Мария Нагловская (1883–1936) родилась в Санкт-Петербурге в семье казанского генерал-губернатора Дмитрия Нагловского, участника балканской войны с турками. Как впоследствии утверждала нагловская, её отец был отравлен нигилистом, который считался другом их дома, когда она пребывала в ещё совсем юном возрасте, а когда ей исполнилось двенадцать, от болезни скончалась мать, оставив девочку сиротой. Мария выросла и получила воспитание в Смольном институте, особо привилегированном учебном заведении для аристократии в своём родном городе. Кроме того, она посещала уроки педагогики в институте ордена св. Екатерины. Согласно Рене Тимми (псевдоним Мориса Магра), её медиумические дарования давали о себе знать уже с ранних лет. Легенда гласит, что, будучи ещё совсем молодой, она свела знакомство с Распутиным и/или сектой хлыстов, известной своими сексуальными обрядами. Впрочем, это только легенда. Фактами она не подтверждена.
Мария влюбилась в виолончелиста Мойшу Хопенко и пожелала выйти за него замуж. Это вылилось в разрыв с её семьёй, поскольку тот был евреем и не являлся дворянином. Возлюбленные покинули Россию и поселились вначале в Берлине, а затем в Женеве, где сочетались браком и завели троих детей. Муж Марии, ревностный сионист, намеревался перебраться в Палестину, однако она не захотела последовать за ним. В итоге, примерно в 1910 году он бросил её и детей, чтобы возглавить консерваторию Рон-Шуламит в Яффе. Мария зарабатывала на жизнь преподаванием в частных школах в Женеве, опубликовала книгу по французской грамматике, а затем ещё одну, посвящённую образованию, вдобавок добывала средства, трудясь в качестве переводчика, и сочиняла между делом стихи. Каким-то образом ей удавалось посещать учебные курсы на нескольких факультетах женевского университета, и она, вероятно, даже получила некий диплом. Мария также работала журналистом, но из-за своих радикальных политических взглядов, в итоге, оказалась за решёткой. После освобождения она переехала в Берн, а затем в Базель, однако, в конце концов, была выслана из Швейцарии и приблизительно в 1920‑м году нашла пристанище в Риме, где вплоть до 1926‑го писала статьи для газеты L’Italia. Там стали проявляться её оккультные интересы, и Нагловская познакомилась с Юлиусом Эволой, с которым у неё, предположительно, была любовная связь, и который посвятил ей отдельную главу в книге «Метафизика пола» Затем какое-то время она провела у своего сына Александра в Александрии, где продолжала трудиться в сфере журналистики и вступила в Теософское Общество. В конечном счёте, Мария вновь отправится в Рим, а оттуда в Париж, куда прибудет в 1929‑м году.
Не получив разрешения на работу и живя в нужде в небольшом гостиничном номере на Монпарнасе, Нагловская приобретает известность как наставница в учении Сатанизма (каковой будет рассмотрен ниже) и сексуальной магии среди артистических и оккультистских кругов этого района, откуда пошло её прозвище La Sophiale de Montparnasse (Софиаль Монпарнаса). В числе её наиболее известных последователей были поэт-герметик Клод д'Иже (псевдоним Клода Лаблатиньера) и оккультный философ Жан Картере. Один из ближайших сподвижников Нагловской по Ордену Рыцарей Золотой стрелы Марк Плукет, утверждал, что она была знакома с известным французским архитектором Ле Корбюзье и оказала на него заметное влияние.
Мария Нагловская ежедневно собирала своих последователей в кафе — вначале в La Rotonde, затем в La Coupole, «café des occultists», но также и в Le Dôme, — рассказывая о своих идеях и отвечая на вопросы на многих известных ей языках. В Американском Отеле на рю Бреа, 15 Нагловская каждый день принимала учеников или важных гостей. А каждую среду она выступала с публичной лекцией в Studio Raspail на рю Вавэн, 36, где её собиралось послушать тридцать-сорок человек. После окончания лекции небольшая группа последователей удалялась в другое помещение для участия в ритуальной сексуальной практике (о ней ниже). Возможно, покажется удивительным, что регулярно в полдень она также посещала католическую церковь Нотр-Дам де Шамп, предаваясь там какое-то время размышлениям. В 1932 году Мария Нагловская основала Confrerie de Fleche d’Or (Братство Золотой Стрелы), однако, она также принимала участие в Groupe des Polaires, в основании каковой лежала работа с арифметическим оракулом.
С октября 1930‑го года по декабрь 1933‑го Нагловская выпускала журнал La Flèche: всего увидело свет восемнадцать номеров, первый из которых содержал статью, написанную Юлиусом Эволой.
Согласно Рене Тимми, если ей удавалось раздобыть хоть каких-то денег — она не требовала подношений от своих учеников, — то все они шли на издание журнала и её книг. Его описание Марии Нагловской, которую он по неизвестным причинам замаскировал под именем Веры Петрушки, стоило бы здесь привести, не в последнюю очередь потому что оно сильно отличается от популярных сегодня портретов «сатанистов»:
«Атмосфера чистоты и целомудрия непостижимым образом складывалась вокруг этой маленькой тихой женщины, которая была скромна, мало говорила, а жестикулировала и того меньше, и чей образ жизни представлялся более или менее аскетичным. Её обычный рацион состоял из кофе с молоком и круассанов или булочек. Она практически никогда не употребляла алкоголь и единственный её порок составляло выкуривание нескольких сигарет».
Её единственной примечательной физиогномической чертой были глаза, «голубые и холодные словно ледник или скорее словно лезвие кинжала… сияющие внутренним огнём». Тимми добавляет, что хотя он мог и не верить в её доктрину, но был исполнен доверия к её искренности и бескорыстию. Эксперт по оккультным течениям своего времени Пьер Гейро (псевдоним аббата Гиадье) говорит практически то же самое в книге Les petites dglises de Paris: «Я взглянул на эту женщину, сидящую на своей кровати. Удивительное ощущение чистоты исходило от неё. Было видно, что она выше чувственности, выше странных плотских ритуалов, в защиту которых публично высказывалась… Не в меньшей степени она была выше и страсти к деньгам». В 1936 году — вероятно, в результате серьёзного происшествия с одним из её последователей в ходе ритуала повешения, каковой практиковался в Братстве на высших ступенях и который мы опишем ниже — она совершенно внезапно покинула Париж, даже не назначив своего преемника. Плюке сообщает нам, что она отправилась жить в Цюрих к своей дочери Марии. Там она и скончалась в своей постели 17 апреля 1936 года.
Чтобы понять сексуальные учения и практики Нагловской, необходимо уяснить кое-что касательно её особого марки «Сатанизма». По её мнению, Бог есть Жизнь, а Жизнь есть Бог. Однако Жизнь может сотворить мир лишь в результате диалектического процесса, в котором Жизнь пребывает в постоянной конфронтации с отрицанием Жизни. Это отрицание есть Причина, а Причина у Нагловской отождествляется с Сатаной, который также непрестанно сражается с Богом. Но поскольку Бог в действительности нуждается в отрицании — Сатане — как своей диалектической противоположности, дабы творить мир, посвященные, желающие стать частью диалектического процесса, должны служить Сатане, прежде чем смогут послужить Богу. Согласно Нагловской, вследствие той же диалектики Бога и Сатаны произошло рождение Сына, явленного во Христе.
Нагловская сравнивает путь, принятый посвящёнными, с восхождением на символическую гору, на которую необходимо взбираться под руководством Сатаны. Однажды достигнув вершины, они окажутся повешены, тела же их будут сброшены с горы, однако инициаты должны безоговорочно верить обещанию Сатаны, что переживут это испытание. Затем, согласно Нагловской, в самый момент падения их религиозное служение прекратит быть сатанинским и станет божественным; и таким образом, послужив Сатане, они начнут служить Богу и поймут, что обе их службы есть одно и то же.
В процессе восхождения на гору посвящённые должны были выдержать ряд испытаний, каковые, как указывала Нагловская, исходят от Бога, а не от Сатаны. В ходе этих испытаний они также сталкиваются с женским полом, чья задача помочь им одержать победу над самими собой и своими страхами. Женщина способна сделать это, благодаря определенной позиции по отношению к мужчине и посредством особых ритуалов, описанных Нагловской в её книгах.
Лучше всего Мария Нагловская известна благодаря своей публикации книги Паскаля Беверли Рэндольфа Magia Sexualis. Вследствие этого, а также потому, что лишь очень небольшое число людей осведомлено об остальных её книгах, она зачастую рассматривается как ученица Рэндольфа. Однако это определённо не так. Прежде всего, они жили и работали в разных странах. Также совершенно неизвестно, как и благодаря кому Нагловская познакомилась с учением Рэндольфа. Сама она писала лишь, что приобрела его манускрипт в Париже в апреле 1931 года и что Magia Sexualis основывается на собрании его мало читабельных рукописных заметок. Эвола, тем не менее, видимо, был убеждён, что Нагловская переработала исходный материал, добавив свои собственные идеи. Саран Александрин, глубоко изучавший её наследие, считает вероятным, что она «всецело переработала» учение Рэндольфа, «расставив собственные акценты», однако — подчёркивает он — не искажая его магической доктрины. Более того, согласно Александрину, «её перевод определённо превосходит оригинал, который она привела в порядок, дав ему жизнь». Сама же Нагловская заявляла, что «свет, озаривший меня, — это не тот же самый свет, что воссиял на Рэндольфом»: она упрекает его за «индуистское идолопоклонство» и ошибочную космологию. Не менее важно и то, что сексуальные ритуалы Марии Нагловской являлись, в чём мы убедились, частью того, что она рассматривала как сатанинскую религию, каковая не имела к Рэндольфу никакого отношения.
Её первой книгой после Magia Sexualis стал роман, намного лучше характеризующий её более поздние интересы. Он получил название Le rite sacre de Гатоиг magique (Священный ритуал магической любви). Подзаголовок гласил «Aveu» («Исповедь»): не исключено, что произведение содержало какие-то автобиографические элементы. Роман рассказывает историю молодой дамы по имени Ксенофонта, которая живёт в замке в горах Кавказа, дав обет Сатане, упоминаемому как «Хозяин Прошлого». Однажды её изнасиловал жестокий казак Миша, каковой, тем не менее, в конце концов, оказывается спасён благодаря её чистоте. Здесь мы уже сталкиваемся с одной из центральных эзотерических идей Нагловской: подлинно чистая женщина, которая посвятила себя высшей Силе (Сатане) и не желающая ничего для себя, способна спасти даже самого неистового мужчину и превратить его в мудреца. И сделать это она может, удовлетворяя его плотские желания. Фактически, не на Мише, но на Ксенофонте лежит вина за изнасилование: она соблазняет его своей застенчивостью, и единственный способ для неё спасти Мишу — это полностью открыться ему. Нагловская также пересказывает историю об Адаме, вкусившем яблока — сексуальная метафора, — кое принесло погибель человечеству: «И чтобы более не подчиняться голосу женской пещеры [т. е., её сексуальной притягательности] он [Адам] наложил на неё печать в виде первого одеяния [т. е., фиговый листок]. Он сказал Еве: «Сокрой себя от меня, ибо ты есть искушение». Роман содержит приложение, посвящённое доктрине Нагловской о трёх эпохах человечества: эпоха отца (представленная иудаизмом), эпоха сына (воплощением коей был Христос) и грядущая эпоха Матери, эпоха спасения посредством женской сексуальности, вестницей каковой, по её убеждению, она выступала.
По существу ее доктрина сводится к смене эонов о которых умоминали многие знаменитые мистики в ряду которых стоят гностики, Иоахим Флорский и Алистер Кроули. По сути она выглядит следующим образом.
Божество троично: Отец, Сын и Мать. Отец есть отправление или падение. Начало плана разделения и умножения. Сын есть воспоминание и Воля универсального всеобщего воздаяния, Он борется с противником единосущном его натуре — Сатаной. Мать есть возвращение к началу после окончательной битвы и примирение в Сыне двух противоположенных натур — христианской и сатанинской. Сын отделен от Отца и разделяется надвое. Он двойственен. Мать происходит от Отца и от Сына и содержит их обеих. Она тройственна. Лишь Отец однороден. Три аспекта Троицы — Отец, Сын и Мать — последовательны во времени, но одновременно в их вечном присутствии в сферах, не затронутых планом разделения и умножения. Отец есть мужской принцип, который воплощает акт отрицания Единого Разума. Это телесная любовь. Сын есть принцип второго отрицания, когда тело отталкивает тело, это любовь к нереальному, любовь неоплодотворенного сердца. Сын не является ни Мужчиной, ни Женщиной. Он находится за пределами их Божественности. Мать — есть восстановление мужского принципа в обратном смысле. Она утверждает Единый Разум и Любовь, отделяясь от тела. Она направлена на духовную реализацию. Она утешает и прославляет Сына, поскольку она воплащает во множественной жизни, его мечту о возвышенной чистоте. Мать останавливает битву между Христом и Сатаной, возвращая эти противоположенности на единый путь вознесения. Мать наследует Отцу и Сыну во времени, потому что отрицание превращается в утверждение посредством второго отрицания. Когда миссия Матери выполнена, начинается миссия Отца, и так три аспекта Божественной Троицы повторяются беспрерывно.
В человеческой истории три Божественные фазы отражаются в трех типах религии: иудаизме, христианстве и Религии Третьей Эпохи Марии Нагловской. Символ иудаизма — жезл, скрытый в ковчеге. Его мораль покровительствует воспроизводству рода. Символами христианства являются одновременно крест и меч. Сутью христианства является презрение к полу и отрицание жизни. Поклонники Сатаны — обожествляют чрево женщины и в тайных оргия поддерживают движение вперед. Белая Месса дополняется Мессой Черной, в коей восстанавливаются энергии тела. Символом Религии Матери является стрела направленная к небу. Она устанавливает Золотую Мессу, прославляющую подлинную Любовь, во имя свободы духа.
Во второй и третьей книгах, посвящённых сексуальности, La lumière du sexe (Свет секса) и Le Mystère de la pendaison (Мистерия повешенного), Нагловская объясняет цель своей религии: она состоит в искуплении Духа Зла, не сражаясь с ним, но очищая и усмиряя его посредством обрядов и сексуальности. Такова задача, исполнению которой посвящают себя «Жрицы Любви». Они должны быть «девственны» в особом смысле слова, то есть не испытывать обычного сексуального удовольствия:
«… Удовольствие относится к Солнцу и является качеством Солнца, тогда как таинственная гора женщины (Нагловская, по всей видимости, имеет ввиду Mons Veneris) лунная по своей сущности и, подобно Луне, должна оставаться холодной и безмолвной. В акте любви вибрациям женщины надлежит обеспечивать её внутреннее счастье, а не локальное удовольствие, ибо удовольствие принадлежит мужчине, а не женщине. Человеческие поколения начали приходить в упадок, когда мужчины отступили от этой истины, научив женщин тому, чего они никогда не должны были познать: локальному удовольствию. Женщины быстро старятся, если срывают сей запретный плод, а кровь их детей начинает истощаться».
Следовательно, жрица любви должна ощущать подлинное призвание к тому, чтобы отдаваться любому мужчине с одинаковым физическим пылом. Она не обязана любить его или даже чувствовать какую-либо симпатию, но ей надлежит видеть и обожать в нём Совершенного Человека будущих эпох. Посредством своей чистоты и одухотворённости женщине следует воспитать мужчину, освободив его от присущей ему порочности и сделав его более сильным, здоровым и всецело нравственным. Если она преуспеет в этом, то сослужит службу всему человечеству.
Очевидно, что Мария Нагловская и в самом деле пыталась воплотить вышеизложенное в жизнь в ходе ритуалов, практиковавшихся в её Братстве, по крайней мере в одном из коих её тело играло роль алтаря. Некоторые из этих обрядов известны и даже описаны теми, кто не имел отношения к Братству. Все они были созданы для того, чтобы произвести впечатление на зрителей своим великолепием, церемониальным оформлением (включая музыку) и откровенностью. Тимми, однако, пишет, что когда он случайно оказался на одном из них, то обнаружил, что атмосфера, царящая среди аудитории, была какой угодно, только не серьёзной. Присутствующие пили шампанское, и их головы были заняты «профанскими — слишком профанскими» мыслями.
Одной из практик был Ритуал Циркуля. Мужчина или женщина стояли прямо, а справа у его или её ног под углом лежала жрица, так что они выглядели, словно раскрытые ножки циркуля. Зрители, участвовавшие в обряде, брали друг друга за руки, чтобы образовать магическую цепь. Посредством групповой концентрации участники цепи производили столько энергии, сколько было возможно. Затем жрица «притягивала» энергию к себе, усиливая её энергией, сгенерированной между собой и своим партнёром. В результате аккумулирования энергии у неё в руках предположительно появлялся пылающий шар В этом обряде энергия производилась лишь благодаря конфигурации и концентрации участников и очевидно без помощи сексуального акта.
Однако наиболее известным ритуалом был Обряд Повешения, посредством коего брат второго градуса, так называемый Chasseur Affranchi (Освобождённый Охотник), становился Guerrier Invincible (Невидимым Воином).
Готовясь к этому обряду, мужчине прежде всего надлежало побороть связанный с ним страх, на что у него было три, семь или в крайнем случае двенадцать лет. Если по истечении этого времени он всё ещё не испытывал желания пройти такое посвящение, то должен был покинуть орден, для чего проводился специальный ритуал. В ходе символического действа «его лампа» в Храме церемониально гасилась, а жрица, в чьи обязанности входила помощь ему в процессе подготовки, с этого времени считалась «вдовой». В качестве наказания за то, что ей не удалось «очистить» его и придать ему силу и уверенность, её отправляли в так называемую Палату Вдов, покинуть которую дозволялось лишь в наитемнейший час ночи, когда не было света луны. Всё это оставалось лишь в теории, поскольку подобной палаты не существовало, а Братство, по всей видимости, не располагало собственным храмом. Тем не менее, вышеописанное передаёт дух стоящей за ним философии.
Сам по себе Ритуал Повешения был открыт лишь для тех, кто имел высшие градусы, поскольку энергия, проявлявшаяся в ходе него, рассматривалась как чрезвычайно опасная для непосвящённого. Он состоял в ритуальном повешении, при котором ноги повешенного (к посвящению предположительно допускались только мужчины) свободно свисали в воздухе. Лишь перед тем, как церемония могла окончиться фатальным исходом, верёвку перерезали и человека клали на кровать. «Его» жрица ложилась вслед за ним, и после того, как он приходил в себя, имело место ритуальное совокупление. После этой инициации мужчина становился «Невидимым Воином», поскольку он мог теперь противостоять женскому соблазну: в ходе повешения он ощущал столь великое вожделение и столь невероятное блаженство, что всё остальное блекло по сравнению с этим. Согласно учению Нагловской, сам Сатана становится причиной сего наслаждения, входя свыше в тело кандидата, когда тот теряет опору для своих ног и влечётся вниз. Очевидно, мы имеем дело с экстремальной формой посвящения через смерть и воскрешение: человек должен умереть в сём профанном мире, дабы возродиться в мире ином. Кандидат в буквальном смысле сталкивался со всеобъемлющей извечной пустотой, каковая неминуемо меняет его перспективу на веки.
Как наиболее важный ритуал Мария Нагловская рассматривала так называемую Messe d’Or (Золотую Мессу). В ходе неё семеро мужчин-служителей должны были публично заниматься любовью с тремя жрицами в окружении живописной обстановки. Однако от них требовалось быть чистыми от гордыни и любых личных амбиций. В действительности, данный ритуал никогда не имел места, доподлинно известно лишь о проведении предварительного обряда подготовки к Золотой Мессе.
Другой момент доктрины Нагловской, который замечательно иллюстрирует её намерения, описан в её статье «Les mysteres cardinaux et la Messe d’Or», в которой она говорит, что высочайшим священнодействием в союзе между мужчиной и женщиной является не брак, но расставание. Расставание от любви, а не от ненависти или разочарования. Его цель в оккультном совершенствовании. Подобное расставание оказывалось возможным, лишь когда мужчина грядущей эры будет избавлен от своего «врождённого инстинкта», благодаря успешному браку. «Более сильный, чем прежде, ибо стал более честен с самим собой и более сосредоточен на самом себе», мужчина волевым усилием отвергает ведомое ему удовольствие и оставляет свой дом как мистический герой, стремящийся к высшим целям. Мы не знаем, всецело ли сама Мария Нагловская создавала свою доктрину и обряды или почерпнула их из каких-либо источников. Одним из них мог оказаться (Сар) Жозеф(ен) Пеладан (1859–1918), чья эротическая магия могла оказать на неё влияние. Б. Анель-Хам (псевдоним Анри Меслена, умершего в 1948 году члена Groupe des Polaires) видел в Братстве Нагловской возрождение Cénacle d’Astarté, французской оккультной группы, основанной примерно в 1920 году теми, кого он именовал «адептами Божественной Женщины, третьей ипостаси проявленного Абсолюта». Наиболее вероятно также, что она поддерживала контакты с Петром Кохутом (литературный псевдоним: Пьер де Лазенек), каковой проживал в Париже в те времена: в серии оккультных произведений, названных Dragon Vert (Зелёный Дракон), которые, очевидно, каким-то образом были связаны с La Fleche, она анонсировала выход его книги Rituels des Sociétés de Magie Sexuelle (Ритуалы Обществ, практикующих Сексуальную Магию). Этот самый Кохут, как утверждают, являлся весьма опытным практикующим магом известной чешской эзотерической группы Universalia и должен был быть связан с французским магическим орденом S.E.S. (Société Egyptienne Secre te), информации о котором, напротив, довольно мало. Есть сведения, что посвящение у Марии Нагловской прошел Жорж Батай, коему принадлежит весьма прелюбопытное замечание: «При ближайшем рассмотрении сразу оказывается, что в христианстве Сатана довольно близок божественному и что сам грех радикально чуждым сакральному».
© Текст составлен на основе материалов, которые подготовили Анна Блейз, Frater Unikorn, Franer Marsyas. Колледж Телема‑93