Сад фонтанов

Глава 17 НАШ ДОМ — ЛЮБОВЬ

Подлые комары всё так же гудели прямо над ухом. Я сел. Пьяной компании не было. Только несколько пустых бутылок тускло поблёскивали в траве совсем неподалёку от меня. Я затряс головой. «Кажется, действительно схожу с ума». Всё было на месте: река, мост, будка сторожа, огоньки городка или посёлка, даже виноградник выглядел точно так же, а зарёй совсем не пахло. На мне были всё те же контрабандные джины, но вот на правой руке что-то мешало, точнее, не мешало, а было ощущение чего-то непривычного, чего-то постороннего. Я поднял руку и взглянул на кисть. Безымянный палец, где обычно находится обручальное кольцо, был украшен перстнем с огромным прозрачным камнем. Я уставился на него, не в силах оторвать взгляд и силясь вспомнить, откуда он у меня?! Но в памяти не было ничего подобного. Никто не дарил мне дорогих подарков, ни с кем я не обручался, и, разумеется, кражей я не занимался.

— Красивый? — Я вздрогнул и только тут увидел рядом с собой девушку Надю.

Она стояла справа от меня и улыбалась. Я посмотрел на неё снизу вверх и тут почувствовал непреодолимую усталость.

— Что вам ещё от меня надо? — вымученно спросил я.

— Не кажется ли вам странным заданный вопрос? — глядя на звёзды, вопросом на вопрос ответила она.

— Какая невоспитанность, отвечать вопросом на вопрос, — брякнул я.

— Простите, — вздохнула она.

Действительно, вопрос был глуп. Им-то от меня ничего не надо, а вот мне от них, наверняка что-то было нужно.

— Кто вы? — снова спросил я.

— Кого вы имеете в виду под «вы»? — всё так же, не обращая на меня никакого внимания, переспросила незнакомка.

— Я думаю, что вы не одна, а под чьим-то руководством или с чьего-то разрешения вошли со мной в контакт. Вот потому и «вы».

— Опять вы ничего не поняли, — грустно и как-то обречённо, вздохнула она.

— Ну, что ж поделаешь, — горестно усмехнулся я. — Такой уж вам тупой ученик попался. Не обессудьте.

— Жаль, что вы себя так низко цените.

— Можно подумать, что вы обо мне лучшего мнения, — ответил я.

— Этот перстень не исчезнет и в реальной, по вашим меркам, конечно, жизни, — не отвечая на мою резкость, уведомила девушка. — Только выглядеть он будет несколько иначе. И помните, Любовь — пламя. Чем больше отдал, тем ярче и выше пламя. А теперь позвольте мне оставить вас наедине с вашими мыслями, предположениями, фантазиями. Всего хорошего!

— Постойте! — запоздало встрепенулся я, но она уже шагнула в сгустившуюся тьму.

— Как мне с вами встретиться?! — бросил я вопрос в пустоту.

— Всё зависит от вас, — прозвучало то ли у меня в голове, то ли я на самом деле услышал ответ.

И в этот миг в моём бедном мозгу взорвалась радужным серпантином бомба воспоминаний. Я вспомнил всё! И там… Там был слепец. Да, да! Именно так. Мужчина средних лет, с проседью в прямых, густых и длинных волосах, высокий чистый лоб, брови радугой вразлёт, над левой едва заметный шрамик. Глаза карие, мёртвые, скрытые за зеркальными стёклами старых, поцарапанных очков. Нос с лёгкой горбинкой. Губы тонкие, в постоянной улыбке, с уголками, загнутыми вниз, из-за чего создавалось впечатление печального сарказма. Тщательно выбритый, в сером поношенном пиджаке явно с чужого плеча. В застиранной, старой рубашке военного покроя с расстёгнутым воротником. Тёмно-синие брюки со швом чуть ниже левого кармана. В видавших виды, избитых, никогда не знавших гуталина ботинках, так же с чужой ноги. Он стоял, опершись на свою не раз погнутую палку, и в упор смотрел на меня, своим несуществующим взглядом. Усмехнувшись, он отступил назад и в сторону, как бы открывая то, что находилось за его спиной. Между нами появились два мальчика и маленькая девочка. Они играли у какого-то огромного сундука. Подсознание вежливо подсунуло подсказку — угольный ящик.

— Я сегодня буду королевой, — сказала девчушка.

— Нет, сегодня будет моя сестра, — потребовал отказаться от титула один из мальчишек.

— Нет, — твёрдо сказала малышка. — Я завтра уже умру по-настоящему, поэтому сегодня буду королевой, а твоя сестра будет завтра.

И тут же я увидел похоронную процессию. Люди несли на руках маленький гробик. Чуть в стороне от процессии стоял один из пацанчиков, игравших у сундука. Он старательно пытался заглянуть в лицо лежащего под покрывалом покойника. Видно, пацанка предсказала свою смерть верно.

Видение сменилось. Горящий дом, и к нему разъярённая толпа тащит растерзанного и окровавленного человека в разодранном кафтане. Последний даже не сопротивлялся. Наверняка, у него уже не было сил это делать. Несчастного связали, что говорится, по рукам и ногам, как будто он смог бы развязаться, и, раскачав, швырнули в огонь.

Снова картинка сменилась. Какой-то пацанчик стоял с двумя девочками в подобие сарая. У одной были завязаны глаза, другая же, что постарше, отвернулась. Мальчишка целовал младшую. Сверху, сквозь дырявую крышу подглядывал другой парнишка. Что-то отдалённо знакомое было в целующемся донжуане.

И опять мираж сменился. На этот раз больничная палата с широкой кроватью, на которой лежал молодой человек под капельницей. Возле него, очень низко наклонившись, с растерянным видом стояла молоденькая медсестричка и плакала. Рядом у окна стоял мужчина ниже среднего роста со смолисто-чёрными волосами и потерянно смотрел на больного.

Декорации сменились ещё раз. В хвосте самолёта сидели два парня с бутылками пива в руках. Тот, что был ближе к проходу, протягивал свой пузырь, стоящей около, стюардессе. Она взяла и отхлебнула прямо из горлышка. Потом они все втроём поднялись и ушли в багажное отделение. По дымку, потянувшемуся оттуда, не трудно было догадаться, чем они там занимались.

Призраки исчезли. Вновь появился слепец и двинулся на меня, стуча своей страшной клюкой. Вот тут-то понимание посетило мою душу. Страшная догадка молнией блеснула в мозгу — это же я!!! И шёл я сам к себе, дабы воссоединиться, восстановить нарушенное равновесие. Ко мне шёл физический урод!.. В ужасе отшатнувшись, я схватился за грудь. Руки наткнулись на что-то округлое и твёрдое. В бешеном отчаянии рванул воротник сорочки так, что пуговицы дождём посыпались в разные стороны. Вспыхнул ярчайший свет. От нестерпимого огня я закрыл лицо руками, а когда отнял их, увидел её… Мою Стюардессу. Она стояла, чуть наклонив свою прекрасную головку, печально и в тоже время счастливо улыбалась.

— Ну, вот мы и встретились, как вы и хотели, — одними губами прошептала она. — Медальон сделал своё дело. Я же говорила, помните?

Я, не в силах вымолвить ни слова, смотрел на неё, не веря собственным глазам.

— Вы не рады? — всё также тихо спросила стюардесса.

— Я!.. Не то слово… Но…

— Теперь-то вы поняли?! — очень грустно снова спросила она и улыбнулась так светло, так счастливо, что сердце моё готово было разорваться на миллиарды кусочков от испытываемого и переполняющего его чувства.

— Так вы Надя?!

— Нет.

— Вы и Надя — это одна и та же девушка?!

— Где-то вы правы. Во всяком случае, очень близко, — глядя мне в глаза, нежно произнесла единственная в мире.

— Так вот оно… Мгновенье, стой!!! Для того, чтобы вас встретить и понять самого себя, понадобилось столько пережить… Но теперь я наконец-то могу сказать вам то же самое, что вы поняли и сказали мне гораздо раньше.

— Не стоит. К чему слова?! Я ведь, как и вы, не сказала этого тогда, когда в этом была необходимость. Мы с вами наделали столько ошибок… Сколько раз мы могли изменить свою жизнь… Сколько раз я была рядом с вами, но не почувствовала, что вы тот, кто мне нужен. Мне, как, впрочем, и вам, понадобилось так много пережить, чтобы это понять. Но прошлого назад не вернёшь. Я нарушила законы вселенной, чтобы спасти хотя бы вас. Но, кажется, ещё больше усугубила наше с вами положение. Теперь для того, чтобы мы встретились, понадобятся неимоверные, нечеловеческие усилия для преодоления преград, которые возникли из-за нашего обоюдного стремления друг к другу…

— Постойте! Милая моя стюардесса! Вы говорите такими загадками… Вроде и на понятном языке, но я ничегошеньки не понимаю! Я люблю вас! Я не хочу с вами больше расставаться… Для чего же я тогда вас нашёл? Чтобы снова потерять?!

— Да!.. — очень тихо подтвердила фея.

— Зачем?! — вскричал я и переспросил, мгновенно охрипнув: — Зачем?! Ведь я этого не хочу!

И я протянул к ней руки и сделал шаг навстречу.

— Я тоже… — согласилась она, но не сделала даже попытки сдвинуться с места.

— Так что же нас может разлучить?! — в недоумении остановился я.

— Время, — был ответ.

— То есть как?

— А вот это вы должны понять самостоятельно, — ответила девушка, и предательская слезинка выскользнула из чудесных глаз её. — Я привела вас в Храм, нарушая все законы, в надежде, что этим спасу хотя бы вас, но своим необдуманным поступком натворила неописуемых бед. Простите, если сможете… — как-то виновато улыбнулась она и закрыла лицо руками.

Всё вдруг поплыло, затуманилось. Откуда-то раздался знакомый насмешливый голос: «Жить — хорошо!» — сказал он.

«А хорошо жить ещё лучше!» — ответил ему другой такой же, не менее знакомый голос.

И я опять вспомнил!..

Ресторан блистал всеми своими люстрами, зеркальными окнами, хрусталём на столах, блестящей фарфоровой посудой, серебряными ложками, вилками, ножами. Музыка гремела, будучи запертой в четырёх стенах и не имея возможности вырваться на свободу. Разгорячённые алкоголем пары метались в подобие танца. Кое-кто энергично продолжал напиваться втихомолку, одиноко сидя за столом. В это самое подходящее время мы и решили покинуть сей замечательный уголок человеческого грехопадения. У входа нас задержал фотограф-любитель.

— Не желаете сфотографироваться на память? — заискивающе заговорил он.

— Как ты думаешь? — спросил я у своей спутницы. — Фоткнемся?

Она неопределённо пожала плечами.

— Давай, — решил я, даже не поинтересовавшись, во что это мне обойдётся.

Фотограф обрадовано заторопился.

— Давайте-ка вон там, возле ёлочки.

— Нет. Возле ёлочки что-то не хочется, — подала голос моя подруга.

— Ладно, тогда вон там, чуть сбоку, у фонтанчика? — заторопился фотограф.

— У фонтанчика лучше, — согласилась она.

Мы подошли к бассейну, заполненному до половины водой. У самого дна плавали в ожидании своей участи золотистые рыбёшки.

— Нет. Не хочу, — вдруг заупрямилась девушка.

— Почему? — не понял я.

— Я не хочу фотографироваться на фоне этих несчастных, приговорённых к пожиранию.

— Девушка, — забормотал фотограф, — рыб видно не будет. Будут видны струи фонтана, русалка в центре, а рыбы, они внизу, их не видно. Хотите, сами посмотрите, — он приглашающе отступил от штатива с фотокамерой.

— Лучше на фоне вон того панно, — указала она жестом в сторону совершенно голой стены.

Фотограф скривился, но тут же исправился, заулыбался.

— Как скажете, как скажете, — затараторил он, разворачивая объектив в указанном направлении.

Мы подошли к стене. Я обнимал подругу левой рукой за талию, правой держал обе её руки в своей лапище.

— Внимание?! Ой, девушка, вы, кажется, моргнули. Позвольте, я, на всякий случай, сделаю повторный снимок? — И, не дожидаясь согласия, снова щёлкнул фотовспышкой.

Я только и успел, что поменяться с девушкой местами. Теперь я обнимал её за талию правой рукой, левой держа обе её маленькие ручки.

— Готово! — торжествующе возгласил он.

— Спасибо, — вяло поблагодарила девушка. — Сколько с нас?

— Прошу прощения, — перебил я её, вынимая из кармана несколько мелких купюр. — Сколько вы сказали?

— Нет, нет, нет! — вдруг запротестовал фотограф. — Я исключительно ради искусства.

— Простите? — не понял я.

— Просто мне очень захотелось вас сфотографировать, — ответил фотограф.

— А можно узнать, почему? — заинтересовалась моя спутница.

— Как вам сказать… — замялся парень. — Мне показалось, что это ваша последняя совместная фотография.

— Чтооо! — удивились мы оба одновременно.

— Я бы даже сказал, что и ваш совместный поход в подобные заведения.

— Тоже последний? — спросил я, внимательно разглядывая фотографа.

— Да, — ответил тот.

— Вам не кажется это странным? — снова спросил я.

— Нет, — твёрдо ответил парень. — Я чувствую настроение людей. Вам не понравилось здесь. Но это не главное. Главное то, что один из вас обманывает другого.

— Вот те на?! — изумился я. — Не я ли?

— Можно, я на этот вопрос не отвечу? — просительно посмотрел мне в глаза фотограф.

— Нет уж, отвечайте, — запротестовал я.

— Понимаете… Дело в том, что вы оба пока что не понимаете происходящего с вами.

Парень мялся, явно не желая говорить. Моя подруга внимательно смотрела на него. Она, кажется, всё прекрасно понимала. Я же стоял остолоп остолопом.

— Вы можете изъясняться точнее? — потребовал я.

— Я же говорю, мне трудно вам объяснить то, чего вы не знаете и даже не ощущаете пока.

— Что значит «пока»? — переспросил я.

— Пока — это значит, временно, сегодня вы ещё не понимаете, может, даже через месяц понимать ещё не будете. А через полгода всё станет на свои места, и тогда наступит так называемое озарение.

— Слышь, мужик, ты кончай шутки шутить. Говори чётко, разборчиво и понятно, кто и кого обманывает? — угрожающе насупился я.

— Вы меня не поняли, — заторопился с пояснениями фотограф. — Вы ещё не понимаете, что друг друга обманываете.

— Не понял? — начал терять терпение я.

— Да погоди ты со своими выяснениями, — вдруг заговорила девушка. — Вы хотите сказать, что мы обманываемся в своих чувствах друг к другу? — спросила она, обращаясь к фотографу.

— Да, — облегчённо вздохнул парень.

Девушка внимательно посмотрела на меня. Потом на фотографа, и снова на меня, как бы оценивая.

— Вы знаете, — снова заговорила она, обращаясь к фотографу, — а вы правы. Я не понимаю, как это, но чувствую вашу правоту. Даже больше. Я могу с очень большой уверенностью сказать, что обманываюсь в чувствах именно я.

Я ошарашенно посмотрел на свою любимую.

— Ты что такое говоришь? — неуверенно выдавил я из себя.

— Прости, милый, — она обратила свой чудесный взгляд на меня. — Но, наверное, этот парень прав.

— И что с того? — тупо уставившись на неё, спросил я.

— А то, что хоть сейчас я на все сто уверенна в любви к тебе, но есть очень большая, невероятно огромная доля того, что через некоторое время кто-нибудь из нас поймёт, что никакого взаимного чувства между нами нет.

— И ты хочешь сказать, что этим первым понявшим будешь ты?

— Да, милый, — легко согласилась девушка.

Я не поверил. Я не мог в это верить. Этого просто не могло быть. Это была суббота, двадцать второе декабря. В душе моей пылала весна, могущая растопить любую зимнюю стужу, и вдруг такое признание!.. Я смотрел в воду, на дефилирующих внизу рыб, подсвеченных цветными фонариками, и ощущал приближающуюся беду. Нет, я ни на миг не поверил им, но вечер был безнадёжно испорчен.

Теперь я держу в руках эти две выцветшие фотографии, и вспоминаю… Вспоминаю всё, что произошло после этого. Да. Мы ещё почти целый год встречались, но трещина в наших отношениях всё увеличивалась и увеличивалась, разводя нас по разные стороны громадной пропасти.

И вот прошло тридцать лет. Тридцать долгих или коротких, человеческих лет. Одиннадцать тысяч дней и ночей. Много это, или мало? Не знаю. Наверное, всё-таки много!.. Очень много!.. Невозможно много!.. И фотограф оказался прав. А я?! А я остался один на один со своим чувством неразделённой, непонятой и не принятой любви. Один, как перст, посреди пустыни, образовавшейся вокруг меня не без моей, конечно, помощи. Горечь одиночества, нерастраченного чувства, утраченной веры — всё это и много больше присутствовало в моей разгромленной душе. Для чего тогда жить, если любви нет? Если люди не умеют любить друг друга?! Если они не могут оценить этого великого дара всевышнего?! Если они не понимают, что это такое — любовь?! Как быть тому, кто это познал? Как ему поделиться своим знанием, если этого никто не хочет? Если этого никому не надо? Или может быть всё-таки кому-нибудь нужно?! Тогда где они, те, желающие познать истинную любовь?! Где они??? Отзовитесь!!!

Я вздрогнул. Замотал головой. Не может быть??? Этого не может быть??? Я не мог такое забыть!!!

— Но забыл же? — раздался нежный голосок.

— Господи! Не может этого быть?! Какие тридцать лет?! Откуда?! О! Господи! О чём я думаю?.. Я не понимаю!.. Я не могу понять?! Моё бедное сознание сейчас взорвётся от непонимания!.. — я сильно потёр руками лицо.

Никаких фотографий не было. Никакого ресторана… Я стоял там, где и застало меня это непонятное состояние полной реальности никогда не существовавшего события.

— Не понимаю!.. — прошептал я. — Помогите мне, пожалуйста?! — И вдруг меня озарило. — Но погодите! Кто же вы?! Если не девушка Надя, то кто? Стюардесса погибла, хотя в реальности ничего подобного не было. Я разлюбил Олесю, однако и её ведь никогда не было! Я читал письма, которых никто и никогда не писал! Я любил тех, кого никогда не было! Что это?! Наваждение?! Волшебство?! Но так не бывает?! — Мои руки непроизвольно поднялись к небу, как бы прося помощи и защиты. — Я не могу жить без вас, но и вы не реальны. Так кто же вы?! _Л_Ю_Б_О_В_Ь_!!!

— Наконец-то вы поняли, — произнесла красавица, отняв руки от лица.

На глазах её блестели бриллианты слезинок. Только это были слёзы неописуемого счастья, слёзы торжества победы, слёзы большой, неземной любви!

— Так вот оно в чём дело?! — шёпотом воскликнул я и, не желая оставлять всё на волю судьбы, не собираясь давать шанс кому бы-то ни было, бросился к ней, но тут между нами возникла чёрная стена, заслонившая собой мою любовь.

Глухой, низкий голос произнёс:

— Не радуйтесь и не плачьте оттого, что сегодня вы могли бы поставить себе оценку. В раскаянии нет творчества сердца. Если вы ищете, ясно понимая своё место во вселенной, ищете ступать весело и просто по ступеням вселенной, ваше искание идёт от Вечного в вас, и для вас не будет существовать хаоса страстей. Ваша мысль не застрянет в кипящей массе условностей, в которых живёт окружающая вас толпа, — вы будете вращаться среди тех вибраций, где творит мысль, не спускающаяся к суете и тлению временного. Ваш мир — Вселенная, ваш дом — Любовь, ваше счастье в вас. Найдите себя — найдёте друг друга. Да будет так!

— Не-е-ет!!! Не-е-ет!!! Не-е-е-ет!!! — раненым зверем взревел я и, сорвав с пальца перстень, швырнул его в преграду, так безжалостно разделившую одну душу на две половинки.

Огненная стихия разорвала тьму, и я, ослепший от вселенского пламени, бросился по этому пылающему мосту к своей судьбе, к своему счастью, к своей любви!!!

Одесса, 8 января, 2008 г.