, деревянными тротуарами, замёрзшими лужами и всё тем же однообразным забором-штакетником. Иногда всё же встречались интересные вещи. К примеру, у ледяного катка стояла громадная ель, украшенная цветными лампочками. Кое-где виднелись игрушки. Подле лесной красавицы устроились ростом с неё снежные фигуры деда-мороза и снегурочки. Чуть поодаль расположились снеговик с ракетой. Удивительнее всего было то, что через дорогу от этого ансамбля находилась точная его копия. А над дорогой между ними растянулись провода в цветных огнях со звездой посередине. Всё горело и переливалось. Но вот зрителей не было. Над землёй плыла полярная ночь.

Сколько я бродил по этому странному населённому пункту, не знаю, только совершенно непонятным образом оказался у бревенчатого двухэтажного дома. Из окна напротив лился ровный, приятный глазу мягкий голубоватый свет ламп дневного освещения. Сквозь тюль просматривалась комната. Слева в дальнем углу располагалась высокая кровать, видно с периной, так как была она неестественно высока, накрытая красивым покрывалом с кистями по краям. Справа виднелся телевизор на коротких ножках. Под самим окном находился круглый стол. Что за дикая любовь в этом посёлке у людей к круглым столам?! Слева от окна выглядывала огромная цветущая китайская роза. Это было здорово! Среди глубоких снегов нежные цветы юга! Прямо посреди стола пристроилась на высокой тонкой ножке хрустальная ваза, наполненная до краёв апельсинами и шикарными, громадными персиками. Шкурка последних была так тонка, что даже сквозь промёрзшее стекло просвечивала мягкая, сочная плоть. В глубь комнаты видно не было, так как я стоял ниже края окна, и потому приходилось немного задирать голову и вставать на цыпочки, чтобы рассмотреть всё это. Мешали видеть внутренность помещения также и наклеенные прямо на стекло бумажные украшения. Да и портьеры были слегка сдвинуты. Почему-то в этой комнате никогда никого не было. Я подошёл совсем близко к окну, буквально носом воткнулся в него, пытаясь разглядеть что-нибудь, похожее на человека, но безрезультатно. Тогда прижался лицом к холодному стеклу и проснулся. Собака толкала меня своим мокрым носом прямо в мой нос.

— Эх ты! — потрепал я её по шее. — Дурашка. Зачем разбудил, а?! Скучно?

Пёс внимательно смотрел мне прямо в глаза. Что он хотел сказать? Я, разумеется, не понял. Звёзды на западе потускнели. Моё кострище ещё тлело. На всякий случай подкинул несколько сухих сучьев и раздул пламя. Как-то не хотелось снова прибегать к опыту предков в извлечении огня. Собака продолжала наблюдать за мной. Я поднялся и сделал несколько физических упражнений, так как все мои члены затекли от неудобной позы, в которой уснул. Странное животное всё так же продолжало смотреть на меня. Это непонятное поведение насторожило. Что-то было не то. Я оглянулся. Вокруг стояла глухая тишина и ни души. Взглянув на собаку, проследил за её взглядом. Она смотрела только на меня. Осмотрев свою одежду, и ничего не найдя, сунул руку в карман. О-о! Диво! Там была небольшая горбушка хлеба. Откуда она у меня взялась?! Что-то я не помнил о её наличии вчера, когда умирал от голода. Но задавать ненужных вопросов не стал, всё равно отвечать было некому, а просто разломил, сей малюсенький кусочек на две приблизительно равные части, и отдал одну собаке, вторую же практически целиком сунул в рот и с наслаждением стал жевать сухой хлеб. Конечно же, это совсем не утолило голода, скорее наоборот. Ко всему прибавилась сильнейшая жажда. Собака же, проглотив свою порцию, удовлетворённо уселась напротив и принялась облизываться. Я поднялся и побрёл вдоль бережка, отыскивая наиболее удобное место, дабы добраться до воды. На одном клочке поверхность грунта была сухой почти до самого ручья, и я наивно предположил, что тут-то и можно напиться. Первые шаги по столь зыбкой почве меня не насторожили. Да и как это могло произойти, если земля под ногами была самая что ни на есть настоящая. Только когда до желанной влаги оставался всего лишь шаг, подлое болото разверзлось подо мной, и я почти сразу ушёл в густое месиво по грудь. Естественное желание тут же выскочить привело только к ощутимому погружению. На ноги как будто нацепили колосник. Меня неудержимо засасывало. Единственное, что удалось, так это выдернуть руки и положить их плашмя, чтобы увеличить площадь опоры. Погружение немного замедлилось и, когда жижа достигла моего подбородка, совсем прекратилось. Я стоял на носочках, едва не хлебая грязь, не имея возможности позвать на помощь, хотя звать-то было всё равно некого, не то, чтобы шевельнуться.

«Вот и напился, — мелькнуло в мозгу. — Сейчас напьёшься на всю оставшуюся жизнь». Находясь в таком положении мне не было видно происходящего на берегу. Как долго предстояло продержаться, разумеется, никто не знал. Ног я уже давно не чувствовал, а руки так затекли, что о них и вспоминать не хотелось. Где-то вдалеке послышался треск мотоцикла. Он приближался и почти рядом заглох, однако для меня это не имело никакого значения. Кричать не было возможности, а увидеть меня с берега в сумраке ночи на тёмной воде было бы невероятным везением. Только судьба и на этот раз была на моей стороне. С берега донеслось:

— Не шевелись! Держи верёвку, но пока я тебя не заарканю, не хватайся за неё руками. Уйдёшь под воду, тогда каюк!

Сказать, что я был потрясён, значит, ничего не сказать. С первой попытки петля не попала, как и со второй, а шлёпнулась около. Но когда верёвка больно хлестнула меня по голове, я даже обрадовался, только ничего делать не стал, а подождал инструкций своего спасителя. Он не заставил себя ждать.

— Теперь слушай и запоминай! Постарайся набрать воздуха, как можно больше, и только после этого попробуй одним движением всунуть руки в петлю вместо головы. От этого движения ты уйдёшь под воду, но руки окажутся захлёстнуты. За них-то я тебя и вытяну. Но без переломов и прочих прелестей не обойтись, так что будь готов!

Я сделал несколько глубоких вдохов и, набрав полную грудь, насколько было возможно в таком положении, одним рывком схватился обеими руками за спасительную петлю. Это меня и спасло! Хватка моя оказалась гораздо прочнее, чем затянувшийся аркан. От таких резкостей жижа подо мной разверзлась и с громким чмоканьем втянула моё грешное тело в своё вонючее нутро. Плотная грязь сомкнулась вокруг и стала сжимать в своих безжалостных объятиях. Погружение продолжалось. Воздух, набранный заранее, стал освобождаться быстрее, чем мне бы хотелось. Жуткая мысль мелькнула: а вдруг он не вытянет, тогда это конец! Но тут мои руки поднялись вверх, и страшная боль пронизала насквозь. Последнее, что осталось в моей бедной голове, — так это медленное, но уверенное движение на поверхность к просыпающемуся миру.