Сад фонтанов

Глава 15 ЛАБИРИНТ

Страшное это слово — ла-би-ринт! Я стоял у распахнутого зева в этот самый лабиринт под старым, никому не известным храмом древнего Египта. Кажется, это был Египет. Что было там наверху, не помню. Не помню и всё. Как отшибло. Может, чем опоили? Не знаю, не помню, хоть убей. А вот сейчас стою и смотрю, соображая, что к чему, в чёрную глубину этого самого тайного лабиринта. Правда, не совсем тёмную, на стене, справа за порогом в специальном зажиме торчит чадящий факел. Метрах в десяти дальше вроде ещё один.

— Ну, что? Готов? — раздался голос слева. Это говорил главный жрец храма. Может, и не главный, это я его так повысил, но думаю, что главный. Всё его поведение, одежда, головной убор прямо-таки кричали «Я жрец! Я главный, самый главный жрец!». Я окинул его внимательным взглядом. Среднего роста, весь в белом, даже не разберёшь, где у него чего начинается: выцветшие космы бровей над широко распахнутыми глазами стального цвета, скрытые под седой шевелюрой вьющихся волос уши, приплюснутый короткий нос, дряблые щёки и белая борода ниже пояса. Хотя трудно сказать точно, так как определить этот самый пояс можно было лишь по препоясывающему чресла жреца широкому куску белой ткани, долженствующей, вероятно, заменять ремень.

— Готов, — вяло отозвался я.

— Помни, отсюда никто не выходит. Ты согласен на такую жертву?

— А куда деваться?! — криво усмехнулся я. — Можно подумать, что у меня выбор есть.

— Есть, — остановил меня жрец. — У каждого человека есть выбор. И у тебя он есть.

— Ну да! На плаху. Хрен редьки не слаще. А тут ещё бабушка надвое сказала. А вдруг я буду первым, кто пройдёт и выйдет из этого вашего заколдованного лабиринта.

— Забудь надежду всяк сюда входящий! — патетическим голосом возвестил жрец. — Но мечту оставь!

— Понял, понял. Оставлю себе и то, и другое, — рассмеялся я. — Ну, что? Я пошёл?

— Погоди, — остановил меня он. — Не один ты пойдёшь. С тобой пойдёт служитель храма — это наш тебе подарок.

— Ни фига себе?! — я действительно удивился. — Это тоже каторжанин какой-то? Чем это он перед вами провинился?

— Нет. Не провинившийся. В лабиринт насильно не войти.

— Ну да? — опять удивился я. — Так-таки и не войти?

— Служители храма сами решают идти им в лабиринт или нет. Никто не вправе заставить их сделать это.

— Ладно. Поверю. Где же ваш служитель?

— Сейчас будет, — немного торжественно произнёс жрец. И не успел он договорить, как из бокового прохода вышла процессия из нескольких белых фигур. Я остолбенел. Это были женщины.

— И что? Все они со мной? — только и выдавил я.

— Нет. С тобой пойдёт лишь одна, — успокоил меня жрец.

— Ну, спасибочки! Примногожды благодарен! А если я её того… Ну, короче, буду использовать по назначению? — Я покрутил пальцем у виска. Жрец изумлённо воззрился на меня, явно не понимая, о чём это я. — Ну, как женщину, — пояснил я на всякий случай.

— Вряд ли, — жрец с сомнением поджал губы. — Тебе там не до неё будет. Да и послана она с тобой для помощи.

— Нет, жрец, оставь женщин себе, — покачал головой я. — Неровен час, не сдержусь, потом всю жизнь себя винить буду. Не соблазняй. Я сам пойду.

— Нет, — твёрдо и решительно возразил жрец. — Она сама изъявила желание войти с тобой в лабиринт, а совет жрецов не может запретить добровольцу, вызвавшемуся на святое дело.

— Кончай, жрец, времени нет, — ответил я, вскидывая за спину увесистый рюкзак. — Я мужик, понимаешь, мужик, а не евнух. Мне ничто человеческое не чуждо.

— Это уж как Бог решит, — перебил меня служитель храма. — Если ему будет угодно, значит, так тому и быть. Но помни, ты в святом месте, на пути к истине, к познаниям всевышнего! Может быть это действительно дано тебе как змий-искуситель. Не мне знать такие вещи. Идите. — И он скользнул в сторону, освобождая проход.

Я не стал оборачиваться, а шагнул внутрь. Стоящий справа от меня младший служитель непостижимо ловко подцепил на руку связку запасных факелов. Сразу стало тяжелее. Обернувшись, дабы иметь возможность выразить ему всю свою признательность, а заодно и всё, что о нём думаю, я буквально обомлел в полном смысле этого слова. Всё невысказанное застряло в горле. Ряды белых жриц раздвинулись, и перед входом осталась лишь одна фигура. Потом к ней потянулись руки, и белые одежды спали к ногам жрицы-добровольницы. Приятная, скажу вам, дамочка. Во всех отношениях. И фигурка классическая, и личико хоть воду с него пей, бровки — две чайки, глаза — небо звёздное, губки — кораллы, розовые ушки — морские, ажурные раковинки, маленькие, с золотыми серёжками, сахарно-белая шейка лебединая, волосы чернее воронова крыла, густые, вьющиеся, Руки, правда, закрытые рукавами, зато грудь до половины обнажена и одета весьма легко… Талия — двумя руками обхватить ничего не стоит, ноги длинные, стройные, прикрытые одеяниями аж ниже колен. На изящных ступнях мягкие тапочки, а может, это туфли у них такие. Все в бисере, так и вспыхивают от света факелов. Короче, я понял, что мне подсунули достаточно серьёзное испытание. Быть с такой красоткой наедине… Это даже не садизм.

— Жрец! — вскричал я, чувствуя, как всё моё естество вскипело. — Я отказываюсь идти в лабиринт! Лучше на плаху, чем такое измывательство!

Но было уже поздно. Жрица вступила за порог. Из-за её плеч виднелся такой же рюкзак, как и у меня, в левой, опущенной вниз руке был незажжённый факел, а на правой точно такая же связка, как и у меня. Дверь за ней с шорохом затворилась, а затем послышались равномерное шарканье и постукивание мастерков. Нас замуровывали согласно традиции. Через год, или два, а может, и через все десять, кладку разберут для следующих претендентов, ежели таковые найдутся. Я таращился то на бывшую дверь, то на улыбающуюся жрицу. Потом сплюнул и, выдернув из зажима факел, широкими шагами бросился вперёд, в неизвестность. Девушка меня тут же осадила, поймав за руку. Она показала на следующий факел, потом сделала движение, видно, означавшее «собирать», а потом неспешный шаг. Я понял. Смутился и пошёл медленнее, разглядывая стены и собирая торчащие там факела, если таковые оказывались. Разговаривать не хотелось. Да и не о чем нам было говорить. Земля под ногами то и дело уходила вниз под достаточно крутым наклоном. Стены были довольно пристойные, обработанные, даже облицованные каким-то отшлифованным камнем. Особой сырости не было и явным подземельем пока что не пахло. Но многотонная крыша над головой не улучшала настроения, скорее наоборот. Хотя сам проход был прилично широким — телега вполне могла проехать. Да и высота до потолка немалая, метров 5–6 не меньше. Так мы шли долго, очень долго, как вдруг совершенно неожиданно оказались в большой комнате с множеством ответвлений. Я так разогнался, что тут же потерял проход, из которого только что вышел. Благо моя спутница шла медленнее, и пока моя персона обалдело оглядывалась в поисках прохода, она спокойно стояла в нём и наблюдала за мной с лёгкой усмешкой. Да, эта странная особа была права. Спешить здесь — значит, похоронить себя раньше времени. Я картинно поклонился. Потом обошёл помещение по периметру. Двенадцать коридоров, учитывая и тот, из которого мы вышли, ожидали своих исследователей. Только теперь до меня дошёл глубинный смысл слова «ЛАБИРИНТ». Что-то похожее на панику овладело моим сознанием. Стало страшно, по-настоящему страшно. Сколько безумцев бросалось сюда в поисках собственного счастья?.. Сколько из них вернулось и отдало богу душу у замурованной двери?.. Меня передёрнуло. Жрица подошла ближе и осторожно коснулась моего плеча. Я глянул на неё и немного успокоился. Одному умирать страшно. Вдвоём не так. Но всё равно не хочется. Дурная мысль мелькнула в затуманенной страхом башке. А не есть ли это мой запас пропитания? Я оценивающе глянул на девушку. Нет. Вряд ли. Да и где её жарить?! От таких мыслей мне стало смешно. Ну, право дело, что за бред лезет в голову?

— Ничего, красавица, прорвёмся. Где наша не пропадала?! — ободрил я её и принялся внимательно обследовать каждый проход на предмет различий. Это было глупо. Все они оказались совершенными близнецами. Даже облицовочные камни, насколько хватало света в глубь тоннеля, были идентичны. Закончив осмотр, вернулся к исходному коридору. Опустился на землю и ещё разок окинул взглядом помещение. Нет, зацепиться решительно было не за что. Тогда попробовал представить вид сверху. Круг с двенадцатью лучами. И тут ничего не было. Никаких намёков. Хоть бери да жребий бросай «орёл — решка»! Хочется мне того или нет, но придётся идти в первый попавшийся коридор и приниматься изучать его на предмет идентичности построения с другими. Не могли же, в самом деле, хозяева сего славного заведения делать каждый проход оригинальным?! Тогда у них фантазия должна быть о-го-го! Да и выбраться из такого лабиринта практически невозможно. Чистейшая удача, да и то при условии, что такой выход имеется в наличии. Я почесал в затылке. Делать было нечего, надо было подниматься. Жрица смотрела на меня с лёгкой улыбкой. С одной стороны, её присутствие поддерживало моё состояние духа на должном уровне, с другой же, самоуверенный вид, мол, ты помучайся немного пока, а потом я тебя выведу отсюда, раздражал.

— Чо лыбишься-то? — спросил я, меняя позу, поудобнее устраиваясь на корточках.

Жрица приблизилась ко мне, остановившись напротив, и бесстыдно полезла себе за пазуху. Дело принимало пикантный оборот. Я не без интереса наблюдал за её действиями. Мелькнула даже глупая мыслишка «Не рановато ли?», но тут же угасла. Пытаясь вытащить оттуда что-то, девушка продолжала улыбаться, время от времени произнося какое-то слово, смысл которого до меня никак не доходил: то ли у меня в голове что-то переклинило, то ли изъяснялась она на непонятном мне языке. Наконец, на свет появилась трубка туго свёрнутого пергамента. Девушка сделала приглашающий жест и присела, разворачивая на своей коленке свиток. Это она делала напрасно, так как мой взгляд постоянно отвлекался и уходил в сторону, пытаясь заглянуть куда-то в другое местечко. Я закрыл глаза и сильно тряхнул головой, дабы избавиться от недостойных мыслей. Жрица громко рассмеялась, хлопнула меня по лбу полуразвёрнутой трубкой и переложила рукопись на моё колено. Я смутился.

— Ты что, немая? — спросил я, не столько от того, чтобы выяснить данный аспект, сколько от желания скрыть чувство стыда.

Она непонимающе взглянула мне в лицо, а потом звонко и громко рассмеялась, отрицательно качая головой.

— Не тряси, отвалится, — грубо пошутил я, берясь за лист.

Первое мгновение рисунок, а на пергаменте действительно был именно он, не привлёк моего внимания. Скрещивающиеся пауки, да и только. Но вдруг до моего сознания дошло — это же схема лабиринта! Из правого нижнего угла шла длинная, жирная черта, обрывающаяся в кружке, от которого отходило двенадцать извивающихся линий. Каждая из них уходила в следующий точно такой же круг. Эти кольца пересекались, наезжали друг на друга, так что трудно было разобраться, что и куда идёт. Это действительно был суперлабиринт, с такими завихрениями, что вряд ли можно было бы в этом разобраться, не имея карты. А передо мной явно была карта, сделанная ценой жизни многих тысяч добровольцев. Жрец говорил правду — это был королевский подарок. Служителю храма очень хотелось, чтобы я добрался до конца. Как это не странно, но мне то же хотелось выбраться отсюда и поскорее. А потому я стал медленно разбираться во всех хитросплетениях чертежа. Пришлось немного покорпеть, прежде чем удалось понять, что на рисунке изображены двенадцать кругов. Все они объединены между собой, и лишь из одного круга уходит не двенадцать линий, а восемь, как из всех. Четыре заканчивались тупиком. Во всяком случае, так утверждала карта. Ясное дело, что надо было добраться до этого двенадцатого зала, не ошибиться с выходом и точным определением нужного коридора. В противном случае никакая карта больше не поможет. Развалившись прямо на земле, я тщательно изучал чертёж, старательно запоминая все её подробности, прокладывая кратчайший путь к цели. Всё это время девушка молча наблюдала за мной, продолжая сидеть на корточках. Поднявшись на ноги, я отряхнулся. Предстояло пройти через два зала. В первом нужный коридор был пятым слева, во втором второй справа. Взглянув на карту ещё раз, скорее для проформы, чем для повторения пройденного материала, машинально отсчитал нужный нам проход. Он был седьмым справа. Я зачем-то посмотрел на девушку и вновь пересчитал. Так и есть. В последнем круге необходимый нам проход также был седьмым, но слева. Сумма номеров коридоров проходных залов также равнялась магической цифре «7». Первый круг, который надо было пройти, на карте числился седьмым от входа, а второй седьмым от выхода. Странное совпадение, или причудливая логика составителя лабиринта? Выбрав нетронутое чистое пыльное местечко, я кое-как нарисовал пальцем четыре круга и подписал цифрами «7», потом указал на них жрице. Та кивнула, соглашаясь.

— Ты чего? Не понимаешь? — спросил я. — Это совпадение? Случайность? Или всё-таки преднамеренность?

Она пожала плечами, как бы говоря, что не разделяет моего недоумения. Четыре цельных семёрки и одна складная что-то должны были символизировать. Но что?! Я не знал.

— Ладно, пошли, — скомандовал я, подхватывая свой рюкзак и запасные факелы.

Мы вошли в нужный проход. Он не был таким шикарным, как первый. Высота была не более двух с половиной метров, а ширина и того меньше. Облицовка очень скоро закончилась. Вероятно, это была декорация, долженствующая сбить с пути истинного. Пол продолжал неуклонно опускаться всё ниже и ниже. Но влажности на стенах не было. Воздух был спёрт, но не душен. Звуки шагов не отдавались звонким эхом. Это обстоятельство насторожило. Я подошёл к стене. Вместо кладки рука наткнулась на самую обыкновенную почву. Правда, спрессованную временем и тяжестью сверху, но всё же не камень, а значит, могли быть и обвалы. Эта мысль мне очень не понравилась. Возвращаться же назад и прокладывать новый маршрут не хотелось. Да и усталость брала своё. Поворотов встречалось много, но придавать им значения не было смысла. Какая разница? Ведь проход один и приведёт к назначенной цели. Эта самоуверенность сыграла свою злую шутку. Выскочив из-за угла одного поворота, мы оказались на развилке. Ну, как в сказке: налево, направо и прямо. Я потянул из кармана карту. Да, это была хорошая подлость архитекторов. Настоящий или правильный коридор уходил влево. С этого момента я стал осторожнее, опять припомнив нравоучение жрицы у самого входа. А вскоре перед нами открылась точная копия первого зала. Я взглянул на девушку, как бы предлагая ей выбрать наши дальнейшие действия. Она отрицательно качнула головой. Останавливаться мы не стали. Следующий коридор был близнецом предыдущего. Даже облицовочная плитка была точно такой же и, по всей видимости, имела ту же самую продолжительность. Памятуя каверзу первого прохода, я держал карту наготове. Это было очень кстати, так как развилка встретилась достаточно скоро. Ещё раз внимательно изучил рисунок. На этом отрезке пути данный коридор пересекали три прохода под разными углами. Они, конечно, могли быть и выше или ниже, но рисковать лишний раз не было желания. Прятать карту не стал, а так и двинулся дальше, размахивая ею, как флагом парламентёра. В следующем круглом зале жрица показала мне семь пальцев. Что она этим хотела сказать? Не знаю. Поначалу я даже не обратил на это внимание, но когда мы уже вошли в коридор к последнему залу, понял, что не стоило этого делать. Надо было всё-таки передохнуть. Как никак семь часов непрерывного пути… А! Вот что означали её семь пальцев. Я оглянулся на девушку. Она совершенно спокойно шла следом, не выдавая своим видом ни капли усталости. Мне стало стыдно собственной немощи. Теперь наше продвижение не было столь резвым, как в самом начале пути. Четыре пересечения, постоянное понижение уровня пола, длительный переход без отдыха давали себя знать. Добравшись до конечного пункта, мы так устали, что едва передвигали ноги. Но тут сработал инстинкт самосохранения. Выйдя в зал, я тут же отсчитал необходимое количество проходов и вошёл в нужный. Только после этого в изнеможении опустился на землю. Вытянувшись во весь свой рост, уложил голову на рюкзаке, как на подушке, и тут же провалился в глубокий сон.

Яркое солнце слепило, отражаясь от белого, пушистого облака под моими ногами. Я шёл, вернее, спускался по винтовой деревянной лестнице откуда-то сверху, из бездонной синевы неба. В самом облаке было немного темновато, но не настолько, чтобы не видеть ступеней. Выход же ознаменовался такой красочной картиной, что передать её обыкновенными словами сложно. Вниз широкой дугой уходила всё та же лестница, под которой далеко внизу плескалось море. Белые гребни волн казались гривами гигантских коней, развивающиеся на быстром скаку. Край прибрежной полосы желтел подобно второму солнцу. Каждый широкий виток укрупнял план, сужал обзор, зато детализировал местность. Там на берегу, на вершине холма горел всеми цветами радуги костёр. С каждым приближением к земле это чудо приобретало формы, становилось доступным взору, и вскоре стало ясно — это был храм. Не замок, не дворец, не церковь или собор, самый настоящий храм во всей своей красе. Но на берег я не смотрел. Ещё насмотрюсь. А вот морская даль тянула, манила к себе. До боли, до рези в глазах всматривался в горизонт, так хотелось увидеть одинокий, затерявшийся вдали белый парус. Однако там ничего не было, кроме всё тех же волн. И всё равно было очень красиво. Четвертушка солнца выглядывала из морской пучины, освещая край лестницы в полуметре от песка. Я спрыгнул на дикий пляж. Ещё раз оглянулся взглянуть на морскую гладь. Прибой едва не касался ног. Беззвучно шуршали переворачиваемые волнами пустые ракушки. Горбушка светила, улыбалась из воды. Над головой распростёрлось бездонное синее-синее небо. Как всё-таки прекрасен этот мир!.. Зрелище завораживало. С сожалением пришлось отвернуться к берегу. Линия пляжа заканчивалась метрах в ста крутым и высоким подъёмом на холм. Его серый склон, кое-где покрытый чахлыми кустиками, пучками высохшей травы, прорезанный разноцветными полосами глубинных отложений, выглядел достаточно внушительным. Чуть влево от меня, у самой кромки песка начиналась широкая лестница из белого мрамора, уходящая к вершине. Вместо перил у неё были высокие мраморные борта с резными чашами, в которых ярко цвели неизвестные мне цветы. Сами вазоны располагались строго на площадках. Их широкое узорчатое основание сужалось до толщины человеческой руки, после чего, словно спохватившись, распускалось четырьмя широкими листьями лотоса, из которых возникали ещё восемь. Мастер был столь искусным, что видны были даже мелкие прожилки на каменных листочках. Я ступил на первую ступень, затем на вторую и стал подниматься. На первой площадке обернулся. Странно, но на песке не осталось моих следов. Хмыкнув, продолжил подъём. В каждом пролёте было по двадцать ступеней, но вот сколько пролётов, посчитать мне не удалось. Снизу вверх видны были лишь ступени и ни одной площадки. За бортиком серел всё тот же однообразный склон холма. На нём ничего интересного не было. Я отвернулся и пошёл строго по центру лестницы вверх. Подъём не был труден, как ни странно. Вскоре надо мной навис козырёк храма. Впереди чернел широкой разверстой пастью вход. Немного помедлив, я шагнул за линию дня и ночи.

Здесь было светло, очень светло. Горели невидимые светильники, где-то далеко звучала симфоническая музыка. Пол был выложен цветной мозаикой. Разрисованные непонятными картинами стены уходили ввысь, скрываясь в полумраке потолка. Его, кстати, видно не было. Ни единой души, только лёгкое движение воздуха, как будто кто-то невидимый проносится мимо. И опять лестница во всю ширину помещения. За ней анфилада залов, ярко освещённых. Как-то совсем незаметно я оказался в вестибюле, если это помещение так можно назвать. Хрустальная, прозрачная стена выходила на широкую террасу с множеством колонн, вершины коих украшали вазоны с цветами очень похожие на те, с лестницы. Ажурные полукружия арок соединяли их в единый ансамбль. Над входом с обратной стороны неправдоподобно ярко горел старинный фонарь, подвешенный на массивном крюке. Там за стеной была ночь, тёмная, непроглядная ночь. По-видимому, перед портиком раскинулась площадь. Туда, широким полукружием, каскадом спускалась парадная лестница. Время от времени в свете фонаря мелькали, отблескивающие золотом гербов, бока роскошных карет. Ни лошадей, ни возниц мне увидеть не удалось, как впрочем, и входящих. Хотя чувствовалось, что залы наполняются народом. Я посмотрел на потолок. Он был залит ярчайшим светом громадных хрустальных люстр, увешанных миллионами жемчужных ожерелий. Меня толкнули и тут же извинились. Потом опять и опять. Постепенно толпа входящих увлекла меня внутрь, подальше от входа. И вновь потянулись бесконечные залы, залы, залы. Музыка то нарастала, то стихала, как бы удаляясь. На голову то и дело сыпалось конфетти. Приходилось отряхиваться. Каменный пол сменялся паркетом, только затем, чтобы вновь стать мозаикой. Поднявшись по очередной широченной лестнице, я очутился в громадном зрительном зале. Массивные, с резными спинками кресла, обитые тёмно-красным сукном. Ковры между рядами. Ни единого свободного места. Огромная сцена затянута тяжёлым красным с золотом бархатом. Балкончики, ложи сплошь заполнены зрителями. Свет под потолком стал меркнуть. Я решительно направился вон отсюда. Так, бродя, незаметно оказался на этажах этого странного здания. В длинном коридоре справа расположились громаднейшие окна, а слева сплошные двери. Мне почудилось, будто они ведут на второй ярус. Толкнул одну в конце, и она свободно открылась. Пустая комната с дверным проёмом в углу справа и обычной деревенской лестницей, уходящей в круглое отверстие в потолке, слева. Сначала заглянул в правый угол. Крутая лестница узкой змеёй уходила вниз на сцену, где сейчас разыгрывался какой-то спектакль. Прожектора своим светом перекрывали видимость действия на подмостках. Зал тонул в темноте. Отойдя в левый угол и поднявшись по перекладинам, сунул голову в круглое отверстие. Меня ожидало разочарование. Совершенно пустая комната, с голыми, светло-зелёными стенами, и никаких дверей или окон. Спустившись, вышел в коридор. По широкой мраморной лестнице, устланной мягким, пушистым ковром, прижатым к ступеням полосами из чистого золота, чтобы не скользил, с великолепными серебряными канделябрами на периллах, прошёл в танцевальный зал. Но понял это не сразу, лишь когда чьи-то невесомые руки легли на плечи, потянули за собой в круговорот танца, я осознал, что кружусь в бешеном ритме, глядя под ноги, опасаясь одновременно сбиться с ритма, нарушить плавность движений, и особенно наступить на прекрасные ножки, то и дело мелькавшие в опасной близости моих блестящих туфель. Стоило лишь на миг приподнять взгляд, как тут же ощущалась фальшь, и приходилось вновь опускать глаза, следить за собственными ногами. Поначалу меня это увлекло, но постепенно стало раздражать. Мне очень хотелось увидеть ту, что решилась выбрать из тысячи наряженных красавцев обыкновенного бродягу. Свет одиночных ламп, цветных бра, газовых фонарей и люстр стал сливаться в единую линию и тогда я понял, что теряю контроль. Неимоверным усилием воли заставил мозаику пола вернуть себе прежний вид плитки, а не кружал, что было сил, крутанул свою партнёршу вокруг своей оси и нырнул в толпу, за спины танцующих, подальше от коварной обольстительницы. Не отрывая глаз от пола, двинулся, осторожно лавируя между танцующими, прочь, к такой близкой стене. Уворачиваясь от протянутых рук, пританцовывая время от времени, мне удалось-таки выкарабкаться из круга танцующих. Передо мной в двух шагах оказалась высоченная дверь, обитая золотыми полосами, инкрустированная драгоценными камнями, с золотым гривастым львом вместо ручки, которая, кстати, начала своё медленное вращение. Кто-то желал выйти оттуда. Вмиг музыка стихла. Замершие пары отпрянули прочь, подальше от меня, образуя широкий, метров пятнадцать, полукруг. Вся эта разноцветная толпа превратилась в единый безликий монолит. Свет слегка померк, а может, это мне только показалось, и дверь распахнулась. Сноп ярчайшего света ослепил, отшатнувшись, я отгородился рукой и проснулся.

Чёрная вязкая темнота с жуткой мёртвой тишиной обволакивали окружающий мир. Спросонок показалось, будто я оглох и ослеп одновременно. Рывком сел, отчего затёкшее от неудобного положения тело буквально взвыло, корчась от боли и неуважения, проявленного к нему. Мотнул головой, стряхивая остатки сна, и еле сдержался от стона. Из глаз посыпались искры. Моя бедная шея не поворачивалась. Зато всё сразу стало на свои места. Пришлось делать самому себе массаж. Хотел то же самое проделать и с ногами, даже чуть штаны не снял, но вовремя спохватился. Где-то рядом в темноте отдыхала жрица. Ещё не то подумает. Пришлось лишь задрать штанины и слегка пройтись по икрам. Покончив с этим нехитрым делом, я принялся ощупывать руками место, где лежал. Потом вспомнил, что развалился поперёк коридора. Наверное, правильно, не знаю. Только всё равно опасно. А вдруг крысы?! Или ещё какая живность?! Просветление всегда приходит опосля. Вот и сейчас. До меня только дошло, что за всю дорогу нам не встретилось ничего живого, даже намёка! Совершенно чистый пол, полное отсутствие каких-либо экскрементов, ни единой паутины или что там бывает в подземелье?! Скелеты и те встречались лишь человеческие, да и то не часто. Во всяком случае, на нашем пути.

Слева от меня зашевелились. Потом стукнуло огниво, посыпались искры, и зачадил факел. С непривычки свет показался слишком ярким. Я протёр глаза и глянул на девушку. Она устроилась куда комфортнее меня. На полу лежало тонкое, но даже на вид пушистое одеяло. Распахнутый рюкзак аккуратно расположился под головой. Между нами лежали связки факелов. Молодец. Она оказалась предусмотрительнее, практичнее меня. Вон как всё устроила и лишь после всего легла отдыхать. Мне стало стыдно. Служительница храма видно почувствовала моё замешательство и улыбнулась. Мне стало ещё стыдней и я отвернулся, но тут же её рука легла на мою. Это было так неожиданно, что я невольно вздрогнул. Девушка рассмеялась, протягивая факел. Я взял. Освободив руки, она извлекла из своего рюкзака пакет, развернула его на своём одеяле и принялась быстро чего-то смешивать, нарезать, раскладывать на невесть откуда появившихся листиках, как на тарелочках. В руке у неё мелькал кинжальчик. Закончив приготовление нехитрого завтрака, жрица разделила еду на две неравные части, отодвинув их на разные края импровизированной скатерти. Часть, предназначенная мне, была значительно больше. Я протестующе замычал. Моя спутница улыбнулась и, предотвращая дальнейшие возражения, принялась очень величественно есть, я бы даже сказал вкушать!.. Как это она делала, не знаю, но получалось у неё весьма изящно. Я даже залюбовался. Однако это не помешало мне потянуться к лежащему подле её колена, кинжалу, которого, надо сказать, даже коснуться не сумел. Оружие буквально растворилось на глазах. Я растерянно оглядел пустое место, потом на девушку. Она насторожённо смотрела на меня, в её руке сверкало лезвие ножа. По правде говоря, реакция, с которой всё было проделано, меня изумила. Вероятно, это отразилось на моей недоумённой физиономии, потому что жрица вдруг расслабилась и протянула мне свой кинжальчик рукояткой вперёд. Взявшись за эфес, я приступил к тщательному его изучению. Тонкое, узкое, длинное, трёхгранное жало чем-то было знакомо, но чем? Эфес сливался с кистью, настолько точно он был подогнан к руке. Даже всякие украшения, вырезанные на его рукояти, не резали ладонь, а, наоборот, придавали большую связь, как бы склеивая обладателя и оружие в единое целое. На двух малых гранях у самого эфеса стояли два микроскопических клейма. Я бы их и не заметил, если б не искал. На широкой стороне лезвия были начертаны какие-то иероглифы. Вся рукоять была буквально испещрена различными рисунками и заклинаниями. На верхушке красовался драгоценный камень ярко-зелёного цвета в форме женской головы. Ещё немного полюбовавшись, взвесил холодное оружие на ладони, ногтем проверил остроту режущей кромки и протянул жрице.

— Хорошее у тебя оружие, — похвалил я.

Она аккуратно взяла кинжал, и он тут же исчез. Как у неё это выходило и куда она его прятала, мне проследить так и не удалось. После завтрака из того же рюкзака на свет появилась приличных размеров серебряная фляга. Меня как током стукнуло. Только теперь дошла мысль, что мне совершенно неизвестно содержимое моего рюкзака. Жрец, или кто там, готовили его без моего участия. Узел на горловине развязался легко. Буквально сверху обнаружился точно такой же пакет, как у жрицы, а ближе к спине приютилось абсолютно такое же одеяло, под ним спряталась фляга. Но девушка меня остановила. Она аккуратно разлила воду из своего запаса по крышечкам от фляг, сделав мне знак не трогать пока что своих. Я было запротестовал, но, подумав, согласился. Мало ли, сколько нам ещё придётся бродить, а рюкзаки наши не безразмерные. Да и определить рацион для меня лично было сложновато.

Покончив с едой, мы собрались и прежним порядком двинулись к дальнейшим приключениям. Не знаю, как чувствовала себя моя молчаливая спутница, моё же состояние удовлетворительным назвать было трудно. Почему-то сильно болели мышцы ног. Проход уходил вниз довольно-таки круто. Может быть, именно из-за постоянного напряжения и рождалось это неприятное ощущение в икрах и лодыжках. Идти под горку так же нелегко, как и в гору. Ещё одна мудрость жития прибавилась в моём арсенале.

Погружённый в свои мысли, я не сразу сообразил, что идти стало тяжелее. Начался долгожданный подъём. Настроение улучшилось. Мы шли к поверхности, значит, путь выбран правильно, и очень скоро луч солнца, а не чахлый свет факела, озарит нам дорогу. Я аж пританцовывал от удовольствия, хоть подъём был крут. Вскоре мы чуть не на четвереньках ползли вверх. Жажда жизни превыше всего. Спасало только движение. Стоило замереть лишь на мгновение, как тут же тело начинало сползать вниз, и зацепиться было не за что. Пот в три ручья лился с меня, но ощущение близости выхода из этого дурацкого лабиринта подстёгивало, подпитывало надеждой. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что ползу один. Не останавливаясь, обернулся. Девушка изо всех сил, упершись в стенки узкого прохода, пыталась удержаться на месте. Срочно нужна была помощь. Но как?! Сделав приблизительно то же самое, то есть, упершись руками в стены, я медленно, очень медленно спустился к ней. Потом упёрся ногами и головой, освободив тем самым руки, обхватил жрицу поперёк талии и перебросил за себя, являясь, таким образом, перегородкой. Благо она поняла мой манёвр, а потому не ушиблась и не сбила меня. Держаться стало тяжелее, но всё же какой-никакой отдых. Девушка показала жестами, что сейчас затушит факел, и наше дальнейшее продвижение будет в кромешной мгле, так как нужны обе руки, иначе мы не доберёмся. Я согласно кивнул. Говорить не было сил. Дыхание никак не хотело восстанавливаться. Очень хотелось хлебнуть свежего воздуха. Вытереть пот со лба и то не было никакой возможности. Девушка продолжала жестикулировать. Я никак не мог понять, чего она от меня хочет. Наконец сообразил. Действительно, это был шанс. Но сделать предлагаемое было не так-то просто. После длительной подготовки, неоднократных попыток нам всё же удалось обнять друг друга за талии, упереться руками в стены, ногами в пол и продолжить свой штурм вершины единым живым клубком. Однако, буквально через пару метров, впрочем, показавшихся для нас километрами, мы неожиданно вывалились на совершенно ровную площадку. Я в изнеможении растянулся, переводя дух. Жрица лежала рядом. Ей тоже было не сладко. Потом она зашевелилась и зажгла факел. В неверном жёлто-красном свете хилого фитилька пред нами предстала абсолютная копия предыдущих круглых залов, с одной лишь разницей — здесь в центре зияла дыра, у которой лежали два несчастных существа, и так же зияли чёрные провалы очередных коридоров. От разочарования захотелось взвыть волком. Я зажмурился, проклиная всё на свете, с одним желанием больше не двигаться, смысл его отсутствовал. И вся эта демонстрация лишь для того, чтобы тут же сесть. Вынув факел из руки растерявшейся служительницы храма, я поднял его повыше. Так и есть. Это не была копия. Кроме отверстия в полу на нас смотрели семь проходов, не двенадцать, а всего лишь семь! И четыре ниши, тупика, как на карте!.. Это поняла и моя спутница. Она поднялась и медленно прошлась по периметру зала. И тут на меня снизошло очередное озарение. Повернувшись к дыре так, как будто это были двери, из которых мы только что вышли, я отсчитал пятый проход слева направо, по солнцу, подхватился на ноги, как ужаленный, и кинулся к выбранному проходу. В голове звучала слышанная где-то фраза: «Сейчас на земле царствует пятая раса». Где я об этом читал? Может, кто говорил? Не помню. Но выбор нашего дальнейшего пути был обусловлен именно этой фразой. Жрица не возражала. Вероятно она так же почувствовала единственно правильное решение. И куда подевалась наша усталость?! Похватав ношу, уже через несколько минут мы бодренько шагали по вновь опускающемуся вниз коридору. Вскоре спуск прекратился, зато начались сплошные повороты. Я уже давно потерял ориентир относительно входа в лабиринт, а тут вообще сплошное головокружение… И вдруг всё прекратилось. Зловещая развилка под сорок пять градусов… Опять выбор. Я сбросил рюкзак и сел. Надо было отдохнуть и подумать. Хотелось пить. Не зря всё-таки жрец подсунул мне женщину. Не успела мысль о воде затихнуть где-то в подкорке моего серого вещества, как жрица ловко вскрыла свой вещмешок, извлекая из него серебряную флягу. Какое это блаженство… Напиться чистой, свежей воды. Правда, тепловатой и всего стаканчик, но всё равно приятно.

— Спасибо, — от души поблагодарил я, возвращая пустую посудину, одновременно размышляя, а не попросить ли добавки?!

Как бы угадав мои намерения, девушка отрицательно качнула головой.

— А ты жадная, — неуклюже пошутил я.

Она опять сделала отрицательный жест.

— Да ты не принимай близко к сердцу, это я так шучу. Стресс снимаю, — улыбнулся я.

Девушка улыбнулась в ответ. Налила себе четверть и выпила. Это уже было слишком.

— Ну-ка, налей себе ровно столько, сколько мне, — запротестовал я.

Она решительно закрыла флягу и сунула её в мешок.

— Ладно, в следующий раз пить будем наоборот, — пообещал я и принялся осматривать стены коридоров.

Ничего особенного в них не было. Куда хошь, туда и топай. Никаких ощущений, никаких подсказок, никаких рисунков и тому подобное. Немного поколебавшись, я выбрал левый и нехотя поднялся, вытягивая из сильно похудевшей связки очередной факел. Моя спутница решила иначе. Она отобрала незажжённый и вручила мне наполовину уже сгоревший.

— Но ты же останешься в темноте?! — забеспокоился я.

Девушка успокоительно махнула рукой, мол, не волнуйся, я подремлю. Пожав плечами, я не спеша, двинулся по проходу, внимательно осматривая стены. Через несколько шагов явственно почувствовался подъём. Памятуя недавний кошмар, я пошёл ещё медленнее, сберегая силы. Но предусмотрительность была напрасной. Вскоре земля под ногами выровнялась, и проход сделал резкий поворот вправо. От неожиданности и пережитого шока, я отлетел назад и пребольно шмякнулся башкой о стену. Прыжок назад без разворота и подготовки был великолепен. Никогда в жизни не повторить мне подобного. Понадобилось несколько минут, прежде чем рассеялся туман в моей разнесчастной головушке. Я сидел на краю пропасти. Искра обронённого факела давно исчезла в её глубине. В последнем отсвете огня брызнули зеркальные отблески металлических столбов, подпиравших свод. Это был тупик. Пришлось ретироваться, на подгибающихся в коленях, непослушных и дрожащих ногах. Держась за стену, в кромешной тьме, ощупывая дорогу словно слепой, добрался до поворота.

— Эй! Госпожа служительница или как вас там правильно… — позвал я.

Ответом была тишина. Сделав ещё один шаг, наткнулся на что-то мягкое и податливое. Предчувствуя, что сейчас будет под моими руками, всё же присел и потрогал. Это был мой рюкзак. Чуть дальше лежали два последних факела, потом рюкзак жрицы и всё!.. Больше никого. Вот тут я испугался по-настоящему. Такого жуткого страха мне не приходилось испытывать никогда в жизни. Одно дело погибать в коллективе, другое в одиночку. Паника разливалась по моему обезволенному сознанию. Ноги вообще перестали держать, и я шлёпнулся на пятую точку прямо в тот проход, откуда только что вышел. Мысли миллиардами жалящих пчёл зароились в мозгу. Самообладание быстро улетучивалось. В соседнем коридоре послышался шорох, и мгновение спустя что-то ярко блеснуло. Это было уже слишком. Я дёрнулся, будто подколотый шпагой мушкетёр. «Что это ещё за малодушие?! А ну кончай труса праздновать!» — мысленно обругал я сам себя, но прежней твёрдости духа не обрёл. Светлое пятно приближалось. «Тьфу ты чёрт! С чего бы это так пугаться?!» — продолжал я убеждать сам себя, но ноги отказывались повиноваться, и в этот момент с горящим факелом в руке из коридора вышла жрица. Громкий, несдерживаемый, бесстыдный вздох облегчения вырвался из моей груди. Девушка, увидев меня, присела рядом и принялась жестами извиняться. Я же, глупо лупая глазами, смотрел на неё обалдевшим от счастья кретином. Жрица сунула руку в свой рюкзак и подала мне небольшой свиток, очень похожий на первый, только тот был побольше. Подозревая, что это может оказаться очередной картой, развернул и был прав. В правом нижнем углу расположились две линии. Одна уходила влево и обрывалась крестиком, другая шла, всё время, забирая, вправо, огибая огромный на весь лист квадрат, утыканный правильными рядами точек. Через почти равные отрезки от основного коридора отходили боковые. Одни так же, как и левый, вскорости обрывались, однако не крестиками или ноликами, а просто. Некоторые из них были отмечены рисунком в виде язычка пламени. Я посмотрел на факел в руках спутницы. Он был совершенно другой. Понятно, что там, за этими обозначениями скрывались склады факелов. Как впоследствии показали события, в своих размышлениях я был прав. Там действительно были факелы. Правда, не во всех, да и складами их не назовёшь. Так, пара весьма тощих связок. Но и этот мизер был приятен. Наша же дорога лежала в этот прямоугольник. Вытащив первую карту, попробовал совместить. Чертежи совпали. Одно стало непонятным, почему жрица не дала мне этих карт раньше? Я вопросительно посмотрел на неё. Она виновато пожала плечами, как бы говоря, мол, извини, забыла, так уж получилось.

— Память у тебя девичья, — с горечью заметил я, засовывая рисунки себе в карман.

Девушка ничего не ответила, лишь виновато опустила голову.

Мы тронулись в путь. Идти было не сложно, но очень уж долго. Прямоугольником же оказалась громаднейшая пещера. Хотя чуть позже, после первого осмотра, пришлось признать, что не естественная пещера это вовсе, а дело рук гигантов подземных. Мы стояли в расширяющемся устье выхода. Впереди ровными стройными рядами уходили в темноту матово поблёскивающие исполинские каменные колонны. Потолок утопал высоко в темноте.

Служительница отошла к левой стене и опустилась на землю. Она явно не собиралась продолжать путь в ближайшее время. В принципе я был с ней согласен. Сбросив рядом свой рюкзак, взял новый факел и двинулся вдоль стены в угол пещеры. Поначалу считал шаги, потом сбился и решил, что на обратном пути всё равно придётся пересчитывать колонны, мало ли чего на пергаменте изображено. Хотя эти дурацкие столбы там есть, а вот прохода нет, то есть выход с противоположной стороны напрочь отсутствует. А может быть, он не там вообще? Надо будет проверить ещё разок. Идти пришлось достаточно долго. Добравшись до конца, первым делом передохнул, и пожалел, что не взял с собой ничего из припасов. Дальше пошла сплошная математика. Став спиной к стене, в которой был проход, напротив первой колонны, посчитал шаги от стены до колонны. Получилось ровно сто шагов. Тогда от неё же к боковой стене. Вышло десять. Если принять, что каждый мой шаг равен одному метру, значит, расстояние между колоннами равно десяти метрам. Имеется в виду ряд вдоль главной стены. Если колонн пять сотен в ряду, то и получается длина или ширина равна пяти километрам! Я ужаснулся. Ничего себе пещерка?! Это же какие гиганты её строили?! А расстояние между рядами равно ста метрам!.. Осталось только уточнить, сколько их. Высоту, к сожалению, я высчитать не мог, хотя бы потому, что не видел самого потолка!.. Присев, достал карту и принялся пересчитывать ряды от входа, и волосы мои стали дыбом. Их оказалось двадцать! Проще говоря, длина пещеры равнялась двадцати километрам. Не так уж и мало, если, конечно, их надо просто пересечь, а ежели ещё и попетлять придётся?! Теперь стало очевидным, что это длина, и нам необходимо куда-то в этой громадине топать. Остаётся лишь решить, куда?! Я поднялся и направился к отдыхающей девушке, попутно пересчитывая колонны, которых, согласно карте, должно быть 255 штук до нашей стоянки и столько же после, так как выход был строго по центру.

Жрица ожидала меня с уже накрытым столом. Мы перекусили, после чего она завернулась в одеяло и улеглась под стеной. Я согласился с ней и проделал то же самое. Сон пришёл мгновенно.

Чёрное поле простиралось далеко за горизонт. У его края стояла толпа, насчитывающая где-то около двух сотен человек. Я притаился немного в стороне, как бы отдельно и в то же время вместе. Вожак, которого мне, кстати говоря, видно было плохо, махнул рукой и на девственно гладкую поверхность ступил первый доброволец. Он шёл строго впереди предводителя. Чуть правее, шагах в десяти, и левее на таком же расстоянии от центрального идущего, шли ещё по одному первопроходцу. Основная толпа потянулась за вожаком. Я был последним, поэтому прежде, чем ступить на это страшное пожарище, потрогал носком туфли твёрдость почвы. Она оказалась рыхлой, податливой и ненадёжной. Тогда я сместился слегка в сторону и нашёл более твёрдую тропку. Шагнув на неё, обратил внимание на то, что все идут по колени в чём-то очень напоминающем пепел. Здесь явно было пожарище. Невольно глянул на свои ноги. Чёрная пыль едва прикрывала мои щиколотки. И в эту минуту прямо перед вожаком что-то произошло. Занятый своими ногами я не видел этого, но отшатнувшуюся толпу трудно было не заметить. Все остановились, даже оба боковых разведчика. Жест рукой — и новая жертва уже впереди, чуть правее прежнего курса. Я посмотрел направо. Разведчик немного постоял в нерешительности и сделал шаг вперёд. Вспышка, лёгкий хлопок и только чёрная оседающая пыль — вот и всё, что осталось от человека. Так вот почему поле чёрное?! Я передёрнул плечами. Ужас. Продолжая осторожно прощупывать свою тропку, двинулся дальше. В рядах идущих за предводителем опять началось брожение. Уже с меньшим энтузиазмом вправо выдвинулся следующий разведчик только для того, чтобы тут же вспыхнуть и осесть чёрным облачком пепла. Народ заволновался, но, видно, никто не решался противиться приказу главного. Я продолжал медленно, не спеша продвигаться вперёд, не отрывая глаз от земли. Идти в таком напряжении было очень трудно. Так и хотелось остановиться, присесть, отдохнуть немного. Толпа всё так же продолжала двигаться. Потери её были неисчислимы, однако мне было не до них. Механическое ощупывание почвы перед тем, как ступить, изматывало невероятно. Порой мне казалось, что никогда не выбраться из этого ада. Облегчение пришло совершенно неожиданно. Куда бы не ткнулся носок моей туфли, везде была твёрдая земля. Я потряс головой, сбрасывая наваждение. Под ногами серела самая обыкновенная глина. Кое-где торчали кучки полуживой травы. Выбрался, наконец-то выбрался. Я облегчённо вздохнул и огляделся. Подле вожака осталось не больше пятнадцати человек. Они выстроились в одну цепочку и короткой змейкой двинулись по невидимой тропинке за ведущим, который теперь шёл впереди всех. Замыкающий то и дело оборачивался, как будто чего-то опасался. Я пристроился последним.

Шли мы недолго. Вскоре что-то тёмное заслонило горизонт и почти сразу же возле ведущего группу появился то ли человек, то ли робот. С виду он очень походил на роботов из кинофильмов: квадратная голова, тёмная, почти чёрная маска лица. Издалека даже казалось, что в решёточку. Такое же квадратное тело, неуклюжие движения конечностей. Он пошептался с провожатым, и нависающая арка ворот в полумраке исчезла. Мы оказались посреди сумрачного, громадного зала пред слегка виднеющейся великолепной дверью. Впереди стоял тот, кто привёл всех нас сюда. Человек-робот что-то втолковывал ему, нелепо размахивая руками-клешнями. Слева от двери притаился низенький резной сундук на ножках, сильно смахивающий на вытяжной шкаф. Встретившее нас чудище, двинулось к этому рундуку, ведя за руку нашего главного. Со своего места мне не было видно, что там. После чего робот отошёл на шаг назад, и в его клешне появился громадный секундомер. Он уставился в его циферблат. Вожак протянул руку, как слепой, помацал поверхность сундука, схватил что-то и хотел было поднять это вверх. Однако человек-робот успел перехватить его жест и отобрать найденное. В ту же минуту дверь медленно распахнулась. Сноп ярчайшего света ударил в глаза. От неожиданности окружающие закрылись руками. Не знаю почему, но меня этот свет не ослепил. Да, он был ярок, но не ослепителен, как фары встречных машин. В первое мгновение золотое сияние не давало рассмотреть, кто там распахнул дверь. Потом все увидели женщину необыкновенной красоты, всю в золотом сиянии, каскадом спадающим к её ногам. Она в упор смотрела на стоящего перед ней и явно дрожащего человека.

— Дракончик, ты помогаешь им, — констатировала она и взмахнула рукавом, ну точь-в-точь как Василиса из мультика, и наш провожатый исчез.

— Нет, я не помогаю. Я не имею права! — успел я расслышать ответ человека-робота и проснулся.

Первое, что мне довелось увидеть, открыв глаза, — жрицу, стоящую с зажжённым факелом между 254-ой и 255-ой колонной, старательно вглядывающуюся в глубину пещеры. Немедленно вскочив на ноги, подошёл к ней и посмотрел в ту же сторону. М-да. Там, в нескольких метрах не доходя следующей колонны, белели человеческие кости.

— Хороший ориентирчик, — буркнул я и пошёл убирать постель.

После завтрака я всё же решил проверить свой груз в рюкзаке. На свет божий появились две серебряные фляги с водой, пакет с едой, кулёк с финиками (что меня больше всего удивило, а заодно и порадовало), телескопическая тросточка и подобие зубила с небольшим молоточком.

— Ну и ну! — изумился я. — На кой хрен я должен таскать эти железяки?

Первым порывом было выкинуть всё за колонны, но, немного подумав, решил, что не стоит. Раз жрец их положил, значит, знал, зачем. Ещё с полминуты поразмыслив, запихнул всё обратно, оставив лишь трость. После чего завязал горловину вещмешка, поднялся и вскинул на плечи. Пора было идти искать проход. Жрица присоединилась, и мы пошли вдоль колонн. Поначалу я ринулся было прямо между 255-ой и 256-ой, однако красноречивый жест спутницы охладил мой пыл. Медленно двигаясь вправо от входа, как раз туда, где мне ещё не довелось побывать, мы до рези в глазах вглядывались в темноту. Только, уж и не знаю, на счастье ли, или наоборот, ничего не было видно. В одном месте я уже решился пройти, как вдруг девушка придержала меня, подняла с земли только что выплюнутую мною финиковую косточку и, несильно размахнувшись, бросила в выбранном направлении. Вспышка яркого огня на миг ослепила. Я замер, потирая глаза.

— Ну, ты даёшь! — восхитился я и тут же устыдился. — Держи. — Протянул ей пакет с финиками.

Жрица немного поколебалась, но всё же взяла, только есть не стала. Извлекла по одной фруктине, дала одну мне, а другую оставила себе. Я понял зачем — теперь это было наше спасение. Мы шли вдоль гигантских столбов и плевали косточками по очереди, чтобы на дольше хватило. Умный же оказался жрец, неужели он и это предвидел?! Ответа, конечно, получить было неоткуда. Таким образом, мы добрались до противоположной стены. Прохода не было. Пожав плечами, пошли обратно. А что оставалось делать? Вернувшись на прежнее место стоянки, возобновили испытанный приём. Между 184-ой и 183-ой колонной косточка не исчезла. Тогда я решительно двинулся к ней. Подобрав, снова бросил вперёд. Вот так, то и дело подбирая и вновь бросая талисман, как рыбак со спиннингом, мы углубились в каменный лес столбов. У седьмого ряда косточка вспыхнула.

— Так, пришли, — констатировал я, снимая рюкзак.

Девушка опустилась рядом. Опершись спиной о колонну, я почувствовал жуткий холод. Да, тут недолго было простудиться. Отодвинувшись, потянул за собой вещмешок. Там что-то звякнуло. Мне стало интересно, что там могло стучать. Оказалось, импровизированное зубило. Усмехнувшись, стукнул по основанию колонны. Странно, однако от неё откололся кусочек. Я поднял его и вдруг понял, что это мрамор, а не металл! Это же надо?! Ради интереса легонько постучал по самому столбу. Он отозвался, но как-то странно. Мысль пришла чуть позже, а тогда я просто вскочил и телескопической тростью, которую всю дорогу держал в руках, принялся обстукивать мраморную колону в разных (правда, доступных) местах. В одном месте звук пустоты отозвался звонкой музыкой. Вот тут-то и пришла та самая мысль, которая должна была явиться раньше. Бросив трость, схватил зубило и молоточек. Долбить было очень неудобно, так как приходилось держать руки выше головы, благо, что камень мягкий, не то мне бы ни за что долго не выдержать подобных испытаний. Когда отверстие стало достаточным для того, чтобы просунуть руку, я отложил свой инструмент и попросил девушку посветить. Только сделать это было гораздо труднее, так как на квадратном основании умещался лишь один человек. В общем, больше вслепую, чем при помощи зрения, мне удалось-таки вытащить из каменного дупла какой-то небольшой предмет. Ухватив его покрепче, спрыгнул вниз. На раскрытой ладони лежала пирамидальная коробочка, вся изрисованная виноградными листьями. Она очень напоминала египетские пирамиды только в уменьшённом виде. На донышке так же имелась часть изображения. Может, мне это лишь показалось, не знаю. Коробочка явно была из серебра. Девушка даже извлекла свою полупустую флягу из-под воды и сличила. Удовлетворённо кивнула и улыбнулась. Ещё немного полюбовавшись, я спрятал находку в карман. Вновь сложил зубило с молотком в мешок и приготовился к дальнейшему путешествию. И тут выяснилось, что финики-то закончились. Жрица виновато посмотрела мне прямо в глаза и принялась водить факелом между столбов. До меня не сразу дошло, что она делает, но потом даже интересно стало. Дым от факела не уходил за колонны, а тянулся вверх, вдоль незримой линии. К счастью, долго искать нам не пришлось. Проход оказался справа между шестым и седьмым рядами. Теперь впереди шла девушка, разведывая путь огнём. Шли мы не очень быстро, да и нельзя было разогнаться. Правда, в десятиметровом промежутке мы ускоряли шаг, но от этого наше движение становилось дёрганым. А подле 366-ой колонны пришлось остановиться. Дальше хода не было. Жрица повела факелом влево и облегчённо вздохнула. За всю нашу дорогу мне ни разу не приходилось слышать от неё чего-нибудь подобного, ну никаких эмоций, кроме редких улыбок. Делать привал не стали. Добравшись до 13-го ряда, решили всё же передохнуть. Полуразвалившись на земле, насколько это было удобно, задумались о дальнейших действиях. Почему-то мне казалось, что тут есть какая-то цифровая закономерность в номерах рядов и колонн, но какая? Немного поразмыслив, извлёк телескопическую трость и вновь принялся обстукивать столб. На этот раз новый звук почти не удивил. Через полчаса из второго каменного дупла появилась на свет золотая коробочка, точная копия первой. Спрятав её в другой карман, я присел отдохнуть и вдруг понял зависимость цифр — это был календарь майя!!! Поискав пергамент с рисунком пещеры, развернул его и, обугленным, заострённым концом щепы отметил колонны под номерами 3183, 6366 и 9549. Начертил пройденный путь и пунктиром отметил предполагаемый. Вышло даже очень неплохо. Жрица внимательно за мной наблюдала. Не знаю, поняла она меня или нет, но согласилась, это точно. Сориентировавшись, очень быстро нашли проход. Он, конечно же, оказался там, где я и предвидел — слева, между двенадцатым и одиннадцатым рядами. Мы смело и достаточно быстро двинулись вперёд, считая колонны. Возле 49-ого столба повернули вправо, даже не притормозив. У последнего ряда, в предполагаемом месте на свет появилась платиновая коробочка. Я усмехнулся. Мы добрались до конца пещеры и знали, как вернуться, но не знали, куда идти дальше. Помог всё тот же факел. Язычок пламени отклонялся вправо. Совсем незаметное движение воздуха. Мы пошли в указанном направлении и прямо напротив 255-ой колонны, строго симметрично входу с противоположной стороны, оказался новый коридор. Вздохнув, я первым шагнул в него и чуть не покатился кубарем вниз по отполированным до блеска мраморным ступеням. На двести пятьдесят третей ступени сбился со счёта, но начинать всё сначала мне не очень хотелось!.. Да к тому же через пару десятков они закончились. Здесь проход уже сузился до двух метров. Сменив факел, мы пошли дальше. Вскоре коридор принялся вилять и с каждым пролётом всё чаще и чаще. В конце концов дошло до того, что через каждые два шага оказывался поворот. Благо, хоть не было боковых ответвлений.

Всё закончилось как-то резко и неожиданно. Я затормозил, едва не выскочив из прохода в очередную пещеру. Она оказалась намного меньше предыдущей, однако утверждать не берусь, так как всё равно не видел ни её сводов, ни боковых стен. Просто так показалось. Под ногами распростёрлось громадное пыльное покрывало. Пришлось даже оглянуться назад в коридор, дабы убедиться, что не померещилось. Действительно, в кругу хилого света от безжалостно чадящего факела пол был укутан мягким, серым ковром пыли. В голове тут же возник сегодняшний сон. Я осторожно носком туфли опробовал участок на предмет глубины погружения!.. Всё было нормально. Никаких подвохов. И тем не менее, не было понятно, куда идти? Обернулся к спутнице. Она смотрела на правую боковую стену. Мне стало интересно, чего она там увидела, и тоже поглядел туда. Великолепно выполненный олень убегал от нас вправо вдоль стены. Да! Картина была такой реалистичной, потрясающе яркой, что хотелось подойти и погладить животное. С улыбкой, приятно поражённого человека, совершенно случайно глянул на противоположную сторону и чуть не подпрыгнул от изумления. Там убегала точная копия!.. Только в обратном направлении. Осторожно, чтобы не испугать девушку, тронул её за руку и, когда она обратила на меня внимание, указал на второго оленя. Жрица скользнула взглядом, улыбнулась и посмотрела на меня. Я не понял её взгляда, но почему-то глянул поочерёдно на каждого из оленей и вдруг догадался. Оба животных убегали вдоль стен, как бы приглашая за собой, но, увидевший их обоих одновременно, сразу же догадается, что это простейшая уловка. Идти сразу в обе стороны ну никак не получится, а значит, надо было идти прямо. Служительница снисходительно улыбнулась моей догадливости.

— Чо лыбишься-то?! — незлобно спросил я. — Лучше бы слово сказала, а то одичаешь тут за столько дней молчания, язык забудешь.

Она меня не поняла, а может, сделала вид?.. Лишь пожала плечами. Я вздохнул и сделал первый шаг по серости, оставляя за собой цепочку следов.

Идти без ориентиров было трудно. Честно говоря, вообще не понимаю, прямо ли мы шли, или всё же скосили в сторону?! Увидеть свод пещеры было невозможно, а звук разлетался многоголосым эхом. Свет факела не позволял видеть далеко, а потому определить точность направления по собственным следам так же не предоставлялось возможным. Мы шли наугад, наудачу. В моей уже порядком одурманенной голове роились самые дурацкие мысли. Кому могло прийти в голову строить под землёй такие дворцы?! Зачем?! Сколько труда и усилий?! Не проще ли было сделать это же на поверхности?! Для чего прятать всё это под землю, да ещё опутывать сетью ложных переходов?! Чтобы никто не добрался?! До чего?! Вот это «чего» в конце продолжало толкать меня вперёд в ту самую неизвестность за неизвестным. Я усмехнулся игре слов. Пора было бы подумать о привале, но как-то совсем не хотелось торчать на открытом пространстве… И опять мне стало смешно. Кто нас видит? Над головами несколько сотен метров, а то и больше, тысячи тон грунта, даже крыс не наблюдается. Меня тронули за плечо сзади. От неожиданности я вздрогнул. Девушка указывала куда-то вперёд и чуть левее, буквально на пару метров. Я послушно посмотрел в указанную сторону. Что-то темнело там, в глубине, зато хоть какой-то ориентир. И тут некстати подумалось, что в этой громадной пещере нет ни одной подпорки, ни одной колонны! А ну как рухнет вся эта глыба на голову? Даже мокрого места не останется. Искать нечего будет. Бред. Кому придёт в голову нас искать? Жрецам из храма? Да никогда в жизни. Почему-то тяжело вздохнув, направился к замеченному объекту. По мере приближения он рос, увеличивался в размерах. Вскоре это уже была стена. Мы остановились. Пред нами была самая обыкновенная кафедра, трибуна! Только размеры её поражали. Высота была не меньше пяти метров, ширина приблизительно такая же. На двух стенках, представших моему взору, были изображены виноградные лозы, увешенные кистями янтарных ягод.

— Здорово! — выдохнул я, восхищённый мастерством исполнения.

Девушка ничего не ответила. Она медленно пошла вправо, обходя кафедру кругом. Я двинулся следом. Однако далеко идти не пришлось. За первым же поворотом перед нами распростёрлись мраморные ступени. Я потрогал стену кафедры. Она тоже была мраморной.

— Ни фига себе! — опять изумился я.

Мы поднялись. Изнутри сооружение было таким же громадным, как и снаружи. Правда, пропорции были странные, они соответствовали росту обыкновенного человека. Мне почему-то казалось, что это кафедра для великанов. Обследуя поверхность стола, где знаменитые ораторы обычно кладут свои шпаргалки, я наткнулся на три довольно странных углубления. Не раздумывая, извлёк из карманов коробочки и расставил их по местам. Получилась геометрическая фигура, сильно смахивающая на равносторонний треугольник с вершинами маленьких пирамид. Присев, я полюбовался образовавшейся картинкой. Три одинокие пирамиды что-то смутно напоминали, но что, так и не вспомнилось. Налюбовавшись, протянул руку, чтобы собрать пирамидки, но зацепил рукавом верхушку одной. Она упала. Это поначалу мне показалось, что она упала, на самом же деле откинулась верхняя часть, причём так, что вершина упала строго в центр треугольника. Тогда очень осторожно я пальцем толкнул, продолжавшие торчать, купола. Они послушно легли подобно первой. «Один в трёх и трое в одном» — всплыло в памяти. Да-а! Передо мной был равносторонний треугольник, его три вершины указывали точно в центр, деля его на три равные части и образуя всё те же 3 равносторонних треугольника. Это меня почему-то очень поразило. Наклонившись ниже, я вдруг обнаружил, что отвалившиеся верхушки пирамидок открыли хранимые в себе тайны. В каждой на бархатке лежало по малюсенькому ключику. Даже смешно стало, потому, как взять их можно было лишь пинцетом. За эти дни ногти у меня отросли неимоверно, ножниц, разумеется, не было, вот я и воспользовался естественными захватами. Ажурный, хрупкий ключик лежал на раскрытой ладони. Жрица внимательно следила за тем, что я делал. Сейчас она с нескрываемым восхищением разглядывала ключик. Осмотрев все три, вернул всё по местам и, закрыв пирамидки, хотел было уже сунуть их в карман, но тут заметил, что над каждой выемкой, где только что стояли секретные шкатулочки, имеются какие-то картинки. Разжал ладонь и стал сверять донышки. Так и есть. Рисунки совпадали, но стоило мне расставить всё в соответствии, как земля под ногами дрогнула и поплыла!.. Меня качнуло назад, руки, не имея за что зацепиться, взметнулись вверх, удерживая равновесие. И всё же мне удалось устоять, переместив центр тяжести и даже подхватить уже падающую девушку. Мы дружно навалились на стол. И движение прекратилось. Ещё не поняв, что произошло, первым делом схватил заветные пирамидки и сунул за пазуху, только после этого обернулся. Жрица внимательно смотрела в образовавшийся проход за нашими спинами. Кафедра дрогнула и вновь пошла назад. Тут-то я бесцеремонно схватил девушку и кубарем скатился вниз, по открывшимся ступеням в распахнувшийся коридор. Мы всё же чуть-чуть не успели. Страшный удар сзади оглушил меня, и сознание покинуло моё грешное тело.

Очухался я довольно-таки быстро. Во всяком случае, мне так показалось. Сильно болел затылок и правое плечо. Видимо, зацепило по касательной. Жрица сидела рядышком, массируя мне виски. Пришлось открыть глаза, хоть очень не хотелось. Факел торчал из щели на стене прямо надо мной. Заметив моё возвращение к реальности, девушка улыбнулась, но массаж не прекратила. Боль постепенно отпускала. Сделав ещё пару круговых движений, она опустила руки. Я попытался сесть. Голова закружилась, но только и всего. Мы находились в тупике. С трёх сторон была глухая стена, с четвёртой зиял чёрным провалом коридор. Лестницы, по которой мы сбежали, не было нигде. Я удивлённо глянул на спутницу. Она понимающе улыбнулась и показала на стену прямо предо мной. Тут до моего затуманенного сознания дошло, что эта стена как раз и огрела меня по затылку, отгородив от лестницы.

— Сколько защиты, с ума можно сойти, — вслух сказал я и не узнал собственного голоса.

Жрица ещё раз улыбнулась и показала на проход. Кивнув, поднялся на ноги, кряхтя. В голове слегка звенело. С трудом закинул на одно плечо отяжелевший рюкзак, двинулся вперёд. Здесь подземелье было очень узким и весьма невысоким. Правда, постепенно коридор расширился, но не до прежних размеров. Мы долго шли по прямой, а когда вновь начались повороты, я решил было сделать остановку на ночлег и постараться восстановить собственные силы, однако не успел осуществить свои планы. Проход сделал очередной резкий разворот и раздвоился. Мы остановились в нерешительности. Опустив вещмешок на пол у ног спутницы, я взял из её рук огарок факела и пошёл изучать путь. Памятуя, что в прошлый раз мой выбор пал идти налево, в этот раз свернул направо и оказался в большой комнате. В длину она была около пяти метров, в ширину немножко меньше. Слева и справа у стен находилось что-то очень похожее на каменные ложа. Лучшего места для ночёвки в этом захолустье вряд ли можно было отыскать. К тому же на импровизированных кроватях имелись выпуклости, напоминающие подушки.

Воткнув факел в кольцо над входом, вышел к девушке, подхватил свой мешок, приглашающе махнул и вернулся в пещерку. Она вошла следом, немного насторожённая. Увидев шикарные апартаменты, удивлённо подняла бровь.

— Да ты не стесняйся, будь, как дома, но не забывай, что в гостях. — Я улыбнулся.

По-видимому, она меня поняла, потому что тут же извлекла из мешка одеяло и ловко, одним движением кистей, расстелила его на ложе справа от двери. Выбор был сделан и я опустился на левый. Быстро поужинав, мы завернулись в свои тёплые коконы и уснули.

Вряд ли мой сон длился более пяти минут. Какая-то неясная тревога разбудила. Я сел. Девушка так же не спала, сидела на своей постели и немного испуганно переводила взгляд с меня на каменное ложе.

— Что случилось? — спросил я, не выдержав молчания.

Она молча указала на своё ложе. Я поднялся и шагнул к ней.

— Ну, что тут ещё? — буркнул, опускаясь рядом на корточки.

Она запротестовала и похлопала ладошкой по одеялу. Недоумевая, я сел, куда просили. Девушка, особо не церемонясь, уложила меня рядом с собой. Это было уже что-то новенькое!.. Всё стало ясным, стоило лишь приложить ухо к каменному ложу. Где-то шумела вода. Пришлось подняться и ещё раз обойти комнату. Нигде ничего подозрительного не было. Жрица широким жестом указала на кольцо над дверью. Теперь и я задумался, кому это пришло в голову нас сюда приглашать. В том, что это была ловушка, сомневаться не приходилось. Я снова подошёл к ложу и прилёг. Вновь где-то внизу под нами зашумела вода.

— Водопад! — шёпотом выдохнул я.

Девушка кивнула. Тогда я вскочил, схватил в охапку свой рюкзак вместе с одеялом и швырнул всё барахло в проход, затем, обхватив девушку за талию, буквально выкинул из комнаты, следом вышвырнул её вещмешок и только схватился за одеяло, чтобы сдёрнуть с каменного ложа, как пол под ногами дрогнул. Мне удалось одним прыжком выскочить в коридор вслед за выброшенной ранее жрицей. Факел остался гореть в пещерке. От такой прыти я не рассчитал свои силы и хорошенько приложился головой о противоположную стену, рассыпав при этом все свои шмотки, но сознание не потерял. Да и смягчила мой удар служительница храма, подставив свои тонкие руки в попытке поймать меня. Ну да, вздумала, целых восемьдесят кил… Это же не шутка. Поднявшись на ноги, первым делом собрал разлетевшиеся вещи в рюкзак и, завязав, вскинул на плечи. Потом заглянул в пещерку и отшатнулся. Справа, там, где было ложе девушки, зиял провал. Пол почти от левой каменной кровати под девяносто градусов уходил вниз. На границе света и тьмы что-то белело. До меня не сразу дошло, что это одеяло. И там, где-то очень глубоко и далеко, шумела вода. Свет факела не мог пробиться до источника шума. Я присвистнул. Жрица опасливо заглянула через моё плечо и в ужасе отшатнулась прочь. Я тоже попятился на всякий случай. Потом попробовал достать факел над дверью. Но сие мероприятие было достаточно рискованным. Поэтому, сплюнув, я зажёг новый, и мы продолжили путь по проклятому туннелю. Только теперь ноги в коленях принялись подрагивать. Нервный шок начинал действовать. Самым непонятным во всём этом было то, что ловушка сработала с некоторой задержкой. Может, механизм заржавел?! Или так надо было?! Однако сейчас думать про это не хотелось. И всё же я догадался. Сработал нагрев, то есть тело девушки нагрело какой-то скрытый ключ, который и включил ловушку. Всё было рассчитано точно, точнее не бывает. Но время всё же внесло свои коррективы, что нас, в конечном итоге, и спасло.

Отойдя подальше от «гостеприимной» пещеры, мы в изнеможении опустились прямо посреди коридора. Вытащив уцелевшее одеяло, я протянул его девушке, подсунул мешок себе под голову и стал устраиваться на ночлег. Однако служительница со мной не согласилась. Расстелив одеяло странным образом, она пригласила меня лечь рядом. Подчиняться не хотелось, но пришлось, да и сил спорить не было. Пристроился с краешку. Но девушка всё равно не успокоилась. Она потребовала лечь ближе к середине. Повозмущавшись для приличия, выполнил требуемое. Перекатился к центру, отвернувшись. Странно, но остался ещё кусочек одеяла, и я закинул его на себя. Жрица прижалась ко мне и проделала то же самое. Стало очень тепло, сон не заставил себя ждать.

Чёрное поле простиралось предо мной. Кажется, я его видел. Ну да, конечно, вчера вроде бы здесь проходили с группой!.. Коснувшись носком туфли серого пепла, отыскал тропинку и двинулся в очередное путешествие. В одиночестве проделывать однажды уже пройденный путь было гораздо сложнее, но и быстрее, так как никто и ничто не отвлекало. Преодолев поле, остановился в нерешительности. Я не очень помнил, куда мы потом шли?.. И тут увидел брошенную кем-то в прошлый раз конфетную обёртку. Память тут же подсказала направление. Незаметная тропинка виляла по пустырю. На дороге то и дело встречались рвы, ямы наполненные водой, просто обломки каких-то сооружений. Над головой низко висело свинцово-серое небо. Пейзаж был не из приятных. И вдруг, как из-под земли, вынырнула арка, а из неё вышел давешний человек-робот. Я остановился. Его лицо действительно было решёткой, как на динамиках у старых приёмников.

— Хи-хи! — сказал он, беря меня за руку. — Таки пришёл?! Я тебя ещё в прошлый раз приметил. Стоял эдак в стороночке. Думал, никто не видит?!

Я ничего не ответил, да и что надо было говорить? Меня, оказывается, тут ждали. Мы сделали шаг за арку, и всё преобразилось. Вновь громадный зал с двустворчатой дверью и резным, вентиляционным шкафчиком возле.

— Сейчас ты должен найти ключ. Он здесь, вот на этом шкафчике или внутри его, — начал свои объяснения Дракоша, кажется, так его назвала та женщина.

— Погодите, погодите, — запротестовал я.

— Можно на «ты», — захихикал робот.

— Ладно, пусть так. Только я бы сначала хотел понять, что тут происходит? Какой ключик? Как он выглядит? Для чего я должен его найти? И вообще, как вы знали, что я приду? Зачем я приду?

— Как выглядит ключик, никто не знает. Ты должен его найти потому, что сам пришёл за ним. Все за ним приходят, но далеко не каждый его находит. — Он опять захихикал. — Да ты не волнуйся так. Отыщи ключ и всё поймёшь сам. Только помни, ты можешь взять в руки исключительно ключ и ничего больше. Ошибка в выборе отбросит тебя на многие тысячелетия… И ещё, у тебя ровно шестьдесят секунд. — Он отступил назад. В его клешне появился секундомер. Я, как заворожённый, наблюдал за тем, как нажимается кнопка пуска. Звук щелчка был даже виден. В тот же миг шкафчик затрясся. Сверху на его крышке запрыгали какие-то предметы. Мне почему-то стало страшно. Присев и взглянув на Дракошу, тронул ручку дверцы. Тот кивнул, как бы позволяя открыть. Дверца тотчас отвалилась в сторону. Внутри бешено крутился барабан, как в стиральной машине. Где-то в глубине горела электрическая лампочка, а может несколько свечей. Внутри барабана что-то вращалось и тарахтело. Сунуть руку в эту косилку означало остаться без конечности. Секундомер пискнул, и я, глубоко вздохнув и более не раздумывая, всё-таки сунул руку во вращающиеся жернова. Ничего особенного не случилось!.. Движение тут же прекратилось. Нащупав какой-то предмет, взял его поудобнее, да понадёжнее, дабы не выронить случаем, вдруг это так же недопустимо, и глянул. Это была самая обыкновенная шариковая ручка, сделанная под вид сигареты с фильтром. Робот моментально выхватил этот странный ключ и поднял над головой. В тот же миг дверь нехотя распахнулась. На пороге стояла давешняя женщина.

— Дракоша, — начала она весьма недовольным голосом. — Что-то уж слишком зачастили к тебе люди. И не просто, а с неизменным успехом.

— Матушка! — прижал тот свою клешню к груди. — Я тут совершенно ни причём. Этот сам пришёл, без группы. И ключ вытащил из центрифуги.

Женщина удивлённо подняла брови и внимательно осмотрела меня с ног до головы.

— Ну что ж, ты сам выбрал свой путь, — и не дав мне даже вякнуть, махнула рукой.

Я проснулся. Все кости болели. Болела голова. Затекла рука. С трудом сел. Девушка причёсывалась. От изумления моя челюсть отвисла. Всю дорогу мне ни разу не доводилось видеть жрицу, наводящую марафет. Заметив мой взгляд, она улыбнулась. Я отвернулся, мимолётом отметив наши похудевшие рюкзаки. Развязав свой, вытащил все припасы, что там оставались и флягу с водой. Девушка тут же принялась готовить завтрак. В сознании что-то щёлкнуло, и я понял, что её запасы уже закончились. Значит сегодня критическая точка, то есть отсюда мы ещё можем вернуться к входу или точнее теперь выходу. А вот если пойдём вперёд, то уж назад точно не вернёмся. Тяжело вздохнув, принялся за еду. Служительница извлекла свою флягу и, открутив крышечку, наклонила над чашкой. Из сосуда вытекла тонкая струйка, едва прикрывшая донышко. Она вздохнула, отставила опустевшую серебряную бутылку в сторону и взяла мою полную фляжку. Это уже было очень плохо. Без еды можно как-то некоторое время перебиться, а вот без воды!.. «И ни туды, и ни сюды», как пелось в известной песенке. Я почесал затылок и вытряхнул из своего мешка всё, что там оставалось. Увы, кроме молоточка, зубила и телескопической трости там ничегошеньки не было. Выпив залпом свою порцию, кинул в мешок орудия труда, подобрал пустую флягу девушки, и так же сунул внутрь. Жрица молча наблюдала за моими действиями. Она уже давно собрала свою ношу и ожидала, стоя рядом. Взглянув ещё раз на несчастных четыре запасных факела в её руке («магическая какая-то цифра» — мелькнула мысль), я опять вздохнул и стал подниматься. С таким запасом огня нам не пройти и десятой части пути. Обратной дороги не было, и мы побрели вперёд.

Только вот идти далеко не пришлось. За первым же поворотом выросла глухая стена. Поначалу я решил, было, что это очередная поднимающаяся или открывающаяся дверь, сделанная под вид стены, но тщательный осмотр вынудил отказаться от неоправданных надежд. Дальше хода не было. От безысходности пнул стену ногой, и она отозвалась странным звуком. Я прислушался, потом постучал костяшками пальцев. Так и есть. Это была тонкая перегородка. Странно, но сделана она была на совесть. Мне не удалось найти ни малейшей щёлочки, намёк на искусственность!.. Приблизительно наметив центр, разбежался, и что есть мочи, врезался в эту препону. Дальнейшее оказалось столь неожиданным, что память не сохранила подробностей. Перегородка поддалась, и я полетел вместе с ней вниз. Ну, не совсем, а всего лишь на бывшую её высоту. Продвижение вперёд и вниз прекратилось, когда я упёрся головой в противоположную стену, на что мой вестибулярный аппарат отреагировал мгновенно. Мои ноги оказались выше головы. За импровизированной перегородкой была пропасть, и лишь чудо задержало это хлипкое сооружение под невероятным углом. Боясь пошевелиться, осторожно повернул голову и осмотрелся, насколько позволяло положение. На моё счастье выступ был невысок, сантиметров тридцать. Осторожно поднял одну руку и попробовал на прочность край. Потом взялся другой рукой и рывком выбросил тело на противоположную сторону, откатившись подальше от края. Мост даже не дрогнул. Теперь между мной и жрицей распростёрлась расщелина шириной метров пять. Правда, через неё был переброшен весьма хилый и ненадёжный мост, но что оставалось делать?! Рисковать, идти по этому сооружению было глупо. Нужна страховка. Скинув вещмешок, вытряхнул из него всё, что там было, и попытался разорвать. Увы!.. И тут рядом со мной что-то звякнуло. Я вздрогнул и обернулся. На камнях подле зубила и молоточка лежал кинжальчик жрицы. Подняв его, с благодарностью посмотрел на одиноко стоящую девушку. Теперь дело пошло быстро. Раскроить на длинные ленты ножом гораздо проще и легче. Связав импровизированный канат, проверил каждый его узел на прочность, потом попробовал перекинуть. Увы, однако, моя верёвка оказалась коротковатой. Поискал глазами, чем можно было бы надставить. Ничего не нашёл и тогда решился. Скинув джинсы, быстро укоротил их до суперкоротких шорт, всё прочее раскроил на ленты. Теперь импровизированный канат с петлёй ремня на конце достиг цели. Служительница храма молча подпоясалась и осторожно шагнула на бывшую стену. По мере её приближения я выбирал слабину, держа канат в постоянном натянутом состоянии, напряжение росло. Ведь самое тонкое место было как раз здесь, в конце пути. Из-за ширины моста не было видно, за что он там зацепился и насколько надёжно. Внизу шумела вода. «Опять вода!» — поскреблась мысль и затихла. Девушка шла легко, свободно, по-альпинистски точно опуская ногу. Её выдержки хватило до самого конца. Не выдержал как раз я. У самой кромки подхватил её на руки и опустил рядом с собой.

— Ну, вот! — облегчённо вздохнул. — Теперь можно продолжать наше путешествие.

Она молча кивнула, потом наклонилась и быстро собрала, оставшиеся без мешка, мои разбросанные по земле вещи в свой рюкзак. Спасительная верёвка последовала туда же. Только после этого она махнула рукой, мол, можно продолжать путь. Я повернулся и пошёл… Но тут выяснилось, что ходить без штанов очень неудобно!.. Особенно, когда следом идёт симпатичная служительница храма!.. Прохладно, что ли?.. Как это женщины умудряются всю жизнь бегать с голыми ногами?! Усмехнувшись своим нелепым размышлениям, затуманенный всякими глупостями, не заметил, как вышел в просторное помещение с лестницей. Поскользнулся на первой же ступеньке и покатился вниз. Никогда не думал, что мне доведётся размять рёбра таким экстравагантным способом. И катиться бы мне до самого конца, но тренировки молодости всё-таки сказались. Сдержавши своё скольжение, поднялся на ноги и, подхватив выроненный факел, медленно продолжил спуск, как все нормальные люди. Ступеней оказалось всего 10. Потирая ушибленные места, молча поглядывал, как спускается жрица.

— Всё нормально, — сказал я, в ответ на её ласковое прикосновение к моему заплывающему громадным фингалом глазу.

Она улыбнулась и показала рукой куда-то в глубь пещеры. Я обернулся. Там впереди что-то белело. Забыв про всё, ринулся туда. Это был громадный мраморный саркофаг, весь изрисованный виноградными гроздьями, пальмами, увешанными странными плодами и ещё какие-то знаки. В ширину это сооружение было около шести метров, в длину света факела не хватало, потому-то я пошёл в обход. Жрица осталась на месте. Добравшись до противоположного угла, прикинул длину. Наверное, метров 15 будет, а чтобы не возвращаться одним и тем же путём, решил обойти вокруг, заодно рассматривая барельефы. Где-то на середине пути вдруг заметил на верхней плоскости очень знакомые углубления. Рука сама потянулась в карман за диковинными футлярчиками. Я расставил, сравнивая рисунки, отбросил колпачки в нужном направлении, но ничего не происходило. Подошла служительница, взяла у меня из руки факел. Я наклонился ниже, осматривая поверхность вокруг странного знака. У вершин общего треугольника едва виднелись крохотные отверстия. Осторожно, чтобы не уронить и не потерять, вынул по одному из коробочек ключики, вставил в эти замочные скважины. Повернув каждый из них на пол-оборота, оглянулся на жрицу. Она улыбалась. Глаза её светились счастьем. Удивиться не пришлось, так как в это мгновение крышка саркофага медленно начала подниматься. Яркий свет, брызнувший изнутри, буквально ослепил. Последнее, отпечатавшееся в памяти — это я, стоящий на краю мраморного гроба со смеющейся, счастливой девушкой на руках. Притягивающий, неизъяснимый свет, манил, звал к себе. И мы вошли в него!!!

— Не судить людей надо, не огорчаться за их судьбу, не страдать за себя, то есть не воспринимать их судьбу лично. Но помнить, что каждый жил, живёт и будет жить только так, как смог понять жизнь, ощутить её живою в себе и открыть сердце для творчества в ней, пусть даже в одном только её аспекте.

— Хорошо ли это, плохо ли, быть не таким, как все, не знаю. Зато прекрасно знаю, как это — быть белой вороной. И чем светлее перья, чем сильнее ты отличаешься от окружающих, тем чувствительнее ощущается твоя неодинаковость. Кто из нас в этом случае нормальный, не берусь утверждать. Хотя думаю, что все нормальные, а вот такие, как я (с точки зрения общества) и есть те самые отшельники, отщепенцы цивилизации. С точки зрения, разумеется, меня, обычного человека. С другой же стороны, всё с точностью до наоборот. Даже больше. Пользы от таких, как я, будет поболее. И польза эта не материальная. Её пощупать или понюхать нельзя. Вот именно поэтому все считают нас балластом. А балласт-то — они. Трудно быть непонятым, ещё труднее пытаться объяснить себя другому. И уж совсем безнадёжное дело сделать то же самое самому себе, — говорил я, сидя в шезлонге с огромным бокалом прекрасного напитка. В таком же кресле напротив сидела женщина, чем-то очень знакомая. Мне никак не удавалось рассмотреть её внимательнее.

— Никого нельзя поднять на более высокую ступень. Можно только предоставить возможность подниматься, служа живым примером. Но если человек не найдёт в себе любви, он не поймёт, что встретился с высшим существом, и будет жаловаться, что ему не дали достаточно любви и внимания, и хотя сам стоит рядом, но не видит протянутых ему рук. И того, что он не смог по неустойчивости и засорённости своего сердца увидеть предлагаемой ему любовной помощи, он не понимает, Отсюда недовольство и жалобы. Кто ты?!

— Не знаю.

— Чего ты хочешь?

— Представления не имею.

— Что такое добро?

— Не знаю.

— А что такое зло?

— Тоже не знаю.

— А что же ты знаешь?

— Ничего.

— Можно подумать, будто ты в школе не учился? И думать никогда не пробовал. Тогда каким же образом ты сюда смог попасть?

— Учился. А как сюда попал, представления не имею.

— Так почему ничего не знаешь, если учился?

— Потому что нас этому не учили.

— И после этого ты утверждаешь, что нормален?

— Да!

— Интересно. Если ты ничего не знаешь, так как же ты можешь знать, что такое любовь.

— А я и не знаю. Но очень хочу узнать.

— Но как ты можешь узнать, если у тебя нет отправных точек?

— Почему нет?

— Да потому что ты ничего не знаешь.

— Если я чего и не знаю, то это ещё ничего не значит.

— Сплошные загадки и противоречия.

— Никаких загадок. Просто мои ценности иные, а, следовательно, и отправные точки не совпадают с общепринятыми. Потому мы или, точнее, такие, как я, и являемся белыми воронами.

— Что значит «другие ценности»? По-твоему, золото не есть золото, и Джоконда не Джоконда?

— Нет. Почему же. И золото остаётся золотом, и Джоконда остаётся шедевром. Только оценка всего этого несколько иная. Если вы, будем так говорить, не имея в виду конкретных личностей, благоговеете перед картиной, и сходите с ума от блеска металла, то для нас это имеет совершенно иное значение. Не буду говорить о презренном металле, скажу только, что прекрасно нарисованная картина остаётся всего лишь картиной и только. Автор, её рисовавший, потратил на создание или, вернее, созидание этого шедевра достаточно много времени и сил, но не для того, чтобы получить за свою работу много денег из золота и серебра. Писал он сие для души. Он рисовал то, что видел когда-то, а не ту никогда не существовавшую Джоконду, которой-то и в помине никогда не было. И любить её он просто не мог. В его задачу входило попытаться передать людям через живопись, посредством воздействия на зрительные рецепторы, в простоте бытия называемыми глазами, всю красоту мироздания, гармонию мира. Но это Сизифов труд. Как можно увидеть целое в миллионной или того больше частице от действительно целого?! Ведь люди в простоте своей свели все его труды к самому банальному созерцанию и восхищению человеческим телом, а не совершенством труда создателя.

— Ну, во-первых, кто сказал, что это есть частица от единого? И, во-вторых, даже если это так, то не означает ли это, что создавать подобное не стоит? Не говоря уже о том, что не стоит и любоваться этим.

— Совершеннейшая ерунда. Всё, что было сделано только для души и от души, во все времена приносило только пользу. Положительные эмоции никогда не были вредны. А делать это надо и как можно больше. Ведь через искусство лежит путь к саморазвитию, самосознанию, самопониманию.

— Это напоминает кадавра профессора Выбегало. Только он там вроде бы обожрался.

— Не совсем так, — возразил я.

— Да, конечно, там был и первый ничем неудовлетворённый человек, вернее модель человека, отягощённого всеми видимыми и невидимыми проблемами. Потом была модель человека, неудовлетворённого желудочно. Но последний-то был как раз из этой оперы.

— Нет. Ни в одном из этих кадавров не было заложено Осознание. Наш мир так устроен, что если человек начинает зажираться или что-то в этом роде, как тут же следует расплата за безалаберность, нежелание развиваться, двигаться в эволюционном направлении.

— Демагогия чистейшей воды. Сколько вокруг бездельников, владеющих миллиардами денежных знаков, тоннами золота и преспокойненько живущих без всяких последствий для собственного здоровья.

— Но ведь благополучие ещё не есть здоровье?! Точнее, здоровье не есть критерий благополучия.

— Да, конечно, это слишком узкое понятие, но по-другому долго объяснять.

— Да как не объясняй, всё равно всё это, и сказанное и несказанное, ещё не есть доказательство благополучия. Вы видите только внешнюю, видимую невооружённым глазом верхушку айсберга. Ведь у каждого человека есть свои наработки прошлого, так сказать, заделы. И потом, если распоряжаться всем этим слишком неразумно, то и расплата придёт гораздо раньше, чем было запланировано.

— Опять не выходит. По-твоему получается, что каждый человек живёт не одну, много жизней. Это уже буддизм, а не материализм.

— Я не буддист, я материалист до мозга костей.

— Тогда непонятно твоё высказывание о наработках прошлого.

— Чего тут неясного?! Стоит лишь немного подумать, поразмышлять над всем, что нас окружает, почитать немного умных книг и всё станет на свои места. Попробуйте как-нибудь проделать подобный эксперимент, и понимание придёт само собой.

— Но как оно может прийти, если ты утверждаешь, будто в мире всё повторяется, а значит, уже однажды было?!

— Может, и было, но не в такой форме. Поэтому никакой бессмыслицы нет и быть не может.

— То есть спираль?!

— Наподобие. Только каждый новый виток больше предыдущего.

— Есть такое маленькое словечко «такт». Есть старики, которым специально даётся долголетие, чтобы они поняли это свойство Любви, чтобы научились распознавать во встречном его момент духовной зрелости, а не лезли к людям со своими нравоучениями, считая, что раз им что-то кажется, значит, так оно и есть на самом деле, и надо немедленно выложить из своей кастрюли всё, что в ней кипит. Ладно, оставим это. И последний вопрос, откуда же у вас, таких иных, такие знания?

— А никаких особых знаний у меня лично нет. Просто я чувствую, осознаю и не спорю. Ведь чаще всего логика человеческая ошибается.

— Опять неувязка. Как можно утверждать, что твои чувства всегда верны?

— А я и не утверждаю, что мои чувства всегда верны. Я ведь только учусь всему этому и чаще ошибаюсь, чем попадаю в точку. Но и это надо — ведь сие и есть урок жизни, наработки для будущего.

— Бред. Ну, наработаешь ты себе благополучное существование в новой жизни. Ну, растратишь его в 5 минут, как все. И стоило столько трудов, чтобы потом начать всё заново?!

— В том-то и загвоздка, чтобы не начинать, а продолжать двигаться вперёд вне зависимости от наличия жёлтого металла в кармане.

— Ты думаешь, это возможно?

— Думаю, что да. Да вот беда — соблазн слишком велик.

— О-о! Истинно.

— Но иначе нельзя.

— Следуя твоей логике, трудно себе представить всех людей героями.

— А они и так герои.

— Это ещё почему?

— Да потому, что умудряются жить в немыслимых условиях, к тому же ещё и творить при этом.

— Начинающему жизненный путь с культуры сердца не приходится становиться в постоянной нерешительности перед каждым вопросом, останавливаться перед каждым встречающимся в дне повышением или понижением почвы, с трудом решая, как обойти или перепрыгнуть препятствие. Что такое препятствие? Только неготовность самого человека к тому действию, которое он взял на себя сам, сходя на землю.

— Слишком заумно.

— Что ж тут заумного? Каждый получает лишь то, чего заслужил.

— Сказано заумно. В словах запутаешься.

— Для каждого человека положена своя мера вещей. Есть мера вещам. И какою бы мерою ты ни мерил, сила, в тебе живущая, переносится и тобою, и твоим встречным в ту меру, какую каждый из нас отмерил в себе Вечному. Нет твоего личного отношения к любимой, в которой тоже не видно личного. Есть только те обстоятельства, в которых каждый из нас ищет нести Единого в своём сердце и служить Ему. И с этим трудно не согласиться.

— А это и не требуется.

— Но ты-то себе хоть чуть-чуть представляешь, насколько это трудно? Понимаешь, какие энергетические затраты понадобятся для достижения такой цели?

— Конечно, понимаю. Однако только понимаю, а вот ощущать не ощущаю. Наверное, потому, что у меня таких соблазнов не было. Вернее или точнее надо сказать так: в таких масштабах я не владел эдакими суммами, а потому и ощутить тяжесть соблазна по-настоящему не смог. Но думаю, что вряд ли подобное испытание меня испугает. Во всяком случае, в этой жизни. Уж слишком далеко я зашёл.

— Не увлекаешься ли?

— Нет.

— Ну, коли у тебя имеются ответы на все вопросы, то открой тайну, что же такое Любовь?

— Не знаю. Ещё в далёком детстве мы с друзьями, бродя по удалённым от оживлённых классов коридорам школы, вели долгие дискуссии по сему поводу. Точно помню определение, выработанное совместно нами троими. Формулировка была корявой и скорее напоминала описание любви, то есть то, что в неё должно непременно входить. Любовь, говорили мы, это чувство, объединяющее в себе сочетание сразу трёх компонентов: А) духовное совпадение; Б) физическое влечение; В) внешняя красота, выражающаяся в гармоничных формах тела.

— И вы в это верили?

— А во что мы тогда могли верить кроме этого?

— Странно.

— Ничего странного. Прошли годы, и мой взгляд на подобные вещи не претерпел существенных изменений. Правда, один из нас уже знает истину.

— Ты хочешь сказать, что до сих пор согласен с теми детскими догмами?!

— Почти. Разница лишь в том, что на сегодняшний день мои знания не так уж сильно изменились. То, что современные средства массовой информации называют любовью, таковой не является. В лучшем случае это удовлетворение животного инстинкта, приравненного к естественным отправлениям. Всё равно, что в туалет сходить, извините за столь пошлое сравнение. Я сам до сих пор не могу определиться в этом вопросе.

— Каком именно?

— В том, как считать половое влечение? Частью любви или это совсем иное?

— Вопрос достаточно щекотливый. А не думаешь ли ты, что для каждого индивидуума это выглядит по-своему?

— Возможно, где-то это так. Но в целом нет. Стремление двоих воссоединиться в единое целое — это ведь естественно. Слиться в один организм, чувствовать и понимать, как один человек. Подтверждением тому может служить легенда, где говорится о том, что Бог разрубил человека надвое, вот и ходят эти две половинки по свету, друг друга ищут. Но на нашем материальном уровне, вернее, в этом физическом мире, сие просто невозможно. Вот и получается, что люди сливаются в порыве воссоединения, а оно-то и не происходит. Тогда приходится каждый раз повторять одно и то же. Хуже, что каждый раз с новыми интерпретациями.

— Браво! Это что-то новенькое. Хотя и не лишено доли юмора. Но вот неувязочка. Как же быть с гомосексуализмом или лесбиянством? Здесь уж точно не заложен инстинкт воспроизводства себе подобного.

— Никакой неувязки. Наоборот. Это только подтверждает мою гипотезу. И потом, кто сказал, что результатом должно быть воспроизводство себе подобного?! Это лишь попытка слияния. Глупая, отвратительная, с моей точки зрения, конечно, но попытка.

— Хорошо, хорошо. Ну, а как же быть с моральной стороной дела?

— О какой морали может идти речь в обществе без морали?

— Действительно. Но всё же?!

— Думаю, что это просто попытка уйти от реальности. Своеобразная обжираловка. Двое нашли друг друга, им хорошо и хватит. А то, что они не подходят друг другу по-настоящему — вопрос будущего. Всё остальное — обыкновенное прикрытие собственного бессилия, нежелание двигаться дальше, развиваться и жить в настоящей любви, а не выдуманном, призрачном мирке.

— Значит, если встретятся две по-настоящему любящие души или, как говорится, одно целое, то в порыве страсти они должны слиться воедино и превратиться в ничто, то есть аннигилировать?!

— Не знаю, как это должно выглядеть, но то, что не пошло, так это точно. С точки зрения людей, наверное, они будут жить очень мало, но единой семьёй. Такой, что каждый бы позавидовал. Но история не сохранила подобных случаев. Следовательно, такие счастливчики просто мгновенно растворяются друг в друге. Происходит что-то вроде аннигиляции.

— А Ромео и Джульетта?

— Сказка для подростков.

— Почему же?

— Потому, что в ней нет ничего о любви. Ни единого слова. Опять же только инстинкты.

— Действительно, страшно встречаться с человеком, не видевшим никогда в жизни, не ощущавшем ни разу вкуса любви. Что ж. И такое имеет быть. Тогда остаётся лишь спросить: а что произойдёт, если Стюардесса окажется живой и найдёт тебя после всех этих передряг? Постель?! Брачное ложе?!

— Рашпилем по живому сердцу и то не так больно будет, как это сделали вы! — я поднялся с кресла.

— Зря ты так, — покачала головой моя собеседница. — Я ведь твоим же оружием.

— Но я же сказал, что мне неизвестно об этом ничего и что разобраться очень хочется.

— Ты любишь образ, икону, а не человека.

— Нет. Я люблю душу и хочу с ней воссоединиться, но этот материальный мир позволяет только сие опошлённое единение двух любящих сердец.

— Так ты действительно веришь, что при встрече со своей второй половиной произойдёт переход в совершенно иную сущность?!

— Да! И только так, а не иначе.

— А как же окружающие? Те, кто будет всё это наблюдать?

— Я же сказал, что не знаю, как это происходит, и происходит ли вообще. Но, думаю, что от ещё одного чуда никому хуже не станет.

— Ну что ж, твоя убеждённость делает тебе честь. Ты сам избрал себе путь. Правильный он или нет — это уже не имеет никакого значения.

— Почему же? Для меня имеет.

— Нет. Теперь уже нет. Всё будет так, как ты задумал.

— Но я никак не задумывал?! Как можно что-то задумать, не зная, что именно?!

— Значит, можно.

— Не понимаю.

— А и не надо понимать. Я дам тебе то, за чем ты пришёл, но последствия будут самые неожиданные. Короче, забирай своё и помни, что это не самый лучший подарок для материального человека земли. — Странная женщина поднялась со своего места.

— Ещё одно мгновение, — заторопился я. — Всё это время вопросы задавали вы. Не будет ли мне дозволено задать хоть один?

— Ну что ж, задавай, — загадочно улыбнувшись, предложила собеседница.

И мысли, до того роившиеся миллиардами вопросов, исчезли. Я замер, не зная чего, собственно говоря, хочу узнать.

— Ну, смелей, не то передумаю, — поторопили меня.

— Когда я сюда шёл, мне сказали, что отсюда никто не возвращался. Если это так, значит, и я не вернусь? — разом выпалил я, первое пришедшее в голову.

Она посмотрела на меня долгим сканирующим взглядом. Потом лёгкая улыбка коснулась её губ, и странная женщина тихо произнесла.

— Тебе сказали правду. Ещё никто не пожелал уйти отсюда.

— Извините, но я не собирался здесь задерживаться надолго.

— Именно поэтому я и предупредила о коварности твоего приобретения. Так что волноваться не стоит. Всё, здесь происходившее, ты запомнишь, как самый обыкновенный сон. Иди. И помни, будь осмотрительнее с теми, кто тебя окружает. Присматривайся к ним повнимательнее. Не пренебрегай мелочами. Твой путь да сплетётся с орбитой моей, и вся Любовь в тебе да сплетётся в сеть защитную с Любовью моею вокруг тебя, Твоя жизнь да станет отныне красотой, и зло да не сможет подойти к тебе, все заклинания да распадутся подле тебя, ибо сеть моя защитная оберегает тебя, и свет на пути пройдёт беспрепятственно через канал твой. — Она подняла руку, и в то же мгновение всё поплыло перед глазами.

Я снова стоял среди фонтанов у того самого, в который совал руку, но на этот раз около меня не было моей спасительницы. Я огляделся. Напротив, стояла та самая ослепительно красивая дама, что прошла мимо меня, спускаясь по лестнице вниз к озеру. Бассейн, у которого она расположилась, был настолько прозрачен, что сразу и не определить, что это фонтан. Струи у него были настолько чисты, без всякой примеси, без всяких цветов, что представить себе что-нибудь подобное было немыслимо, хрусталь, да и только, если таковой вообще существует в природе. Его прозрачность была несравнима ни с чем. В прошлый раз он совершенно не запечатлелся в моём сознании. Я, как заворожённый, двинулся прямо к струям этого чуда, на ходу протягивая руки. Прекрасная дама выпала из поля моего зрения.

— Подождите, молодой человек, — мелодичным голосом произнесла она, заступая мне дорогу.

— Погодите, минутку обождите, — прошептал я, и не думая останавливаться.

Чары фонтана притягивали сильнее всего на свете.

— Вы напрасно это делаете, — повысила голос незнакомка, хватая меня за локоть. — Взгляните на меня! Вам нужен не этот фонтан. Не забывайте, что каждый может коснуться только один раз и только одного фонта!.. — она не договорила, потому что я уже стоял у самого края чудесного источника и без лишних раздумий протягивал руки к звенящим струям.

Кто-то высокий и сильный рванул меня за ворот рубашки. Ярость застлала мой разум. Не отдавая себе отчёта, я ударил с разворотом, вложив в удар всю свою ярость, всю обиду и злость на сущность, посмевшую стать на моём пути. Перед затуманенным взором мелькнуло искажённая негодованием странно знакомая физиономия пожилого юноши и тут же пропала. Меня ударили в ответ. Удар был знатен! Меня буквально снесло. Вот так, в полёте, я ввалился прямо в фонтан, к которому так стремился. Последнее, что зацепилось в памяти, была женщина, махавшая руками как бы в страшном отчаянии от содеянного мною кощунства. На какой-то миг я увидел свою стюардессу, улыбающуюся сквозь слёзы, но очень счастливую. А ещё, я понял, что такое любовь! Та самая, настоящая, истинная и вечная! И всё!!!

Белая, с лёгким налётом желтизны полоса песка оттеняла линию прибоя. Осьмушка солнечного диска осторожно высовывалась из воды. Винтовая лестница висела на прежнем месте. Я стоял на последней ступеньке мраморной лестницы, ведущей из храма, в котором мне довелось побывать. Оглядываться не хотелось, уж очень большой соблазн был вернуться. Тяжело вздохнув, двинулся по нетронутому полотну пляжа к деревянным ступеням в небо. Надо было уходить. Оттолкнувшись от пружинящего песка, вскочил сразу на третью ступеньку и быстро пошёл вверх. Подъём был странным, и сложным, и простым одновременно. Вниз не смотрел и на храм не оборачивался. Твёрдые, устойчивые ступени постепенно стали перемежаться с более тонкими, хлипкими, а кое-где их просто не было. Перила давно исчезли. Я буквально на четвереньках карабкался вверх. А ещё спустя немного времени увеличилась влажность. Вокруг стоял сплошной туман. Я был в облаке. Руки оскальзывались, проваливались во всё увеличивающиеся дыры вместо ступенек. Продвижение замедлилось невероятно. Всё чаще и чаще приходилось отдыхать. Стало явственно холодно. Кое-где доски покрылись тонкой коркой льда. И вдруг всё кончилось!.. Здесь, наверху, была обыкновенная деревянная площадка без ограждения. Яркое солнце слепило. Внизу белым пушистым покрывалом распростёрлось облако. Над головой сияло тёмно-синее, чистое и очень глубокое небо. Сквозь его синеву проглядывала чернота бескрайнего космоса, угадывались яркие ночные звёзды. Я поднялся на ноги.

— И это всё, к чему я стремился? — шёпотом спросил сам себя и ещё раз огляделся.

«Как бы не сверзиться», — мелькнула мысль. И, словно бы отвечая моим страхам, площадка качнулась. Мягко, нежно так, плавно. Я поискал глазами лестницу вниз. Её не было. Площадка просто висела в небе. Обратного пути не было. Ужас возможности свалиться жгучим холодом окатил с ног до головы. Площадка опять качнулась, и я упал на неё, судорожно хватаясь руками за края, с одной лишь мыслью: «только бы не сверзиться!..»

Я открыл глаза. Служительница ещё некоторое время продолжала меня тормошить, пока не поняла, что сознание вернулось в моё грешное тело.

— Тьфу ты чёрт, — выругался я. — Присниться же такая чушь?!.. — И осёкся.

Мои руки судорожно вцепились в крайнюю ступеньку деревянной винтовой лестницы. От неожиданности я резко сел.

— Где мы? — спросил и тут же вспомнил, что ответа не дождусь.

— В лабиринте, — всё-таки последовал ответ.

Я вздрогнул и посмотрел на жрицу. Она улыбалась.

— Так ты всё-таки говоришь? — изумился я.

Она слегка качнула головой. Этот жест можно было расценивать как угодно.

— Что с нами произошло? — Снова спросил я, уже сомневаясь в том, что вообще что-то слышал.

Она пожала плечами.

— Ладно, не хочешь, не говори, — согласился я. — Но что нам делать дальше?

Она показала рукой вверх по лестнице. Я проследил за её жестом.

— Ну, это и дураку понятно, — ответил я ей, оглядываясь вокруг в поисках рюкзака.

Девушка догадалась, чего мне надо, и извлекла откуда-то из-за моей спины свой рюкзачок. Развязав горловину, извлекла флягу и налила мне воды. Я залпом осушил стаканчик и подумал, что водочки бы сейчас совсем не помешало бы.

— Спасибо, — поблагодарил, возвращая стакан.

Она опять улыбнулась, вскинула на свои хрупкие плечи увесистый вещмешок и поднялась.

— Э-э! Нет! — возразил я. — Так не пойдёт. Давай сюда рюкзак, Теперь моя очередь его тащить.

Но девушка отрицательно покачала головой. Её жест был столь категоричен, что моё повторное требование застряло у меня в глотке, так и не вылетев наружу.

— Ладно, как скажешь, — согласился я, и не спеша начал подъём.

Шли мы долго, очень долго, отдыхая через определённые промежутки времени. Вскоре девушка стала отставать. Тогда я, наконец, сумел отобрать у неё рюкзак и только теперь смог по достоинству оценить его вес. Он был жутко тяжёл. Семь обугленных огарков факелов полетели вниз, а конца этой жуткой лестницы видно не было. На очередной ступеньке мы устроили привал, но стоило нам лишь присесть, как проклятая доска затрещала. Я еле успел подхватить рюкзак и жрицу, а на том месте, где мы только что были, образовался чёрный провал.

— Чтоб тебя!.. — выругался я. — Пошли.

И мы ещё с полчаса поднимались. Потом всё же решились на новый привал. Выпили немного воды и посидели, давая ногам отдых. Девушка положила свою головку на моё плечо, и ровное дыхание уведомило меня о том, что она уснула. Мне тоже очень хотелось спать. Веки буквально слипались, но страх свалиться вниз был сильнее. Перил здесь не было. Вот так, борясь со страшным желанием уснуть, я просидел минут пятнадцать. Потом жрица вздрогнула и проснулась.

— Ты чего? — спросил я. — Не очень мягко?

Она смущённо и виновато улыбнулась.

— Ладно, ладно, — утешил я её. — Подремала чуток, и то хорошо. Пошли дальше.

Она тут же схватилась за лямки рюкзака.

— Э-э! — запротестовал я. — Так дело не пойдёт. Тебе силы надо беречь. Пошли.

Я вскинул вещмешок на плечи, и мы продолжили подъём. Промежутки между остановками на отдых всё сокращались и сокращались. Силы неумолимо оставляли нас. В какой-то момент девушка опустилась на ступеньку, и ни в какую не пожелала подняться. Я просил, умолял. Наконец все мои доводы иссякли, и мне ничего не оставалось делать, как поцеловать её в запавшую щёчку. Она открыла усталые глаза, улыбнулась и с огромным трудом поднялась. Мы обнялись и медленно двинулись вверх. Как долго это продолжалось, я не помню. Как в тумане остался этот ужасный отрезок времени. Когда же моя нога дёрнулась, промахнувшись мимо ступени, я очнулся. Мы стояли в пещере. Под ногами была ровная поверхность. Сзади оставалась жуткая лестница. Отойдя от края подальше, мы свернули за небольшой простенок. Я скинул рюкзак. Девушка прислонилась к стене, видимо, опасаясь упасть. Вытащив наружу одеяло, расстелил его в образовавшейся нише. Потом помог жрице лечь к стеночке, укрыл её краем одеяла, сам опустился рядом, укрывшись другим концом. Подтащил под бок рюкзак, дабы не укатиться во сне, улёгся поудобнее, подсунул руку служительнице под голову вместо подушки. Она благодарно улыбнулась. Мы обнялись и мгновенно уснули.

Проснулся я как-то сразу. От неудобной позы затекла шея и левая рука. Девушка лежала тихо, не шевелясь. Она явно не спала. Я осторожно потянул руку. Веки дремавшей тут же дрогнули, на меня глянули её чёрные глаза.

— Ну, что? Пора вставать? — хрипло спросил я.

Она неуклюже кивнула и не смогла удержать гримаску боли. Ей тоже было не сладко. Я сел и чуть не взвыл. Болела каждая клеточка моего несчастного, измученного тела. Пришлось начать день с массажа. Когда мои натруженные члены приобрели способность двигаться, попробовал встать. Ох, как это было непросто. Ноги не желали держать меня. Пришлось проделать некоторые гимнастические упражнения, разогреть мышцы, как говорят спортсмены. Проделывая всё это, подобрался поближе к колодцу, из которого мы вчера с таким трудом выбрались. Случайно глянул вниз и в ужасе отпрыгнул. Лестницы не было. Круглое, чёрное отверстие зловещим зрачком смотрело на меня, отвесно уходя вниз. Служительница заметила моё движение. Аккуратно подошла и тоже глянула в колодец. Ужаса я не заметил, но смешанность явно присутствовала.

Мы вернулись к спасительной подстилке, на которой ожидал королевский завтрак.

— И всё-таки, ты можешь объяснить мне хоть частично, что же с нами произошло? — спросил я, берясь за золотистую горбушечку. — Я ведь не полный идиот, помню, что у тебя в руке оставалось всего два факела, там, у саркофага. Помню и то, что в рюкзаках, вернее в твоём рюкзаке, ничего не было, кроме полфляги воды. А сейчас обе фляги полны, да припасов пруд пруди.

Жрица молча пожала плечами.

— Послушай, ну может, хватит играть в молчанку? Я же помню, что ты вчера со мной разговаривала. Не спал же я?!

Она опять пожала плечами.

— Не понимаю. Чего плохого я мог сделать, чтобы со мной так себя… — Я не договорил, яркий свет ударил в потолок нашего убежища.

Вскочив, я кинулся по направлению луча. За выступом нас ждала удача в виде круглого отверстия, или, проще говоря, дыра в божий свет. Я осторожно выглянул и ахнул. Выход находился на головокружительной высоте.

— Вот тебе бабушка и Юрьев день!.. — упавшим голосом сообщил я.

Спуска не было. Девушка внимательно смотрела через моё плечо. Потом улыбнулась и обеими руками повернула мою голову влево, чуть вниз. Там, спиралью огибая скалу, шёл узкий в две ладони карниз. Меня передёрнуло. После такого подъёма, такой спуск?! Это было уже слишком. Мы вернулись к прерванному завтраку.

Когда всё было собрано, я потянулся за рюкзаком, но жрица отрицательно покачала головой. Она вынула из бокового кармана тонкую шёлковую бечеву, один конец привязала к ремешку, опоясывающему её тонкую талию, а другой подала мне. Потом, пока я проделывал то же самое, вскинула вещмешок к себе на плечи. Проверив надёжность узла, я обратил внимание на то, что на мне были прекрасные джинсы. Интересно, откуда они?! Протянув руку, немного смущаясь, всё же проверил надёжность узла на ремешке жрицы. Удовлетворившись, направился к выходному отверстию. И начался спуск, не менее ужасный, чем вчерашний подъём. Девушка умело страховала. Теперь до меня дошло, почему рюкзак взяла она. Площадок для отдыха почти не было. Одна или две, да и те такие миниатюрные, что сидели мы на них по очереди, и не более двух минут — каждый жалел другого. Вниз я старался не смотреть, ноги и так не держали, стоило лишь глянуть, то можно было распрощаться с жизнью. Ещё там, наверху, я внимательно осмотрел местность и понял, что мы в пустыне. Вдали виднелись пики то ли скал, то ли пирамид. Но когда мы двинули по карнизу, гранитная гора закрыла видимость. Вот так, цепляясь за расщелины, выступы, мы приближались к желанной земле. И вдруг карниз оборвался малюсенькой площадкой. Я замер. Внизу, метрах в семи-восьми желтел песок и совершенно гладкая, отвесная стена. Растеряно оглянулся. Девушка стояла в очень неудобной позе. Так долго не продержаться. Надо было принимать решение, и я его принял. Развязав верёвку, отпустил конец, ещё раз оглянулся на жрицу, впервые в жизни перекрестился, закрыв глаза, оттолкнулся от карниза. Нет, мне никогда не доводилось прыгать с парашютом. А вот со второго этажа парочку раз на спор довелось. Коснувшись песка, я упал, но тут же вскочил. Моя добровольная спутница уже стояла на малюсенькой площадке, развязывая бечёвку.

— Скинь рюкзак, — крикнул я.

Она покачала головой.

— Не дури! — заорал я, что есть мочи. — Скинь, я тут его поймаю.

Она заколебалась, но всё же медленно потянула лямки. Отпустив верёвку, она слегка качнула мешком и отпустила его. Поймать-то я его поймал, но на ногах едва удержался. Оттащив рюкзак подальше, обернулся к горе.

— Давай, я тебя поймаю.

Девушка слегка побледнела, закусила губу.

— Эй, губы не кусай, вообще лучше сомкни зубы, чтобы язык не откусить! — улыбнулся я.

Она тоже слабо улыбнулась, слегка расслабилась и прыгнула. Я всё же поймал её, но на этот раз не удержался. Упал. Правда, её из рук не выпустил. Смягчил удар собственным телом. Некоторое время мы молча лежали, переживая происшедшее. Теперь все трудности оставались позади. Потом она поднялась и, подобрав наш страховочный канат, спрятала его в рюкзак. Вставать не хотелось, но пришлось, чтобы девушка вновь не вздумала напялить на себя тяжеленный вещмешок. Собравшись, мы рука об руку двинулись от горы прочь.

Идти было не очень трудно, но жутко жарко. И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы мы оба почти одновременно не услыхали странный звук. Наши головы завертелись не хуже локаторов. Казалось, жужжало со всех сторон сразу. Девушка сжала мою руку и кивнула влево. Там впереди виднелась бетонная дорога. Мы поспешили туда и вовремя. Вскоре появился не очень старый, но достаточно потрёпанный джип. Голосовать не пришлось. Водитель нас заметил и резко затормозил. Молча, не говоря ни слова, распахнул заднюю дверцу. Жрица забралась в машину и приняла рюкзак. Я с наслаждением опустился рядом с ней. Странная девушка устроила вещмешок подле дальней дверцы, так что, когда мы поехали, она с явным удовольствием положила свою головку на моё плечо и блаженно закрыла свои чудные глаза. Я сам не заметил, как уснул.

Проснулся от тишины. За стеклом спускались сумерки. Машина стояла, почти упершись бампером в ажурные ворота. Водитель молча сидел за рулём и ждал. Я вдруг понял, что ждал он нашего пробуждения.

— Извините, — тихо попросил прощения я у него.

Он кивнул. Девушка открыла глаза и мгновенно пришла в себя. Я открыл дверцу и выбрался наружу. Помог жрице. Вскинул мешок на плечи и, закрывая дверь, снова поблагодарил шофёра. Тот всё так же молча завёл двигатель, ловко развернулся и умчал в пустыню.

— Откуда он знал, куда нам надо? — провожая удаляющийся джип взглядом, спросил я.

Служительница храма тронула меня за руку. Я обернулся. Губы её разжались, и она едва слышно сказала:

— Пошли.

— Мы заговорили, — вяло обрадовался я и последовал за ней.

У неприметной калитки она дёрнула за какой-то рычаг. Внутри раздался далёкий звон колокола. Но звонить не было причины. Ворота распахнулись и все, кто оказался там, увидев нас и опознав, вдруг пали ниц. Пришлось идти, переступая через лежащих. Откуда-то появились люди в белых одеяниях, с громадными факелами в руках, хотя темно ещё не было. Они так же попадали на землю и поползли, окружив нас почётным огненным эскортом, повели сквозь парк к виднеющемуся вдали зданию. Это был храм. В его широко распахнутых дверях стоял давешний жрец, который выпроваживал нас в лабиринт. Завидев наше приближение, он переломился надвое.

— Привет, жрец! — приветствовал я его. — А ты говорил, что оттуда никто не возвращается.

— Я не смею говорить с тобой. Идите за мной, — ответил он, и попятился, видимо, опасаясь оказаться к нам спиной.

Мы пошли. Все, кто встречался на нашем пути, мгновенно падали ниц и не смели поднять глаз от земли. Я даже парочку раз оглянулся, в надежде, что хоть один проявит любопытство, но увы. Дисциплина была здесь на высоте.

Наконец жрец упёрся задом во что-то скрытое за тяжёлыми парчовыми шторами. Ловко, стараясь не показать нам свою пятую точку, и по-прежнему не выпрямляясь, он раздвинул занавес. Там оказались массивные двери. Я заметил золотую ручку в виде львиной головы и замер. Дверь была из сна. Она тут же распахнулась.

— Проходите! — торжественно воскликнул жрец, и пал ниц головой в том направлении, откуда мы пришли.

Жрица взяла меня за руку и шагнула за дверь. Громадный зал встретил нас ярким светом тысяч факелов. Ковровая дорожка шла от самого входа в центр помещения. Вдоль неё стояли в неимоверно изогнутых позах жрицы в белых одеяниях. Все, как одна, головой к дорожке. Мы медленно, даже торжественно приближались к чему-то очень большому, накрытому белой тканью. Это что-то находилось на возвышении, к которому вели три ступени. Служительницы стояли лишь до этого пьедестала. Мы приблизились. Из-за статуи, а я уже догадался, что это была именно статуя, вышла женщина, удивительно похожая на ту, из моего сна, подошла к краю возвышения и тихо произнесла:

— Я приветствую тебя, сестра моя! Взойди ко мне!

Моя спутница наклонила голову и тихо возразила.

— Нет, матушка, не могу. Не одна я прошла этот путь.

— Я приветствую тебя, брат мой! Взойди ко мне!

— Нет, матушка, — повторил я за служительницей, — Не могу. Не один я проделал путь сей.

— Дети мои! — возвысила голос главная жрица. — Взойдите же ко мне и станьте равными!

— Нет, матушка, — снова возразила моя спутница. — Спустись ты к нам, не тебе мы принесли жертву.

Главная жрица упала на колени и поползла по ступеням вниз. В этот момент статуя зашевелилась и ткань, скрывавшая её, скользнула вниз, открывая ослепительную фигуру. Все мгновенно пали ниц, только мы остались стоять. Я неловко сорвал с плеч рюкзак и швырнул его под ноги.

— Вот вы и вернулись, — раздался мягкий, женский голос. — Проходите, я вас жду!

Мы, не поднимая глаз, сделали первый шаг навстречу той, которую никто не мог видеть, но с которой расстались совсем недавно!..