Военная школа Гиппесби. Кассарах. Провинция Каррита. Империя Анно.
— Смииииирна! Равнение на центр! — Три чеканных шага. Взмах меча, поворот головы.
— Мэсс Максимус, второй взвод пятого курса военной школы Гиппесби для торжественного вручения офицерских мечей построен.
Седой военный в чине полковника медленно обходит строй из двадцати двух кадетов. Они в торжественной форме, упакованы с ног до головы в металлическую чешую. Перья спадают с начищенных до ослепительного блеска шлемов. Семь лет утомительной муштры и тренировок, иссушающих тело и закаляющих души. Первоначально было три взвода и в каждом взводе было по полсотни ребят. Потом осталось только два взвода по двадцать — двадцать два курсанта. Первый выпуск школы Гиппесби. Я знаю каждого из них не только в лицо, я знаю о них все: их привычки, умения, наклонности. Они — надежда Империи. Думают, Империя — это император! Бред! Империя — это мы, те кто ее удерживает, развивает, защищает, Мы, которых История и не упомнит, но дело которых всегда будет на виду. Что с того, что исчезли империи Инваро? Но серые столбы напоминают об их существовании до сих пор. Через века, через тысячелетия.
Полковник обошел строй молодых ребят, которым и исполнилось всего по четырнадцать-пятнадцать лет, но которые уже стали господами офицерами! Пока что младшие, пока что никакие, им еще предстоит выгрызать свое законное место в имперской армии, перенаселенной динозаврами старых побед, но они уже есть! И это самое главное.
Начальник военной школы Гиппесби, полковник Максимус Астветис, вернулся в центр плаца, где уже стояли сержанты с пачкой офицерских лент, патентами и аккуратненькими новенькими мечами в сияющих ножнах. Началась церемония. Молодой офицер подходил к полковнику, который первым отдавал ему честь, затем вручал меч, который молодой воин тут же целовал. Каждый из них произносил клятву верности императору — малую офицерскую присягу, потом получал патент, а сержант, в глазах которого всю церемонию стояли непрошеные слезы, надевал на ребят офицерские ленты небесно-голубого цвета. Все уже офицеры стояли в строю. «Неужели церемония прошла без сюрпризов. Не верю!» — подумал полковник Максимус. И правильно сделал, что не поверил. Когда начальник школы уже был готов отдать приказ расходиться, как на дальней стене, окружавшей школу, раздалось подозрительное шипение. А через мгновение двадцать две ракеты синего, а при втором залпе, малинового цветов, взвились высоко в воздух.
— Разааайтись! — рявкнул полковник, внутренне усмехаясь. Он не сомневался в том, кто из его курсантов решил таким образом отметить свое окончание школы.
Быстрым шагом полковник направился в свой кабинет, который располагался на третьем, последнем этаже школы. Из окна кабинета прекрасно был виден плац, на котором состоялась торжественная церемония.
В приемной полковника встретил вытянувшийся в струнку секретарь.
— Мэсс Шарган, приготовьте приказ: с сегодняшнего дня и постоянно, отмечать выпуск курсантов салютом из синих и малиновых световых ракет в два залпа, количество ракет соответствует количеству курсантов. Принесете с утра на подпись.
Секретарь утвердительно кивнул головой. «Вот так и возникают традиции!» — не без самодовольства подумал полковник.
— Мэсс Максимус — флаг-амирал д'Алавер уже ждет вас в вашем кабинете, — секретарь аж дрожал от усердия, выказывая почтение столь высокой персоне.
Полковник Максимус с достоинством кивнул подчиненному и энергичным шагом направился в кабинет. Господин флаг-амирал расположился в самом удобном кресле кабинета начальника школы и дымил мощной цыгарой — эти курительные приспособления, доставляемые с Рандских островов, стали входить в моду.
— Вик! Как я рад тебя видеть!
Голос полковника звучал вполне искренне. Он действительно был рад: флаг-амирал Виккери д'Алавер был не только бывшим сослуживцем и непосредственным начальством полковника Максимуса Астветиса, он был еще и боевым товарищем полковника. По долгу службы школа Гиппесби находилась в ведении ведомства флаг-амирала, все церемониальные инструкции исполнялись обоими беспрекословно, но между собой, наедине, они поддерживали непринужденную обстановку общения старых друзей. Высокородный герцог д'Алавер в неформальной обстановке вновь превращался в молодого офицера морской пехоты, чья нелегкая судьба столкнула его с капитаном спецподразделения «Агава». Две недели в тылу врага и трое выживших в опаснейшей спецоперации. Такое, согласитесь, спаивает. Виккери д'Алавер прибыл с одной официальной и с одной неофициальной целями: лично провести распределение выпускников школы — это была задача, которая лежала на поверхности, а вот приватная беседа с полковником Максимусом — была целью куда более неофициальной, и даже более важной. Максимус Астветис был старше своего начальника на три года, кроме того, был человеком не менее талантливым и умным, чем его гость, но низкое происхождение не давало никакого шанса выдвинуться на посты, отвечающие его возможностям. Высокородный д'Алавер имел другие стартовые возможности и по ступенькам армейской иерархии порхал, в то время, как Астветис двигался медленно, как танк-черепаха. Но без поддержки своего друга он и поста начальника школы Гиппесби вряд ли достиг бы. Майор на полковничьей должности в глухой провинции — вот и весь «потолок», который обычные безродные офицеры почти никогда не перепрыгивали.
— Смотрел я на церемонию. Что за шум там случился в конце?
— Новая традиция нашей школы. Салют в честь выпускников.
— Ну-ну, что-то я о подготовке такой традиции не слышал, неужели ты приготовил мне приятный сюрприз?
— Ну, некоторые традиции и начинаются как раз с сюрпризов. Устраивайся поудобнее, сейчас принесут бумаги.
Гость переместился со своего места и с комфортом устроился в кресле начальника школы, подождал, когда адъютант принесет заранее приготовленную папку с бумагами, покинет кабинет, и только после этого окунулся в изучение краткого резюме, составленного полковником Максимусом. Виккери д'Алавер был высоким, чуть худощавым брюнетом тридцати лет с тонкими правильными чертами лица и невыразительными уставшими серыми глазами. Его дорогой камзол серо-голубого цвета только оттенял порочную бледность лица, аристократическую утонченность кистей рук. На первый взгляд флаг-амирал казался молодым повесой, глупым и беспечным, типичным аристократиком, прорвавшимся на высокую должность только благодаря своей родовитости. Ухоженные ногти и дорогая прическа, сделанная у одного из лучших куафюристов столицы только утверждала случайного собеседника в таковом первом умозаключении. Полковник был прямая противоположность своему начальнику — типичный потомок крестьян, к которому так и хотелось обратиться: масс Максимус, был крепок в кости, приземист, лицо его было грубым и обветренным, постоянно переполненным кровью и жизнью, что особенно ярко оттеняло утонченную бледность его начальника. Грубые, но сильные черты лица, волевой массивный подбородок, два шрама на левой щеке — следы удара дикой кошки-гриззи, которая чуть не оставила офицера без глаза, жесткая щетина, которую убрать совершенно не мог местный цырульщик. Эти два закадычных друга выглядели абсолютными противоположностями. Но такое разительное отличие куда-то исчезало, как только на горизонте появлялась опасность: они как-то удивительно одинаково и весьма слаженно реагировали на любую опасность. Оба были стремительными, смертоносными, осмотрительными в бою и вызывающе смелыми. Умение принимать мгновенно решения, почти полностью основываясь на интуиции, было главной общей чертой молодых еще офицеров.
— Это все хорошо, — быстро произнес флаг-амирал, оторвавшись от бумаг и уставившись на боевого товарища, — но на кого из них стоит обратить особое внимание? Что думаешь?
— Вот эта тройка.
— Тройка? Слаженная команда?
— Именно, мы еще называем их «шалопаями», давно спелись, удачно дополняют друг друга и вообще, отменные сорванцы. Мозгами Бог не обидел, фантазии и энергии хоть отбавляй, в меру прилежные на занятиях, а вот полевые отметки самые превосходные. Хочу отметить вот этого, — полковник ткнул пальцем в список, — подает очень большие надежды. Умен не по годам, прирожденный организатор, в их коллективе именно он «мозговой центр». Учителя настоятельно рекомендуют ему пройти обучение в Академиуме. Говорят, из него выйдет выдающийся ученый.
— А что он?
— Может, и не против научной карьеры: любознателен, выше крыши, но рутинная научная работа ему скучна.
— Скучна, говоришь? Это он по молодости. Потом, с годами, приходит осознание красоты научного поиска. Да… Это было бы неплохо, чтобы его отправить в Академиум. Для наших целей пару лет научной подготовки пошли бы юноше на пользу, да и прикрытие известного ученого… Н-да… Нет, сейчас у нас на это времени нет. Кстати, как они прошли защиту офицерского звания?
— Блестяще! Выкрали секретные документы из моего личного сейфа.
— Здесь, в школе? — непроизвольно презрительно скривились губы гостя.
— Зачем же в школе? — с улыбкой ответствовал полковник, — в моей конспиративной квартире, про которую, я был уверен, никто не знает. Да я и не пользовался этой точкой уже почти три года. Держал законсервированной, так сказать.
— Они и решили, что там есть что-то серьезное?
— Угу… — подтвердил полковник.
— И? — голос начальника стал немного напряженным…
— Ну, они-то не знают, где я прячу по-настоящему секретные материалы… Да и какие секреты могут быть у начальника военной школы в папке «секретные материалы»?
Флаг-амирал задумался. Он стал нервно постукивать костяшками пальцев по столешнице, непроизвольно наигрывая гимн морских котиков.
— Вот что, Максимус, — принял решение высокородный флаг-амирал, — теперь ребята пройдут настоящую проверку. Выживут — хорошо, пойдут в рост. Не выживут — тоже не велика беда. Кто знает, куда может завести их любознательность? Приказ получишь сегодня же. Да. Пусть покажут себя в настоящем деле.
Полковник кивнул в ответ, нажал на кнопку, через минуту появился адъютант со столиком, на котором возвышалась бутылочка старого красного саморского вина, опечатанная ярко-синим сургучом (любимый сорт флаг-амирала), кусочки поджаренного сладкого хлеба, горка орешков в золотистой вазочке и блюдо копченной рыбки, нарезанной прозрачными ломтиками. Это все роскошество было установлено на столик в секретной комнате полковника, где стоял столик. уже сервированный на две персоны. Хозяин кабинета и его гость перешли в секретную комнату, весь секрет которой был в том, что не было никакой возможности подслушать разговор находящихся в ней собеседников. Настало время для серьезного разговора. Пока полковник отпечатывал бутылку и разливал вино, д'Алаверт управился с розовым ломтиком рыбки, причмокивая от удовольствия, потянулся за кусочком хрустящего хлеба и бокалом чуть подогретого вина. Его лицо отражало состояние высшего блаженства.
— Вик, что слышно нового?
— Скоро появится императорский указ о призыве отставников второй категории. А в военные школы начнут забирать детей аристократов с пяти лет.
— Значит все, как мы и предполагали?
— Да, Макс.
— Темпы роста и темпы необходимой достаточности…
— Но не только. По нашим расчетам, у нас было еще три года.
— Почему было?
— Есть данные, — неожиданно сумрачно сообщил флаг-амирал, достал планшет и друзья склонились над принесенными документами.
Торговая улица. Кассарах. Провинция Каррита. Империя Анно.
— Герб! Лови!
— Сделано, Сэмми, давай сюда…
— Нет, направо, направо, там серые!
— За мной! Не отставать!!!
Тройка подростков стремительно нырнула в проход между домами, и вовремя: за ними мерно трусили городские стражники в серых плащах поверх громоздких панцирей. Преследователи, и так не самые великие поклонники быстрого бега, на сей раз не особенно и спешили: они знали, что проход, в который им удалось загнать преступников, заканчивался тупиком, так что беглецы никуда от них не ускользнут. Начальник караула был уверен, что подростки-воришки никуда уже не денутся, тут в тупике им просто не куда будет бежать, его жирное, самодовольное лицо расплылось в подленькой улыбке: городские стражи имели свои счеты с учениками военной школы. В Гиппесби кормежка была не просто скудная, а очень скудная, никакому быстрорастущему организму этого рациона не хватало не только для полноценного роста, но и просто для поддержания сил. Но дополнительное пропитание, как и средства для удовлетворения любопытства или получения удовольствий, курсанты должны были изыскивать сами. Нет, официально в школе не поощряли воровство, особенно, если курсанта ловили за этим, недостойным чести будущего офицера, занятием. Ну а если не пойман, следовательно, и не вор! В конце-концов, школа готовила офицеров, специалистов по секретным операциям, в сущности, кто-то справедливо называл ее «малой академией спецназа». И за семь лет школа Гиппесби должна была сделать из паренька отличную машину для убийств и диверсий, но не просто машину, зачем же, а машину думающую, машину, отличающуюся еще и определенно высоким интеллектом. А умение воровать, грабить, выживать в любых условиях, совершать стремительные налеты — они должны были быть у выпускников в крови. А тут еще конторы, сведущие за разведку и контрразведку тоже присматривались к курсантам школы Гиппесби. И присматривались пристально, обращая внимание на любую деталь, выявленную при воспитании и обучении курсанта. А как еще отобрать нужных претендентов? Как еще воспитать нужные навыки? Только поставить курсантов в такие условия, когда сама жизнь будет способствовать развитию и обучению в нужном направлении. И неслучайно курсантов школы Гиппесби люто ненавидели мелкие торговцы, городская босота и недремлющая муниципальная стража. Люди постарше и посолиднее горько улыбались, глядя на стаи сорванцов, которые проносились по городу в поисках куска масла на тот скудный кусок хлеба, который даровала им школа. Кстати, в связи с этим было неудивительно, что самые успешные городские подростковые банды имели костяк из вездесущих курсантов. Вы удивлены? Военные чины, мол, не могут поощрять порочные увлечения своих воспитанников? А разве война не порочна, высокочтимые господа? Разве она не открывает самым отвратительным звериным инстинктам путь наружу из сердца человеческого?
Не поощрялись в школе только три вещи: грабеж со смертоубийством, нанесение вреда высокородным и неумение уходить от погони. Не стоило напоминать о том, что нападение на высокородных, так же, как и кража у лордов, могли навлечь на школу большие неприятности. А вот тот курсант, который хотя бы два раза оказывался в руках стражи, автоматически из школы исключался «за профнепригодность».
Для обучения смертоубийству, настоящих схваток с реальным противником у ребят были совсем другие условия тренировки: юноши выходили один на один против хорошо вооруженных преступников, приговоренных судом к смерти. Если преступник побеждал — вместо виселицы он получал каторгу, если же погибал — приговор считался приведенным в исполнение.
Начальник стражи вытащил свою любимую дубинку, обтянутую шероховатой акульей кожей — такая кожа при ударе срывала с противника одежду и оставляла на незащищенной коже рваные раны, дал сигнал стражникам, которые вытянулись привычным расчетом за командиром, надежно перекрывая улицу и возможные пути бегства компании юных воришек. Медленно и уверенно отряд зашел за поворот и уткнулся в прямую ветвь тупика. Голые кирпичные стены без единой двери и никаких окон! И это было хорошо, ибо некому было наблюдать за смертным рыком начальника караула, который понял, что проныры-воришки уже успели исчезнуть, скорее всего, воспользовавшись решеткой канализации. Лицо начальника караула стало еще более багровым, он ненавидел проигрывать, а теперь еще ему придется выслушивать нотации этого занудного купчишки, который доплачивает за охрану своих лавок… Еще больше, чем проигрывать, караульный сержант Гам Сумович не терпел терять источников постоянного дохода.
— Эй, мэссера сержанта, мэссера сержанта… — раздался в тоннеле тупика тоненький голосочек, — зачем же так пинать хорошую кованую решетку? Тем более, что воришки воспользовались не ею.
Голос принадлежал прыщавому сухонькому объекту в истрепанном плаще, подбитым плохоньким мехом. По внешнему виду — типичный господин-крючкотвор, послушник какого-то бюрократического ведомства, расплодившегося в последнее время огромным количеством. Сержант на секунду оторопел от такого гражданского нахальства, затем подошел вплотную к тщедушному субъекту, сгреб его одежду в кулак и спросил, грозно глядя в глаза и обдавая господина-крючкотвора запахами гниющих зубов и винного перегара.
— Ты что-то хотел сообщить властям? — и глаза сержанта сузились в тонкие щелки.
— Они закинули кошку на вон ту крышу и ушли от вас верхами, — стражник посмотрел вверх, немного ослабляя хватку.
— Ну и что мне из этого…
— Вообще-то я слышал, как они кричали, куда побегут дальше… Вот только позабыл, как это местечко называется…
— Не шути со мной, не стоит…
— Что вы, сержант, — тщедушный канцелярист мелко затрясся, побледнел, как осиновый лист, но все же продолжил. — Я только хотел бы подтверждения моего вознаграждения. По всей форме. Гражданин Леко Чапалович, к вашим услугам.
— Я, сержант второй стражи Гам Сумович, обещаю гражданину Леко Чапаловичу, выплатить вознаграждение за информацию, которая будет представлять интерес для охраны городского порядка. Гражданин Леко Чапалович предупреждается об ответственности за дачу ложной информации или дачу информации, не представляющей никакого интереса.
Сержант не слишком любил платных стукачей, но в городской страже не было принято отказываться от их услуг. Конечно, теперь этот Леко Хренов может в любой момент заявиться за своим вознаграждением, а вот если сержант опростоволосится и не поймает этих воришек, то и сумму вознаграждения вычтут из его жалования. Можно было, конечно, сразу же отказаться от услуг информатора, но сержант очень уж захотел свести счеты с этой наглой тройкой воришек, которые уже несколько раз перебегали дорогу нашему драгоценному сержанту.
— Они будут собираться вечером в доме Марча Пирича, что в квартале суконщиков. Там у одного из парней зазноба… Так что поспешите, если хотите застать всех троих на месте.
Сержант мрачно кивнул головой, отпустил одежду доносчика и быстро пошел по выходу из тупика.
— Мэсс Мергерис, беги с этим паззом в канцелярию ратуши, пусть тебе дадут подробный план квартала суконщиков. А ты, мэсс Поссо, беги с вот этим кольцом к сержанту Ломини из третьей стражи, скажи, что мне нужна помощь. Пусть выделит половину своих людей. Он мой должник, так что пусть не кочевряжится. Понятно?
Кабинет щефира Кассараха. Провинция Каррита. Империя Анно.
Кабинет благородного Гро де Нуи, шефира Кассараха, был обставлен с роскошью, которой мог бы позавидовать даже губернатор провинции, этот недотепа и выскочка, в котором и было всего, что коронная кровь. А вот Гро добился своего положения исключительно своим умом и изворотливостью. Род де Нуи не был богатым и знатным. Дорожку пришлось торить самостоятельно. И не могу сказать, что это было сделать легко. Легко сейчас обобрать купчишку из тех, что поплоше. А добиться такого положения — это было трудно. Шефир был уверен, что такая высокая должность автоматически должна обеспечить ему выполнение всех его желаний и достаточный для этого уровень доходов. Сейчас он с раздражением вспоминал, как сумел добиться такого положения: чтобы его назначили шефиром, Гро де Нуи должен был дать взятки нужным людям в Ратуше. Денег у него было мало, и он заложил родовое имение, заложил не смотря на вопли матери и рыдания старшей сестры, которую брат лишил пусть очень небольшого, но все-таки приданного. Сейчас сестра его, Ануолла была одной из самых завидных партий в провинциальном высшем обществе. Но, как только брат обеспечил ее приличным имением и рентой, госпожа Ануолла пустилась во все тяжкие и проводила все свое время в обществе девиц весьма извращенных наклонностей, откровенно третируя женихов, устроивших охоту за ее приданным. Ануолла не была красавицей и хорошо запомнила, как ее игнорировали тогда, когда ее брат не стал еще шефиром. Теперь она мстила продажным представителям сильного пола и откровенно издевалась над самыми наглыми ловеласами.
«Да, мстительность — это родовая черта де Нуи», — подумал про себя шефир Кассараха. И сейчас вся внутренняя сущность Гро де Нуи вопила, вопила от жажды мести.
Как только милейший Гро де Нуи стал шефиром, он сделал из городской стражи более эффективное подразделение, сильно укоротил руки трем бандитским кланам и сумел серьезно пощупать гильдия воров. Ему удалось создать подразделение «алых плащей», которые могли врываться в любое жилище в Кассарахе, проводить обыски и облавы везде, кроме Ратуши и дворца Губернатора. Алые плащи стали той силой, которая и позволила сделать жизнь в Кассарахе спокойнее. А сам Гро де Нуи, при помощи самых доверенных лиц из состава плащей, сумел собрать столько интересного материала, компрометирующего людей из Ратуши, что скоро шефир фактически верховодил всеми городскими делами.
Слишком долго все шло слишком гладко. Губернатора шефир прикормил, торговцы, раздраженные разгулом подростковых банд, постепенно успокоились. Конечно, школа Гиппесби была для шефира как иголка в заднице — слишком много неприятных происшествий в городе происходило из-за этих чертовых курсантов. И что же? С волей императора шефир бороться не собирался, но ничего не предпринимать так же не мог.
Жажда мести разгорелась в шефире, когда он узнал, что за последними неудачами, которые достаточно пошатнули его авторитет, стоят курсанты все той же школы Гиппесби. Исчезновение Толстогубого произвело в городе сильное впечатление. Криволап и Железный лоб тут же залегли на дно, говаривали, что Криволап даже покинул Кассарах и перебрался в Равенну, откуда он был родом…
А тут еще старые банды начали аккуратно расширять сферы влияния, а это уже была прямая угроза его планам. И за всем этим стояли курсанты Гиппесби. Ему докладывали о самых опасных из них. Гро де Нуи смотрел на листок бумаги, на котором значились семь имен. И жаждал увидеть всех семерых в своих личных застенках.
Тут появился помощник шефира, не слишком умный, но преданный до невозможности Пирл Сивич. Тонкогубый, с женственной фигурой, секретарь смотрел на шефира полусогнувшись, как будто сделав поклон забыл разогнуться.
— Что еще? — буркнул Гро де Нуи.
— Я могу быть свободен, магерум Гро? — секретарь склонился еще ниже.
— Да, свободен…
— Тут еще одно дело, магерум Гро.
— Что-то важное?
— Не стоит ваших забот, магерум Гро…
— Ладно, докладывай, — шефир решил немного отвлечься от тяжелых мыслей.
— Сержант Гам Сумович просил выделить ему отряд алых плащей.
— Что так припекло? — шефир иронично посмотрел на секретаря, тот в ответ осклабился (улыбкой это никто назвать не рискнул бы).
— Ловит трех мелких воришек, устроил настоящую облаву…
— Известно кого?
— Предположительно. Скорее всего курсанты школы, Вутович, Отарич и Паневич, магерум Гро.
Взгляд шефира остановился на списке, который лежал на его столе. Потом начальник поднял глаза, которые начинали наливаться кровью и уставился прямо на секретаря.
— И что ты ответил?
— У… плащей и… без этого… работы… — начал мямлить перепугавшийся писака в ответ.
— Не твоего ума дело, — буркнул начальник. — Немедленно поспеши к Паругге, пусть выделит лучших ищеек. Понятно? И не забудь сообщить этому… Гаму, что плащи прибудут. Все понял?
— Да, магерум Гро.
— И еще, все материалы на эту тройку ко мне, что они там украли? Быстро!
Квартал суконщиков. Кассарах. Провинция Каррита. Империя Анно.
Три тени мелькнули и исчезли. Неопытный взгляд мог их и не заметить. Но тут, на улице суконщиков, народец был тертый, так что эти трое и не рассчитывали, что промелькнут совершенно незамеченными. Тут были жилища богатых гильдийских мастеровых, они имели собственную стражу, которая ничем не уступала страже аристократов, но и излишней огласки гильд-мастера старались избегать, главное, чтобы их добро не лапали. Местные — это одно, а муниципальная стража стража — это уже совсем другое дело. Трое — это тройка наших закадычных друзей: Сэм Вутович, Герб Отарич, Рутти Паневич. Они действительно ушли от стражников по крышам близлежащих домов. Вот только кошкой они не пользовались, а зачем? Ведь по стенам старых домов с их трещинами, выступам, затейливыми завитками-украшениями, карнизами они могли легко вскарабкаться наверх пользуясь даже голыми руками: это ведь не по отвесной скале карабкаться с ледником на верхушке. Им всем только-только стукнуло по пятнадцать лет, родились они в один месяц — симмарт, только в разные фазы второй луны. И все трое происходили из самых простых семей в Приграничьи.
Отец Сэма Вутовича был известным своими луками и самострелами оружейником, отец Герба Отарича, Отар Малович был старшиной вольных охотников в том же Приграничьи, а вот у Рутти Паневича отец с матерью погибли еще во времена войн магов. Воспитывала юношу бабка — целительница и ворожка. Известно, что ворожки и целительницы пользуются Искусством, а не Магией, а потому их сила после Катастрофы никуда не исчезла. А бабушка Рутти издавна пользовалась у односельчан уважением: была безотказна, лечила всех, говорила заранее, если не была уверена в своих силах. Рутти она воспитала свободолюбивым, ловким и сильным парнем. Он знал законы Матушки-Природы ничуть не хуже своей бабки. Вот только ворожить не мог — ворожеями становятся почему-то только женщины. А вот корень целебный найти, чаю травяного заварить или настой, придающий силы на огоньке замутить — это все мальчик умел уже с пяти лет от роду. Среди сверстников Рутти отличался неторопливостью, основательностью суждений и не по годам развитой серьезностью. Вот и попал в школу Гиппесби. И как не плакала его бабушка, как не умоляла старосту села не отправлять мальчика в неизвестность, староста оставался неумолим. Бабушка тогда поплакала, попричитала, потом разложила заветный костерок, бросила в него корешки да веточки, подождала, когда дым станет почти синим, после чего наклонилась над костерком и стала напевать старинную матрэ… После ворожбы бабушка не сказала внуку ни слова, но уже не плакала, не причитала, а только гладила его по голове и задумчиво смотрела вдаль, как будто старалась проверить, там ли оно, будущее ее любимого внука. Рутти навсегда запомнил эти тонкие языки огня, поднимающиеся над тонкими прутиками сухого дерева, пряный и терпкий запах зелья, которое было сожжено, покачивание седой старушки у костра, ее взгляд, обращенный куда-то далеко-далеко внутрь себя…
В школе Рутти изменился: он стал подвижнее, при всей своей рассудительности нетерпелив, стремителен, быстр и в мыслях, и в поступках. Внешне Рутти действительно был похож на потомственного лесовика: невысокий, крепкий в кости, с бледным лицом, по весне покрывающемся веснушками с огненно-рыжей шевелюрой и длинными руками, паренек очень быстро стал осваивать военную премудрость, а уж в приключениях тройки товарищей оказывался порой незаменимым. Знал он все травы, мог отбить нюх и зрение у любого сторожевого животного, мог бросить на тропинку коренья, которые надежно сбивали собак-преследователей со следа. А если надо было кого опоить сонным зельем, так это непременно к нашему Рутти, если он в хорошем настроении — не откажет, поделится своими запасами.
Отар Малович расстался с сыном спокойно, без слез, он и не провожал паренька — это сделала мать мальчика, красавица Гиверли. Отар просто стиснул сына за плечи и уже через минуту шагал со своими товарищами в новый охотничий поход. Отар отвечал не только за успешную охоту, но и за разведку в огромном анклаве черных земель. В эти проклятые места ходили только самые отчаянные и самые смелые рейнджеры. Говорят, когда сгинули маги, сгинули и многие твари, которые магами были вызваны на свет Божий. Но и без них опасных созданий в лесах да степях оставалось немало. И самыми опасными из всех зверей оставались кочевые люди. Пока было их мало, и ходили кочевники отдельными племенами с немногочисленными стадами, опасности для Приграничья не было, но вот если начнут они собираться и объединять свои стада — тогда берегись, голод и бестравье скоро толкнет их к богатым на поживу землям Приграничья. Не раз и не два за историю Приграничья именно охотники предупреждали нападение Орды. И окапывались деревни, и собирались суровые ополченцы, и летели по дорогам гонцы, и двигалась к Приграничью императорская армия, стараясь перехватить удар Орды до того, как война достигнет больших городов.
Сын во многом походил на отца. Старшиной охотников (или как их стали называть уже в империи — рейнджеров) стать непросто. И должен старшина быть не только отважным, но и самым знающим, самым осторожным и самым метким из всех охотников его селения. Вольные охотники не селились в поселках, они имели несколько небольших стоянок в разных районах леса, но вот каждый из них был «приписан» к конкретному селению в Приграничьи. Именно туда должен был направляться охотник, если узнавал, что вывешен сигнал о войне. Война во многом определяла образ мысли и действий имперских граждан, особенно в Приграничьи, куда удар войск захватчиков был направлен в первую очередь. Это города центральных провинций могли позволить себе роскошь не слишком заботиться о своих укреплениях, особенно во времена, когда господствовала магия, и многие городские старейшины полагались исключительно на охранные заклинания. Конечно, это было ненадежно, но разве можно было переспорить толстосумов, готовых раскошелиться один раз по-крупному, но не хотевших строить и содержать оборонительные сооружения, что требовало постоянных расходов.
Отар прекрасно владел любым оружием, но всему предпочитал лук. Искусное владение оружием он предал сыну. Герб показывал превосходные умения не только в стрельбе из лука или самострела, удивительно легко мальчик научился владеть метательным, огнестрельным оружием, а в фехтовании уступал только Сэму Вутовичу. Герб был смуглолиц, сухощав и застенчив. Говорить старался мало и только по делу. В витиеватые дискуссии не вступал и к военному делу относился с изрядной долей педантизма: знал наизусть не только уставы, но и мог цитировать многих авторов по военному искусству на память. Такая цитата обычно была единственной длинной фразой, на которую Герб был способен.
Все трое попали в школу Гиппесби, очутились в одном взводе на одном курсе. Очень быстро они стали лидерами не только в своем взводе, но и на своем курсе. Лидерами не только по оценкам преподавателей, хотя учились они старательно, и строгие учителя не могли ими нахвалиться. Главное, что они стали лидерами в негласной программе выживания, которую проводило школьное руководство среди своих курсантов. Официальное мнение преподавателей было таковым: Сэму больше давались теоретические предметы, он легко схватывал абстрактные категории, прекрасные успехи имел во всех психологических дисциплинах (а их было три: психология управления, психология боя, психология познания). Не даром многие преподаватели прочили ему большое научное будущее и рекомендовали (настоятельно рекомендовали) продолжать учение в высшем столичном университарии. Герб был совершенным мастером полевых исследований. Он прекрасно ориентировался в лесу, мог найти любой след, изумительно маскировался на любой местности и мог сидеть в засаде по несколько суток, выжидая момент для решительного и точного броска. Рутти был незаменим во всех городских приключениях: он мог прекрасно шпионить, будучи незамеченным, следить за любым объектом, он умел уходить от любой погони и уже через год обучения в школе знал провинциальную столицу как свои пять пальцев. Кассарах был пятым по численности населения городом империи. Намного меньше столицы, но из провинциальных центров один из самых заселенных. В нем было много старых улиц, катакомб, под городом протекала подземная река, о существовании которой знали не многие старожилы. А вот Рутти уже через какой-то год знал каждый поворот на этой реке. Как-то само собой получалось, что в области военной медицины, которую преподавали весьма ограниченно, Рутти превосходил даже господ преподавателей. Он умел справиться с любой травмой, вылечить лихорадку, снять острую боль. В самом крайнем случае мог сделать и простенькую операцию: извлечь стрелу или пулю.
В свои пятнадцать лет ребята преуспели по программе выживания не просто на отлично. Они уже давно не воровали еду на рынке. Зачем? Каждый из них имел в банковском доме Паллаччи небольшой аккуратный вклад на вымышленное имя, который регулярно пополнялся золотыми королевскими кронами. Троица шалопаев была костяком самой дерзкой банды подростков. Ребята не вмешивались в дела серьезных взрослых бандитов, но свой кусок от общего пирога выгрызть смогли. Небольшой квартал города, который находился вне зоны влияния старых кланов, они полностью очистили от воришек и мелких жуликов. Сэм оказался превосходным политиком. Понимая, что кланы не хотят войны из-за такой мелкой добычи, Сэм и его друзья действовали решительно и нагло. И очень скоро они уже имели небольшую долю в двух местных игорных заведениях и одном публичном доме. Свои услуги Сэм предлагал достаточно настойчиво. А его умение уговаривать торговцев не прибегая к насилию стала у кассарахских бандитов притчею во языцех. «Разводит, как Ласка!» — так говорили о самых умелых говорунах бандиты.
Конечно, Ласка Сэм мог купить подарок любимой девушке и не воровать в дорогом магазине столь ценную и приметную вещь, всполошившую всех стражников в городе, но есть такое понятие — гонор. Вот гонор как раз и не позволял юноше поступить как-то иначе. Он должен был похитить этот подарок. И похитить, применив все свое умение, весь набор своих хитрых штучек.
А опыта юноше было не занимать. Облавы стражников, нападения старых кланов, стычки с конкурентами-беспредельщиками, все это было в прошлом. Ребята имели свой небольшой кусочек с общего пирога и не собирались его никому отдавать. Расширять свои владения? А зачем? Обучение все равно подходит к концу. Не сегодня-завтра, а придется отправляться по частям. Куда кого назначат, но поговаривают, что все выпускники будут отправлены в действующую армию. Тем лучше. Зачем же оставлять за собой хвосты?
Тройка друзей свернула в нужный переулок. Дома здесь стояли добротные, в этом районе жила элита квартала суконщиков — гранд-мастера, никак не ниже. Поэтому и не было облупленных стен, мусора на мостовых и вони: гранд-мастера не пользовались сливной системой очистки, когда нечистоты выливались прямо на улицу и стекались по канавкам в отводы, а системой труб, которые вели к яме-коллектору. Раз в неделю появлялся у коллектора ассениматор, один из самых почтенных городских служителей, который и вычищал огромную выгребную яму. Кроме этого дорогого сооружения в переулке суконщиков были даже небольшие палисадники в каждом дворе, а заборы украшали не гвозди и осколки стекла, а витые лианы-габо с ядовитыми колючками. Сейчас как раз было время, когда эти лианы цвели, распускаясь нежными, молочно-белыми цветами, от которых по всему переулку шел пряный пьянящий и согревающий душу аромат.
Сэм подошел к нужной двери и постучал. Ему открыла миловидная служанка с веснушками на все лицо, которая при виде молодях ребят сразу же заулыбалась, сделала неглубокий, но очень приятный поклон, почти полностью обнаживший открытую вырезом грудь, и пропустила компанию в дом.
— Где Ингерильда? — сразу же спросил Сэм. Но вопрос был лишним: стройная девушка с копной распущенных черных, как смоль, волос уже неслась навстречу своему возлюбленному. Товарищи Сэма спокойно наблюдали, как влюбленные сплели объятия и воздали друг другу должное пылким поцелуем.
— Дорогая, а ну примерь-ка вот это… — произнес Сэм, протягивая девушке обернутый яркой бумагой и перевязанный красной лентой сверток. Ингерильда чуть оторвала оберточную бумагу и оценив ткань, восторженно вскрикнула и помчалась переодеваться. Служанка тут же появилась, поставила на небольшой столик легкое вино и блюдо с фруктами. Она выразительно посмотрела на Рутти, который уже устроился в кресле и, призывно качнув бедрами, удалилась.
— Рутти, мне кажется, ты тоже будешь посещать этот дом не без обоюдного удовольствия, — перехватив взгляд девицы, заметил Сэм.
— Ну, не всем везет так, как тебе, Сэм, покорять с первого взгляда сердца прекрасных дев. Кому-то и служанки будут хороши, — безобидно отбивался от нападок приятеля Рутти.
— Ладно вам, орлы, — произнес Герб, наливая в бокалы понемногу вина, — успокойтесь.
— Ладно, пока есть время, что у нас с ребятами? — Сэм говорил уже совершенно спокойным деловым тоном.
— Волк и Колченогий согласны. Мы с Рутти уже переговорили с ними.
— Тогда завтра мы должны сделать все дела у стряпчего.
— Мэтр Пульфи нас в пятки будет целовать, — заметил Рутти.
— Ага, пять процентов коронного сбора! Он на нас точно квоту сделает. Ладно, мы-то не обеднеем. — Сэм немного подумал. — Нет, тянуть нельзя. Приказ может прийти в любую минуту. Так что с утра пораньше. Эх, если бы не Ингер, следовало бы нагрянуть к старикану прямо сейчас. Ладно, постараемся провести хорошо эту ночь, тем более, что Тэсс должна вот-вот приехать.
— Кстати, с ней будет подружка и для тебя, Рутти, — не преминул отпустить колкость товарищу Герб.
— Ты хочешь, чтобы Гили подсыпала мне яду в вино? — наиграно испуганно произнес Рутти, поддерживая игру товарища.
— В таком случае пострадаем мы все — думаю, на тебе одном Гили не остановится, — Герб явно пребывал в отличном настроении духа.
— Ребята, что-то слишком тихо стало. — Герб развернулся к Сэму. — Прислушайся! Вот только что еще…
И тут что-то тихо, как никогда. — Сэм насторожился. Вся веселость с его товарищей исчезла в одно мгновение. Они стали напряженно вслушиваться в окружающий мир. В отдалении послышался глухой звук удара по металлу. Вроде как лязгнуло оружие у какого-то не слишком расторопного стражника.
Тут появилась Ингерильда. Платье, которое Сэм со товарищи украл из самого дорогого салона города, ей удивительно шло. Простое, без лишних украшений и драгоценностей, оно было сделано из прекрасного самирского сапса удивительной небесно-голубой окраски. Распущенные волосы ниспадали с плеч, небольшая грудь взволнованно поднималась и опускалась в аккуратном прямоугольном вырезе. Синие глаза сияли таким наслаждением, что на девушку нельзя было смотреть без восторга. Увидев настороженные лица ребят, Ингерильда тут же помрачнела. Она знала, что у мужчин такие лица бывают только в минуты неприятностей. Следовательно, вечер перестает быть томным.
— Инге, а когда должна была появиться Тэсс с подружкой? — спокойно спросил Сэм.
— Чуть раньше вас, но она опаздывает, уже на пол-стражи.
— На Тэсс это не похоже, — заметил Герб. Ингерильда утвердительно кивнула. Обычно Тэсс появлялась пораньше, чтобы поделиться с подружкой маленькими девичьими тайнами и последними городскими сплетнями.
— Это облава, — спокойно заявил Рутти.
— Серьезно. Облава, — Сэм подтвердил вывод товарища. — Мы уходим, Инге, извини…
Девушка постаралась безразлично пожать плечами, но этой у нее получилось откровенно плохо, да и в уголках глаз стали накапливаться предательские слезинки. Инге давно привыкла к мысли, что рано или поздно, но этот ее роман закончится. В конце-концов, сегодня, значит сегодня. Ей все равно не удержать любимого возле себя. Да и папаша ищет жениха из обедневших родовитых… И лучше, чтобы постарше, как можно постарше. Тэсс была молодой вдовой и Ингерильда прекрасно знала все преимущества этого социального статуса. И все-таки не удержалась, отвернулась от Сэма, который обнял ее за плечи и тихо заплакала.
— Не плачь, Инге, я еще вернусь, обещаю тебе, — соврал почему-то Сэм.
— Не ври, уходи, Сэмми, тебе пора, уходи, прошу тебя. И не возвращайся. Мне будет больно снова тебя потерять.
Сэм проглотил комок, поднял заплаканное лицо девушки и поцеловал ее в губы — нежно и ласково.
День подходил к концу. Любовь подходила к концу. Только облава только-только начинала раскидывать свои липкие щупальца по всему кварталу, разлучая уже почти совершенно разлученных влюбленных. И какая разница: сегодня или завтра? Никакой! А Сэм хотел уйти красиво. Успеть покрасоваться перед девушкой своим офицерским мечом и патентом с предписанием отправиться в армию… Романтично. Красиво. Банально. Теперь же получалось без банальностей.
Бегство свело нас. Бегство и разлучило. Пора.
— Как будем уходить? По воздуху? — спросил товарища Рутти, прерывая затянувшееся молчаливое прощанье.
— По воде, — злобно, будто бы в отместку ответил Сэм.
— Фууу… — вместе фыркнули Герб и Рутти. Ведь по воде означало — по сточной трубе к коллектору.
— Уверен, что стражники на крыши заберутся. Они уроки хоть туго, но запоминают. Так что вниз, други, вниз! — Сэм похлопал Рутти по плечу, еще раз подошел к Инге и вцепился в губы прощальным поцелуем. Коротким и страстным. Потом повернулся и пошел за друзьями. Не оглядываясь. Девушка держала руки на животе, стояла и смотрела со слезами на глазах, как исчезает в яме стока ее первая любовь.
— От плана В дурно пахнет, — заметил Рутти, вторым пролезая в коллектор. Первым шел Герб, Сэм завершал процессию. Он так и не обернулся назад. А зачем? Зачем эти лишние слезы, зачем эта пустая трата сил и эмоций. Проехали. Первая, но ведь не последняя! Но все-таки что-то щемило, что-то подсказывало, что это расставание навсегда. А Сэм так не любил это слово навсегда…
— Как-то скучно сегодня пробираемся, всего только парочка крыс, — сумел пошутить Рутти.
По отводной трубе, сделанной из дерева, обитого металлическими лентами, приходилось пробираться ползком на животе, потом на четвереньках. Наконец друзья очутились в самом коллекторе, небольшом домике, аккуратно выложенным камнем. Тут удалось выпрямиться во весь рост, но запах от этого легче не стал. Упираясь о колесо-черпалку, быстро выбрались к дверям коллектора. Рутти быстро справился с замком. По расчетам ребят они должны были оказаться за спинами стражников. Но аккуратно выглянувшего Рутти ожидал сюрприз. Стражники перекрыли район еще одной цепью (на самом деле сержант Гам Сумович, проникшийся вливанием от шефира, подошел к делу серьезно, оцепив квартал троекратно). Сейчас стражники медлили, топтались на месте, ждали подхода «алых плащей», которые имели право без бумаг обыскивать любое жилище.
— Что делать-то будем? — прошептал Герб.
— Ждать, — спокойно ответил Сэм, Рутти утвердительно качнул головой.
Прошло не более полустражи, когда появилось то, чего ждали Сэм и Рутти. Большая бочка ассениматора остановилась как раз напротив коллектора. Ворота коллектора открылись и бочка задом въехала в помещение. Через мгновение появился и ассениматор, одетый с ног до головы в серебристый балахон. Маска с темными стеклами очков скрывала его лицо. Он вопросительно уставился на троицу ребят.
— Нам надо смыться, — спокойно сказал правду Сэм и протянул ассениматору три монеты. Теперь он ждал, как отреагирует на взятку городской чиновник. Ассениматор был крупной должностью. Более того, очень хорошо оплачиваемой должностью. Вот только монеты, которые ему протянул Сэм были не простые. Это были золотые боло империи Карнау, которая исчезла давным-давно, еще до того, как магия возникла на Каррите. Там впервые стали чеканить полновесную золотую монету без примесей меди или серебра. Из-за своей редкости эти монеты весьма дорого ценились коллекционерами. За каждую из таких монет можно было получить пригоршню золота или алмаз средней величины.
Ассениматор открыл ладонь, на его перчатку перекочевали все три монеты. Потом он беззвучно указал на помпу. Колесо-черпалка было просто декоративным украшением, которое полагалось иметь в каждом коллекторе. Отар и Сэм взялись за ручки помпы, Рутти остался следить за улицей.
Удар! Ворота дома вылетели из петель. Стражники быстро ввалились во двор и заняли все стратегические пункты, зорко наблюдая за всеми, кто находился в доме. После этого во двор последовал сержант Гам Сумович в сопровождении трех мелких чиновников Следственной палаты в алых плащах. Им навстречу вышла Ингерильда. Девушка шла в новом платье, гордо держа голову и совершенно не замечая стражников, которые оцепили ее дом.
— Что вам угодно? — бросила девушка сержанту.
— Сержант городской стражи Гам Сумович при исполнении служебных обязанностей. Осмелюсь спросить: где мастафа Марча Пирич? — церемонно и вежливо ответил вопросом на вопрос командир облавы.
— Отец уехал в загородный дом. По всем вопросам вы можете тревожить меня, — Инге держалась удивительно хладнокровно.
— Вот именно, придется вас побеспокоить. Не делайте такое удивленное лицо, госпожа Ингерильда, именно вас. Знакомо имя Сэм Вутович?
— Не имела чести…
— А Ласка Сэм?
— Аналогично.
— Хм… хм… по нашим данным этот юноша находится в вашем обществе. Или вы выдадите его… или мы обыщем дом.
— Вы знаете, что сделает отец, когда узнает о незаконном обыске?
— А обыск законный. Вот тут присутствуют три чиновника Следственной палаты, они подтвердят мои полномочия, — чинуши быстро закивали головами…
— Тут никого нет, впрочем, вы можете искать, дело ваше.
Сержант кивнул, и стражники бросились обыскивать дом. Через десять минт выяснилось, что в доме действительно никого нет. Сержант как-то вяло произнес девице извинения и направился к выходу.
— Сержант, простите, а в чем обвиняется этот ваш… как его… ну…
— Сэм Вутович? — сержант пришел девице на помощь. Сегодня он выкрал из самой крупной лавки платье из самирского сапса ярко-красного цвета. Как раз такого фасона, как носите вы…
— Может это оно? — спросила Ингерильда с вызовом.
— Я ведь попросил прощения, зачем вы так, не обижайтесь, госпожа Ингерильда, я ведь попросил извинения по всей форме, эх, даже ребенок знает, что сапс невозможно перекрасить, — сержант понуро покинул дом, но за воротами встрепенулся и начал отдавать команды:
— Осмотреть все соседние дома! Оцепление не снимать! Говорить об облаве на опасных преступников.
Страж по имени Кар Берусич был в паршивом настроении. Сегодня поутру он проигрался в четыре и теперь осознавал, что до жалования оставалось еще пять дней. Жрать то еще оставались кое-какие запасы, а вот на все остальное… А ведь собирался навестить дом Старухи Кабба, там как раз новые девицы появились, две! Говорят, такое вытворяют! Откуда-то с Востока. А там в Прелестной Игре толк понимают! Вот только одна беда. Денег на двоих не хватало. А Кар любил расслабиться по полной. Оставалось только одно: рискнуть. Вот и рискнул. Откуда ему было знать, что эта рыжая деваха так метает! У нее все шестерки да пятерки. Нет, не дурила, играли теми же костями, а Кару просто не везло. «Да, все равно отыграюсь, только к этой девице теперь ни на шаг. Не везет мне с рыжими», — зло решил про себя Кар.
Тут такая загогулина жизненная получалась: Кар играл потому, что ему нужны были деньги. Деньги нужны были Кару потому, что он нуждался в девочках. А в девочках Кар нуждался потому, что глядя на его тупую и мерзкую рожу любая нормальная девица сразу же переходила на другую сторону улицы.
— И не урод же я, — думал иногда про себя Кар, рассматривая свое отражение в зеркале, старательно вычесывая волосы с боков так, чтобы они закрывали лысину.
— Вот куплю паричок…
Но не смотря на то, что Кар купил паричок, девушки по прежнему обходили Кара стороной. Тогда он брался за чарку. Гнилозубый, толстопузый стражник с опившимся лицом не представлял для девиц никакого интереса. Для всех девиц, за исключением профессионалок, но и те все норовили содрать с Кара втридорога, «за экстремальные условия работы».
— И что им еще нужно? — подумал в который раз Кар, потом потянулся к щеке, нащупал и выдавил прыщ, оторвал взгляд от своих тоненьких ног и настроение его стало еще хуже: прямо на Кара тащилась бочка с ассениматором на козлах. Ассенимтор был в золотистой пленке, следовательно, ехал уже наполненный.
— Хапо! Стоять! Хапо! — прокричал Кар, раздуваясь от сознания собственной значимости. Так и хотелось сделать что-то величественное, например, задержать этого ассенизатора и оставить его дожидаться конца операции на краю мостовой. Ассениматор остановился.
— Нельзя. Район оцеплен! Никому нельзя. Становись. Точка.
Ассениматор поманил Кара рукой. Тот посмотрел на стражников, стоящих неподалеку. Те злорадно улыбались. Ничего не поделаешь. Кар полез к бочке. Ассениматор начал споро скручивать винты с крышки люка. Крышка-пробка выскочила, а в нос Кару шибануло всей прелестью ассениматорского искусства. Уровень жидкого дерьма был как раз под самой-самой крышкой и никаких голов из дерьма не торчало. Незадачливый стражник быстро спрыгнул с бочки. Теперь он не мог не пропустить ассениматора, который все так же молча и спокойно начал закручивать винты на крышке своей бездонной бочки.
Военная школа Гиппесби. Кассарах. Провинция Каррита. Империя Анно. 12-й год ЭПК.
Проснувшись, полковник Максимус Астветис почувствовал себя предерьмово. И дело было не в количестве выпитого с флаг-адмиралом спиртного, и не в девицах, которые вызвались провожать военных вплоть до отъезда флаг-адмирала и остались с полковником почти до утра… И попойки, и сексуальные упражнения были для господина полковника делом привычным. В конце-концов как еще безродному офицеру удержаться на более-менее приличной должности? Дело было в том, что флаг-адмирал привез слишком много неприятных вестей. И ощущение, что они опаздывают, не оставляло начальника школы Гиппесби весь вчерашний вечер. Максимус приподнялся, опираясь на локоть, нащупал высокий бокал с прохладным антиалкоголиумом, поморщился и залпом выпил. Полковника пару минут покорчило, но уже через пять минут высокий военный чиновник был более-менее в состоянии выползти из постели, а еще через пять обрел способность хоть как-то мыслить. Заботливый адъютант знал, что полковник терпеть не может, когда при его пробуждении кто-то присутствует, и девиц отправил заранее, пока господин полковник еще спал. Приготовление напитка по старинным рецептам, сохранившимся еще со времен господства магии, так же было делом рук заботливого адъютанта. Полковник предполагал, что его адъютант (кстати, из высокородных) был слишком заботливым и простирал свои заботы не только на телесные потребности, но и на секреты, которыми должен был владеть его достопочтенный шеф. Что же, это заставляло начальника школы не расслабляться и постоянно находиться в должном тонусе.
Максимус нырнул с головой в ванную, заранее приготовленную все тем же вездесущим адъютантом. Ему оставалось еще пятнадцать минут внутренней свободы. Потом бритье и завтрак, который он неизменно проводил в курсантской столовой. Это было традицией заведения. Весь офицерский состав питался точно так же как курсанты (пока не покидал стен заведения). Это позволяло офицерам не нагуливать излишний жирок и постоянно находиться в боевой физической форме. Да и повара не рисковали кормить детей какой-то тухлятиной.
Но сегодня полковнику даже пяти минут утренней неги вырвать у судьбы не удалось. Только он погрузился в пену дней, как в проеме ванной комнаты появился адъютант, который придал своему лицу крайне озабоченное выражение, впрочем, Максимус был уверен, что прерывая его размеренный распорядок утра, стервоза-адъютант испытывает истинное садистское удовольствие.
— Мэсс Максимус! У нас чрезвычайная ситуация… — адъютант выдержал паузу, давая полковнику переварить услышанное, казалось, он старался подчеркнуть всю тяжесть утреннего состояния полковника.
— Ну? — буркнул полковник, когда пауза адъютанта слишком уж затянулась.
— Там у ворот мэр Кассараха, городской шефир полиции и с ними не менее плутонга городской стражи.
— И что они хотят?
— Они хотят произвести обыск в школе, говорят, ищут каких-то преступников.
— В нашу школу пробрались посторонние? — недоуменно спросил полковник.
— Никак нет, они говорят, что кто-то из наших…
— У нас в школе нет преступников. Вы это должны прекрасно понимать, лейтенант.
— Так точно, мэсс Максимус!
— Ладно, поговорю с этими крысами. Мэра и шефира в мой кабинет. Если стражи сунутся — в шею их. Разрешаю применять оружие.
Адъютант склонился в поклоне и помчался выполнять приказ. Полковник знал, что такое распоряжение не по нутру этому высокородному дворянчику и о его неблагонадежности обязательно узнают «наверху». Но полковник служил в армии, а не в дворянском ополчении… «Если что-то напутает, отдам сукин сына под трибунал и быстренько голову с плеч»… — решил про себя полковник, но решение это было не столько программой действий, сколько способом успокоить нервы.
Аккуратно побрившись, полковник оделся в форму и прошел в свой кабинет. Секретарь уже появился, ожидая указаний шефа.
— Ну? — осклабился недовольной ухмылкой полковник.
— Мэсс Максимус, мэр Кассараха, достойный Вип д'Рипп и шефир города благородный Гро де Нуи ждут вас в приемной, — официально доложил секретарь. Шеф выразительно молчал. — Они проявляют крайнее нетерпение и раздражение. Ваш адъютант еле уговорил их пройти в ваш кабинет без сопровождения стражи.
— Как только гости зайдут, ко мне командира караульной роты. Пусть ждет. И пригласи… этих…
Мэр города был действительно из высокородных. Худощавый, тонкорукий, нос с горбинкой, презрительный взгляд, одет по последней столичной моде в камзол с огроменным жабо и кружевными манжетами тонко-зеленоватых переливчатых оттенков. За такую ткань можно отдать хилую деревеньку в Пограничьи вместе со всеми ее жителями. А вот его шефир (начальник стражи и шеф секретной полиции Кассараха) был явно из тех, кто приобрел свой титул «за выдающиеся заслуги перед империей». Скорее всего, собрал достаточно компромата на своего шефа, которым крутил, как хотел. Уж больно хитрющими выглядели глазки этого зарвавшегося бюргера, да и походка мэра выдавала некоторую неуверенность, а вот кошачьи шажки шефира — наоборот. «Вот кто тут главный», — произнес про себя начальник военной школы Гиппесби, полковник Максимус Астветис.
— Что привело в мой кабинет столь высокородных господ? — тон полковника был подчеркнуто вежлив. Так подчеркнуто, что и придраться, тем более, начать нападение было не из-за чего.
— Мэсс Максимус, — несколько неуверенно начал мэр Кассараха, — мы, мэр города, врученного мне коронным повелением два года назад, обязаны заботиться о благосостоянии и спокойствии граждан вверенного нам города. Особенно граждан высокородных… — на этом обличительны пыл мэра закончился и он явно не знал, как построить фразу дальше, тем более, что полковник Максимус крайне вежливо молчал. На выручку мэру тут же пришел шефир полиции.
— Мы уже семь лет вынуждены сквозь пальцы на многие проделки курсантов вашей школы. В этой папке собраны краткие отчеты о всех жалобах, которые мы получаем на ваших курсантов за последние два года.
— Позволите ознакомиться? — нейтральным тоном осведомился полковник.
— Несомненно, — папка легла на стол полковника, но тот ее даже не открыл. Тогда шефир продолжил. — Кражи на рынках, воровство, нападения на честных граждан, вымогательство и шантаж — это краткий список «подвигов» ваших воспитанников. Пока недовольство шло только от простых граждан, мы проявляли терпимость, тем более, что ваша школа на хорошем счету у самого Императора. Но вчера пострадали интересы высокородной дамы. Это есть нехорошо.
Полковник напрягся. Это могло быть действительно нехорошо. О чем это будет блеять пройдоха-шефир?
— Вчера тройка ваших прохвостов выкрала платье из лавки почтенного купца. Все бы ничего, но платье было заказным, предназначалось для подарка на день рождения одной высокородной даме, а поэтому гнев ее… э… покровителя достиг высшей степени. Понимаете, полковник, — тон шефира снизился до покровительственного, — платье из самирского сапса стоит бешенных денег. Да и приходит такая ткань крайне редко.
— Вы задержали преступников? — спокойно осведомился полковник. Старый военный даже ухмыльнулся мысленно, он понимал, что его посетители находятся в весьма затруднительном положении. Ведь речь шла о губернаторе провинции и его молоденькой любовнице, которая еще даже не успела получить дворянство… О платье, которое заказал для нее губернатор знал весь Кассарах. Вот уж прохвосты, так прохвосты…
— Мэсс Максимус, они успели скрыться. Агентурные сведения тоже не помогли. К сожалению, мы оцепили район, но они как-то выскользнули. Есть серьезные подозрения, что это курсанты вашей школы Сэм Вутович, Герб Отарич и Рутти Паневич. Поэтому мы вынуждены произвести в вверенном вам заведении обыск и временно задержать подозреваемых нами курсантов… вплоть до выяснения некоторых обстоятельств. Мне предоставлены самые широкие полномочия. Вплоть до того, что стража готова будет взять вашу школу штурмом…
Последнюю угрозу шефир промурлыкал елейно-извиняющимся тоном, мол, мы-то с вами понимаем, насколько это мне неприятно, но я вынужден, под давлением обстоятельств… Полковник, ни капельки не изменившись в лице, протянул руку и позвонил в колокольчик. Тут же в кабинете появился секретарь.
— Начкара ко мне! Немедленно! — грозно полыхнул приказом полковник. И ровно через секунду начальник караульной роты стоял по стойке «смирна!» в кабинете своего шефа.
— Мэсс Максимус! Начальник… — начал рапортовать подчиненный, но остановился, повинуясь жесту полковника и преданно уставился в уста непосредственному начальству.
— Удвоить караулы! Ни одной гражданской задницы в школу не пропускать без моего приказа. По любому, тем более, если это стражник с коронным предписанием или без оного, открывать огонь! Курсантам под присягой выдать оружие, занять круговую оборону. План «Алеф».
— Слушаюсь! — четкий разворот — невольно залюбуешься! Отточенный щелчок каблуками, строевой шаг. Начкар духом вылетел из кабинета. А в кабинете творилась настоящая буря. Мэр города стоял в позе оскорбленной невинности и, поджав еще более высокомерно губы, заявил:
— Если бы вы были высокородным, а не смертом, я бы уже давно вызвал вас на дуэль…
Еще более преобразился шефир города. От его вальяжности и томного расположения не осталось и следа. Теперь он раздулся, напоминая более жабу, но глаза его сверкали настоящей угрозой.
— В течении ближайшей стражи все свободные подразделения будут готовы штурмовать вашу школу, даже «алые плащи». У меня есть приказ задействовать их в случае вашей… нелояльности режиму высокородных…
— Напоминаю моим дорогим гостям, что они находятся на территории военной школы, которая, согласно Уложению его императорского величества приравнивается к полевой воинской части. Согласно уставу военно-полевой службы, обыск в военной части могут совершать только военно-следственные органы. Для проведения следственных действий вам надлежит обращаться в военную полицию штаба Внутреннего округа. Все остальные действия трактуются как нападение на военную часть и бунт против Короны.
— Мы надеялись, что вы проявите понимание. Суд высокородных не будет к вам столь радушен, как некоторые ваши… покровители…
— Суд высокородных не принимает дел, связанных с недворянками-любовницами, даже если это любовницы императорской особы. Более того, если этой особе и буде дарован титул, под юрисдикцию суда высокородных попадает не она, а ее дети, которые будут от высокородной особы.
— Осведомлены? Зря вы так… Я получил точные инструкции и буду задерживать всех курсантов вашей школы, пока не поймаю нужную мне троицу.
— Достопочтенный шефир, я могу, в качестве жеста доброй воли облегчить вашу работу…
На мгновение уста шефира озарила улыбка победителя. Но только на мгновение.
— В вверенной мне школе нет курсантов с означенными вами именами.
Шефир представлял из себя окончательно огорошенного и раздавленного человека, хотя внутри его переполняло ликование. Он не мог представить себе, что полковник опустится до элементарной лжи. Теперь дело казалось ему выигранным.
— Сэм Вутович, Герб Отарич и Рутти Паневич являются офицерами армии Его Императорского Величества с патентами и предписанием немедленно отбыть в действующую армию. И вы можете рискнуть задержать их, но уже под свою ответственность, когда они будут направляться в расположение своих частей. А некоторым господам хочу напомнить, что я сейчас при исполнении и в силу своей должности я нахожусь под юрисдикцией Кармильского кодекса, что означает, что приравниваюсь в действиях к высокородной особе. Что в свою очередь означает, что я могу немедленно ответить на вызов, который мне, как послышалось, кто-то хотел сделать. На этой неделе я предпочитаю драться на тяжелых двуручных мечах, — добавил полковник, с презрением разглядывая тщедушную фигуру мэра Кассараха.