Глава 1. Салага

Вы знаете, как доставляют на космический корабль людей и грузы? Что касается грузов, их бережно пакуют в специальные контейнеры, а потом медленно затягивают прямо на орбиту с помощью силового антигравитационного луча. Похожая история с гуманоидами. На землю спускают транспортный контейнер. Такая огромная консервная банка в форме параллелепипеда с кучей кают, модификаторами материи и туалетами. Загружают туда народонаселение, сколько поместится, и тоже затягивают. Еще медленнее и бережнее, чем грузы. А что касается военных…

Уже через пятнадцать минут после распределения, меня, вместе с моим рюкзаком, усадили в транспортный экзо-доспех. Металлическую капсулу, в которую больше одного среднестатистического человека запихнуть сложно. Плотно закрыли. Отсчитали до десяти, а потом пальнули в небо. Ощущения при этом я испытал непередаваемые. Вроде как все твои внутренности внизу остаются, а все остальное стремительно вверх летит. Гул стоит, аж уши закладывает. Вокруг искрит все и трещит. Мысленно я, конечно, попрощался с родными и близкими. Попутно вспомнил самые яркие моменты жизни. А вернее один. Тот самый, когда Миланку жмакнул. В общем, ясно стало, почему не все срочники из армии живыми и здоровыми домой возвращаются. Зажмурился. Даже молиться стал, уж и не помню какому из богов. А потом закончилось все. Я даже подумал, что так выглядит смерть. Сначала все плохо, а потом бах… И эйфория.

Хотя эйфорией назвать это состояние было сложно. Я открыл глаза. Увидел в небольшой иллюминатор, который умники-инженеры поместили на уровне лица среднестатистического гуманоида, космический пейзаж. Верный признак того, что с гравитацией мы попрощались. Но долго наслаждаться красотами не смог. Прислушавшись к своим ощущениям, понял, что меня мутит. Причем основательно. Сначала мутило где-то внизу. Потом выше. Видимо желудок, кстати с самого утра пустой, возвращался из области копчика туда, где ему полагалось находиться. Я закрыл глаза, силясь сдержать рвотный позыв. Все знают, что ни к чему хорошему такие фокусы в невесомости не приводят, и просидел так минут десять. Потом брякнуло, и капсула раскрылась.

— Чего застыл, салабонище, — услышал я малоприятный голос. Потом открыл глаза, и внутри у меня все похолодело. Даже про тошноту забыл.

Передо мной, облаченный в черный гладкий комбинезон — форму космических десантников, стоял самый настоящий кулиндроид. Да, да. Зеленый, ушастый, противный. Сначала мне даже показалось, что это Шаштан. Они, признаться, для нас землян все на одно лицо. Мысленно я выругался. Но потом увидел у него на груди офицерский значок, и выдохнул. Салагам такие не полагались. Этот гуманоид точно не был моим старым знакомцем.

— Чего сидишь, говорю, белоснежка, хренова… — прорычал он.

«Еще и расист» — подумал я, но тут же выскочил из капсулы и вытянулся в струну. Офицер, пусть и кулиндроид, все равно офицер.

— Рядовой Матвеев прибыл для дальнейшего прохождения службы! — отрапортовал я, осматриваясь.

Мы явно находились на борту космического корабля. И, скорее всего, в грузовом отсеке. Помимо моей капсулы здесь покоились боевые экзо-доспехи. Я насчитал пять штук.

— Прилетело счастье, — горько заметил офицер. — Я лейтенант Крыштанс. На следующие два года ты — моя собственность. Будешь делать все, что говорю, а иначе отправишься в невесомость. Вник?

— Так точно, товарищ лейтенант! — гаркнул я, не решившись произносить полное согласных и шипящих имя.

— А теперь шагом марш за мной, салага. И капсулу за собой закрой, тут слуг нет.

Я обернулся, чтобы закрыть дверцу экзо-доспеха и обнаружил внутри свой рюкзак. Спасибо, лейтенанту с непроизносимым именем. Так можно было бы и без вещей остаться. Все остальное, конечно, было не жалко. Одеждой и всем прочим, что полагалось по уставу, здесь должны были обеспечить. Но медведя… Его терять было нельзя ни в коем случае.

Лейтенант повел меня по узкому невысокому коридору, подсвеченному лампами. Я решил, что это служебный проход в грузовой отсек. В моих представлениях, крейсер, на который меня определили, должен был быть сопоставим с небольшим, тысяч на шестьсот, земным городом. Но я ошибся. Как я ошибся. Створка сенсорной двери разъехалась в стороны. Впереди оказался еще один коридор, чуть просторнее предыдущего. Справа и слева были двери.

— Здесь живет экипаж, — сообщил лейтенант. — Там, — в конце коридора была еще одна дверь, чуть больше остальных. — Капитанская рубка. Экскурсия по кораблю окончена.

— Это весь корабль? — неосмотрительно поинтересовался я, еще раз пересчитав каюты.

— А тебя что-то не устраивает, салабон, — рявкнул офицер.

Я замешкался, сооружая верный ответ. Вообще-то, по уставу следовало ответить «Никак нет!», но тогда лейтенант мог бы подумать, что я действительно не доволен. Такая игра речи. Я решил не рисковать.

— Устраивает! — отозвался я.

Командир оказался не робкого десятка. Он мгновенно раскусил мою хитрость. Сделал шаг вперед, впился полным ненависти взглядом. Я рефлекторно вытянулся в струну.

— Как нужно отвечать по уставу, рядовой?

— Так точно… То есть, никак нет, — запутался я, и так разволновался, что брякнул невпопад: — Разрешите вопрос? Выходит, в экипаже нас семь?

— Нас шесть, — рявкнул кулиндроид. — И еще один недочлен экипажа. Салабонище, задающее слишком много вопросов. Еще раз откроешь свою пасть без разрешения, отправишься за борт. И чему вас только учат в учебных центрах?

На этот раз у меня хватило ума не отвечать на явно риторический вопрос.

— Ладно, — сжалился лейтенант. — Твоя каюта, — он указал на дверь. — Приводи себя в порядок, ешь, а через сорок минут на построение. Расскажу тебе про твои два года кромешного ада. Ясно?

— Так точно! — во весь голос завопил я.

Звук, многократно усиленный ограниченным пространством, резанул уши. Шероховатая зеленая ладонь о четырех пальцев больно хлестнула по затылку.

— Не орать! — скомандовал лейтенант. — Это тебе не плац. Ух, салабонище.

Помещение каюты полностью соответствовало установленным уставом нормативам. Четыре квадратных метра. Два на два. Вдоль стены койка. На противоположной — панель управления. Я подошел. Приложил ладонь к алой клавише. Из стены выделилась ниша, в которой узнавался модификатор материи — металлического цвета параллелепипед.

— Жареная курица, — произнес я в отверстие, где должен был располагаться микрофон. Расчет был на авось. На то, что в космосе устав не действует. Но…

— Сегодня на обед перловая каша с рыбой, — проинформировал синтезированный голос. — На десерт — чай с одной ложкой сахара и овсяное печенье.

— Давай, — вздохнул я, и модификатор забурлил.

До обеда оставалось минуты две. Уставом в это самое время предлагалось справить естественные надобности. По идее, за необходимую в таких случаях сантехнику должна была отвечать желтая панель. Я прислонил ладонь.

— Унитаз! — сообщил стене.

Та ожила и выкатила… Писсуар.

— Блин, — ругнулся я. Затем повторил: — Унитаз.

Писсуар дрогнул, убрался в стену, но почти сразу снова выкатился.

— Что за… — не выдержал я, и уже хотел позвать кого-нибудь на помощь, но благоразумно решил, что начинать знакомство с новым коллективом вопросом: «Как вытащить из стены унитаз?», неправильно.

Чего доброго, можно схлопотать до конца службы обидное прозвище. Выбора не было. Я снял штаны и пристроился к устройству совершенно для этого не предназначенному так, как мог. Когда закончил как раз просигналил модификатор. Мой обед был готов.

Оставшееся до построения время, я приводил себя в порядок. Надел форму. Такой же, как у лейтенанта черный комбинезон, разве что без нашивок. Вверху, у самой шеи находилась одна единственная, не пойми зачем приклеенная туда пуговица, которую, по уставу, следовало непременно застегивать. Я застегнул. Красные круги поплыли перед глазами. Воротничок оказался туговат. Пришлось временно нарушить устав, чтобы не задохнуться. Отдышался, снова застегнул. Собрался с мыслями и отправился на первое свое космическое построение.

Когда вышел из каюты, в коридоре было пусто. Подумалось даже, что лейтенант пошутил, и никакого построения не будет, но скоро, почти синхронно, двери распахнулись. Десантники в черных комбинезонах вышли из своих кают.

— О! — удивился один, заметив меня. — Это что за чудо в перьях?

Боец был чуть не на две головы выше меня с ярко-синей кожей и гигантских размеров ладонями. К нему подошел второй. Гладковыбритый и белый, как сахарная пудра. Чуть ниже первого, но тоже исполинских габаритов. Я выглядел среди них, как случайно затесавшийся на корабль подросток. Хотя, может, так оно и было. Третий явно был с Земли. Немолодой, но брутальный мужик со шрамом под правым глазом. Он прищурился, потом сплюнул:

— Салага! — землячество явно было здесь не в ходу.

Четвертый боец отнесся к появлению на борту нового члена экипажа равнодушно. Он вообще выглядел очень апатичным. Высокий, до боли стройный. Руки и ноги тонкие, как паучьи лапки. Лицо вытянутое. Глаза аномально большие. Хотя что значит аномально здесь, на борту космического корабля? Для его расы он, скорее всего, был самым что ни на есть обыкновенным. Наконец появился лейтенант. Он вышел из своей каюты хмурым, если кулиндроиды вообще когда-нибудь пребывали в ином расположении духа.

— Строиться! — гаркнул он.

Бойцы нехотя выстроились вдоль стены. Я последовал их примеру. Встал в конце. Вроде как, по росту. Вытянулся в струну.

— Не кряхти, Салага! — ухмыльнулся синемордый. — Сломаешься.

Остальные, кроме тонкого, тупо заржали.

— Отставить, — скомандовал лейтенант. Подошел ко мне. Встал напротив. — Экипаж, хочу вам представить нашего нового юнгу. Это Матвей… Имя у него идиотское, язык можно сломать, поэтому, в соответствии со старой десантной традицией, сейчас придумаем ему позывной. Яркий и звучный.

— Я предлагаю плевок! — изрек мужик со шрамом.

— Это Гектор! — представил землянина лейтенант. — Спец по диверсионным операциям и механике, — кулиндроид посмотрел на его соседа, синего великана с гигантскими ладонями. — Что скажешь ты, Скай? У нас как бы конкурс на лучшее прозвище.

Синемордый повернулся и внимательно вгляделся в мое лицо.

— Пушок! — сообщил он. — Вон, даже борода еще не растет.

Это был удар ниже пояса. Борода у меня действительно расти совершенно не хотела. А я так мечтал о брутальной растительности на лице. Настала очередь альбиноса, как я мысленно прозвал белого. Он задумался. Посмотрел на меня. Вздохнул.

— Салага, больше ничего на ум не приходит.

— Да, с фантазией у нашего Бурого всегда были проблемы, — заметил лейтенант. — Зато он лучше других владеет расщепителем материи. Скалу с двух километров разносит. А у нашего дорогого Вьюна, я думаю, и спрашивать не стоит.

Человек с паучьими конечностями-палками, чуть заметно кивнул и заговорил медленно, певучим, протяжным голосом:

— Я думаю, каждый сам в праве выбрать себе позывной…

— Ты мне этот либерализм брось, — рявкнул лейтенант. — Это армия, а не ваш этот…

Он не договорил. Еще раз внимательно посмотрел на меня.

— А вообще-то и вправду салага! Лучше не скажешь. Так и будем тебя звать. Если других предложений нет, а я уже все решил, равняйсь…

Следуя выработанной шестью месяцами почти непрерывной муштры привычке, я вытянулся в струну. Другие такого энтузиазма не проявили, хоть и перевалились для порядка с ноги на ногу.

— Смирно! Теперь о деле. Даю вводную, — лейтенант откашлялся. — Итак, получено задание. Наша миссия отправиться на планету Пи. По данным галактических метеорологов через несколько дней она разорвется к чертовой матери. Там у нее с ядром что-то. Мы должны эвакуировать население.

От такой новости я малость опешил. Огляделся по сторонам, соображая в какой из кают мы поселим всех жителей планеты. Пока вертел головой, прилетел чувствительный подзатыльник. Конечно, командирский.

— Че вертишься, Салага? Не учили, как в строю стоять полагается.

— Простите, — замямлил я, за что получил вторично.

— Ты не на уроке в школе, малыш. В армии говорят: «Виноват».

— Виноват, — тут же поправился я, не забыв выгнуть дугой спину. — Разрешите вопрос?

— А ну, — нахмурился лейтенант. — Попросишься выйти, или домой к маме захотелось?

— Я хотел спросить, — приняв издевку за разрешение задать вопрос, затараторил: — Как мы эвакуируем жителей планеты Пи? У нас же совсем мало места, а жителей, наверняка много.

Все заржали, как кони. Даже апатичный Вьюн издал какой-то протяжный звук.

— Ну ты и салабон, — заметил, отсмеявшись, лейтенант. — Не знаешь, как устроен спасательный баркас?

Я отрицательно покачал головой.

— Слышал что-нибудь про транспортные контейнеры?

Я кивнул, припоминая видел ли на подлете к баркасу болтающуюся в космическом пространстве коробку. Не вспомнил. Быть может потому, что в это самое время, закрыв очи всеми силами сдерживал рвотный позыв.

— Ладно, — махнул рукой лейтенант. — Подрастешь, расскажем, а сейчас… — он неожиданно встал по стойке смирно и произнес громогласно: — Добро пожаловать в славный экипаж баркаса «Последняя надежда».

Возникла пауза. Все смотрели на меня своими инопланетными глазами. А командир, судя по раздувающимся больше обыкновенного ноздрям, явно чего-то от меня ждал.

— Я говорю, — повторил он. — Добро пожаловать в славный экипаж баркаса «Последняя надежда»…

Справа, оттуда, где стоял в строю земляк Гектор, в область почек прилетел твердый кулак. Я, наконец, сообразил, что от меня хотят.

— Ура! Ура! Ураааа! — последнее протяжное «Ура» вышло уж совсем громким. Лейтенанта даже передернуло.

— Что же ты так орешь, боец? Ладно, — махнул он на меня рукой. — Всем вольно, разойтись.

Я расслабился и собрался, было, отправиться обратно в каюту, но кулиндроид меня остановил.

— А ты куда? Команда для воинов, а ты у нас Салага.

— Виноват, — пожал я плечами и огляделся по сторонам. — А что мне делать?

— Работать, — лейтенант улыбнулся. — Нашу ласточку давно не драили, как следует. Учили в центре тряпкой махать?

На самом деле такая терапия проводилась постоянно. И ведь изобрели моющие и сушащие машины. Всевозможные роботы-пылесосы и очистители воздуха, но командиры упорно снаряжали наряды, вооружали их ветошью и заставляли мусолить полы в казармах и других помещениях. Я лично и мои товарищи за первые полгода израсходовали таким образом не одну тысячу литров воды… правда кулиндроиды в таких мероприятиях, как правило, участия не принимали. Говорили, что им махать тряпкой вера не позволяет. В особенностях верований этой расы, я признаться, не разбирался, но уверен, что пункта о запрете мести и мыть полы там на самом деле не было.

— А роботов-чистильщиков здесь разве нет? — решил поинтересоваться я. Сложно было поверить в то, что махина, способная разрезать пространство, не оборудована тем, что есть сейчас в каждом доме.

Лейтенант улыбнулся.

— И роботы есть. И чистильщики есть. Только вот они энергии много расходуют. А она нам нужна.

— А как же моя энергия? — обиделся я.

— Твоя нам без надобности. Ты десантироваться умеешь? А стрелять? А экзо-доспехом хорошо управляешь?

Я замолчал. Решил, что и так наговорил лишнего.

— Так что, — продолжил лейтенант. — Поздравляю с первым заданием. Отдраить до блеска рубку. Наш капитан страшно боится космических микробов. Ветошь и чистящие средства можешь взять у себя в каюте. Сенсорная стена запрограммирована на зеленый цвет.

Я вздохнул.

— Разрешите идти?

— Иди, Салага.

Вооружившись всем необходимым, на стене действительно обнаружилась зеленая панель, я побрел в сторону капитанской рубки.

— Рядовой Матвеев! — сообщил у закрытой двери. Она отворилась.

Помещение представляло собой просторную круглую рубку с панорамными зеркалами. Вид открывался потрясающий. Миллиарды, триллионы ярчайших звезд. С земли такого не увидишь. Я настолько залюбовался, что даже не заметил капитана. Старший офицер находился в кресле у голографического экрана и внимательно наблюдал за параметрами. Я пригляделся и ощутил когнитивный диссонанс. Было в этой фигуре нечто странное. То, что не укладывалось в мои представления о капитанах космических судов. Я не сразу сообразил, что именно, а когда понял, не сдержался:

— Твою мать!

Догадка пришла внезапно. Длинные волосы, стянутые на макушке в тугой пучок, тонкая шея, грациозная осанка… Наш капитан — женщина. Ругнулся, и тут же прикусил язык, надеясь на то, что увлеченная управлением корабля она не услышала… Но она услышала. Крутанулась на кресле, развернувшись ко мне лицом.

— Рядовой!

Я вытянулся в струну и доложил, почему-то заикаясь:

— Рядовой Матвеев, прибыл для наведения порядка.

Всмотрелся в лицо капитана и, кажется, пошел пятнами. Она была прекрасна. Большие серые глаза, строгий командирский взгляд, нос с горбинкой. Она отвечала моим представлениям о поистине неземной красоте. Она была идеалом и, кажется, землянкой.

— Вольно. Как тебя зовут?

— Матвей, — произнес я и почему-то опустил глаза, как красна-девица, за что тут же себя возненавидел.

— Матвей Матвеев. Оригинально. Скажи, Матвей, твой папа случайно не командир галактической эскадры?

— А? — не понял я.

— Я говорю, кем твой папа работает?

— Он учитель музыки…

— А мама не заседает в конгрессе? — продолжила допрос капитан.

— Никак нет. Она работает в детском саду.

— Тогда какого черта тебя к нам прислали? — искренне удивилась капитан. — На спасательные баркасы никогда не присылают срочников. Это не запрещено, но, откровенно говоря, делать вам здесь нечего. Боевыми навыками, как я полагаю, ты не владеешь…

Я виновато пожал плечами.

— А маршировать здесь негде, сам видел. Пятьдесят четыре метра. Шесть, пардон, семь членов экипажа, — капитан пристально уставилась на меня своими серыми глазами. — Так как так получилось, что тебя к нам направили?

Я задумался. Почесал затылок.

— Не знаю. Я просто попросил отправить меня на космический корабль на распределительном пункте. Офицер пошел мне навстречу…

— Навстречу? — она цыкнула языком. — С какой стати?

— У товарища капитана был последний день на службе. Он был очень добр. А еще сам когда-то служил в десанте…

— Имя не запомнил? — командир корабля не сводила с меня глаз, и я снова стал заикаться.

— Рафаэль Шайтанов, кажется. Он еще советовал запомнить его имя. Сказал, что пригодиться.

Неожиданно командор расплылась в улыбке.

— Рафик, пройдоха.

— Вы его знаете?

— Он служил здесь много лет. Командовал взводом. А два года назад его списали на берег. Я поспособствовала. Перестал тянуть нагрузки, к тому же стал много ворчать. А он, похоже, решил отомстить… — последнюю фразу она произнесла, как будто размышляя в слух, но потом снова посмотрела на меня: — Так он теперь капитан? Получил, значит, повышение. В штабах это происходит быстрее.

«Отомстить» — промелькнуло в голове. — «Я орудие мести? Неужели я настолько плох?»

Стало горько, обидно, а еще стыдно.

— Ладно, — махнула она рукой. — Ты тут не при чем. Это наши разборки. Я капитан Астра Ниото. Но ты можешь звать меня просто капитан, или командор.

«А можно просто Астра?» — подумал я, но тут же усилием воли задавил в себе намерение озвучить нелепый и даже вредный в этих обстоятельствах вопрос. Женщина, тем временем, снова развернулась к своему монитору.

— Приступай к уборке! — услышал я и посмотрел на зажатую в руке швабру.

Следующие несколько минут я старательно драил пол в самом большом помещении корабля, украдкой поглядывая на своего нового капитана и благодарил судьбу за то, что она забросила меня на это крохотное суденышко. И даже лейтенант Крыштанс уже не казался такой занозой. По крайней мере, ради этой женщины, можно было и потерпеть еще одного кулиндроида. В конце концов, вытерпел же я Шаштана и его дружков. А этот был офицером, значит, более адекватным. Хотелось в это верить.

Когда я вернулся в свою каюту, было время ужина. Я вздохнул и, проигнорировав модификатор материи, готовый предложить мне очередную уставную дрянь, рухнул на кровать. Эйфория от встречи с восхитительной, умопомрачительной женщиной, с которой мне предстояло служить на одном корабле следующие пару лет, вызвала во мне бурю доселе неиспытанных эмоций. Я сам не заметил, как растянул лицо в блаженной улыбке и запел.

— Что с тобой? — услышал я до боли знакомый голос и посмотрел на его источник. Небольшого плюшевого медведя, лежащего у моих ног. — Ты воешь, а еще я слышу, как бьется твое сердце. Давление повысилось? Ты болен?

— Я влюблен! — ответил я.

Медвежонок загадочно хмыкнул.

Загрузка...