Сага о Йёсте Берлинге

Глава восемнадцатая ЛИЛЬЕКРУНА И ЕГО ДОМ

Среди кавалеров, как уже упоминалось не раз, жил один великий музыкант. Это был высокий, грубосколоченный человек с большой головой и густыми черными волосами. Ему в то время едва ли было более сорока, но, глядя на грубые черты его лица и вялые движения, многие считали его стариком. Это был очень добрый человек, хотя и печальный.

Однажды под вечер он взял свою скрипку и ушел из Экебю. Он ни с кем не простился, хотя и решил никогда больше не возвращаться сюда. Жизнь в Экебю ему опротивела с тех пор, как он увидел графиню Элисабет в таком бедственном положении. Он шел не останавливаясь весь вечер и всю ночь, пока наконец, ранним утром, на восходе солнца, не дошел до принадлежащей ему небольшой усадьбы Лёвдала.

Было еще рано, и вокруг не было видно ни одной живой души. Лильекруна уселся на зеленую скамейку перед домом и стал любоваться своей усадьбой. Господи, боже мой! Разве можно было найти на всем свете более прекрасное место! Лужайка перед домом вся заросла нежной светло-зеленой травой. На всем свете не было другой такой лужайки; и несмотря на то что там паслись овцы и бегали дети, трава на ней всегда оставалась густой и зеленой. Коса никогда не проходила по ней, но не менее одного раза в неделю, по распоряжению хозяйки, ее мели и очищали от щепок, соломы и сухих листьев. Лильекруна взглянул на посыпанную песком дорожку, ведущую к дому, и тотчас же подобрал под себя ноги. Накануне вечером дети разукрасили песок правильными узорами, а его огромные сапоги нанесли их тонкой работе ужасный ущерб. Но подумать только, как хорошо все здесь росло! Шесть рябин, охраняющих двор, стали вышиной с бук и с дуб толщиной. Ну скажите, где вы еще видели такие рябины! Они были очень красивы: их округлые стволы были покрыты желтыми наростами, а темно-зеленая листва, испещренная гроздьями белых цветов, напоминала усеянное звездами небо. Просто удивительно, как хорошо росли деревья в этом саду. Взгляните только на эту старую иву, такую толстую, что и вдвоем ее не обхватишь. Ствол ее уже начал гнить, в нем было большое дупло, а верхушку разбила молния, — но ива все-таки не хотела умирать, она все еще жила, и каждую весну на обломленном стволе дерева появлялись зеленые побеги. Черемуха так разрослась, что в ее тени прятался весь дом. Торфяная крыша дома была сплошь покрыта белыми лепестками черемухи, которая уже успела отцвести. А какое раздолье здесь было березам, что росли небольшими группами по полям. Все они были так непохожи друг на друга, что казалось, они задались целью подражать всем остальным породам деревьев. Одна походила своими густыми и развесистыми ветвями на липу, другая была такая гладкая и ровная, словно пирамидальный тополь, а у третьей ветви поникли, как у плакучей ивы. Все они были такие разные, и все были великолепны.

Наконец Лильекруна встал и обошел вокруг дома. Он увидел сад, такой удивительно красивый, что остановился и затаил дыхание. Яблони стояли в цвету. В этом, конечно, не было ничего удивительного — яблони цвели и во многих других местах, но ему казалось, что нигде они не цвели так, как здесь, в его саду, где он привык видеть их еще в свои детские годы. Сложив руки на груди, он осторожно ходил по песчаным дорожкам. Все — и земля и деревья — было окрашено в белые, слегка розоватые тона. Никогда не видел он ничего более прекрасного. Он знал каждое дерево так, как знают своих братьев, сестер и друзей детства. Цветы у астраханских яблонь были совсем белые, такие, как и у зимних яблонь. У соммарюллена[24] цветы были розовые, а у райской яблони почти красные. Но красивее всех была старая полудикая яблоня, чьи маленькие горькие яблочки никто не мог есть. Она была вся усеяна цветами и в сиянии утра напоминала большой снежный сугроб.

Не забывайте о том, что это было раннее утро! На листьях блестели капельки росы, которые смыли с них всю пыль. Из-за лесистых гор, у подножья которых находилась усадьба, солнце уже посылало свои первые утренние лучи. Казалось, эти лучи зажгли верхушки елей. Клевер, рожь, ячмень, молодые всходы овса на полях — все было подернуто легкой дымкой тумана, и тени ложились резко, как при лунном свете.

Лильекруна стоял неподвижно и смотрел на большие грядки между тропинками, на которых росла всевозможная зелень. Он знал, что хозяйка дома и ее служанка немало потрудились над ними. Они копали, взрыхляли, удобряли и работали без устали до тех пор, пока почва не стала мягкой и рыхлой. А затем, подровняв края грядок, они брали вожжи и колышки и намечали продольные борозды и лунки. Потом они утрамбовали ногами дорожки между грядок и сажали до тех пор, пока не осталось свободных лунок. В этом участвовали и дети; они были безмерно счастливы и вовсю старались помочь взрослым, хотя им было очень трудно стоять согнувшись в три погибели над широкими грядками. Но работа не пропала даром.

И вот теперь молодые всходы зазеленели.

Ах, до чего они хороши — и горох и бобы! А как ровно и дружно взошли морковь и репа! Но забавнее всего были маленькие закрученные листочки петрушки, которые лишь немного приподнимали над собой слой земли и играли с жизнью в прятки.

И еще там была одна маленькая грядка, борозды на ней были не такие ровные, как на других грядках, но каждая маленькая лунка представляла наглядную картинку того, что только можно посадить и посеять. Это был детский огород.

Лильекруна быстро поднес скрипку к подбородку и начал играть. В разросшихся кустах, охранявших сад от северного ветра, запели птицы. В это великолепное утро ни одно живое существо, обладающее голосом, не могло удержаться, чтобы не петь. Смычок ходил сам собой.

Лильекруна играл, расхаживая взад и вперед по дорожкам сада. «Разве это не самое прекрасное место на свете, — думал он. — Что такое Экебю по сравнению с Лёвдалой!» Правда, его дом крыт торфом, в нем всего-навсего один этаж; он расположен на опушке леса, у самого подножья горы, и перед ним расстилается долина — здесь нет ничего примечательного, о чем стоило бы говорить: ни озера, ни водопада, ни заливных лугов и парков. Но все-таки здесь чудесно. В этом доме царят мир и покой и украшают жизнь. Как легко здесь живется. Все то, что в других местах вызывает лишь ненависть и озлобление, смягчается в этом доме кротостью и добротой. Таким должен быть семейный очаг.

В комнате, выходящей окнами в сад, спит его жена. Она вдруг просыпается и прислушивается. Она тихо лежит, улыбается и слушает. Музыка раздается все ближе и ближе, и вот наконец музыкант останавливается под самым ее окном. Уж не первый раз слышит она звуки скрипки под своим окном: ее муж любит неожиданно появляться. Значит там, в Экебю, опять натворили что-нибудь невероятное. Тогда он приходит с повинной и просит прощения. Он говорит ей про темные силы, которые соблазняют его, отвлекая от тех, кто ему всего дороже на свете: от нее и детей. Но ведь он любит их. О, конечно он любит их!

Пока он играет, она встает и одевается, не сознавая, что она делает, — до такой степени она захвачена его игрой.

«Не роскошь и не легкая жизнь влекут меня туда, — поет скрипка, — не любовь к другим женщинам, не слава, нет: лишь неотразимое многообразие жизни, ее сладость, ее горечь, ее богатство должен я ощущать вокруг. Но теперь мне довольно этого, теперь я устал и пресыщен. Никогда я больше не покину своего дома. Прости меня и будь милосердна!»

Она приподнимает гардину и открывает окно, и он видит ее красивое, доброе лицо.

Она добра и умна. Подобно лучам солнца, взоры ее приносят благословение всему, что ее окружает. Она царит в своем доме и обо всем проявляет трогательную заботу. Там, где живет она, все произрастает и цветет. Всему живому она несет радость и счастье.

Словно счастливый юный влюбленный, Лильекруна вскакивает на подоконник.

Он берет ее на руки и выносит в сад под яблони. Он смотрит на грядки, на детский огород, на маленькие забавные листочки петрушки и не перестает восхищаться.

Просыпаются дети, и нет конца их ликованию и восторгам: ведь вернулся отец. Они всецело завладевают им. Они должны показать ему так много нового и интересного: игрушечный кузнечный молот у ручья, птичье гнездо в ивняке и маленьких карасей в пруду, которые стаями плавают у берега.

А потом отец, мать и дети долго бродят по полям. Он должен посмотреть, какая густая у них рожь, какой сочный клевер, посмотреть на первые сморщенные листики картофеля.

Он должен посмотреть на коров, когда они возвращаются с пастбища, должен познакомиться с телятами и ягнятами, поискать снесенные курами яйца и угостить сахаром всех лошадей.

Весь день дети не отпускают его ни на шаг. Никаких уроков, никакой работы, весь день они проводят с отцом!

Вечером он играет им польки, все это время он был для них добрым другом и товарищем их игр; и, засыпая, они горячо молятся о том, чтобы отец никогда их не покидал.

И он действительно остается с ними на целую неделю и все время веселится, точно ребенок. Он влюблен во все, что его окружает, — в жену и детей, в свой дом, и совершенно забывает об Экебю.

Но в одно прекрасное утро он исчезает. Его счастье было слишком велико, и он не мог больше выдержать. Экебю в тысячу раз хуже, но зато Экебю находится в водовороте событий. О, как хорошо там выражать свои мечты в звуках скрипки! Разве может он жить вдали от подвигов кавалеров, вдали от длинного Лёвена, берега которого овеяны славой удивительных приключений?

А жизнь в усадьбе шла своим размеренным ходом. Здесь все расцветало под заботливыми руками хозяйки, все дышало миром и счастьем. И все то, что в других местах вело к раздорам и огорчениям, здесь не вызывало ни страданий, ни слез. Ничто не нарушало привычного течения жизни. И что было делать, если хозяин тосковал по кавалерам и Экебю? Разве можно обижаться на солнце за то, что оно каждый вечер исчезает на западе и оставляет землю во мраке?

Кто более непобедим, чем умеющий покоряться? Кто может быть более уверен в победе, чем тот, кто умеет ждать?