Сан-Антонио в Шотландии

Глава 13

— Черт бы вас всех подрал! Неужели ни один из этих кретинов не говорит по-французски!

Это восклицание, вылетающее из группы внимательно слушающих слуг, доказывает, что в ее середине находится доблестный Берюрье.

Я подхожу ближе и вижу яростно жестикулирующего багрового Толстяка со спиннингом в руке,

— Эй, рыболов, — окликаю я его, — ты чего разоряешься?

Он расталкивает Мейбюрна, горничную, садовника, кастеляншу, кухарку и лакея.

— Чего я разоряюсь! — орет Жирдяй. — Чего я разоряюсь! Ты только посмотри!

И он потрясает каким-то безобразным обломком.

— Он особо прочный, — объясняет Берю. — Гнется, но не ломается.

— Так что случилось, Толстяк? Ты поймал кита?

— Хуже!

— Объясни.

— Представь себе, рыбачу я уже добрый час и вдруг вижу перед собой остров. Я его уже давно приметил, но думал, это мираж или у меня в голове еще не прояснилось, потому и продолжал ловить рыбку. Забрасываю крючок рядом с островом и что же вижу? Остров разевает пасть, перед которой хлебальник крокодила все равно что муравьиный, сжирает мой крючок и ныряет, высунув из воды зеленый хвост метров в двенадцать длиной, не меньше… Я обалдеваю, подсекаю, спиннинг пополам. И вот что остается у меня в руках.

— Ты пошел на рыбалку с бутылкой виски? — подозрительно спрашиваю я.

— Естественно, — признается Толстяк. — Утра тут холодные даже в это время года, — Он заводится: — Ты чего себе воображаешь? Я клянусь, что это не так. Дай мне закончить. Чудовище, а это то самое, про которое нам рассказывали, выскакивает из воды, подняв вот такой фонтан. Поставь себя на мое место. Я разозлился… Вытаскиваю мою пушку и влепляю в него весь магазин, все восемь маслин. Эта тварь заорала, как летний лагерь, в полном составе свалившийся со скалы, и — плюх! — ушла под воду. Озеро бурлило, как будто это был «Тетанус» (Берюрье, очевидно, хотел сказать «Титаник»). А я остался сидеть как дурак.

— А как кто ты надеялся сидеть?

— Что?

Он слишком взволнован, чтобы возмущаться.

— На поверхности озера осталась лужа крови. Готов поспорить, она еще там…

Я размышляю.

Или Толстяк допился до чертиков и у него начались видения, или упустил рыбу, размеры которой преувеличивает. Или, что кажется мне неправдоподобным, в озере действительно есть чудовище.

— Я обязательно должен вытащить эту тварь! — говорит он. — Представляешь себе: рыбешка в двадцать метров длиной!

Я хлопаю его по руке.

— Успокойся, приятель. Ты сможешь пугать этой сказкой внуков.

— Но у меня нет детей! — жалуется Берю.

— Ты еще успеешь их сделать, раз специализируешься на монстрах.

Он щелкает пальцами.

— Кстати, о детях. Я должен тебе рассказать… — Он поистине неисчерпаем!

— Возвращаясь с рыбалки, я замечаю, что у меня совсем не осталось виски…

— Ну и?..

— Подхожу к маленькому домику на холме над озером. Не знаю, замечал ты его или нет.

— Замечал, дальше что?

— Стучу в дверь, и знаешь, кто мне открывает? Глэдис из Монружа, бывшая путана, которую я знал, когда работал в бригаде нравов. Я узнаю ее, она меня, мы стоим и пялимся друг на друга. Тогда я вспомнил, что она шотландка. Она вернулась на родину, когда подработала деньжонок, и вышла замуж за некоего Рэда О'Паффа, бывшего служащего рыбохраны. Ну, мы поговорили, вспомнили прошлое. Глэдис тут дохнет от скуки, бредит Парижем. По ее словам, свежий воздух и тростники не заменят берегов Марны. Как я понял, с тоски она хлещет по-черному. Если бы я долго жил вдали от Парижа, то тоже запил бы… Кстати, — говорит он, меняя тему, — что насчет пожара?

— Погасили. Мне кажется, твоя идея была…

— Светлой? — шутит он.

— Да. Дерьмо всегда прячут в пепел.

— Чего будем делать теперь?

— Собирать чемоданы.

— Возвращаемся во Францию! — ликует он.

— Я — да, а ты — нет…

— Что?!

От этого трубного рева потолок нашей комнаты сразу покрывается трещинами. (Я забыл вам сказать, что за разговором мы вернулись к себе.)

— Успокойся, я всего на день или два.

— В Париж?

— Нет, в Ниццу. А ты в это время спрячешься где-нибудь неподалеку и будешь следить за милой компанией.

— А где мне спрятаться?

— В гостинице мамаши Мак-Хантин, например. — Он качает своей головой довольного рогоносца.

— Нет, я предпочитаю остановиться у Глэдис. Ты же знаешь, Сан-А, по-английски я ни бум-бум, а мне нужно с кем-нибудь общаться.

— Помнится, ты довольно успешно общался с мадам Мак-Хантин.

— Это верно, — припоминает он. — Но если я поселюсь здесь, это не помешает мне сходить к ней сыграть соло на чулочных подвязках, если захочется.

Я останавливаю полет его мысли:

— Живи где хочешь, но мне нужна серьезная работа. Я вернусь, как только управлюсь…

— А меня оставляешь в стране, где водятся морские чудовища, а бандиты живут в замках! Это нечестно, Сан-А.

— Кстати, — бросаю я, — говорил тут по телефону со Стариком и упомянул о твоем продвижении. Он отнесся к этому очень благожелательно.

— Клянешься?

— Твоей головой!

Это придает ему сил. За время меньшее, чем требуется телезрителю, чтобы выключить телевизор, когда обьявлена передача о газовой промышленности, мы собираем наши вещи и прощаемся с хозяйками. Я ссылаюсь на то, что должен вести переговоры о заключении контракта на экранизацию написанной мной биографии Робеспьера. Дамы встречают новость с достоинством, флегматичностью и большим самообладанием.

Я благодарю их за гостеприимство, говорю «до скорого», целую ручки и отчаливаю.

По дороге я высаживаю моего «слугу» у тропинки, ведущей к дому мадам О'Пафф, и советую:

— Будь осторожен и смотри в оба! А я скоро вернусь. — Быстро я принял решение, а? Ваш любимый Сан-Антонио всегда доверяет своему чутью. Если ты полицейский, то надо следовать своим внутренним побуждениям. Они ведут к успеху. Так вот, выйдя от сэра Конси, я рассудил следующим образом: «Мой маленький Сан-Антонио, что тебя больше всего удивляет в этой истории?» Изучив проблему, я ответил себе прямо: «Поведение старухи Дафны». Семидесятилетние парализованные леди, возглавляющие банды, существуют только в романах моего старого друга Джеймса Хедли Чейза. Так вот, продолжая свой тет-а-тет с самим собой, я говорю: «Ты тут возишься с шотландскими призраками, а ключ к разгадке наверняка находится в Ницце».

И вот я еду.

В аэропорту Глазго я узнаю, что рейс на Париж будет через два часа. Чтобы убить время, иду в буфет выпить пару стаканчиков скотча, а чтобы его сэкономить, звоню Старику.

— Лечу в Ниццу, — сообщаю я.

— Что? Появилось что-то новое?

— Может быть, но пока я предпочитаю вам ничего не рассказывать, господин директор. Вы можете попросить ребят из ниццкой полиции навести справки о Дафне Мак-Геррел? Мне бы хотелось узнать, где и как она жила, с кем водила знакомство, ну и так далее.

Смех Старика.

— Мой добрый друг, я отдал соответствующие инструкции уже сорок восемь часов назад.

Снимаю шляпу! Лысый знает свою работу.

— И что же?

— На юге потихоньку работают, но рапорта я пока не получил. Во сколько вы будете в Орли?

— Часам к четырем дня.

— Я забронирую вам место в первом же самолете, вылетающем в Ниццу. Там вас встретит комиссар Фернейбранка. Расследование поручено ему.

— Отлично.

— Берюрье с вами?

— Я оставил его следить за этими милягами.

— Вы правы. До скорого.

Я вешаю трубку и прошу еще на пару пальцев виски у барменши, с которой флиртую до отлета самолета.