Сага о Годрланде

Глава 7

Задумка Пистоса удалась на славу!

Стоило ульверам скрыть лица под масками из тонкой кожи, как интерес к нам возрос. И вскоре нас уже ничего не могло удивить на здешних празднествах, столько всего мы насмотрелись. Правда, таких богатых пиров, как в терме, больше не было, но даже гуляния на несколько десятков гостей в Гульборге старались делать весьма затейливыми.

На одном хозяин устроил общую попойку, хотя и сказал, что собирается выбрать лучшие вина Годрланда. И гостям наливали вина, привезенные, поди, с каждого захудалого виноградника в этих землях. Какие-то были крепче, какие — кислее, но уже через несколько чаш все они смешались в бесконечный хмельной поток. Там даже устроили фонтан из вина! И каждый мог подойти, черпануть оттуда и выпить.

Другой господин обожал лошадей и созвал гостей, чтобы те полюбовались его недавней покупкой — великолепным сарапским скакуном с золотой шерстью. Ради веселья он устроил состязания и пообещал тому, кто сумеет перегнать его коня, дорогой самоцвет. Сначала за дело взялись хускарлы, потом хельты, но скакун и впрямь оказался неплох: резво начинал разбег, а потом мчался так, словно его копыта не касались земли. Рысь тогда сказал, что обгонит этого коня, но с одним условием: бежать они будут не один круг, а пять. Поначалу жеребец вырвался сильно вперед, но уже к середине второго круга начал сдавать, Леофсун же бежал ровно, не ускоряя и не замедляя шаг. И Рысь пришел первым!

Однажды нас пригласили на совсем малое гуляние в загородное поместье. Весь двор там был уставлен белыми, золотыми и серебряными статуями в виде голых девок и парней. Мы пили, ели, смотрели на заморских плясуний, виляющих бедрами, а потом вдруг статуи ожили. Может, они и до этого шевелились, но незаметно, а тут прям взяли и спрыгнули с постаментов. Некоторые гости аж вскрикнули от неожиданности. Как потом объяснил Феликс Пистос, это гуляние было в честь забытой богини, которая славила любовь. Наверное, потому те статуи начали приставать к гостям, обнимать их, лезть под одежду. В саду появились еще девки, богато одетые, но в личинах вроде наших, и тоже давай увиваться вокруг нас. Мы отказывать не стали, поволокли девок по кустам и углам. Трудюр ушел сразу с пятью! Его узнавали в любой личине.

Как по мне, на том гулянии, кроме статуй, ничего занятного больше и не было, но Феликс сказал, что девки в личинах — не песчанки и не рабыни, а жены и дочери из благородных семей. Я догадывался, что двух-трехрунные девки вряд ли рабыни, но думал, что они из бедноты и взяты сюда лишь ради веселья гостей, а оказалось, что это нас позвали ради развлечения этих богатых женщин. Вроде как в Гульборге в день той богини женщина могла возлечь с любым понравившимся мужем, и тот не мог ей отказать.

Набианор не запрещал молиться иным богам, по крайней мере, закона против иноверия не было, но подобные гульбища его бог не приветствовал. Неверных жен у сарапов забивали камнями насмерть, а вот фагры бабий блуд грехом не считали.

Чем больше я ходил по всяческим празднествам, тем чаще встречал одни и те же лица, со многими познакомился, научился кое-как вести разговоры на фагрском, к тому же вопросы нам задавали почти одни и те же. Правда ли, что на Северных островах всегда лежит снег? Зачем нам корабли, если наше море вечно сковано льдом? Ходим ли мы там в одних шкурах? Правда ли, что у нас нет жен, и женщины могут ложиться с кем угодно? Спрашивали про богов и про тварей, а еще почему-то многие думали, что у нас там край земли, откуда стекает вода в бездонную пропасть.

На тех пирах я научился заранее чуять залы, где жгут ту вонючую травку, и уходить оттуда, прежде чем начну задыхаться. С одного гуляния пришлось вовсе уйти, так как там весь дом был в клубах дыма, но оно и к лучшему. Там веселились молодые господа, вроде нашего Феликса, и в кувшинах явно подавалось не простое вино.

Через месяц-полтора я понял, почему всякий богатый фагр старается выделиться среди других чем-то особенным: живыми статуями, лошадьми, морскими шуточными боями и иноземными девицами. Потому что гуляний этих там по паре на седмицу! И всем уже всё обрыдло.

Забавно, кстати, вышло, когда вывели рабыню, всю исчерченную шрамами, и сказали, будто она из далекого племени, где все любят вырезать на себе узоры, и будто в тех узорах рассказана вся жизнь от рождения и до смерти. А я узнал ту рабыню. Это Живодер ее когда-то разукрасил да и продал первому попавшемуся торговцу.

И вдруг приглашения закончились. Город затих.

Через Милия мы узнали, что со дня на день ждут приезда Набианора. А еще — что фагры торопились отметить все грядущие события, чтобы не оскорбить ненароком сарапского конунга неуместным весельем. Все же знали, что Набианор поехал в Черные земли ради сражения с тварями. А вдруг у него там нешуточные потери? Вдруг он приедет недовольным? А тут, глядь — фагры пируют чего-то! Не стоит ли растрясти их кошели и забрать подросших сыновей в свое войско?

Вскоре в гавань вошли огромные годрландские корабли с сотнями сарапских воинов, но то еще был не Набианор, то прибыли его соратники. Тогда-то я понял, как выглядел Гульборг сразу после захвата. Почти мертвым. Улицы опустели, из домов выходили только старики да рабы-мужчины, торговцы не голосили, нахваливая свой товар, а молча стояли за прилавком, даже вечно орущие ослы с верблюдами примолкли. Потом воины согнали людей для украшения домов вдоль дороги, где поедет Набианор. На окна и двери повесили здоровенные пальмовые листья, на стены — полотна с желтым кругом и мелкими звездами вокруг него.

А на следующий день в Гульборг вошел и сам Набианор. Ульверов я не пустил и сам не пошел, но слышал, то было весьма пышное зрелище: люди, падающие ниц, Солнцезарные в блестящих доспехах на белых конях, диковинный зверь размером с дом и клыками с ребенка, Набианор в простом белом одеянии с золотым кругом на шее, бой сарапских бодранов, трепещущие знамена. Сам годрландский конунг Алексиос встречал пророка у ворот города!

И снова несколько дней тишины.

Весь город ждал, когда же объявят великие игры в честь Набианора. Это интересовало и меня с ульверами, ведь меж пирами я выкупил тварь для Хальфсена. Вернее сказать, выкупил бой для него на Арене, потому что тварей просто так не давали, лишь позволяли сразиться с ними. Но даже после выкупа убивать можно было не в любой день, а лишь в тот, когда на Арене будут выступления. И ближайшим поводом оказался приезд Набианора.

Изначально я не собирался идти на празднество в его честь, чтобы не мелькать лишний раз перед пророком. Но там будут сражаться мои ульверы, Хальфсен и Лундвар! И я поклялся, что не полезу их спасать, как бы ни пошло дело.

Когда же день игр стал известен, за три дня до его наступления Хальфсен заперся в дворовой постройке, толком не ел, пил лишь воду и почти без отдыха махал мечом. Как по мне, дурь еще та. А вдруг ослабнешь и погибнешь от лап твари? Только наш толмач вбил себе в голову, что без толкового дара станет обузой для хирда. Он будто не замечал, что половина ульверов ходят без дара.

Лундвар ходил злым и огрызался на любое слово. Он ведь проспорил Хотевиту, не взяв ни одной руны за оговоренный срок, и хоть плата была невелика, гордость Отчаянного не позволяла ему так просто примириться с проигрышем. Потому он жаждал выступить на играх! Хотел хотя бы так показать, каков он храбрец и удалец. Дурень! Дагны-то на играх не будет, баб на Арену не пускают.

К слову сказать, нас звали выступить на Арене всем хирдом, даже илиосы предлагали. Уговаривали биться в личинах, мол, такое людям по нраву. И как меня не манило золото, я всё же отказался. Одно дело — пара ульверов, и совсем другое — весь хирд. Я все еще помнил слова Тулле и не хотел лишний раз мелькать перед глазами Набианора. Не допусти Скирир, еще вспомнит нашу встречу в Черных землях!

Игры и без нас обещали быть самыми яркими, пышными и грандиозными! Хотя бы потому, что Арена будет открыта аж три дня подряд. Бои, скачки, представления акробатов и лицедеев, сражения с тварями и людьми, как один на один, так и многолюдные. Обещали даже бой двух сотен воинов, а это уже почти целая война по мерках Северных островов. Солнцезарные тоже покажут свои умения. Словом, посмотреть будет на что!

На сей раз я решил не скупиться и взять хорошие места, поближе к арене. Для того в день игр мы вышли с утренней зорькой и уже с порога поняли, что опоздали. Улицы были запружены людьми, паланкинами и всадниками. Даже громкоголосые глашатаи охрипли, устав очищать дорогу перед своими господами. Хальфсен проскользнул к ближайшему паланкину, коротко переговорил с господином внутри и махнул мне рукой.

— Благородный Комнини обещает нам пять илиосов, если мы расчистим ему дорогу на Арену.

— Пусть лучше пообещает место рядом с собой! — буркнул я, но идея толмача мне пришлась по нраву.

Хальфсен заменил горлопана, а мы окружили паланкин и поспешили вперед, расталкивая тех, кто не успел убраться с нашего пути. Если вдруг кого и обидим, вина ляжет на фагра, а уж он как-нибудь с этим разберется.

Комнини не подвел, и мы прошли сквозь врата вместе с ним, только сели не под навес на мягкие подушки, а чуть поодаль и на каменные скамьи. Огромная чаша Арены уже понемногу наполнялась народом, и меня снова поразила ее величина. Тысячи людей, собранные в одном месте! Это пугало и навевало всяческие дурные мысли. Как можно было захватить город, в котором есть такая Арена? Неужто фагры — овцы, а сарапы — волки? А мы тогда кто? Мошки?

Солнце еще не успело отскочить от края земли, как уже вся Арена была переполнена. И я видел, что многие пришли с мешками, откуда явственно пахло снедью, и с кувшинами, как и мы. Тоже собирались просидеть здесь до самой ночи! Разве что сарапы, занявшие часть нижних скамей, сидели с пустыми руками.

Последним занял свое место годрландский конунг с женой и приближенными, а Набианор не пришел вовсе. Может, потому, что в первый день, особенно в начале его, были назначены самые скучные бои?

Хальфсен с Лундваром скрылись где-то в глубине построек, как только мы пришли, чтобы подготовиться к своим сражениям. Потому мы безо всякого интереса выслушали длинную приветственную речь, сказанную сначала на сарапском, а потом и на фагрском языке. Я мог спросить у Коршуна, о чем там было, но зачем? Затем вышел солнечный жрец, коего легко было узнать по выбритой макушке и рыжему балахону, и тоже немало наговорил. Люди вокруг часто делали уже привычный знак руками, кланялись. И лишь потом начались игры.

По всей Арене наставили широкие клетки без крыши, в каждую зашло по человеку, среди них был и Хальфсен. Видать, решили начать с заранее проданных боев для карлов. Если ждать, пока они будут биться один на один, люд заскучает, а вот так мы могли выбрать, за кем веселее смотреть. И многие уже начали спорить, какой из воинов первым прикончит свою тварь, и хотя тварей-то пока видно не было, выбирали по оружию и стати карлов.

В полу каждой клетки открылся провал, откуда выпрыгнуло по одной твари, причем все они были одинаковыми. Я не ожидал увидеть здесь гармов, с которыми сражался еще карлом в Хандельсби. Откуда у Арены столько тварей? Неужто их нарочно разводят? О заказах на ловлю я до сих пор не слышал.

Бои уже начались. За криками зрителей не были слышны стоны и вопли самих бойцов. Кого-то терзали твариные клыки, кто-то еще отбивался, а кто-то успел зарубить своего противника и сейчас наслаждался благодатью. Хальфсен пока уворачивался и примерялся к гарму. Эх, наш толмач родился и вырос в Альфарики, потому не слыхал о гармах и не знал, что те поодиночке не особо опасны. Лишь бы ему хватило силы и ловкости после бестолковой голодовки.

Я бы пробудил стаю, но боялся, что только помешаю. Хальфсен не привык пока к моему дару, да и толку с него сейчас, когда мы все на скамьях, а дары других не передаются?

— Хальфсен, давай! — прокричал рядом Рысь.

Те, кто закончил бой, стояли возле трупов и ждали. Выжившие твари рвали тела павших воинов и глотали куски парного мяса. Если Хальфсен не справится, как мы будем его хоронить? Как кучу полуобглоданных костей?

— Давай! Бей!

Даже хорошо обученный Магнус в свое время не сладил с гармом. Не стоило соглашаться на тварь с Арены. Лучше бы Хальфсен бился под моим присмотром! Не таким, как сейчас, а толковым, где я бы смог его вытащить.

На плечо с силой надавила чья-то рука. Тулле?

— Сиди и смотри, — в ухо сказал он. — Это не твой сын, а всего лишь воин, чей путь ненадолго совпал с твоим.

Да разве ж я вставал?

Хальфсен извернулся, с трудом уклонившись от зубов твари, и наконец полоснул ее мечом. После, видать, охрабрел и накинулся яростнее, высекая на гарме всё новые и новые темные полосы. Вскоре тварь упала и всё же издохла. Я едва успел коснуться дара и застать всполохи долгожданной шестой руны толмача.

До окончания самого последнего боя пришлось немало ждать. Горемыка бегал по клетке из угла в угол и никак не мог ткнуть копьем в несчастную тварь, хотя остальные копейщики первыми добили своих гармов. Уж больно оружие подходящее под таких тварей!

Под конец зрители уже и освистывали последнего бойца, и швыряли в него объедки, и кричали служителям Арены, чтоб добили хоть кого-то в той клетке, и не обязательно гарма. Когда же копейщик споткнулся, и тварь прокусила ему лодыжку, люди радовались и подбадривали именно Бездново отродье. Хотя я помнил, как в прошлый раз эти же зрители шарахнулись в стороны от случайно прорвавшейся к скамьям твари, ломясь по головам своих соседей и топча их тела.

Пока рабы уносили трупы, разбирали клетки и засыпали потемневшие места свежим песком, на Арену вышли фигляры и акробаты.

И так волна за волной шли бои и представления. Сражения карлов все против всех до первой крови. Полуодетые девицы, взмахивающие лентами под музыку. Мальчики, взлетающие в небо с огромных качелей. Конная охота с короткими копьями на лис. Красивый желтый зверь с пышной гривой, похожий на огромную кошку, лениво гонялся за антилопами и рабами. Рабов догнать было легче. Еще толпа людей, одетых в вычурные одежды и со странными личинами, которые широко размахивали руками, что-то выкрикивали, пританцовывали и даже сражались деревянными мечами. Я такое уже видел, с карликами, но в тот раз было смешно, а сейчас просто непонятно.

— Они рассказывают и показывают старые сказания, — раздался вдруг голос Хальфсена.

Наш новоиспеченный хускарл наконец добрался до нас. Мы все его поздравили с шестой руной и, конечно, поинтересовались насчет дара. Зря он голодал три дня или нет?

— Поначалу я старался думать лишь о том, что хотел, но потом всё позабыл. Видел лишь ту тварь, ее клыки, слышал крики умирающих рядом. А дар…

Хальфсен хлопнул по пустому поясу без ножа. Он мечтал заполучить каменную кожу, чтобы никто из ульверов не отравился твариной кровью, видать, хворь Лундвара его так опечалила. Только вот как проверить, если ни у кого нет с собой оружия? Вдруг Живодер схватил руку Хальфсена и вгрызся в нее зубами.

— Не, нет камня, — сказал безумный бритт, оскалив окровавленные зубы.

Я рассмеялся, только сейчас осознав, что Хальфсен цел, здоров и даже с руной.

Набианор появился под вечер, когда разгоряченные кровью зрители уже предвкушали самое главное событие дня — выступление Солнцезарных.

Пророк прошел в особое место, обустроенное ради него. Оно походило на просторный зал без одной стены. Там стояли мягкие ложа, столики с фруктами и напитками, девушки с опахалами, ароматические курительницы, по бокам свисали тончайшие занавеси, чтобы Набианор мог закрыться от чужих глаз. Помимо ближайших соратников, одетых в длинные светлые халаты до пят, его окружали и воины в блестящих панцирях и с оружием. Наверное, та самая личная дружина. Я высматривал среди них Клетуса, но безуспешно, шлема и брони на таком расстоянии делали всех воинов одинаковыми.

И снова долгие речи. Сначала разглагольствовал сам годрландский конунг, вознося хвалы великому Набианору! Жаль, что его голос едва-едва был слышен, не привычен Алексиос горлопанить на всю Арену. Потом выступали еще какие-то благородные мужи.

А потом встал сам Набианор, и вот он умел говорить так, чтобы его голос доходил до самых дальних уголков Арены. Я не удивлюсь, если его слышали и служители, что прятались глубоко под песчаным дном.

С первых же его слов зрители замолкли совсем, а глаза Хальфсена, Коршуна, Феликса и даже Рыси, что лишь слегка знал сарапский, словно бы подернулись ледком. Я захватил ульверов своим даром и поделился с ними собственной злостью, Живодер тут же плеснул яростным весельем, Тулле словно потянул за невидимые нити, и все сразу встрепенулись. Кроме Феликса. Сварт глянул на меня умоляюще. Он на всех гуляниях ходил за Пистосом по пятам, прогонял старых приятелей, следил за его чашей и учил нордской речи. Да мы все настолько привыкли к Феликсу, который продолжал жить с нами, что зачастую окликали его по-нордски.

Я посмотрел Сварту в глаза, показал жестом, что это будет на его совести, вдохнул, потянулся даром к Феликсу, нащупал его огонек и затащил в стаю. Фагр вздрогнул, ощутив разом вокруг и внутри себя аж два десятка ульверов. О, я знал это чувство! Будто тебя стало больше, и всё возле тебя тоже стало больше. Словно у вас одна кожа на всех. Одни мысли на всех. Одна жизнь на всех.

Хорошо, что боль на месте мертвых хирдманов ощущал лишь я.

Возле Набианора тоже все замерли, завороженные его словами. Лишь один воин, что стоял вне зала пророка, осторожно пробирался ближе, обходя заслоны дружинников один за другим. И этот воин был одет в точности как дружинник. Может, несет весть от гонца, что недавно прибыл? Или что-то заметил неладное?

Сарапские речи я всё равно не разбирал, следить за завороженными людьми тоже невесело, потому я не отрывал взгляда от единственной движущейся фигуры. Набианор продолжал говорить, а точнее петь. Он словно перебирал струны на арфе, то взбираясь ввысь, то опускаясь к самому дну.

Воин исчез за стенами зала, и я вздохнул. Больше ничего интересного я не замечал.

И вдруг речь пророка оборвалась. Вокруг его комнаты забегали люди, дружинники враз ощетинились короткими копьями, мелькнуло что-то красное, и занавеси отсекли от зрителей происходящее внутри.

— Что там случилось? — спросил кто-то из ульверов.

Тот же вопрос возник у каждого на Арене. Молчавшая доселе толпа враз загомонила, поразив привыкший к тишине слух.

Я вглядывался в движение занавесей, пытаясь угадать, что же там произошло.

Кто-то из приближенных Набианора догадался приказать, чтобы выступления продолжались. И на плотный песок Арены выехали Солнцезарные. Одного их вида хватило, чтобы люди позабыли на мгновение странности в занавешенной комнате. Вида и рунной силы, которую сарапские всадники и не думали прятать: хускарлы, хельты и несколько сторхельтов. Великолепная броня, отливающая золотом! За такую на Северных островах отдали бы пару деревень, не торгуясь. Великолепные лошади в сияющих попонах! Каждая не меньше ста илиосов ценой. И великолепные воины! По их посадке и манере держать оружие уже было понятно, как они хороши в бою. Даже Гачай, скорее всего, не сравнился бы с ними.

Солнцезарные сделали круг по Арене, высоко вздымая сарапское знамя.

А потом занавеси отдернули.