Сахарные барашки

ДЕТСКАЯ ВОЙНА

Микаса уже дважды пересаживали за другую парту. Теперь он сидит у печки, на виду у учителя. Пришлось разлучить Микаса с его другом Йонукасом, потому что на уроках оба постоянно разговаривают о зайцах, белках и бабочках, вырезают под скамьей деревянных солдатиков или оттачивают свои ножи.

Однажды, во время письменной работы по истории, Микас так громко болтал с Йонукасом, словно они с ним были в поле. Только когда в классе поднялся хохот, Микас очнулся, сообразил, где он находится, и весь покраснел, увидев перед собой учителя. Взяв за подбородок мальчика, учитель спокойно произнес:

— Микас, ты не на улице, а в школе. Собери-ка книги и пересядь на другое место.

Таким образом Микас оказался за другой партой, а у его приятеля Йонукаса появился новый сосед. Но как только Йонукас оборачивался к Микасу, тот немедленно отвечал ему улыбкой.

Когда учитель объясняет географию и указкой показывает на карте далекие края или города, Микас слушает его внимательно. Он мысленно переносится в горы, где и летом блестит снег, в моря, где живут киты, большие, как самые огромные корабли, в темные чащи лесов, полные львов, леопардов и слонов. Ласковые, теплые южные ветры убаюкивают Микаса, он проходит по городам, пересекает речные водопады. Под указкой учителя, как по широкому зеленому лугу, стекают вниз по карте быстрые реки.

Микас знает, что коричневое пятно, похожее на лисий хвост, — это Кавказские горы, а голубое облачко — Средиземное море. Он знает еще много-много. Одну реку Микас отлично запомнил — она на карте в точности как вздувшаяся жилка на дедушкиной руке. Эта река называется Волга. Неман гораздо короче, он похож на червяка, но Микас сам живет подле Немана, и поэтому Неман ему нравится больше всего на свете. На уроках географии руки Микаса остаются в покое. Он не режет ножиком парты и не стучит об пол клумпами.

Но как только учитель начинает объяснять арифметику и велит открыть клетчатые тетрадки, Микас принимается за прежнее. Объяснений он не слушает, а когда его спрашивают, смущается и часто вместо «сто» говорит «десять». Исподтишка он списывает у соседа задачи и нетерпеливо поглядывает на Йонукаса. Если бы он мог, то немедленно убежал бы с ним в поле.

Улучив минуту, когда учитель не смотрит на него, Микас тянется через две скамейки и, касаясь губами уха Йонукаса, шепчет ему о речке Крикле. Там есть омуты, где может утонуть даже взрослый мужчина. Щуки в Крикле в две сажени длиною. А еще там водится одна рыбина — она больше, чем вся их школа. Микас закинет невод и поймает эту рыбу, продаст ее, а на вырученные деньги купит себе складной ножик и Йонукасу — органчик.

Вдруг кто-то выбивает из рук Микаса ножик, которым он ковырял парту. Твердая, сильная рука хватает его за воротник курточки и подымает в воздух. Возле Микаса стоит учитель. Весь класс оборачивается в его сторону.

— Встань! — говорит учитель. — Разве можно так портить парту? Ступай-ка в угол — пусть товарищи посмотрят на тебя.

Заложив руки в карманы, медленно, с независимым видом Микас направляется в угол.

Учитель некоторое время следит за ним глазами, затем раздраженное выражение сбегает с его лица. Обернувшись к классу, он говорит Йонукасу:

— Ну, повтори задачу. Сколько километров прошли путешественники за день?

Микас высовывается из своего угла. Как хорошо, что Йонукас отвечает правильно. А вот к доске идет противный мальчишка, товарищи прозвали его Задавакой. При всяком удобном случае Задавака старается посмеяться над неудачами Микаса.

— Сколько у тебя получилось? — спрашивает у Задаваки учитель.

Задавака растерянно оглядывается по сторонам. Микас смотрит на него с самым великодушным видом. Он показывает на пальцах десять и девять.

— Девятнадцать километров! — радостно подхватывает Задавака.

В классе нарастает шум. Задавака краснеет.

Микас снова поднимает пальцы. Теперь он показывает десять и так убедительно кивает головой, что Задавака невольно ему верит.

— Десять, — отвечает он решительно.

— Да что это с тобой сегодня? — улыбается учитель и смотрит в окно. — Садись!

У Задаваки начинает дрожать подбородок.

— Ми-икас мне ме-ша-ает… — говорит он и, расставив на парте локти, горько плачет.

— Ах, Микас, Микас!.. — качает головой учитель. — Что мне с тобой делать? Придется оставить тебя сегодня после уроков. Решишь три задачи.

Занятия кончились. С шумом и смехом вырвались ребята из класса. Они опрокидывают скамейки, толкаются в дверях. А вот уже кто-то свалился вниз, спускаясь с лестницы.

Микас остается в классе один. Он слышит, как в коридоре голоса ребят постепенно становятся все слабее и слабее. Теперь уже осенний воздух сада звенит от их криков, на всех тропинках раздается их болтовня.

Ребята не пропускают ни одного дерева, чтобы не поковырять на нем кору, сбивают лесные яблоки, срывают шишки, собирают вороньи перья, каштаны и желуди. Вот детские голоса звучат уже на опушке леса, а речка Крикла вторит своим журчаньем их смеху.

В классе воцарилась тишина. Прошла сторожиха и закрыла все двери.

Под скамьями валяются бумажки, огрызки карандашей, крошки сыра, разлиты чернила. Микас начинает лазить под скамьями. Он находит кусочки сыра, обтирает их и съедает. Разыскав под одной скамьей мелкую монетку и запрятав ее в рот, Микас перебирается под другую.

Ветер уже давно рассеял голоса его товарищей. Только слышно, как журчит ручей и вертит поставленные Микасом семь мельниц.

Со стены на Микаса смотрит поэт Майронис. На школьном вечере Микас читал его стихи и на строчке «Красота небесная…» сбился. Под смех зрителей уныло сошел он со сцены. Теперь Микас может уже без запинки прочесть эти стихи наизусть. Мальчик смотрит на серьезное лицо поэта и думает, что Майронис, наверно, знал не меньше сотни стихов, а может, и тысячу.

Где-то в другом конце школы послышались звуки фисгармонии, то высокие, то низкие. Потом смолкли и они. Можно бы открыть окно, соскочить вниз и, пригибаясь, незаметно для учителя пробежать по канаве. Микас не раз поступал так, и только изредка ему приходилось на следующий день расплачиваться за это вдвойне. Но сегодня он сидит на скамейке и прислушивается к шагам, доносящимся из коридора.

В дверную щель просовываются два маленьких пальчика. Микас подходит и прикладывает ухо к замочной скважине.

— Учитель катается на велосипеде, а наша кошка поймала воробья, потому я так долго не приходил, — шепчет голос из-за двери.

Это, конечно, Йонукас — сын кузнеца, с которым Микас связан двухлетней дружбой. Маленький и худой, он нисколько не походит на своего большого, плечистого отца. Кузнец одной рукой, как шапку, подбрасывает сына в воздухе. На прогулках Микас на собственных плечах переносит товарища вброд через реку. Поэтому Микас всегда хвалится, что он одной рукой может повалить Йонукаса. Но Микас никогда не пробовал проверить на товарище свою силу, хотя в школе нет мальчика, которого бы он оставил в покое. Ни с одним школьником он не дружил столько времени. Микас слишком самоуверен, слишком надеется на свою силу и ловкость. И вот, как это ни странно, только один маленький, слабый Йонукас может справиться с ним; часто он даже берет на себя вину Микаса, когда тому влетает от учителя.

В самом деле, ведь Микасу нужен хотя бы один друг, хотя бы один теплый взгляд, который бы проводил его в угол, когда ему приходится отбывать наказание.

И на этот раз маленький Йонукас, пообедав, принес Микасу кусок хлеба с медом.

Это верный друг: если Микас не выучит урока по арифметике, Йонукас всегда помогает ему. За это Микас разрисовывает ему тетради, вырезает деревянные вилы, а за выкованные отцом Йонукаса маленькие железные вилы он отдал товарищу двух кроликов.

Йонукас получил от Микаса по почте пять открыток. Почти на всех открытках написано одно и то же:

«Уважаемый товарищ, поздравляю с праздниками и желаю весело их провести и прошу прислать мне ответ на карточке с цыплятами, а если такой нет, то на другой. С почтением ваш друг Микас Андрионас из деревни Видушенай Каунасской области…»

Облизав липкие от меда пальцы, Микас принимается рассказывать другу о Крикле, о водяной мельнице, которую начал строить сосед Себастьянас. Недалеко от берега Криклы в роще живет медведь, но Микас его не боится. Если медведю дать понюхать табаку, он тотчас же издохнет.

Йонукас не знает, верить другу или нет, когда тот хвастается, что их корова дает по семь ведер молока в день, а свинья в прошлом году принесла пятьдесят поросят.

— Мы можем разговаривать на своем собственном языке: вер-ты вер-дай вер-мне вер-ме вер-ду… — произносит Микас и объясняет, что это значит.

Если так говорить, их не поймут ни учитель, ни ребята.

Йонукас не сразу постигает секрет этого языка, но вскоре они уже оживленно беседуют, добавляя к каждому слогу «вер». Теперь Микас опять что-то задумал. Он становится вниз головой и расхаживает на руках по классу. Из его карманов вываливаются карандаши, перья, обрезки жести, спички, но Микас продолжает ходить вверх ногами. Его лицо побагровело, но он весело кричит другу:

— А вот сделай так — и я тебе всех своих кроликов отдам!

По течению реки плывут увядшие цветы и облетевшие листья. Уже поздняя осень. Все дети в классе. Шуршат перелистываемые страницы. Только места Микаса и Йонукаса пусты. На парте Йонукаса стоит бутылка чернил. В школу приходила мать Йонукаса и сказала учителю, что кузнец тяжело болен и Йонукас нужен дома.

Недавно подряд выдались два солнечных дня, Микас с утра до ночи провел их в деревне со своим другом.

Вдвоем они дошли по берегу Криклы до самого Немана. Вырвав из тетради все страницы, они наделали лодочек, разукрасили их вороньими перьями и пустили по течению, нагрузив волчьими ягодами.

Ребята исколесили поля и луга. Микас показал Йонукасу одну корову, похожую на географическую карту: на боку у коровы настоящее Средиземное море. Оба они катались по сухой еще земле, и Микас показывал, как он может одной рукой уложить Йонукаса. Затем он сказал:

— А ты знаешь, почему в городе столько дыма?

Йонукас никогда не слышал о таких вещах, он отрицательно покачал головой.

— Потому что там все господа курят сигары.

Помолчав минутку, Микас пояснил:

— Если бы все мужики в нашей деревне сразу закурили трубки, получилось бы большое облако. Вот было бы интересно! Когда я вырасту, у меня обязательно будет трубка. А у тебя?

Нет, Йонукас курить не хочет.

Их разлучает начавшийся ливень, после которого речки разливаются, а земля становится топкой, как болото.

Скучно стало Микасу без друга. В тетради по арифметике он уже нарисовал множество зайцев, сделал надписи в хрестоматии, а края ее обрезал ножницами и просверлил в корешке книги две дырки. Уходя домой, он теперь вешает ее на пуговицу пиджачка.

Три раза подряд его ставили в угол за то, что он вырывал листки из тетради, мастерил из них бабочек, раздавал товарищам, а они пускали их во время урока по классу.

Наконец пришла на него жаловаться маленькая девочка из первого класса. Микас толкнул ее, а книги ее бросил в лужу. Все дети были очень удивлены — на этот раз учитель только спокойно сказал:

— Ну что ж, Изабеле… Если бы Микас был настоящим мужчиной, он помогал бы всем маленьким и защищал их. Но, как видишь, он не мужчина. Конечно, он сильный, и кто знает, возможно, он в состоянии справиться и со мной. Но он толкает и бьет только тех, кто послабее. Такому характеру нельзя позавидовать.

Пока учитель говорил, Микас сидел, опустив глаза. Кажется, за все время пребывания в школе он первый раз был по-настоящему смущен.

Вдруг на глазах у него выступили слезы. Постояв немного, он быстро подошел к доске и стал записывать заданную арифметическую задачу.

На уроке чистописания Микас вынул новую тетрадь и ручку, вырезанную из березовой веточки. Этой ручкой восторгается вся школа. Перед чистописанием все девочки обычно кидаются к Микасу и просят у него позволения написать этой ручкой хотя бы одно слово.

Учитель ходит между скамейками и поправляет ребятам буквы в тетрадях. Микас его не замечает. Учитель долго стоит за его спиной и затем, улыбаясь, гладит его светлую голову. Микас поднимает свои голубые глаза и быстро прикрывает локтем написанное. Учитель говорит громко:

— Ты, если захочешь, можешь стать настоящим мужчиной. И писать ты прекрасно умеешь. А кто тебе такую ручку подарил?

— А я сам ее вырезал…

Учитель вертит ручку и поражается вырезанным на ней змейкам и листьям:

— Ого, да ты, оказывается, отличный мастер!

Микас убирает локоть с тетради и сам качает головой, не зная, чему удивляться — себе или ручке.

Теперь в школе совсем не слыхать Микаса. Никто уже не жалуется на него. Учитель несколько раз похвалил его за хорошие письменные работы, но Микас ходит как в воду опущенный. Возможно, что он тоскует по Йонукасу, с которым не виделся уже несколько недель.

Но вот наконец наступает долгожданный день: кузнец выздоровел и в школе появляется Йонукас. На нем новая курточка и новенькие штаны, на ногах у него красуются красные шерстяные чулки.

— Аист, аист прилетел! — кричат дети.

В самом деле, Йонукас похож на аиста. За это время он так вытянулся, что на целый палец перерос Микаса. Все ребята сразу заметили эту перемену.

Соседи по парте осыпают мальчика градом вопросов, они показывают ему новые книги и задачи. Ой, как далеко они ушли вперед за это время!

Микас подходит к Йонукасу, вытягивается, но вместо приветствия говорит:

— А ну-ка, Йонукас, давай померяемся!

Йонукас притворяется, что не слышит. Он пытается сесть за парту, но Микас прижимает его к стене. Волей-неволей Йонукас должен продемонстрировать свой рост.

— Ага, он перерос тебя! — орут ребята.

— Да у него клумпы, как корыта, — отвечает Микас и еще старательнее вытягивается перед Йонукасом.

Тот, красный и смущенный, пытается уклониться от этого состязания.

Да, к величайшему огорчению Микаса, все решили, что Йонукас его перерос на полголовы.

— А у тебя ноги как у аиста! — огрызается Микас и неожиданно начинает выкручивать Йонукасу руку, потом он лезет на него с кулаками.

Но тут в дверях появляется учитель, и все рассаживаются по местам. Однако учитель слышит, как Микас говорит Йонукасу:

— Ага, а вот я тебя поборю, а ты меня — нет! И я поеду на каникулы в Каунас, а ты — нет!

На следующее утро Микас тоже является в новых клумпах и в новых чулках. Он опять принимается за старое: одного угощает щелчком, другого шлепает по затылку, потом кидает горсть гороха в стекло. Вся школа снова наполняется его криком, даже окна дрожат. Может быть, ему трудно стерпеть, что Йонукас уже во второй раз отказывается идти с ним в лес и все время сидит за книгами? Сын кузнеца старается догнать товарищей и отклоняет предложения Микаса.

После школы ребята гурьбой отправились на берег реки пускать нового змея, которого они склеили из газет. Микас, подзадоренный товарищами, требовал, чтобы Йонукас померился с ним силой. Тот отказывался, хотя Микас несколько раз подставлял ему ножку. Йонукас все терпел, но когда наконец Микас объявил во всеуслышание, что одним пальцем положит Йонукаса, тот тихо ответил:

— А я не лягу…

— А я тебя положу! Ну, подожди. Подержите моего змея! — закричал Микас товарищам и закатал рукава, как будто без этого никак нельзя было обойтись. — Ага, боишься!

— Ладно, только ты не подставляй ножку, — наконец решительно сказал Йонукас и кинулся к Микасу.

С минуту они совещались и спорили, кто из них неправильно держит руки. Микас начал с коварного приема: подняв внезапно товарища в воздух, он, подставив ножку, повалил его наземь, а сам упал на него.

Однако Йонукас с необыкновенной ловкостью тут же выбрался наверх и сел верхом на товарища. В одно мгновение руки Микаса оказались скрученными. Сомнений не было: победа осталась за Йонукасом.

Товарищи радостно зашумели, но Микас, едва поднявшись, красный от волнения, снова кинулся на Йонукаса, повалил его и прыгнул ему на спину. Однако Йонукас и на этот раз оказался сверху. Микас закричал:

— Пусти, аист! Ах, ты вот как! Ну, теперь я тебе и ноги и руки переломаю!

— Признайся, что ты побежден, тогда я тебя отпущу, — отозвался Йонукас, довольный первой своей победой и все еще прижимая к земле упрямца. — Сдаешься?

— Нет, не сдаюсь! Пусти, неряха!.. — И Микас начал так браниться и ругаться, что тот его отпустил.

Тогда Микас кинулся к нему, выхватил змея, которого они целых полдня клеили вместе, и тут же его изорвал.

— Вот! — весь красный от злости закричал он и бросил Йонукасу в лицо клочки газеты. — А теперь отдай мне моих кроликов!..

— Ну нет! Раз ты мне их подарил, обратно уже не получишь!

— Тогда я приду ночью и зарежу их!

Йонукас, как видно, не придал всему этому никакого значения. Оставшись на берегу с ребятами, он заново склеил змея. А когда Микас подходил уже к дому, он увидел, как что-то белое, точно голубь, взвилось под самое небо. Это был мирный флаг Йонукаса. В ответ Микас только погрозил кулаком.

Вся школа шумела о том, что сильного Микаса несколько раз подряд победил слабый и худенький сын кузнеца, который так долго жил в тени Микасовой славы. Почти все товарищи Микаса, особенно кто послабее, были рады этому. Теперь можно надеяться на защитника, который не позволит Микасу ни за что ни про что щелкать их по затылку.

Однако Йонукас думал не о состязаниях. Изо всех сил налегал он на уроки, мало обращая внимания на издевательства Микаса. Теперь ему достаточно было взглянуть на Микаса — и тот уже показывал ему язык. Но Микасу было Мало этого. Притаившись в своем углу, он, казалось, выжидал случая, чтобы броситься на Йонукаса.

Долго ждать не пришлось. В один прекрасный день выпал снег. Он ложился на землю большими, как цветы жасмина, хлопьями. Теперь воинственные школьники никак не могли усидеть на месте. Со скамьи на скамью передавалось известие о готовящемся большом сражении. Перед обеденным перерывом стало известно, что второй и третий классы идут в бой против четвертого.

Не успел отзвучать звонок, а учитель закрыть журнал, как все принялись кричать:

— Война, война!..

— Нет, лучше будем лепить снежную бабу!

— Нет — война!..

— Я командир, а ты?

— Я старшина. Я выше тебя!

Воинственные возгласы разносятся по двору, он уже весь утоптан маленькими клумпами ребят, точно здесь и в самом деле разбит военный лагерь.

Первые снежные комья ударились в оконную раму. Выбежала сторожиха и пригрозила пожаловаться учителю. Тогда все в один голос решили, что лучше устроить войну подальше от окон, в саду.

Сперва в войсках не было никакого порядка. Все кричали, суетливо кидались снежками, и еще до начала сражения один промокший первоклассник, которому залепило глаза и уши снегом, расплакался и пожелал выйти из игры.

— Первому классу не надо воевать. Они будут только заготовлять и подносить нам снаряды, — распорядился один из предводителей четвертого класса.

— Я с третьим классом! — объявил громогласно Микас, отрывая от пиджака отпоровшуюся подкладку, из которой тотчас же было сооружено знамя.

Как настоящий генерал, он осмотрел поле битвы и заметил, что в лагере врагов выкинуто голубое знамя — прикрепленная к ветке обложка тетради. Йонукаса нигде не было видно. От этого боевой пыл Микаса несколько спал. Ему так хотелось помериться силой со своим прежним другом, да, собственно, и в войну-то он ввязался только ради этого.

Йонукас в это время сидел в классе и переписывал четвертую страницу сказки Билюнаса.

Шум под окном на минуту отвлек его от работы, и Йонукас хотел уже сесть и продолжать списывать сказку, как вдруг прямо перед окном он увидел Микаса, окруженного со всех сторон учениками четвертого класса. Микас отбивался руками и ногами, брыкался, как козел, но, несмотря на всю свою силу, не мог устоять против десяти подростков. Несколько ребят из лагеря противника бессовестно накинулись на него сзади, стараясь опрокинуть его и натереть ему уши и шею снегом. Йонукас видел, как наконец упал его друг, как маленький мальчик в коричневом пиджачке все еще держал знамя третьего класса и как сильные враги уже готовились вырвать его. На стороне Микаса сражались теперь только несколько самых отважных воинов. Их сбивали с ног, набивали им рты снегом, но они снова поднимались и снова ввязывались в драку, подбодряемые своим окруженным врагами полководцем.

Видя, как нечестно ведут себя четвероклассники, Йонукас загорелся гневом. Ни о чем больше не думая, он выбежал во двор и как истый патриот третьего класса пытался собрать отставших беглецов, чтобы тут же повести их в бой. Руки у него горели; задыхаясь, он кричал своим:

— Не поддавайтесь! Все в бой, кто только может!

Слова старинной песни подбодрили третьеклассников, и они перешли в наступление. Прежде всего был спасен Микас. С него стряхнули снег. Затем большой отряд, подкрепленный новыми силами, кинулся вперед. Их снаряды все увереннее и метче падали в стан врага. Снова высоко взвилось знамя третьего класса.

Первые удары пришлись Йонукасу в спину. Вот кто-то попал снежком ему прямо в лицо, но это только еще больше раззадорило его. Он стремился отомстить за обиду, нанесенную всему третьему классу.

— Микутис, вперед! — крикнул Йонукас, пробегая мимо, когда Микас, не понимая, что случилось, вырвался наконец из вражеских рук.

Микас вытряхнул из волос и из-за пазухи снег, который, подтаивая, ледяными ручейками сбегал по его голой груди. Он видел, как отступившие командиры и солдаты противника кинулись уже в поле, к берегу речки. Прячась за деревьями, они быстро скатывали снежные снаряды, готовясь отразить нападение. И вдруг неожиданно Микас повернулся спиной к второклассникам и третьеклассникам.

— Я перехожу на сторону четвертого! — крикнул он изо всех сил.

Четвертый класс звонкими криками встретил его заявление.

— Ты предатель! — кричали ему его товарищи. — Теперь только попадись нам в плен — тебе не поздоровится!

Наконец снова столкнулись обе армии. У всех ребят красные, возбужденные лица, у всех в руках твердые снежные снаряды. В свалке сразу и не отличишь, где враг, где друг. В суматохе генералы и полководцы кидались на рядовых, а кое-кто запускал снежками в своих. Теперь слышались только дикие выкрики да хлопанье мягкого, таявшего под ногами снега.

Йонукас выхватил у своего уставшего солдата знамя и передал другому. Из уроков истории все знали, что отдать знамя противнику — это все равно что потерять честь. Знамя свое нужно охранять до конца битвы. А кончается бой только тогда, когда захвачено знамя врага.

Вдруг раздался звонок.

Йонукас поднял обе руки:

— Довольно! Хватит! Кончайте бой!

Но его никто не слушал. Только после вторичного окрика бой начал понемногу стихать. Один-другой комок снега еще пролетел в воздухе. Йонукас снова поднял руки, желая сказать речь обеим армиям. Но в этот миг прямо в лицо ему попал твердый комок холодного грязного снега. В нападавшем мальчик узнал Микаса. Несмотря на то что было объявлено перемирие, бывший друг его мял грязный снег, чтобы снова бросить им в Йонукаса. Но не пришлось…

Йонукас вдруг схватился за голову и упал на землю.

Микас увидел красные чулки Йонукаса, похожие на кровавые пятна на белом снегу. Потом он увидел и настоящую кровь, большое темное пятно, расползавшееся по снегу. Испуганно, без слов обступили ребятишки своего упавшего предводителя, рядом с которым лежало изорванное знамя.

Микас услышал заглушенные рыдания, испуганные возгласы, потом строгий голос учителя. Но он ничего не видел, кроме белого снега и больших-больших рук Йонукаса. Не раз эти руки обнимали его за шею, когда год тому назад он переносил друга вброд через реку.

Вдруг кто-то крепко встряхнул Микаса, еще, еще и еще раз. Он испуганно поднял глаза и съежился, точно кто-то замахнулся на него.

Подобрав у ног Йонукаса твердый, оледеневший комок снега, учитель спросил:

— Так, значит, ты вот этим ударил своего друга?

Микас молчал. Ноги у него дрожали, но это не был страх перед наказанием. Микас видел, как четвероклассники с помощью учителя подняли Йонукаса, положили его руки к себе на плечи и понесли. Ноги в красных чулках болтались в воздухе, как у подбитой птицы.

Микасу захотелось убежать, провалиться сквозь землю. Сам учитель, ничего не говоря, вел его за руку, вел по кровавым следам, оставляемым Йонукасом.

Йонукас вдруг схватился за голову и упал на землю.

Раненого положили в классе. Сторожиха быстро принесла таз с водой и обмыла Йонукасу щеку и подбородок. Наконец он открыл глаза. Когда он увидел учителя, на его бледном лице появилась смущенная улыбка.

— Не болит?

— Нет… — Йонукас пальцами пощупал рот. — Только один зуб шатается, — сказал он беспечно, как будто все это было шуткой.

Все видели, что Йонукас поминутно стискивает зубы, что подбородок его, смазанный йодом, дрожит от боли, но ему не хотелось выдать себя, и поэтому он улыбался.

Микас стоял тут же, всеми забытый. В классе воцарилась тишина. Все понимали, что Микасу пришло время держать ответ.

Учитель нежно погладил Йонукаса по щеке и велел ему полежать еще немного. Затем, обернувшись к Микасу, он молчал так долго, что мальчик готов был сделать все, что угодно, лишь бы поскорее кончилась эта тишина.

— Микас! — строго сказал учитель.

Губы Микаса дрожали, плечи согнулись, и, хватаясь пальцами за пуговицы своего пиджака, он заплакал.

Учитель молчал.

Микас заплакал еще громче. Слезы, как бобы, скатывались по его рукаву, по полам пиджачка. Он тер кулаками глаза. Его всего трясло от плача.

— Я все видел в окно, — сказал учитель. — Ты напал на своего друга в тот момент, когда он протянул тебе руку помощи!

Микас рыдал так громко, что Йонукас не выдержал и тоже расплакался.

Учитель снова замолчал. Он сначала ждал, опустив голову, потом встал и подошел к Йонукасу.

— Хватит! — сказал он. — Йонукас, Микас теперь в твоих руках. Скажи, как нам с ним поступить?

Йонукас встал, закрывая лицо рукавом. Губы у него распухли. Он хотел что-то сказать, но снова опустился на скамейку и сквозь слезы пробормотал:

— Я хочу, чтобы Микаса простили, я вас очень прошу…

— Ну что ж, это, пожалуй, поможет больше, чем самое тяжелое наказание, — сказал учитель.

— Даю слово, что это больше не повторится… — ответил убитым голосом Микас. Потом он подошел к Йонукасу и обнял его, как в доброе старое время.

У обоих друзей катились по лицу слезы. Их руки соединились в товарищеском пожатии.

— Теперь, — сказал учитель, — когда вы протянули друг другу руки, обещайте никогда больше не драться. Руки нам даны не для того, чтобы толкать маленьких и угрожать другу камнем. В ваших руках вся ваша жизнь, ими вы построите свое будущее. Ваши руки должны творить великие и благородные дела. Вы должны, как и прежде, стать хорошими друзьями…

Микас улыбнулся Йонукасу. Последние слезы высохли на его щеках, а глаза стали светлыми и добрыми. Вдруг он наклонился к Йонукасу и шепнул ему:

— У меня теперь есть пара голубей… Хочешь, я завтра принесу их тебе?

1935