Сад фонтанов

Глава 5 НЕВЕСТА

Яркое утреннее солнце заливало своим ослепительным светом окружающий мир. Воздух наполнялся колокольным звоном. Звуки различной высоты стелились по земле. Преобладающим всё же был низкий, набатный гул. Так, наверное, в Древней Руси звонили во время пожара. Я поднял голову и осмотрелся. Как ни странно, но вблизи, точнее, буквально у меня под самым носом торчала чёрная, замшелая, бревенчатая стена. Я повернулся в другую сторону и чуть не взвыл от боли, пронзившей моё растерзанное тело от макушки до кончиков больших пальцев на ногах. Было очень сильное ощущение, будто по мне проехался асфальтовый каток для утрамбовки дорог. Немного отлежавшись, пережидая, когда основной приступ боли отпустит, аккуратно подтянул ноги и сел. В затылке тупо стучал молот. Прислонившись к стене, снова осмотрелся, но теперь уже не мотая головой, уподобляясь лошади. Напротив была такая же деревянная стена, как и та, на которую я опёрся. Проход между ними был около двух метров. Придерживаясь за торчащий из бревна сучок, я поднялся на ноги. Колени дрожали от напряжения. Где-то за стеной, справа, слышался ропот огромной толпы. По отдельным выкрикам и доносящимся до меня репликам было понятно, что кого-то ищут, и этот кто-то был здесь рядом. Продолжая придерживаться за стену, я сделал шаг и тут же рухнул ничком. Видно, всё-таки сознание на короткое время покинуло моё грешное тело. Когда же оно вернулось, пришлось повторить процедуру возвращения себя в вертикальное положение. На этот раз, прежде чем сделать шаг, внимательно осмотрел пространство перед собой. Как ни странно, но на земле не было даже самой малюсенькой кочки, за которую можно было бы зацепиться. Удивлённый этим обстоятельством, я глянул себе на ноги. Насколько можно было судить, повсюду царило лето, а на моих нижних конечностях были самые настоящие меховые унты. Сказать, что я изумился, значит, ничего не сказать. Впервые в своей жизни я не поверил собственным глазам и принялся ощупывать своё одеяние. О-о! Великий Бог! На мне была огромных размеров тяжеленная меховая шуба. Память услужливо предложила назвать это кафтаном. Странно, но я никогда в жизни не видел кафтанов, даже в кино. Приподняв полы своего ну уж очень диковинного одеяния, осторожно ступая, двинулся вдоль жуткой изгороди вперёд, держась так, чтобы звуки разъярённой толпы оставались справа. И тут где-то недалеко сзади раздался ликующий вопль не оставляющий никаких сомнений, по какому поводу он был испущен. Преследователи увидели свою жертву. Я оглянулся. Ко мне из-за поворота неслась толпа ободранных мужиков с дубинами и топорами наперевес. Не надо было много ума, чтобы понять, за кем они гонятся, ведь кроме меня здесь никого не было. В одно мгновение я сбросил с себя мешающую шубу и, забыв о боли, взмыл на гребень четырёхметрового забора слева. Как мне это удалось, я так и не понял ни тогда, ни потом. За стеной позади на мгновение мелькнула площадь, переполненная народом. За стеной передо мной оказался огромнейший двор с несколькими деревянными домами. Спрыгнув вниз, я со всех ног бросился к ближайшему. Однако, видно, удача решила со мной поиграть. Двери были наглухо заперты. Из-за стены раздались возмущённые вопли моих преследователей. Это подстегнуло меня. Пропустив несколько домов, подбежал к двери одного наиболее мощного строения. На этот раз дверь была открыта. Вскочив внутрь, первым делом наглухо запер её и, не надеясь на засовы и прочие запоры, кинулся в ближайшую горницу и, пыхтя от натуги, выволок из неё огромных размеров дубовый стол, которым забаррикадировал входную дверь. Потом снова вернулся в комнату и запер ставни на окне. Покончив с этим нехитрым делом, бросился вон и, пробегая по коридорам, заскакивал во все комнаты, закрывая все окна. Наконец, коридор упёрся в тупик. Здесь была лестница. Можно было подняться наверх, однако же я решил спуститься вниз и попытаться укрыться там, в подвалах этого огромного терема. Под лестницей оказалась дверь. На моё счастье она была открыта. Я скользнул внутрь. К моему изумлению здесь изнутри были три массивных железных засова. Разумеется, я не преминул воспользоваться их услугами. Пробираясь в кромешной темноте среди какого-то хлама, переломанной мебели, каким-то чудом удавалось не набить себе лоб о торчащие со всех сторон преграды из человеческой утвари. Мне казалось, что шёл я прямо, никуда не сворачивая. Так оно, наверное, и было. Только всему когда-нибудь бывает конец. Передо мной выросла сплошная земляная стена. Я пошарил по ней руками, но ничего не нашёл. Потом прошёлся вправо, всё так же продолжая ощупывать стену. Результат — ноль. Тогда, развернувшись, пошёл в обратную сторону. Однако стена оставалась стеной. Я дошёл до поворота. Немного постоял и вновь пошёл в обратную сторону, рассчитывая найти противоположный поворот. Так я ходил довольно долго вдоль стены от поворота к повороту, рассчитывая обнаружить хоть какой-нибудь способ спасения. В одно из мгновений мне послышались странные звуки. Вероятно, преследователи проникли в дом и разыскивали меня там, наверху. Тогда мне почему-то не пришло в голову, что найти меня было не так-то уж и просто. Мало того, что необходимо было определить точный дом, в котором я укрылся, но и обшарить его. Для всего этого понадобилось бы достаточно много времени. Однако страх застилал проблески разума. В отчаянии я со всей дури пнул ногой стену. Зашуршала, осыпающаяся земля, и передо мной оказался узкий лаз. Став на четвереньки, я попытался туда пролезть, и это мне удалось. Под руками оказались скользкие, вытертые ступени каменной лестницы. Даже не пытаясь подняться, в таком положении я продолжил своё путешествие по подземельям этого странного здания. Спуск был довольно крутой и не короткий. Насколько я мог судить, метров на 30. Даже после того, как ступени закончились, спуск ещё продолжался. Благом было уже хотя бы то, что у этого хода не было ответвлений. Через несколько поворотов я наткнулся на что-то холодное, металлически звякнувшее под рукой. Остановившись, принялся ощупывать всё вокруг. Мои руки наткнулись на ржавые цепи, прикреплённые к железному кольцу в стене, а чуть дальше на что-то округлое. С отвращением отдёрнув руку, встал на ноги. Здесь было довольно высоко. Во всяком случае, голова моя не упёрлась в потолок. Зато, поднимаясь, я довольно ощутимо стукнулся левым плечом обо что-то железное. Это оказалось приспособление для факелов. И в нём торчал этот самый факел. Выдернув его из гнезда, лихорадочно зашарил по складкам своего странного одеяния в поисках принадлежностей для извлечения огня. Никогда в жизни не подумал бы, что сумею высечь огонь при помощи двух камней. Правда, в очень далёком детстве мы проделывали такие штуки, но то была игра, и камни-то были самые обыкновенные. Правды ради сказать надо, что в этой темноте я не видел какими камнями пытаюсь извлечь огонь. Светильник получился отменный. Только чадил он больше, чем светил, но это уже издержки производства. Благодаря этому скудному свету мне удалось разглядеть место своего пребывания. Это была просторная комната с выходом, чернеющим в отдалённом её конце. Вдоль стен слева и справа торчали кольца с ржавыми обрывками цепей. Тут и там белели человеческие черепа и кости. Стараясь не наступить на эти жалкие останки, двинулся к выходу из этой жуткой могилы. Дальнейший путь под землёй не принёс мне никакого удовольствия. То и дело попадались проходные комнаты, подобные уже виденной в самом начале моего подземного путешествия. Было и несколько аппендиксов. На свой страх и риск я обследовал их. К счастью, они были не такими уж и большими, а главное, тупиковыми. Вот таким образом я блукал довольно долго, пока не почувствовал, что боль возвращается в моё истерзанное тело. По пути своего следования мне не раз удавалось обнаружить гнёзда для факелов, ведь мой уже догорал, но только в одном был почти целый, не догоревший до конца факел. Когда же усталость буквально валила меня с ног, я увидел в стене незаметную нишу и сунулся в неё. Каково же было моё изумление, когда в ней обнаружилась дверь, и к тому же запертая. Это придало сил. Одного удара плеча хватило, чтобы вышибить её. Там оказалась комната, сплошь и рядом заваленная сундуками. Я подошёл к одному и попытался приоткрыть крышку. На диво она легко поддалась. Из-под неё на меня глянуло высушенное лицо мумии! О, Господи! Только этого мне ещё и не хватало. Я опустил крышку. Моя внимательность потерпела фиаско. Сундуки были обыкновенными гробами. Я машинально пересчитал их. Ровно семь штук, но один — восьмой — почему-то стоял у стены на попа. Преодолевая отвращение и брезгливость, я подошёл к нему. Встал так, чтобы при открытии этого странного ящика из него ничего не высыпалось на меня, и потянул за ручку, как будто нарочно приделанную к гробовой доске. Крышка с некоторой натугой отворилась, на моё счастье изнутри ничего не вывалилось. Осторожно заглянув, я увидел чёрное зева прохода. Раздумывать было нечего. Войдя в предложенный мне провидением проход, затворил за собой жуткую дверь. Передо мной оказалась каменная винтовая лестница, ведущая наверх. Странный архитектор, выстраивая эти подземелья, допустил, как минимум, две ошибки. По всей вероятности, само подземелье не имело выходов и было устроено по принципу лабиринта. Действительный же выход был замаскирован столь мистическим образом, что не всякий смог бы догадаться. Первая ошибка состояла в том, что попавшие сюда не потеряют чувство страха перед всяким мистицизмом, а главное, что закрытая дверь лучше всяких ориентиров натолкнёт отчаявшегося человека на мысль о том, что именно здесь, за этой дверью, будет выход. Другая ошибка была в том, что только один из гробов стоял столь необычным образом и, тем самым обращал на себя внимание. Ежели уж кто-то хотел так спрятать ход, то надо было установить все гробы одинаково. Причём парочку оставить открытыми так, чтоб оттуда выглядывали мумии, парочку полуприкрытыми, как бы подразумевающими то же самое. Заглянувший в них должен был бы убедиться, что там именно то, что и в предыдущих двух. А остальные можно было бы и закрыть. Вот тогда маскировка была бы на славу.

Размышляя таким образом, я поднимался по затёртым старинным ступеням. Подъём был крутой и длинный. Наверху меня ожидала массивная дубовая дверь с металлическими полосами, раскроившими её вдоль и поперёк. Ручки не было. Вероятно, предполагалось открывать снаружи. Обычных усилий сдвинуть с места сию твердыню оказалось недостаточно. Пришлось подналечь всем телом. Дверь со страшным скрежетом поддалась. По всей видимости, ею не пользовались достаточно давно. Выбравшись через образовавшуюся щель в следующее помещение, я оказался снова перед лестницей, но на этот раз деревянной. Тратить силы на закрывания мне не хотелось, посему я просто продолжил своё путешествие. Этот подъём был гораздо опаснее первого, так как кое-где ступеней не было, а большинство и вовсе прогнили, лишь создавая видимость твёрдой опоры. Поначалу, благо это было в самом низу, я умудрился наступить на парочку таких сюрпризов, после чего стал более осторожным и, прежде чем ступить на следующую, тщательно её изучал. Это, конечно, очень замедлило продвижение наверх, но перспектива свалиться вниз нравилась гораздо меньше. В конце концов, мне всё-таки без особых физических увечий удалось добраться до последней площадки, с которой начинался вход в нормальную жизнь на поверхности. Я толкнул очередную дверь и остановился на пороге. Впереди был самый обыкновенный шкаф, переполненный различной одеждой. Признаться этого я ожидал меньше всего. Чего угодно, но только не этого. Соваться сюда с факелом было равносильно самосожжению поэтому пришлось просто бросить его вниз, туда, откуда пришёл. Раздвигая полы всяких шуб, кафтанов и сарафанов, двинулся в глубь этого гардероба. Снова дверь. Тут я сначала прислушался и только после этого толкнул её. Большая, красиво убранная горница встретила меня весёлым солнечным зайчиком. День клонился к вечеру. Разглядывать мне было некогда. Я зверски устал. Тело моё ныло и требовало немедленного отдыха. Обогнув огромную деревянную кровать, стоящую прямо посреди комнаты и накрытую пологом, я увидел выход и ринулся к нему. Мне необходимо было как можно скорее покинуть этот опасный город. Длинный коридор привёл меня снова к лестнице. Тут я понял, что иду по огромному дворцу с переходами и лестничными проходами, разбросанными по периметру всего здания. После продолжительных блужданий мне удалось найти выход во двор. Прямо перед крыльцом стояла карета, запряжённая шестью гнедыми лошадьми. Признаться надо, что настоящих карет мне никогда в жизни видеть не приходилось, кроме, конечно, бутафорских для киносъёмок, да и то издалека. А вот на тачанке даже покатался однажды. Правды ради надо сказать, что тоже из реквизита киношников, но всё-таки!..

Особо не церемонясь, вскочил на козлы и хлестнул кнутом, торчавшим из-под скамьи, по крупам лошадей что есть мочи. Те рванули с места и понеслись по задымлённым улицам пылающего города. Но в конце улицы торчала закрытая рогатка, причём повёрнутая как раз мне навстречу. Пришлось остановить моё транспортное средство. Откуда-то сбоку появились несколько мужиков. Они схватили меня и стащили с козел.

— Ну, что?! Попался, барин?! — вопили они, таща меня куда-то в дым.

В тяжёлом воздухе послышались какие-то странные звуки, напоминающие звон трамвая. Но мужики, кажется, не слышали этих звуков. Я же перестал вырываться, напряжённо прислушиваясь.

На полочке у двери надрывался телефон!.. Он трезвонил, как скаженный. За окном стоял глубокий день. Это же надо было проспать всё на свете?! Я вскочил. Комната была чем-то знакома, но явно не мой дом или квартира. Вдоль трёх стен стояли кровати, а вдоль четвёртой находились тумбочка с телефоном (прямо у меня в ногах), телевизор и платяной шкаф. В центре этой комнаты торчал, занимая практически всё свободное пространство, круглый стол. Как ни странно, но на нём стояла ваза с засохшими цветами. И ни одного стула. Моя одежда лежала прямо на столе, аккуратно сложенная. Слева в стене было два небольших окошка. У тумбочки с телефоном находилась дверь, и точно такая же была напротив, за шкафом.

Я сел на своей панцирной кровати. Она скрипнула. И всё-таки эта комната мне что-то напоминала, но что? Вероятно, я продолжал находиться под впечатлением сна, так как никак не мог понять, где нахожусь. Опустив ногу аккуратно, чтобы случайно не коснуться холодного пола, пошарил ею в поисках тапочек. Нога наткнулась на ботинок. Заглянул под кровать. Да, так и есть. Там стояли два ботинка с торчащими из них носками. Почему-то очень осторожно я протянул руку и потянул на себя брюки со стола. В карманах оказалось множество всякого мусора. В левом была поломанная зажигалка, коробок спичек, расчёска в футлярчике с надписью «50 лет ВЛКСМ», и мятая пачка «Примы». В другом аккуратно сложенный носовой платочек и, как ни странно, кошелёк с деньгами. Открыв его, полюбопытствовал. Там были советские рубли, правда, очень немного. В заднем кармане торчала сложенная в неимоверное количество раз газета «Черноморский гудок». Я напряг память, однако никак не мог вспомнить, откуда это название. Не так уж много причерноморских городов мне довелось посетить и чтобы облегчить себе задачу, достал сигареты и прочёл адрес производителя. Курево было из Белгорода. Прямо скажем, рядом с Чёрным морем. На коробке спичек значился Минск. Тоже вроде как рядом!

Разоблачившись по пояс, я пошёл к двери у телефона, надо было начинать изучение обстановки. Через маленькую прихожую вышел на кухню. За ней оказался коридорчик с санузлом. Вернувшись на кухню, зажёг газовую колонку и двинул в ванную. Но, по-видимому, мои приключения только начинались, ведь уже сунувшись в воду, сообразил, что полотенце осталось висеть на перилах кровати. Пришлось вернуться в комнату и заодно ещё раз оглядеть её уже из вертикального положения. Нет, явно эта комната мне не просто знакома, а, скорее всего, чем-то даже дорога. Но почему было такое ощущение? Сообразить никак не удавалось.

Выбравшись из ванны, я наткнулся в кухне на женщину пожилых лет. Она тщательно обрабатывала огромнейший букет шикарно пахнущей, сирени.

— А-а! — протянула она. — Уже проснулся, — больше утвердила, чем спросила она.

— Да, еле-еле, — подтвердил я, мучительно пытаясь вспомнить, кто это?

— На, — протянула она мне букет. — Как ты просил. Выбрала самую лучшую из своего сада. Неси своей невесте. Пусть порадуется. Такой букет на базаре будет стоить немалых денег, особенно сейчас и сегодня.

— Спасибо, — поблагодарил на всякий случай я. — Поставьте, пожалуйста, его пока что в воду. Я сейчас оденусь и возьму его.

— Смотри, не забудь, — посоветовала мне женщина.

— Как можно?! — уже в дверях комнаты отозвался я.

— А вы, мальчики, молодцы, — похвалила она, заглядывая почти следом за мной в комнату. — Помещение содержите в чистоте. Сами убираете? — спросила, впрочем, не интересуясь ответом. — Я тебе чай сделала. На столе, — скороговоркой добавила бабулька и ушла, слышно было, как щёлкнул замок входной двери.

Сидя за чашкой чая, я продолжал размышлять о цветах и несуществующей невесте. С моей памятью явно что-то происходило. Тут в дверь ввалился парень лет двадцати.

— О-о! Маэстро! — заорал он. — Какого хрена ты тут торчишь? Тебя ж Олеська ждёт.

— Какая Олеська?! — Вопрос сорвался с языка раньше, чем я сообразил о ком идёт речь.

Ты что?! — оторопел парень.

— Да ничего, Лысый. Это я так шучу, — попробовал выкрутиться я, совершенно не понимая, откуда взялась эта кличка, ведь вошедший не был лыс.

— У тебя идиотские шутки, — обиделся он.

— Понимаешь, — попытался объяснить я. — У меня что-то с памятью происходит. То я вроде бы всё помню и знаю, кто я и что, а то вдруг всё начисто, как дворник дядя Миша метлой гэть начисто выметает. Помнишь дядю Мишу?

— Помню, помню. А может тебе к врачу сходить? — осторожно предложил парень.

— Обязательно. Но только после свадьбы, а пока что пошёл я к ней. Мне тут целый букет подарили специально для этого случая.

— Какая свадьба?! — обалдело глядя на меня, спросил Лысый.

— То есть как это какая? — теперь уже удивился я, запоздало сообразив, что он ничего не знает.

— Так вы точно сегодня женитесь? — спросил он, продолжая с сомнением смотреть на меня.

— Да, — подтвердил я. — Просто мы не хотели вообще распространяться на эту тему. Мы даже комнату в общаге брать не хотели, чтобы никто не знал. Во всяком случае, пока её курс не выпустится.

— Ну, вы подлые! — возмутился он. — А как же без свадьбы? Ну, без ресторана и гостей? А выпить-то мы должны по этому поводу.

— Не волнуйся. Тебе лично фанфурик возьму, — пообещал я.

— На кой мне одному, а мужикам? — не согласился он.

— Если каждого поить, то все знать будут, а тогда зачем такая скрытность, а?

— Слышь? Мы чо? Болтушки какие? Кончай эти шутки и бегом в «Солнечный». А вообще-то стой, — перебил он сам себя. — Там Аурика Ивановна заведующая. Я сам с ней договорюсь на сегодня. Надо было бы всё-таки раньше. Вот ты даёшь. Ну, ладно, сейчас всё устроим, — протараторил он и кинулся в комнату к телефону.

— Стой! — позвал я его. — Не надо! А то вдруг она сегодня в загс не пойдёт, что я буду делать? — Но было поздно, он уже, вовсю жестикулируя руками, доказывал своей тётке, что раньше никак нельзя было заказать пару столиков. Я обречённо вздохнул, вытащил из ведра сирень и направился в университет.

Двери открыла сама Олеся. Букет основательно оттянул мне руки, пока сюда нёс, поэтому я поспешил избавиться, торжественно вручив его своей невесте. Увидав такую охапку цветов, она расцвела от счастья. Почему девушкам так нравятся цветы? Мне их, цветов, жалко. Ведь они живые, пока на дереве или на кусте, в общем, там, где растут, а сорванные они уже мёртвые. Люди убивают их ради пятиминутного удовольствия, только для того, чтобы украсить скучные жилища свои всего на пару дней и потом, как только они, цветы, чуть-чуть привянут, выбросят на помойку. Видно, такова участь всего красивого на земле. Оно нужно, только пока молодо и красиво, однако стоит немного устареть, как тут же надобность в этой красоте отпадает и на смену ей приходит другая, чаще всего гораздо хуже прежней. Но это уже издержки производства, как говаривает мой знакомый сантехник Додик.

— Ой! — тихо вскрикнула Олеся, беря протянутый букет. — А у меня для тебя новость. Сейчас, подожди минутку, я цветы в воду поставлю и выйду.

Я удивился. Почему это меня вдруг сегодня не приглашают даже в комнату, но решил с выяснениями повременить.

— Понимаешь, — начала свои объяснения моя невеста, вернувшись уже без цветов и старательно отводя взгляд в сторону, — сегодня приехала моя мама и, узнав, что мы решили пожениться, высказалась не в нашу пользу. В общем, давай отложим регистрацию на пару лет, а?

Я ошарашенно смотрел на Олесю. От её чудачеств можно было ожидать чего угодно, но такого!!!

— Ты извини, — продолжала она. — Но я не могу идти против мнения мамы. Она у меня одна. Нет, не в том смысле, а в том, что у меня нет и не будет другой мамы.

— Можно подумать, что у меня десяток, — буркнул я, ничего не соображая.

Как бы подчёркивая трагичность момента, из-за какой-то двери донеслась песня: «Холодным туманом спустилась печаль, стихи нашептала о том, что прошло, а ритм этой песни мне дождь настучал, колючками пальцев вонзаясь в стекло». Волей-неволей я прислушивался к словам этой песенки. Все мои планы на будущую жизнь рушились на глазах, и поделать с этим ничего нельзя было. Счастье разрушалось руками той, что собиралась его строить. Растерянность, смятение, боль утраты — внезапно всё одновременно навалилось на меня. Я стоял и всеми фибрами своей души ощущал, что это наша последняя встреча.

— Олесенька, может ты не так поняла? — с надеждой в голосе спросил я.

— Нет, всё правильно. Мы пару лет ещё подождём и заодно лучше узнаем друг друга, — возразила она.

— А может, я поговорю с твоей мамой? — уже зная ответ, всё-таки спросил я.

— Нет, милый, она не желает тебя видеть. Ведь ты хотел похитить у неё единственную дочь, а таковых мамы не любят, — ответила она.

— Но ведь мы с ней даже не знакомы! — только и смог выдавить я.

— Ну и что? — удивилась Олеся. — Ты же не на ней собираешься жениться, — добавила она, улыбаясь.

«Я улыбки твои целовал, не успевшие с губ слететь», — продолжал надрываться голос из акустических систем. Я же смотрел на свою любовь и чувствовал, как горький ком подкатил к горлу. Туман застлал глаза. Опустив голову, чтобы девушка не увидела моих навернувшихся слёз, срывающимся полухрипом, полушёпотом сказал.

— Ладно, будь по-твоему. Иди к своей единственной… — я не договорил, повернулся и ушёл.

«Зачем выяснять нам, кто прав, кто не прав, ну, что в этих случаях споры дают? Что было меж нами, с собою забрав, любовь зимовать угодила на юг!» — неслось мне вдогонку из-за приоткрывшейся двери.

Все дела на этот день прекратили своё существование. Я заперся в кабинете. Весь мир потерял всякое значение. Открыв сейф, вытащил из его недр крохотную пачку писем и разложил их веером на письменном столе. Из одного конверта вывалилась одинокая открытка. Мельком глянув на изображение Аполлона в окружении муз, сунул поздравление обратно в конверт. Вот она — история моей первой, настоящей и последней любви, целиком и полностью лежит передо мной. Я взял самое первое:

Странное письмо. Сумбурное и совсем короткое. Что ей было «противно и грустно»? Я посидел немного, вспоминая. Ах! Да! Это же Варька натрепалась ей, будто я женат. И придумала же. Позже выяснилось, что она на всякий случай готовила почву, если у неё не выйдет с Лёнькой, покрутить со мной. Глупая девчонка. Жаль, жизнь у неё не сложилась. Воспоминания нахлынули неотвратимой волной. Сопротивляться не было сил, да и желания. Я взял другое:

Я тупо уставился на подпись. Неужели это я писал такую чушь?! Нет, наверно, не моих рук дело. Вряд ли я даже так смог бы. Поднявшись, подошёл к распахнутому сейфу и вытащил запечатанную бутылку коньяка, хранящуюся здесь для представительских нужд. Вообще-то я не пью. Не понимаю, что за кайф пить обжигающее глотку пойло. Не говоря уже о том, что происходило на следующий день. Но в этот раз я впервые в своей жизни достал гранёный стакан и, распечатав напиток, наполнил тару до краёв. Потом вернулся к сейфу и извлёк плитку шоколада. Подняв гранчак, посмотрел сквозь стекло на свет. Ничего особенного. Водка, как водка.

— Идиот! Какой болван коньяк гранёными стаканами хлещет? — вслух произнёс я и залпом влил в себя содержимое.

Жидкость оказалась мягкой и довольно приятной на вкус, во всяком случае, горло не обожгло огнём. Я вновь наполнил стакан и присел за стол с разложенными письмами.

Строки, написанные мелким, чётким почерком слегка перекосились. Да, трудный это был момент. Вместо эксперимента я оказался на операционном столе и по пустяковой причине — мой лаборант не ту кнопку нажал и, главное, не вовремя. Ну, да Бог с ним. Уже прошло. Живой и всё на месте осталось, можно сказать, отделался лёгким испугом. Я отхлебнул из стакана.

О каком прошлом разе идёт речь? Я задумался. Но ничего не вспомнил. Непонятно, как можно обидеть человека, признаваясь ему в любви?! До меня это не доходило. Схватив бутылку, вылил остатки в стакан и вновь отхлебнул.

Когда в очередной раз рука потянулась к стакану, он оказался пуст. Не веря собственным глазам, я встряхнул флакон. Он также был пуст. Слегка пошатываясь, сунулся в сиротливо распахнутый сейф. На свет появилась бутылка «Русской водки». А вот шоколадок больше не было. Я пошарил по ящикам стола, но ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Вернувшись к столу, налил и сделал первый глоток. Какая это всё-таки гадость. Но ничего другого не было, и я, морщась, отхлебнул добрую половину. Потом отодвинул все питейные принадлежности от греха подальше к середине стола и продолжил чтение.

И ни подписи тебе, и никаких объяснений. Что я нашёл в этих письмах?! Перечитывая их уже в сотый раз, ищу что-то такое, чего не обнаружил с самого начала, однако никак найти не могу. Неужели я настолько жестокосердый, что не в состоянии понять, ощутить, почувствовать, наконец, то самое необходимое за простыми строками, написанными обыкновенной шариковой ручкой. В глаза бросалось одиночество, детская увлечённость, полное непонимание зарождающегося чуда, наивность девчонки, играющей в куклы, не осознающей, что куклы-то живые, но никак не чувство. Им-то, как раз, даже и не пахло. И ещё были непонятны строки о больнице. Неужели я проболтался тогда?! Вряд ли. И, тем не менее, тут что-то было не то. Тяжело вздохнув, взялся за следующее.

Что-то неуверенно шевельнулось в моей, затуманенной спиртным, черепушке, при слове «мой мир», но хмель прочно завладел всем моим существом, и вместо того, чтобы сосредоточиться на прочитанной фразе, я вспомнил о супе. Действительно, этот суп да сейчас бы!.. Воображение нарисовало дымящуюся кастрюлю с приоткрытой крышкой и торчащим половником, а рядом краюха хлеба. Я мечтательно закрыл глаза. Блаженная улыбка пьяного идиота проявилась на моей роже. Мотнув башкой, сбрасывая наваждение, взял со стола ещё одно.

Интересно, до чего можно было ещё дописаться? Нет, я явно перебрал, так как совсем не соображал, о чём идёт речь. Что можно было принимать всерьёз, а что нет? Да и куда уже серьёзнее… Я встал и, цепляясь за обстановку кабинета, добрался до «царской приёмной». Включив кран, сунул голову под ледяную воду. Это несколько протрезвило моё сознание, однако не настолько, чтобы понять, что пить хватит. Вернувшись в кресло за столом, вылил остатки водки и залпом вылакал эту дрянь до последней капли. В пьяном угаре швырнул в бронированную дверцу сейфа опустевший сосуд, разлетевшийся на мелкие кусочки. Этого мне показалось мало, и вслед за стаканом полетел фанфурик из-под водки. Горлышко бутылки со звоном отлетело в сторону. Остальная часть изуродованной стеклотары целёхонькая грохнулась об пол, и, похрустывая осколками прессованого хрусталя, закатилась под шкаф.

Всё-таки мне было неясно: проболтался ль я или нет? Но тогда откуда она знает про историю с палаткой? А может, я что-то выдумал юмористическое? Не помню, хоть убей.

«Ты — это одно, а Мила — другое», — мелькнули строки. В приступе пьяного бешенства я дотянулся до пустой бутылки из-под коньяка, и схватив её поудобнее за горлышко, швырнул в окно. Раздался звон разбивающегося стекла. Вниз на головы прохожих посыпались осколки. И последнее, что я ещё с трудом припоминал…

И всё. Ни подписи тебе, ни «крепко целую» или что там ещё пишут в подобных случаях… До встречи от этого последнего письма оставалось более двух месяцев. Не отдавая отчёта в своих действиях, я с каким-то звериным удовольствием стал рвать письма на мелкие клочки. Жизнь для меня потеряла всю свою прелесть, всё своё значение, весь вкус. Остаток вечера воспоминаний остался за семью печатями пьяного угара. Как добрался до квартиры, не помню. Только слова песни запомнились на всю оставшуюся жизнь: «По белому свету всё ищут тебя тот дождь за окном вместе с песней моей».