В маленькую Финляндию, отчаянно сопротивлявшуюся "великому соседу", из стран Западной и Северной Европы прибыли 11 тысяч добровольцев, в том числе 8 тысяч шведов, одна тысяча норвежцев, 600 датчан для участия в войне против СССР. От Запада поступала помощь оружием и снаряжением. При затяжке войны в нее могли втянуться и другие страны.

Советское правительство своевременно предложило Финляндии мир. Победа в "зимней войне" позволила разрешить спорные вопросы между двумя странами в пользу СССР. По мирному договору, подписанному вечером 12 марта, к СССР отошел весь Карельский перешеек, Выборгский залив с островами, западное и северное побережья Ладожского озера и другие небольшие территории. Расстояние от Ленинграда до новой государственной границы увеличилось с 32 до 150 километров. Все это не могло не отразиться на отношениях двух стран в последующее время. В июне 1941 года Финляндия выступила против СССР на стороне Германии.

Оценив ход советско-финляндской войны и внутреннее положение СССР, Гитлер и его окружение приняли решение о подготовке "блицкрига" -- войны на молниеносный разгром СССР еще до победы над Англией, которая продолжала военные действия против Германии при поддержке США и других стран. Гитлера не пугала ни опасность войны на два фронта, ни индустриальная мощь СССР, ни техническая оснащенность Красной Армии и советского Военно-Морского Флота, ни огромные пространства на Востоке: таким слабым ему представлялся Советский Союз, хотя и располагал большой армией и огромным количеством современного оружия.

Не случайно, не беспричинно почти пять десятилетий находились под плотным покровом тайны и сознательно искажались сведения как о численности советского оружия и боевой техники, так и о соотношении сил и средств вооруженной борьбы СССР и Германии накануне 22 июня 1941 года. Были отработаны приемы и даже целая система доказательств, чтобы выдавать катастрофические поражения Красной Армии за героическое сопротивление врагу, а элементарную неспособность грамотно вести боевые действия -- за проявление некоего военного искусства. При этом исключалась сама возможность усомниться в профессиональной полноценности командного состава Красной Армии -- от простого командира взвода до Верховного Главнокомандующего. Преследовалась всякая попытка разобраться в истинных причинах и масштабах военных катастроф.

Лишь недавно в советской печати появились данные о том, что за три с половиной года, предшествовавших Великой Отечественной войне, в СССР было произведено около 23 тысяч боевых самолетов, в том числе 9690 бомбардировщиков и почти 13 тысяч истребителей. 2739 бое

вых машин были новых типов. Накануне нападения на СССР в германской армии имелось 10 тысяч самолетов (вместе с резервными и учебными) и около 3900 самолетов у ее союзников -- Италии, Финляндии, Румынии и Венгрии. Для нападения на СССР предназначалось 4980 самолетов, из которых около 4 тысяч -- немецких.

К середине 1941 года на Западном театре военных действий было сосредоточено более половины всей советской авиации. Здесь дислоцировались наиболее боеспособные соединения и части. Сюда было передано 1540 самолетов новых конструкций. Общее соотношение авиационных сил было в пользу советских ВВС, самолетный парк которых более чем вдвое превосходил численность авиации противника, предназначенной для нападения на СССР.

Еще более разительным было превосходство советских танковых сил. К началу Великой Отечественной войны в Красной Армии насчитывалось свыше 22 тысяч танков, в том числе 1861 танк новых образцов -- Т-34 и KB, из которых 1475 были в войсках западных военных округов. Там же была сосредоточена и большая часть советских танков устаревших конструкций -- Т-26 и БТ-7. Для нападения на СССР Германия смогла выставить 3582 танка и штурмовых орудия (из общего числа 5639 танков и штурмовых орудий, имевшихся у нее), в том числе 1634 танка новой конструкции Т-III и T-IV и около 1700 танков устаревших конструкций T-I и Т-II, а также чешские танки Т-38.

Успехи индустриального развития СССР позволили обеспечить советские танковые силы боевыми машинами, обладавшими превосходными тактико-техническими качествами. У советского танка Т-26 была 45-мм пушка и телескопический стабилизирующий прицел, позволявший повысить точность стрельбы с ходу. Танк БТ-7 на колесах развивал скорость до 72 километров в час, на гусеничном ходу -- 52 километра. Танки KB и Т-34 поражали немецкие с расстояния свыше 1500 метров, в то время как немецкие могли делать это с расстояния не более 500 метров, да и то при стрельбе в борт или корму. Немецкий танк T-I был оснащен только пулеметами, а Т-II -- легкой пушкой (20-мм калибра) и пулеметом.

Не уступала Красная Армия агрессору и в артиллерии. Германские войска имели заметное преимущество в автоматическом оружии, а наличие большого количества автомашин значительно повышало их мобильность.

С 1 сентября 1939 года по 22 июня 1941 года общая численность Вооруженных Сил СССР увеличилась более чем в 2,8 раза и достигла 5374 тысяч человек, из которых 563,5 тысячи были коммунистами и свыше двух миллионов --комсомольцами.

Вся официальная пропаганда долго и упорно утверждала, что советские войска способны дать отпор любому агрессору, в том числе и германскому. Например, на одном из закрытых собраний в мае 1941 года секретарь ЦК ВКП (б) А. С. Щербаков часть своего выступления посвятил развенчанию мифа о непобедимости германской армии. Он заверил слушателей, что Красная Армия готова "на чужой земле защищать свою землю".

Известные основания для этого имелись. В западных военных округах к середине июня 1941 года находилось более половины всех сил и средств Красной Армии. При надлежащей организации и подготовке они могли задержать врага и дать ему отпор, особенно на угрожаемых направлениях. Например, в полосе Киевского особого военного округа советские войска превосходили немецко-фашистские в численности личного состава в 1,2 раза, орудий и минометов -- в 1,4 раза, средних (Т-34).и тяжелых (KB) танков -- в 3,5 раза, легких танков (Т-26 и БТ-7) -- в 5 раз и самолетов -- в 2,5 раза.

Это понуждает искать причины поражения советских войск в первые месяцы Великой Отечественной войны не столько в соотношении сил и средств, сколько в умении распорядиться ими.

К тому времени, когда Гитлер отдал приказ о нападении на СССР, Вооруженные Силы Советского государства уже были обескровлены, боеспособность их была серьезно подорвана в ходе репрессий, которые Сталин и его режим развязали против советского народа. Начавшись в конце 20-х, своих чудовищных масштабов они достигли в середине и второй половине 30-х годов. Среди репрессированных оказались три из пяти маршалов Советского Союза, командующие военными округами и многие другие видные военачальники. Всего лишь за полтора года, с мая 1937-го по сентябрь 1938-го, были репрессированы (в значительной части -- физически уничтожены) около половины командиров полков, почти все командиры бригад и дивизий, все командиры корпусов, все командующие войсками военных округов, большинство политических работников корпусов, дивизий и бригад, около трети комиссаров полков, многие преподаватели высших и средних учебных заведе

ний Красной Армии и Военно-Морского Флота, общим числом свыше сорока тысяч человек.

Но палачи на этом не остановились. Массовые репрессии продолжались вплоть до нападения Германии на СССР. За тридцать четыре месяца, с сентября 1938-го по июнь 1941-го, прежняя цифра жертв более чем удвоилась. Даже в октябре 1941 года, когда гитлеровцы вели бои на подступах к Москве, в сталинских застенках были расстреляны 25 видных военачальников, специалистов разных отраслей военного дела, конструкторов оружия.

Репрессии привели почти к полной смене командного и политического состава армии и флота, в большинстве случаев эта смена проходила многократно. К лету 1941 года около 75 процентов командиров и 70 процентов политических работников находились в своих должностях менее года. Около 85 процентов командного состава было моложе 35 лет. Из Вооруженных Сил исчезали талантливые и способные командиры. За четыре с половиной предвоенных года, например, в Западном (Белорусском) военном округе сменилось четыре, в Киевском -- пять, Закавказском -- шесть, Ленинградском -- семь командующих войсками. Подобное происходило в каждом звене управления Вооруженными Силами СССР. Из армии были устранены носители передовых взглядов в теории и практике военного искусства и военного строительства, утвердилась монополия маршалов К. Е. Ворошилова, С. М. Буденного, Г. И. Кулика и им подобных, чья неспособность понимать насущные проблемы военного дела ныне хорошо известна.

В Вооруженных Силах СССР почти не осталось людей, которые могли бы отстаивать и развивать передовые военные идеи, воплощать их в жизнь. Вместо серьезного осмысления теории и практики военного строительства в СССР и других странах насаждался "классовый подход". Осуждая тех, кто требовал вместо кавалерии создавать крупные механизированные соединения, нарком обороны Ворошилов предупреждал, что такую же позицию занимают генеральные штабы буржуазных армий. "Мы стоим на иной точке зрения, -- говорил он в докладе о 20-летнем юбилее Красной Армии. -- Мы убеждены, что наша доблестная конница еще не раз заставит о себе говорить, как о мощной и победоносной Красной кавалерии".

Эта линия наркома обороны упорно проводилась в жизнь. В 1935 году число кавалерийских дивизий увеличилось вдвое, весной следующего года были созданы Красные казачьи войска. В 1938 году уже имелось 32 ка

валерийские дивизии. Лишь под влиянием опыта военных действий в Европе и на Дальнем Востоке, воспринятого с запозданием, численность их сократилась до 13 дивизий.

Случилось то, чего в свое время опасался М. В. Фрунзе. После утверждения в должности председателя Реввоенсовета Республики и народного комиссара обороны СССР в января 1925 года в докладе на пленуме ЦК партии он предупреждал: "Многие из наших товарищей, и, я думаю, особенно те, которые побывали на фронтах гражданской войны, вероятно, живут настроениями, созданными эпохой гражданской войны. Я утверждаю, что эти настроения очень опасны, так как война, которая будет в дальнейшем, будет не похожа на гражданскую войну... Но по технике, по методам ведения ее это не будет война, похожая на нашу гражданскую войну. Мы будем иметь дело с великолепной армией, вооруженной всеми новейшими техническими усовершенствованиями, и если мы в нашей армии не будем иметь этих усовершенствований, то перспективы могут оказаться для нас весьма и весьма неблагоприятными".

Большинство советских военачальников с пониманием восприняли идеи М. В. Фрунзе. Развитие военной промышленности позволило начать техническое перевооружение Красной Армии. В 1929 году в СССР был сформирован опытный механизированный полк, развернутый в следующем году в механизированную бригаду. В 1932 году на ее базе создается первый в мире механизированный корпус. Это соединение имело две механизированные и одну стрелково-пулеметную бригады, отдельный зенитно-артил-лерийский дивизион и насчитывало более 500 танков и 200 автомобилей. К началу 1936 года в Красной Армии уже имелось 4 механизированных корпуса, 6 отдельных механизированных бригад, 6 отдельных танковых полков, 15 механизированных полков в составе кавалерийских дивизий, 83 танковых батальона и роты в составе стрелковых дивизий.

В 1939 году механизированные корпуса были расформированы. Это означало окончательную победу линии Ворошилова, ближайшего соратника Сталина по разгрому Красной Армии.

Советско-финляндская война, победы Гитлера в Западной Европе, боевые действия Красной Армии по отражению японской агрессии на реке Халхин-Гол разоблачили несостоятельность Ворошилова и сторонников его "линии". Вместо Ворошилова наркомом обороны был назначен мар

шал С. К. Тимошенко, посредственный военачальник, панически боявшийся Сталина. Он принял срочные меры по восстановлению боеспособности армии, извлечению уроков из опыта последних военных событий. В середине 1940 года стали создаваться 9 механизированных корпусов, в феврале -- марте следующего года началось формирование еще 20 механизированных корпусов. Но время было безвозвратно потеряно.

Сталинский террор, преступное ослабление армии сыграли большую роль в том, что Гитлер решил напасть на Советский Союз и предпринял для этого необходимые приготовления. Обстановка всеобщего страха и подозрительности, неограниченный ничем режим личной власти Сталина парализовали инициативные действия советских должностных лиц, ответственных за безопасность страны. Все предупреждения на этот счет отвергались как провокационные, как происки "классового врага". Хотя советская разведка обладала достоверными сведениями о планах противника, времени нападения, боевом и численном составе армии, вооружении Германии и ее союзников, однако в угоду взглядам Сталина ее данные искажались. Особенно усердствовали в этом начальник главного разведывательного управления Генерального штаба генерал Ф. И. Голиков и народный комиссар государственной безопасности Л. П. Берия.

Пагубные последствия имело пренебрежение к опыту германской армии, "секретам" ее побед. Не придали этому серьезного значения ни нарком обороны С. К. Тимошенко, ни новый начальник Генерального штаба генерал Г. К. Жуков, возглавлявший его с февраля 1941 года.

По воспоминаниям В. А. Новобранеца, начальника информационного отдела разведуправления Генерального штаба Красной Армии в 1940--1941 годах, однажды советским разведчикам удалось заполучить из Франции "Официальный отчет французского Генерального штаба о франко-германской войне 1939--1940 гг.". Его лично вручил нашему военному атташе начальник Генштаба французской армии генерал Гамелен. При этом, -- пишет В. А. Новобранец, -- он сказал: "Возьмите, изучайте и смотрите, чтобы и вас не постигла такая же судьба".

Ценность документа определялась тем, что "в нем была показана вся немецкая армия до каждой дивизии и части (больше сотни дивизий) -- их состав, вооружение, нумерация и группировка. На схеме был изображен весь ход боевых действий с первого до последнего дня войны".

Из документа следовало, "что же нового в оперативном искусстве дали немцы, где и в чем секрет их молниеносной победы. Почему такая крупная страна, как Франция, Пыла разгромлена в течение одного месяца?". На основе изучения документа группой офицеров был представлен начальнику Генерального штаба Г. К. Жукову доклад "О франко-немецкой войне 1939--40 гг."

Как же воспринял Г. К. Жуков доклад разведчиков? "Ответ получили такой, -- вспоминал В. А. Новобранец, -- что о нем стыдно писать. На нашем докладе стояла резолюция Жукова: "Мне это не нужно. Сообщите, сколько израсходовано заправок горючего на одну колесную машину"".

Трагедию усугубило Телеграфное агентство Советского Союза. 14 июня, за неделю до нападения Германии на СССР, оно официально опровергло широко распространившиеся "в английской и вообще в иностранной печати... слухи о близости войны между СССР и Германией". Страна и армия были окончательно дезориентированы о действительном положении своей страны.

Лишь в ночь на 22 июня 1941 года, когда немецкие дивизии уже изготовились для атаки советской границы, Сталин разрешил привести в боевую готовность войска западных приграничных округов. Но к началу войны они не успели подняться по тревоге, рассредоточиться, занять боевые позиции. Войска были застигнуты врасплох.

За первые часы войны противник нанес массированные удары по 66 аэродромам приграничных округов, уничтожив около 1200 самолетов, из них на земле -- свыше 800 и в воздушных боях -- около 400 самолетов. Только Западный и Прибалтийский военные округа потеряли почти половину своей авиации. В течение нескольких часов, пока противник истреблял на земле самолеты, командование Прибалтийского военного округа запрещало своим летчикам подниматься в небо для отражения вражеских атак. Все же за этот день советские летчики совершили около шести тысяч боевых вылетов и сбили свыше двухсот самолетов противника. Были случаи, когда, израсходовав боеприпасы, они таранили вражеские машины.

К исходу дня 22 июня танковые и моторизованные соединения противника прорвались на глубину от 20 до 35, а местами до 50 километров. За неделю наступления на флангах Западного фронта немецкие танкисты замкнули кольцо окружения, соединившись в районе Минска. К западу от столицы Белоруссии образовался "котел", в кото

ром оказались основные силы Западного фронта. Часть окруженных прорвалась к своим, другие пали в бою или укрылись в лесах и стали партизанами, но большинство оказалось в немецком плену. В сводке германского верховного командования от 11 июля сообщалось, что в результате сражения за Белосток и Минск было взято в плен около 329 тысяч человек, в том числе несколько генералов, захвачено 3332 танка, 1809 орудий и другие военные трофеи.

К середине июля противник нанес тяжелое поражение советским войскам первого стратегического эшелона и продвинулся на северо-западном направлении до 400--450, на западном -- от 450 до 600 и на юго-западном направлении --от 300 до 350 километров. На оккупированной территории осталось около 200 складов с горючим, боеприпасами, вооружением. Соотношение сил продолжало меняться в пользу противника. На обширном пространстве западнее Смоленска советские войска постигла еще одна катастрофа. Здесь были окружены и в начале августа оказались в плену 310 тысяч красноармейцев, гитлеровцы захватили свыше трех тысяч танков и приблизительно столько же орудий. В это же время в районе Умани, Новоархангельска и Первомайска (Украина) была пленена окруженная группировка 6-й и 12-й армий Юго-Западного фронта в составе 103 тысяч человек, 317 танков и 858 орудий.

Попытки советского командования исправить положение на фронте оканчивались, как правило, неудачей. Плохо работали телеграфные линии и узлы государственной и войсковой связи. Штабы имели слабое представление о боевой обстановке. Господство в воздухе немецкой авиации затрудняло или делало невозможным взаимодействие войск. Все это ослабляло контрудары Красной Армии, обесценивало результаты героического сопротивления разрозненных частей и соединений.

Неудовлетворительным был уровень стратегического руководства войсками. Еще в июле работники Генерального штаба во главе с Г. К. Жуковым пришли к выводу, что в ближайшее время противник не рискнет наступать на Москву, поскольку группа немецких армий "Центр" имеет опасно открытые фланги, особенно со стороны нашего Центрального фронта. Генштаб пришел к выводу, что в ближайшее время немцы попытаются разгромить этот фронт. "Если это произойдет, -- считал Жуков, -- то немецкие войска получат возможность выйти во фланг и тыл

нашему Юго-Западному фронту, разгромят его и, захватив Киев, обретут свободу действий на Левобережной Украине".

Выводы и предложения Генштаба 29 июля Жуков доложил верховному главнокомандующему. Реакция Сталина была резко отрицательной. Особенно большой гнев вызвало предложение оставить Киев, а весь Юго-Западный фронт отвести за Днепр и предпринять другие меры по предотвращению катастрофы. Жуков был снят с должности начальника Генерального штаба.

Последующие попытки Жукова предупредить Сталина о надвигавшейся катастрофе были оставлены без внимания. Самые худшие его опасения оправдались. В середине сентября танковые дивизии противника завершили окружение четырех армий Юго-Западного фронта. Лишь после этого, 19 сентября, по приказу Ставки советские войска оставили Киев. Но было уже поздно. Из вражеского кольца удалось вырваться немногим. В сводке германского командования по поводу этой катастрофы сообщалось о пленении 665 тысяч красноармейцев и захвате 3718 орудий, 884 танков.

Неожиданной, непредвиденной оказалась для советского командования и такая крупномасштабная операция, как операция "Тайфун", названная гитлеровским руководством "решающим сражением года". В ходе ее проведения противник рассчитывал нанести советским войскам сокрушительное поражение, захватить Москву и с триумфом закончить "молниеносную войну". Для этой цели предназначались силы, значительно превосходившие войска западного направления. Но ни Ставка Верховного главнокомандования Вооруженных Сил СССР, ни фронтовое командование не смогли определить ни замысел, ни боевой и численный состав группировки противника, ни направления его главного удара.

Наступление началось 30 сентября из района Шостки в направлении Орла против Брянского фронта и 2 октября из районов Рославля и Духовщины --против Западного и Резервного фронтов. Противник достиг ошеломляющего успеха: к 7 октября ему удалось окружить четыре армии Западного и Резервного фронтов под Вязьмой и две армии Брянского фронта южнее Брянска. Окруженные отвлекли на себя огромные силы противника, предназначенные для наступления на Москву. Но их сопротивление продолжалось недолго. В сводке германского командования сообщалось, что русские потеряли 663 тысячи человек пленными,

немецкие трофеи составили 1242 танка и 5412 орудий.

Эта катастрофа поставила страну в отчаянное положение. 7 октября Сталин поручил Берия через каналы своего ведомства выяснить условия для заключения с Германией мира, подобного Брестскому миру 1918 года. Однако Гитлер, надеясь на скорое падение Москвы, на близкую победу, отказался вести переговоры с СССР.

За первые пять месяцев войны германские войска вторглись в пределы СССР на глубину от 850 до 1200 километров, блокировали Ленинград, находились в опасной близости к Москве, захватили большую часть Донбасса и Крыма. Занятая врагом территория превышала 1,5 миллиона квадратных километров. На ней перед войной проживало 74,5 миллиона человек.

Советские войска понесли потери, невиданные в истории войн. Они были дважды обескровлены. От довоенной армии практически ничего не осталось. До 1 декабря 1941 года СССР потерял убитыми, без вести пропавшими и пленными 7 миллионов человек, около 22 тысяч танков, до 25 тысяч боевых самолетов.

Сталин и адепты его режима особо позаботились о том, чтобы снять с себя всякую ответственность за поражения, потери. С этой целью в начале июля 1941 года суду военного трибунала были преданы командующий Западным фронтом генерал Д. Г. Павлов и вместе с ним группа генералов Западного, Северо-Западного и Южного фронтов. Они были объявлены виновниками поражения и расстреляны. А чтобы народ помнил, что Сталин не только не виновен в поражениях, но и карает виновников, то сам распорядился подписанное им же постановление по этому вопросу "прочесть во всех ротах, батареях, эскадронах и авиаэскадрильях". С ним были обязаны познакомиться и работники промышленных предприятий, производящих оборонную продукцию.

Вскоре сталинская месть обрушилась на красноармейцев, оказавшихся в плену. 16 августа 1941 г. вместе с членами Ставки Сталин подписал приказ No 270. Из него следовало, что виновниками поражений, сдачи позиций врагу являлись "неустойчивые, малодушные, трусливые элементы", которые, как утверждалось в приказе, "имеются не только среди красноармейцев, но и среди начальствующего состава" вплоть до командующих армиями. Приказ Ставки требовал от окруженных "драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим", а если они "предпочтут сдаться в плен -- уничтожать их всеми

средствами, как наземными, так и воздушными". Наказанье грозило и их близким: семьи пленных командиров и политработников подвергались аресту, семьи рядовых красноармейцев лишались "государственного пособия и помощи".

За время войны в немецком плену оказалось свыше 5,7 миллиона советских военнослужащих, из которых 3,9 миллиона попали в фашистскую неволю в 1941 году. В числе пленных оказалось более 50 генералов. Бесправие, голод, истязания в сочетании с фашистской политикой геноцида привели к массовой гибели людей. К февралю 1942 года в немецком плену в живых осталось 1,1 миллиона человек.

Через Международный Красный Крест воюющие страны помогали своим военнослужащим, оказавшимся в плену: присылали медикаменты, продовольствие, одежду, поддерживали морально. Но это не распространялось на советских военнослужащих, поскольку СССР не подписал Женевскую конвенцию 1929 года об обращении с военнопленными (Германия подписала этот документ в 1934 году). В отличие от правительств других стран, в том числе и гитлеровского, Советское правительство объявило красноармейцев, попавших в плен, не военнопленными, а предателями, преступниками, вследствие чего Международный Красный Крест не получал средства на их содержание.

Мучения советских граждан не кончались и после освобождения из плена. На Родине их ожидало новое испытание: недоверие, подозрительность, лагеря, тюрьмы. Для проверки бывших военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена или вырвавшихся из вражеского окружения, по постановлению Государственного Комитета Обороны от 27 декабря 1941 года были созданы специальные лагеря НКВД СССР. Непосредственно проверкой освобожденных из плена занимались органы контрразведки -- особые отделы НКВД. В апреле 1943 года эти органы были возвращены в систему наркоматов обороны и военно-морского флота (в которых состояли до июля 1941 года), но уже под устрашающим названием -- "Смерш" ("Смерть шпионам"). Где и сколько они поймали действительных шпионов -- разве что самому Богу известно. Но вот в ходе проверки освобожденных из плена они доказали, что хлеб ели не даром. Присвоенное им новое официальное наименование ориентировало их на розыск врагов определенного качества -- шпионов. Ведь шел 1943 год, началось

освобождение из-под оккупантов больших масс населения и военнопленных.

К 1 октября 1944 года через спецлагеря НКВД прошло 354 592 бывших военнослужащих Красной Армии, вышедших из окружения или освобожденных из плена, в том числе 50441 офицер. После проверки около 250 тысяч человек были переданы в Красную Армию, из них около 18,4 тысячи, включая около 16,2 тысячи офицеров, поступили в штурмовые батальоны. Их было сформировано ровно 20, по 920 человек в каждом. Лишь немногие штурмовики выходили из боя живыми. Их -- артиллеристов, летчиков, танкистов, пехотных командиров --Красной Армии катастрофически не хватало. А их со штыками наперевес бросали штурмовать высотки, укрепления противника. В октябре 1944 года в спецлагерях НКВД формировалось еще четыре штурмовых батальона.

Чем дальше продвигались на Запад советские воины, тем больше становилось спецлагерей и прибавлялось работы "Смершу". Проверялись не только освобожденные из плена, но и все население, пережившее немецко-фашистскую оккупацию. На территории Германии и ее союзников к ним прибавились угнанные в неволю советские граждане, в основном молодежь --юноши и девушки. Они проверялись как репатрианты. Через спецлагеря НКВД "Смерш" пропустил даже бывших узников фашистских лагерей смерти.

В победные дни мая 1945-го председатель ГКО, он же верховный главнокомандующий, он же председатель Совнаркома СССР, он же секретарь ЦК ВКП (б), он же нарком обороны СССР, товарищ Сталин приказал командующим войсками 1-го и 2-го Белорусских, 1-го, 2-го, 3-го и 4-го Украинских фронтов, еще не остывших от недавних боев, сформировать сто лагерей по десять тысяч человек в каждом для размещения и содержания бывших военнопленных и репатриируемых советских граждан. Проверка их была возложена на органы контрразведки "Смерш", комиссии НКВД и НКГБ.

Не у всех безвинных людей эта "проверка" кончалась счастливо. Были полицаи, перебежчики, действительные предатели, кто сознательно перешел на службу врагу. Но для многих "проверка" означала продолжение страданий. Так случилось, например, с генералом Павлом Григорьевичем Понеделиным, бывшим командующим 12-й армией.

В августе 1941 года, будучи тяжело раненным, в бессознательном состоянии под Уманью он попал в плен.

В том же году по ложному докладу заочно его приговорили к расстрелу. В гитлеровских лагерях Понеделин держался мужественно. Когда изменивший Родине генерал Власов предложил ему сотрудничать с гитлеровцами, он плюнул ему в лицо. После освобождения из плена Понеде-лина арестовали, и в мае 1945-го он вновь оказался в лагере, но теперь уже советском. После нескольких лет лагерей Понеделин написал ходатайство Сталину о помиловании. Но в 1950 году его вновь судили и еще раз приговорили к расстрелу.

Летчик, старший лейтенант Михаил Петрович Девя-таев, совершил 180 боевых вылетов, сбил девять самолетов противника. 13 июля 1944 года его истребитель был подбит. Раненый летчик попал в плен. Фашисты направили его в концлагерь на острове Узедом, что в Балтийском море, где находился один из филиалов ракетного центра фон Брауна и откуда стартовали ракеты ФАУ. База, где военнопленные вели строительные работы, тщательно охранялась. Фашисты испытывали здесь бомбардировщик "хейнкель-III", специально подготовленный для запуска ракет, намереваясь достать до Москвы и даже до Нью-Йорка. При подготовке очередного полета, 8 февраля 1945 года Девятаев угнал этот самолет в расположение советских войск, прихватив с собой еще девять своих товарищей. Он надеялся, что свои воспользуются его сведениями и нанесут удар по базе, а может быть выбросят десант в расположение военнопленных. Но люди из "Смерша", которые "проверяли" Девятаева, не поверили ему. Он стал узником сталинского лагеря. Лишь спустя 12 лет подвиг М. П. Девятаева был оценен по достоинству. В 1957 году ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Иной была участь английских и американских военнопленных. На территории Германии их было около 235,5 тысячи человек. За время войны лишь около 8,4 тысячи из них, или 3,5 процента от всей численности американских и английских военнопленных, умерли от болезней и ран. На их родине им не угрожали за плен каким-либо наказанием. Напротив, правительства через Международный Красный Крест делали все, чтобы обеспечить выживание в плену своих соотечественников, сохранить их для отечества, для семьи. Среди английских и американских пленных не нашлось предателей, как и не было изменнических формирований, подобных русской освободительной армии генерала Власова. Не имелось таких формирований немецких военнопленных, пребывавших в советском плену.

В отличие от СССР, народы других стран знают историю своих воинов, попавших в плен. Правительство Федеративной Республики Германии еще в 1957 году приняло решение написать историю немецких военнопленных. Над ней работала специальная научная комиссия в составе большой группы историков. В свет вышло 22 тома, в которых на основе большого фактического материала в целом объективно освещалось положение немецких военнопленных в тех 20 странах, где они находились.

Органы контрразведки с самого начала войны фактически стали орудием идеологического террора. Был установлен жесткий контроль за всеми, кто пытался разобраться в причинах поражений Красной Армии. Таких людей репрессировали за "распространение пораженческих настроений", "ложных слухов", объявляли "паникерами". Так, за доверительные беседы с сослуживцами о возможных ошибках командования в стратегических вопросах был обвинен в "пораженчестве", заключен в тюрьму, где и погиб, крупный военный ученый, автор капитального труда о стратегическом развертывании вооруженных сил, генерал В. А. Меликов.

Чтобы подобным репрессиям придать видимость законности, Президиум Верховного Совета СССР 6 июля 1941 года принял указ "Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения". По приговору военного трибунала виновные карались тюремным заключением на срок от двух до пяти лет, если это действие по своему характеру не влекло за собой по закону более тяжкого наказания.

В директиве партийным и советским организациям прифронтовых областей от 29 июня 1941 года СНК СССР и ЦК ВКП (б) потребовали "организовать беспощадную борьбу со всякими... паникерами, распространителями слухов". "Все коммунисты, -- говорилось в ней, -- должны знать, что враг коварен, хитер, опытен в обмане и распространении ложных слухов". Положения директивы о борьбе "со слухами" почти дословно повторил Сталин в речи по радио 3 июля.

Несмотря на всеобщую и повсеместную волну патриотизма (просьбы о добровольной отправке на фронт, массовая запись в народное ополчение, своевременное проведение мобилизации военнообязанных, патриотические митинги и т. д.), высшее политическое и государственное руководство СССР приняло меры, с тем чтобы отразить "контрреволюционные выступления" в Москве и прилегаю

щих к ней районах. В связи с этим заметно менялись задачи истребительных батальонов -- добровольческих формирований трудящихся, созданных в соответствии с постановлениями Политбюро ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 24 июня 1941 года для охраны предприятий и учреждений и борьбы с парашютными десантами и диверсантами противника. Постановлением от 9 июля "О мероприятиях по борьбе с десантами и диверсантами противника в Москве и прилегающих районах" Государственный Комитет Обороны поставил их первоочередной задачей "борьбу с возможными контрреволюционными выступлениями".

Были приняты меры по усилению идеологического контроля. В конце июня 1941 года у населения были изъяты радиоприемники и сданы на хранение в местные отделения связи. Лишь в конце войны, по постановлению СНК СССР от 14 марта 1945 года, их возвратили прежним владельцам. Еще раньше, 24 июня, по постановлению СНК СССР и ЦК ВКП (б) было образовано Советское информационное бюро (Совинформбюро), в котором сосредоточивалось руководство всей работой по освещению международной и внутренней жизни СССР, событий и военных действий на фронтах. Вся информация, поступавшая из этого учреждения в советские и зарубежные газеты, журналы, радиостанции, советские посольства и общественные организации, тщательно просеивалась через идеологическое сито сталинизма. В результате она становилась малопригодной для понимания действительного хода событий.

Основные направления идеологической работы определялись лично Сталиным. Почти в каждом своем выступлении в годы войны он пытался отвести от себя ответственность за бедствия страны. В речи по радио 3 июля 1941 года Сталин утверждал, будто заключение советско-германского договора о ненападении было "выигрышем" для СССР, "проигрышем" для Германии. В докладе о 24-й годовщине Октябрьской революции катастрофические поражения на фронте он представил всего лишь как "временные неудачи Красной Армии", первопричина которых была "в отсутствии второго фронта в Европе против немецко-фашистских войск" (за что, разумеется, ответственность несли Великобритания и США). "Другая причина временных неудач нашей армии, -- подчеркивалось в докладе, --состоит в недостатке у нас танков и отчасти авиации". Виновника этого "недостатка" Сталин не указал.

Видимо, полагал: каждый советский гражданин в том увидит свою вину сам. Оба аргумента показались Сталину настолько убедительными, что повторялись им до конца войны и свыше четырех десятилетий после ее окончания повторялись советскими историками.

По любому вопросу мнение Сталина было, как правило, решающим. Порой это имело тяжелые последствия. Так произошло, например, с планом обороны страны. Перед войной его обсуждали трижды, но дважды Сталин отверг предложения Генерального штаба, считавшего, что в случае агрессии Гитлер нанесет главный удар на западном (смоленско-московском) направлении. У Сталина мнение было иное: еще в гражданскую войну он усвоил, что Германии нужен хлеб Украины, уголь Донбасса. Поэтому по настоянию Сталина был разработан третий вариант плана, исходивший из предположения, что главный удар германской армии следует ждать на юго-западном направлении. В соответствии с этим распределялись и силы Красной Армии. Когда же весной 1941 года обнаружилось, что главные силы немецкой армии сосредоточены для удара на западном направлении, никто из военных уже не рискнул доложить Сталину о его просчете.

Фактически прекратилась коллективная работа органов, во главе которых стоял Сталин. По воспоминаниям Г. К. Жукова, Ставку Верховного Главнокомандования и Государственный Комитет Обороны как высший орган власти в стране Сталин представлял единолично, используя Генеральный штаб в качестве своего рабочего органа. А это влекло ошибочные решения с тяжелыми для страны последствиями. Все военные познания Сталина, как отмечал в одном из писем Жуков, "были сугубо дилетантские". Происшедшая в годы войны концентрация в руках Сталина всей полноты высшей власти в партии и государстве означала возведение некомпетентности и безответственности в главную, определяющую черту руководства великой державой.

Минуло более трех месяцев с начала войны, когда Сталин согласился назначить на 10 октября пленум ЦК ВКП (б). Предполагалось рассмотреть военное положение, вопросы партийной и государственной работы в интересах обороны страны. Уже со всех концов, даже с фронта, в Москву прибыли члены ЦК, однако накануне открытия пленум отложили, и собрался он лишь через два года и четыре месяца -- 27 января 1944 года, хотя по уставу полагалось "не менее одного пленарного заседания в 4 меся

ца". Сталин пренебрег и сроками созыва съездов ("не реже одного раза в 3 года"), выказав пренебрежение к уставу партии. Очередной, XIX, съезд он собрал лишь в 1952 году -- через более чем 13 лет после предыдущего.

Утвердившийся в стране тоталитарный режим, наиболее рельефным выражением которого стала ничем не ограниченная власть Сталина, свел к простой формальности дееспособность Советов депутатов трудящихся, профсоюзов, комсомола, всех общественных организаций. Пагубные последствия такого положения особенно жестоко проявились, как только на страну обрушилась лавина вражеских армий. Для мобилизации всех сил и средств страны на борьбу с немецко-фашистской агрессией требовались иные органы, способные эффективно действовать, не подрывая режима личной власти Сталина. Его адепты считали, что таковыми должны стать маленькие диктаторы, которые были бы послушными исполнителями воли большого диктатора и которых этот большой диктатор мог бы устранить в любой подходящий момент, как несоответствующих Конституции СССР.

Вечером 30 июня три члена политбюро ЦК ВКП (б) -- В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, А. И. Микоян и три кандидата в члены политбюро -- Л. П. Берия, Н. А. Вознесенский, Г. М. Маленков, в отсутствие И. В. Сталина, находившегося в состоянии крайней растерянности или даже прострации, договорились о создании Государственного Комитета Обороны под председательством Сталина. Сталин согласился, чтобы вместе с ним в ГКО вошли Молотов (заместитель председателя), Берия, Ворошилов, Маленков (в последующем состав ГКО менялся) .

В руках ГКО была сосредоточена "вся полнота власти в государстве", как говорилось в постановлении о его создании, "ввиду создавшегося чрезвычайного положения и в целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину".

Никогда еще -- ни до, ни после войны -- в стране не имелось органа с такими неограниченными полномочиями, существовавшего, вопреки Конституции СССР, свыше четырех лет. Иногда его уподобляют Совету Рабочей и Крестьянской Обороны времени гражданской войны. Но такое сравнение несостоятельно. Создание последнего было оформлено юридически безупречно, да и сфера его

полномочий, как чрезвычайного органа, была строго ограничена.

Оставление противнику обширной территории, потеря не поддававшихся учету национальных богатств, беспрерывное отступление в глубь страны, легкость, с какой противник одерживал победу за победой, начинали порождать поголовное отчаяние и неверие. Спасти положение могла твердая и решительная власть. С целью ее создания Государственный Комитет Обороны в конце октября -- ноябре 1941 года учредил более чем в 60 городах прифронтовой полосы (на Кавказе -- в 1942 году) чрезвычайные органы власти -- городские комитеты обороны, возглавляемые первыми секретарями обкомов или горкомов ВКП (б). Через своих уполномоченных и оперативные группы комитеты обороны руководили мобилизацией населения и материальных ресурсов на строительство оборонительных рубежей, создание народного ополчения и других добровольческих формирований, организовывали производство и ремонт боевой техники и вооружения на местных предприятиях.

Хотя в комитеты обороны входили всего 4--5 ответственных лиц (председатель областного или городского совета -- в качестве заместителя, военный комиссар области или города, военный комендант, начальник местного управления НКВД), они проявили себя как действенные органы власти. В своей работе городские комитеты обороны опирались на аппарат обкома или горкома партии.

Военные поражения тяжело отражались на морально политическом состоянии армии и флота, порождали растерянность, подрывали доверие к руководителям государства. Нарастал глубокий кризис официальной идеологии -- сталинизма. Каждый день приносил убедительные доказательства большого обмана, лежавшего в основе пропаганды о необыкновенной силе Красной Армии, ее способности разгромить любого противника так называемой "малой кровью", держать советскую границу "на замке", а того, кто нападет на СССР, бить на его же территории. На памяти всех была та самая "дружба" Сталина и Гитлера, ради которой поступились многим. Речь Сталина по радио 3 июля лишь на несколько дней вселила надежду на перелом в войне.

Чтобы предотвратить развитие кризиса тоталитарной идеологии, который безусловно благоприятствовал бы планам Гитлера, требовались чрезвычайные меры. Но -- ка

кие? Обратились к опыту недавно прошедших лет. Вспомнился 1937 год. Тогда положение тоже оказалось тревожным. После насилия над многомиллионным крестьянством в период коллективизации и затем организованного Сталиным голода, не было уверенности в том, как поведет себя армия, состоявшая на 70--80 процентов из крестьянских сынов. Имелась и другая причина для тревоги за армию: только что в тайниках сталинского режима оформился чудовищный по масштабам план ликвидации командного и политического состава Красной Армии и Военно-Морского Флота, заподозренного в нелояльности. Боялись армии. Не было уверенности в том, как отнесется она к погрому в своих рядах и в стране.

10 мая 1937 года, за две недели до начала массовых репрессий в армии и на флоте, был учрежден институт военных комиссаров. На работу в качестве комиссаров ЦК ВКП (б) мобилизовал большую группу коммунистов, главным образом рабочих и партийных работников. Одновременно на должности комиссаров были выдвинуты строевые командиры из числа коммунистов. Через три года и три месяца, 12 августа 1940 года, после того как погром в виде незаконных массовых репрессий удался и армия держалась смиренно, институт военных комиссаров упразднили. В указе Президиума Верховного Совета СССР по этому вопросу отмечалось, что "институт комиссаров уже выполнил свои основные задачи", что "командные кадры Красной Армии и Военно-Морского Флота за последние годы серьезно окрепли". Теперь-то мы знаем, как они "серьезно окрепли" в 1937--1940 годах.

К этому опыту обратились, когда опасность исходила от теперь уже реального, а не, как прежде, мнимого врага. В соответствии с постановлением Политбюро ЦК ВКП (б) и указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 июля 1941 года армейские и флотские органы политической пропаганды реорганизовывались в политические отделы. В полках, дивизиях, на кораблях, в штабах, военно-учебных заведениях и учреждениях Красной Армии вместо заместителя командира (начальника) по политической части вводилась должность военного комиссара, а в ротах, батареях, эскадронах -- политического руководителя (политрука).

Согласно положению, утвержденному Президиумом Верховного Совета СССР, военному комиссару предоставлялись широкие полномочия. Как "представителю партии и правительства", ему поручалось "своевременно сигнали

зировать Верховному командованию и правительству о командирах и политработниках, недостойных звания командира и политработника и порочащих своим поведением честь Рабоче-Крестьянской Красной Армии". Комиссар обязан был не только "всемерно помогать командиру", но и "строго контролировать проведение в жизнь всех приказов высшего командования". Приказы по полку, дивизии, учреждению были действительны лишь в том случае, если они подписывались командиром и комиссаром. Комиссар руководил политорганами, партийными и комсомольскими организациями войсковых частей. Широкими полномочиями обладал и политрук подразделения.

Согласно утвержденному Президиумом Верховного Совета СССР положению, военные комиссары всех уровней действовали независимо от военного командования. "Политрук, -- говорилось в положении, -- подотчетен в своей работе комиссару полка, комиссар полка -- комиссару дивизии, комиссар дивизии -- Военному совету армии и Главному политическому управлению Красной Армии". Последнее, как известно, работало на правах военного отдела ЦК ВКП (б).

Одной из главных задач комиссара являлось воспитание у воинов таких качеств, как отвага, смелость, хладнокровие, инициатива, презрение к смерти и "готовность биться до победного конца против врагов нашей Родины". Такие же качества должен был проявлять и сам комиссар. "В наиболее опасные моменты боя, -- говорилось в положении о военных комиссарах, -- военный комиссар обязан личным примером храбрости и отваги поднять боевой дух войсковой части и добиться безусловного выполнения боевого приказа".

От комиссара требовалось "вести беспощадную борьбу с трусами, паникерами и дезертирами, насаждая твердой рукой революционный порядок и воинскую дисциплину". Чтобы "в корне пресекать всякую измену", которую Сталин, как известно, видел едва ли не всюду, военный комиссар был обязан свои действия "координировать" с органами контрразведки -- особыми отделами НКВД СССР.

Введение института военных комиссаров принижало роль командиров в руководстве войсками, отражало недоверие к ним. Это, разумеется, не могло дать серьезных положительных результатов. На те почти 15 месяцев, пока существовал институт военных комиссаров приходятся самые тяжелые поражения Красной Армии ее самые

большие потери. Именно за это время противник достиг наивысших успехов на советско-германском фронте. Гитлеровские армии достигли Волги и Главного Кавказского хребта. 9 октября 1942 года институт военных комис-саров был упразднен. Как отмечалось в указе Президиума Верховного Совета СССР по этому вопросу, "полностью отпала почва для существования системы военных комиссаров. Больше того, дальнейшее существование института военных комиссаров может явиться тормозом в улучшении управления войсками, а для самих комиссаров создает ложное положение".

Раздвоение власти происходило не только в армии, но и в управлении народным хозяйством. Большой стимул этому процессу дал XVIII съезд ВКП (б), предоставивший первичным партийным организациям "производственных предприятий, в том числе совхозов, колхозов и МТС..., право контроля деятельности администрации предприятия". Окончательно же эта тенденция оформилась на XVIII партийной конференции (февраль 1941 года), которая сочла необходимым, "чтобы партийные организации систематически влезали в дела промышленных предприятий, железных дорог, пароходств и портов". Конференция постановила в центрах с развитой промышленностью иметь "не одного, а несколько секретарей горкомов, обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик по промышленности, соответственно основным отраслям промышленности, имеющимся в городе, области, крае, республике, а также там, где это нужно, секретаря по железнодорожному транспорту и секретаря по водному транспорту".

Секретари партийных комитетов по отраслям промышленности возглавили вновь созданные отраслевые отделы, в том числе по отраслям военной промышленности -- танковой, авиационной, минометной, боеприпасов, вооружения. Эту систему чрезвычайных органов партийного руководства экономикой дополняли созданные в ноябре 1941 года по постановлению ЦК ВКП (б) политотделы машинно-тракторных станций (МТС) и совхозов, а также институт уполномоченных ГКО и парторгов ЦК ВКП (б) и нижестоящих партийных органов. С довоенной поры продолжали действовать политотделы на железнодорожном и водном транспорте.

Усиление партийного руководства экономикой, осуществление Советским государством разработанной ВКП (б) военно-экономической политики сыграло немалую роль

в том, что народное хозяйство СССР в целом выполнило свою основную задачу: преодолело трудности военной перестройки, увеличило производство оборонной продукции до размеров, необходимых для победы. Однако параллельное существование рядом с народными комиссариатами и местными органами Советской власти партийных структур управления народным хозяйством не избавляло от ошибок, а, напротив, являлось источником некомпетентных решений, осложнявших экономическую жизнь страны. В результате административно-командная система получила мощный импульс для своего процветания в будущем.

Широкие полномочия по управлению народным хозяйством порождали наихудшие методы партийного руководства экономической жизнью: субъективизм, волюнтаризм, формализм, компанейщину, митинговщину, а нередко и очковтирательство. В процессе принятия решений игнорировались реальные возможности предприятий, что порождало стремление выполнить план любой ценой, не считаясь с затратами ресурсов, физических и душевных сил людей. Сокрытию этих пороков служила идеология, требовавшая от трудящихся самопожертвования, которое не всегда вызывалось объективной необходимостью. Пренебрежение к человеку превратилось в норму жизни. Скудное питание, нехватка жилья и всего самого необходимого в сочетании с продолжительным рабочим днем подрывали здоровье людей.

Характерной чертой партийного руководства народным хозяйством стала демонстрация патриотической активности трудящихся. Поощрялись различные "движения", "инициативы", "почины". Особое предпочтение отдавалось "социалистическому соревнованию", которое якобы раскрывало величайшие творческие возможности рабочего класса, всех трудящихся. Пропагандировался голый энтузиазм, жертвой которого стала материальная заинтересованность работников. Все это, заслоняя реальные проблемы, рисовало картину интенсивной деятельности, показного благополучия, принижало роль специалистов, инженеров, работников науки в народном хозяйстве. Обстановка страха, царивший в стране произвол, незаконные репрессии исключали всякую возможность разоблачения мифа о подобных "преимуществах" социалистической экономики, сдерживавших рост общественного производства.

Несмотря на это, даже при таком отягчающем факторе, как потеря больших производственных мощностей

в результате оккупации советской территории в 1941 -- 1942 годах, СССР выиграл экономическое противоборство с Германией и ее сателлитами. СССР произвел больше своего противника автоматов -- в 4,7 раза, пулеметов -- и 1,4 раза, орудий всех видов и калибров -- в 1,5 раза, минометов -- в 5 раз, танков и самоходно-артиллерийских установок -- в 2,2 раза, боевых самолетов -- в 1,1 раза.

Усилению боевой мощи СССР способствовали также поставки из США, осуществленные в соответствии с законом о ленд-лизе (официально он назывался "Акт содействия обороне США"). Помощь по ленд-лизу составила заметную часть от советского военного производства: самолетов -- около 10 процентов, танков и самоходно-артиллерийских установок -- 12 процентов, орудий -- около 2 процентов, паровозов -- 6,3 процента (от общего парка СССР). Никакому сравнению не поддается количество полученных автомобилей -- 401,4 тысячи единиц. В СССР поступило 2 миллиона 599 тысяч тонн нефтепродуктов, 422 тысячи полевых телефонов, свыше 15 миллионов пар обуви, около 69 миллионов квадратных метров шерстяных тканей, 4,3 миллиона тонн продовольствия. Общая стоимость помощи по ленд-лизу составила (с учетом транспортных расходов и услуг) около 11 миллиардов долларов.

Хотя режим личной власти Сталина, как, может быть, никакой другой тоталитарный режим, причинил своей стране страшные бедствия, народы СССР в час грозных испытаний дружно поднялись на защиту Отечества. Своевременно закончилась мобилизация военнообязанных, начавшаяся 23 июня. В течение недели было призвано 5,3 миллиона человек 1905--1918 годов рождения. В августе прошла мобилизация военнообязанных 1890--1904 и призывников до 1923 года рождения. Всего за время войны в Красной Армии служило около 31 миллиона человек примерно сорока возрастов (до 1927 года рождения включительно).

Свыше 20 миллионов советских граждан подали заявления с просьбой о зачислении в Красную Армию добровольцами. Однако по разным причинам (возраст, состояние здоровья, работа на оборонных предприятиях и др.) не все подобные просьбы удовлетворялись. Было сформировано народное ополчение, ставшее резервом действующей армии. Ополченцы отличились в обороне Киева, Ленинграда, Одессы, Москвы, Севастополя, Курска и других городов.

Кроме ополчения, за счет добровольцев создавались многие части и соединения Красной Армии. В их числе три женских авиационных полка -- 586-й истребительный, 587-й (впоследствии -- 125-й гвардейский) и 588-й (впоследствии -- 46-й гвардейский) бомбардировочные. Замечательным патриотическим свершением трудящихся Новосибирской и Омской областей, Алтайского и Красноярского краев стал 6-й (впоследствии -- 19-й гвардейский) Сибирский добровольческий стрелковый корпус. Большой вклад в укрепление Красной Армии внесли танкостроители Урала. Продолжением их трудового подвига стало формирование 30-го (впоследствии -- 10-го гвардейского) Уральского добровольческого танкового корпуса. Его боевой путь начался на курской дуге, закончился в столице Чехословакии Праге 9 мая 1945 года. На рассвете этого дня одним из первых в город прорвался танк No 23 63-й гвардейской танковой бригады гвардии лейтенанта Ивана Гончаренко. В этом последнем бою, когда до победы оставалось несколько часов, танк был подбит, отважный лейтенант погиб, остальные члены экипажа -- ранены. В память о дне освобождения чехословацкой столицы танк No 23 был установлен на высоком гранитном постаменте на Уездской площади в Праге, названной впоследствии площадью Советских танкистов.

С первого и до последнего дня войны в авангарде воюющего народа находилась партия коммунистов. ВКП(б) была поистине сражающейся партией. 80 процентов ее членов состояли в рядах вооруженных сил, партизанских отрядах или вели подпольную борьбу в тылу врага. Три миллиона из них, фактически каждый второй, пали в боях или погибли в результате лишений военных лет. Но численность партии не уменьшилась. За время войны около 3,3 миллиона человек были приняты в члены и около 5,1 миллиона -- кандидатами в члены партии. Основное пополнение партийных рядов (почти три четверти всех принятых в члены партии и две трети -- в кандидаты) шло в армии и на флоте. Численность ВКП(б) выросла с 3,8 миллиона человек в начале войны до 5,9 миллиона -- в конце войны. Это были честные люди, искренне исполнявшие свой гражданский и партийный долг. Их деятельность укрепляла авторитет партии как авангардной силы, движимой интересами народа. Однако характер внутренней жизни партии, способы ее деятельности как руководящей силы общества определяли не миллионы коммунистов, выносивших на своих плечах тяготы военного вре

мени, а, как и в 30-е годы, небольшая группа отобранных Сталиным и ответственных только перед ним партийных чиновников.

В бою и в труде рядом с коммунистами были комсомольцы. Это считалось естественным. Как и Коммунистическая партия, комсомол превратился в воюющую организацию, членство в которой обязывало первым идти туда, где тяжелей, где опасней. Но это не пугало молодежь. На фронте и в тылу за время войны в комсомол вступило около 12 миллионов юношей и девушек. 2,5 миллиона комсомольцев пополнили ряды ВКП(б). Более 3,5 миллиона комсомольцев были награждены боевыми орденами и медалями.

Являясь частью тоталитарной системы, комсомол не мог в полной мере раскрыть творческие возможности своей организации, страдал от заорганизованности, формализма. Партийные и комсомольские руководители нередко манипулировали настроениями и мнениями рядовых комсомольцев, их патриотическими помыслами. В практической работе, как часто случалось, энтузиазм молодежи искусственно стимулировался не столько ради действительного дела, сколько для того, чтобы еще раз продемонстрировать преданность "великому Сталину".

Народы СССР сознательно шли на жертвы и лишения ради победы над фашистскими захватчиками. Многие тысячи людей разных национальностей живо откликались на призывы руководителей партии и правительства оказать посильную помощь советским воинам. В созданные общественностью фонд обороны Родины и фонд Красной Армии трудящиеся добровольно отчисляли часть заработка, передавали семейные ценности, продовольствие, теплую одежду. За счет средств населения были построены и переданы защитникам Отечества более 2,5 тысячи боевых самолетов, несколько тысяч танков, артиллерийских орудий, более 20 подводных лодок и военных катеров, много другой боевой техники и вооружения.

Неоценимое значение имела народная забота о здоровье советских воинов. Общественность страны оказала широкую поддержку Всесоюзному и местным комитетам помощи по обслуживанию больных и раненых бойцов и командиров Красной Армии. Десятки тысяч добровольцев дежурили в военных госпиталях, на железнодорожных вокзалах, в речных портах, через которые проходили транспорты с больными и ранеными воинами. Чтобы помочь им, более 5,5 миллиона советских граждан регулярно

сдавали свою кровь, необходимую для успешного лечения.

Почти все способные к труду пенсионеры, домохозяйки, значительная часть подростков были вовлечены в народное хозяйство. Людские ресурсы страны быстро истощались. Осенью 1942 года они приблизились к критической отметке. К тому времени противником была оккупирована территория, на которой до войны проживало около 80 миллионов человек, или почти 42 процента населения страны. Только около четверти его (примерно 17 миллионов человек) были эвакуированы или мобилизованы в армию. Если в 1940 году в народном хозяйстве было занято 31,2 миллиона рабочих и служащих, то в 1942 году -- 18,4 миллиона. В составе рабочей силы в промышленности удельный вес женщин возрос с 38 процентов в 1940 году до 53 процентов в 1942 году, а молодежи в возрасте до 18 лет -- с 6 до 15 процентов.

Наряду с военными действиями жизненные силы народа, как и прежде, продолжал истощать сталинский ГУЛАГ, где наряду с действительными преступниками пребывала огромная армия ни в чем не повинных людей, объявленных "врагами народа". Значительную часть лагерных заключенных ГУЛАГа составляли осужденные за контрреволюционные преступления по печально знаменитой 58-й статье. В 1939 году их было 34,5 процента (от 1 317 195 человек), в 1940-м -- 33,1 процента (от 1344 408 человек), в 1941-м --28,7 процента (от 1500 524 человек), в 1942-м -- 29,6 процента (от 1 415 596 человек), в 1943-м -- 35,6 процента (от 983 974 человек), в 1944-м -- 40,7 процента (от 663 594 человек), в 1945-м -- 41,2 процента (от 715 506 человек).

Общее же количество заключенных к началу Великой Отечественной войны достигло поистине чудовищных размеров -- 2 миллионов 300 тысяч человек. За 1941--1944 годы в ГУЛАГ прибыло 2 миллиона 550 тысяч и убыло 3 миллиона 400 тысяч человек, в том числе 900 тысяч (в первые два года войны) в армию. На 21 декабря 1944 года в местах заключения НКВД СССР имелось 1 миллион 450 тысяч заключенных. Их труд применялся в промышленности, строительстве, на рудниках, лесозаготовках, входивших в систему НКВД. За 1941--1944 годы в этом ведомстве добыли золота -- 315 тонн, концентрата олова -- 14 398 тонн, никеля -- 6511 тонн, угля -- 8 миллионов 924 тысячи тонн, нефти -- 407 тысяч тонн, произвели 30,2 миллиона мин разного калибра. Немало инженеров, техников, конструкторов трудились в так называемых "ша

рашках" -- научно-исследовательских институтах и конструкторских бюро за колючей проволокой. Лишенные честного имени и гражданских прав, подконвойные люди тоже вносили вклад в Победу.

Быстрое расходование мобилизационных ресурсов, недостаток рабочей силы в народном хозяйстве в связи с призывами в армию заставили режим личной власти Сталина в некотором роде "поступиться принципами". Указами Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля и 24 ноября 1941 года из мест заключения было освобождено свыше 600 тысяч человек, из которых 175 тысяч, в том числе 22 тысячи бывших командиров, летчиков, танкистов, артиллеристов, были мобилизованы в действующую армию. Еще около 725 тысяч бывших заключенных стали воинами до осени 1943 года.

Заключенные, прибывшие прямо из спецлагерей НКВД, например, составляли 20 процентов личного состава 120-й отдельной стрелковой бригады, формировавшейся в городе Чапаевске Куйбышевской области с января по апрель 1943 года. "Все они, -- отмечалось политотделом бригады, -- как правило, в армии не служили и военное обучение нигде не проходили. Многие из них физически истощены и требуют усиленного питания, а некоторые серьезно больны и требуют длительного лечения".

Усилия народов СССР по укреплению действующей армии очень часто разбивались о неспособность тоталитарного режима Сталина эффективно руководить вооруженной борьбой. Сделавшись Верховным Главнокомандующим, Сталин даже не скоро смог понять, с каким искусным противником ведется война. Хотя перед ним не раз открывалась возможность решительно повернуть ход событий в свою пользу, он не знал, как это сделать, а мнения компетентных военачальников не мог правильно оценить по причине своей некомпетентности. Так случилось, например, при обсуждении плана общего наступления Красной Армии, состоявшегося в Ставке 5 января 1942 года. Учитывая успешный ход контрнаступления войск западного направления, Сталин предложил тогда перейти в общее наступление с целью разгрома противника на всех фронтах.

Против этого плана высказался Г. К. Жуков, командующий Западным фронтом. По его мнению, наступление следовало продолжать на западном направлении, где противник еще не успел восстановить боеспособность своих частей после успешного контрнаступления советских войск.

"Но для успешного исхода дела, -- сказал Жуков, -- необходимо пополнить войска личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую очередь танковыми частями. Если мы это пополнение не получим, наступление не может быть успешным". "На других же направлениях, -- продолжал Жуков, --противник имеет "серьезную оборону", для разрушения которой требуются мощные артиллерийские средства, без чего войска понесут "большие, ничем не оправданные потери. Я за то, чтобы усилить фронты западного направления и здесь вести более мощное наступление".

Жукова поддержал председатель Госплана СССР, заместитель председателя Совнаркома СССР Н. А. Вознесенский: "Мы сейчас еще не располагаем материальными возможностями, достаточными для того, чтобы обеспечить одновременное наступление всех фронтов".

Другие участники совещания промолчали. По предложению Сталина войска получили директиву вести наступление на всех фронтах одновременно. В соответствии с этим распределялись резервы Ставки. Наступление советских войск вскоре остановилось, не достигнув результатов, на которые рассчитывалось. Тем не менее была устранена угроза захвата Москвы зимой 1941--1942 годов. Германия потерпела первое крупное поражение во Второй мировой войне, оказавшись перед неизбежностью затяжной войны, к которой не была готова. Чем глубже проникал на советскую территорию враг, тем опаснее становилась для него борьба партизан и подпольщиков, всех советских патриотов, удары Красной Армии.

Все это вселяло надежду на достижение решительных целей в весенне-летней кампании. Ее план обсуждался на совещании в ГКО в конце марта 1942 года. Докладчик, начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников, предложил, учитывая численное превосходство противника и отсутствие второго фронта в Европе, в ближайшее время ограничиться активной стратегической обороной, в ходе которой измотать и обескровить врага, а летом, когда будут накоплены резервы, начать широкое контрнаступление. Докладчик не согласился также с командующим Юго-Западным направлением и Юго-Западным фронтом С. К. Тимошенко, предлагавшим на своем направлении большую наступательную операцию, поскольку для нее не имелось необходимых резервов и материальных ресурсов.

"Не сидеть же нам в обороне сложа руки и ждать, пока немцы нанесут удар первыми! -- выразил несогласие

Сталин. -- Надо самим нанести ряд упреждающих ударов на широком фронте и прощупать готовность противника".

Тимошенко, доказывавшего, что его войска в состоянии и безусловно должны нанести упреждающий удар и расстроить наступательные планы противника против Южного и Юго-Западного фронтов, поддержали Сталин, Молотов, Ворошилов, Берия, остальные участники обсуждения кивали головами в знак согласия.

Сомнение в возможности материально-технического обеспечения широких наступательных операций высказал Н. А. Вознесенский. Доводы Генштаба и точку зрения Жукова, считавшего, что для упреждающей наступательной операции на Юго-Западном направлении не имеется достаточных сил, Сталин принял лишь частично. Согласившись с возражениями против крупной наступательной операции группы фронтов под Харьковом, он разрешил ее как операцию частную, как внутреннее дело Юго-Западного направления и приказал Генштабу ни в какие вопросы по ее проведению не вмешиваться. Сталин приказал также провести частные наступательные операции под Ленинградом, в районе Демянска, на смоленском и курском направлениях, а также в Крыму.

Как показали последующие события, это решение было опасным просчетом. К маю 1942 года противник имел преимущество в численности личного состава, орудий и минометов, заметное превосходство в авиации и лишь уступал в танках.

Первый сигнал беды поступил из Крыма. После безуспешных попыток прорвать немецкую оборону на Керченском полуострове войска Крымского фронта понесли большие потери и в конце апреля сами перешли к обороне. Противник воспользовался этой неудачей и 8 мая сам перешел в наступление. Наши войска оказались в катастрофическом положении. Противник полностью овладел Керченским полуостровом, в плену оказались 150 тысяч красноармейцев, трофеями врага стали 1113 орудий, 255 танков, 323 самолета. Тысячи советских воинов погибли. Лишь немногим удалось прорваться на кавказское побережье. Эта катастрофа поставила в тяжелое положение защитников Севастополя, которые еще около двух месяцев вели бои в глубоком тылу противника.

По одобренному Сталиным плану 12 мая перешел в наступление Юго-Западный фронт. Наступая в направлении Харькова с выступа с центром Барвенково и из района Волчанска, ударная группировка фронта попала в опасную

ловушку и была окружена. К своим удалось вырваться немногим. В плену оказалось 240 тысяч человек, противник захватил 2026 орудий и 1249 танков.

О том, что наступление закончится скорее всего трагическим исходом, знал командующий Южным фронтом генерал Р. Я. Малиновский, знал и сам главнокомандующий Юго-Западным направлением и Юго-Западным фронтом маршал С. К. Тимошенко. Оба военачальника решили выполнять одобренный Сталиным план и пренебрегли своевременным докладом Военного совета 9-й армии, из которого следовало, что перед войсками армии, вопреки первоначальным предположениям, противник сосредоточил танковые соединения армейской группы "Клейст". В результате соотношение сил в полосе 9-й армии (на южном фасе Барвенковского выступа) оказалось в пользу противника по пехоте -- в полтора раза, по артиллерии -- в два, а по танкам -- шесть раз.

Все это требовало отмены или прекращения Харьковской операции и сосредоточения усилий на ликвидации прорыва противника и восстановлении положения 9-й армии. Но никто не хотел взять на себя такую ответственность. 23 мая немцы перерезали пути отхода советских войск, действовавших на Барвенковском выступе. Одновременно им удалось окружить и другую ударную группировку Юго-Западного фронта, наступавшую в районе Вол-чанска.

Неудачей окончились попытки наступления советских войск и на других направлениях. Стратегическая инициатива снова перешла к противнику, получившему возможность занять выгодные исходные позиции для своей главной операции на южном крыле советско-германского фронта. Теперь перед ним были значительно ослабленные советские войска. В конце июня противник перешел в наступление. За две-три недели он достиг рубежа Дона на фронте от Воронежа до его устья, захватил ряд плацдармов на левом берегу Дона. Были оккупированы Донбасс, важнейшие сельскохозяйственные районы, создана угроза Сталинграду и Северному Кавказу.

Катастрофические поражения весны 1942 года стали прологом новой, ничем не оправданной трагедии народа, армии. Хотя виновник ее был известен, Сталин поступил привычным ему способом. Упреждая гнев народа против своего режима, 28 июля он издал приказ No 227. Услужливые пропагандисты свели его порочный смысл к требованию "Ни шагу назад!", скрыв его действительную суть.

Ответственными за поражение, отступление Красной Армии Сталин объявил паникеров и трусов. "Без серьезного сопротивления и без приказа Москвы", говорилось в прика-%зе No 227, они оставляют врагу "территорию СССР" и при атом якобы "утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке".

Чтобы прекратить отступление, Сталин приказал в каждой армии сформировать "3--5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (по 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной". Наряду с заградительными отрядами предусматривалось формирование штрафных батальонов (для командиров и политработников) и штрафных рот (для рядовых бойцов и младших командиров), в которые направлялись "паникеры и трусы".

Разумеется, приказ "ни шагу назад!" не остановил отступавших. Его порочный смысл оценил и противник. В то время над позициями советских войск немецкие самолеты разбрасывали тысячи листовок с текстом "секретного" приказа No 227, сопроводив его "пропуском" для перехода на сторону германских войск.

А те резервы, при помощи которых советские войска действительно могли бы остановить противника, оказались летом 1942 года за многие сотни километров от места катастрофы. Так распорядился, на этом настоял Верховный Главнокомандующий "товарищ Сталин". Пренебрегая данными разведки и выводами Генерального штаба, он считал, что летом 1942 года, как и год назад, немцы будут наносить главный удар на московском направлении. От этого ошибочного представления он отрешился с большим запозданием, вследствие чего резервные армии получили приказ развернуться на юго-западном направлении только в первой декаде июля 1942 года, составив ядро вновь созданных Воронежского и Сталинградского фронтов. Сроки выполнения этой задачи удлинялись из-за трудностей в перемещении войск в связи с ограниченными транспортными возможностями страны. В результате советское командование не успело сосредоточить на юго-западном направлении силы, достаточные для того, чтобы воспрепятствовать выходу противника в большую

излучину Дона, а затем его прорыву к Сталинграду и на Кавказ.

Прибывавшие на фронт войсковые формирования были слабо обучены. Нередко им приходилось с ходу занимать позиции на местности, где отсутствовали подготовленные рубежи обороны. Недоставало боеприпасов, противотанковой и зенитной артиллерии. Большой урон наносила авиация противника, господствовавшая в воздухе. Плановое снабжение войск было нарушено. Продовольствие получалось главным образом из местных ресурсов. Управление войсками часто нарушалось из-за плохого состояния проводной связи или неумения использовать радио.

Все это надолго предопределило особо тяжелый характер сражений на всем южном крыле советско-германского фронта. Чтобы переломить ход борьбы в пользу Красной Армии, потребовались величайшие усилия народа, огромные жертвы. Контрнаступление под Сталинградом, развернувшееся 19 ноября 1942 года, завершилось 2 февраля следующего года победой, положившей начало массовому изгнанию врага с советской земли, коренному перелому в войне, который завершился Курской битвой (5 июля -- 23 августа 1943 года) -- самой крупной за всю историю человечества. Германская армия лишилась способности осуществлять на востоке наступательную стратегию. Инициатива в боевых действиях полностью перешла к советским войскам. Все последующие операции прошли при решающем превосходстве Вооруженных Сил СССР.

Военные поражения изрядно подорвали престиж тоталитарного режима и Сталина как его главного символа. Лишь в августе 1942 года, после серии военных катастроф на юге страны, Сталин, вероятно, стал сознавать свою беспомощность в военных делах. Потребовалось больше года самой жестокой в истории войны, чтобы до Сталина наконец дошло, что руководство войсками, как и всякая другая сфера деятельности, требует специальной подготовленности, что противник не прощает безграмотных решений. У Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами СССР в августе 1942 года появился заместитель, которым стал Г. К. Жуков. С этого времени Сталин старался не принимать решений по вопросам организации и проведения военных операций, не посоветовавшись со своим замом.

Но, как и прежде, некомпетентное вмешательство Сталина, хотя и реже, продолжалось, заставляя армию нести неоправданные потери. Так было, например, при освобожде

нни Киева, когда Сталин "высказал пожелание" освободить город к торжественному заседанию в Москве, посвященному 2б-й годовщине Октябрьской революции. Город, разумеется, освободили к сроку. Но если бы это произошло на несколько дней позже, тысячи советских солдат остались бы жить.

С выходом советских войск за пределы СССР Сталин снова взял управление фронтами на себя. Г. К. Жукова отправил командовать 1-м Белорусским фронтом, начальника Генерального штаба А. М. Василевского 3-м Белорусским, которые прежде координировали действия фронтов в качестве представителей Ставки Верховного Главнокомандования. Теперь Сталин хотел завершить блистательную победу над врагом под своим личным командованием, не желая ни с кем делить лавры победителя. Он приказал с ходу овладеть Будапештом. Это заставило наши войска штурмовать город более трех месяцев. Ранее срока, невзирая на плохую погоду (низкая облачность не позволяла использовать самолеты, густой туман затруднял действия артиллерии и танков), приказал начать наступление 3-го Белорусского фронта в Восточной Пруссии в середине января 1945 года. Следствием этого стали огромные, ничем не оправданные потери. В Будапештской и Восточно-Прусской операциях погибло около полумиллиона советских воинов.

Близилась победа. С 1943 года снова в ходу меры по культивированию из Сталина подобия, похожего на Бога. Если поражения 1941 --1942 годов полностью списывались на "паникеров", "трусов", "предателей", каковыми объявлялись солдаты и командиры Красной Армии, то победы 1943--1945 годов увязывались с личностью "товарища Сталина", с "партией Ленина -- Сталина", мудрым руководителем которой он являлся. Усиленно насаждался миф, будто солдаты по велению своих сердец шли в атаку с именем Сталина. Рядом со словом "Родина" в самом высоком его значении пропаганда поставила чуждое народу имя -- "Сталин". Так изобрели клич "За Родину, за Сталина!", подобный старорежимному "За веру, за царя, за Отечество!"

Война еще продолжалась, но ремонт тоталитарного режима уже рассматривался как важнейшая задача текущего момента. Обнаружилось, например, что массово-политическая и идеологическая работа почти всюду оказалась "запущенной", а изучению марксистско-ленинской теории не уделялось "должного внимания". Плохо изучался "Крат

кий курс истории ВКП (б)" -- энциклопедия сталинизма. По всему было видно, что тоталитарный режим и Сталин как его главный символ изрядно потускнели. В Татарии, например, "приукрашивалась" история Золотой Орды, популяризировался эпос о борьбе эмира Едигея с ханом Тохтомышем, в Башкирии -- идеализировали "патриархально-феодальное прошлое".

Наряду с конкретными мерами в области идеологической работы, которая за время войны в ряде случаев действительно вышла из-под контроля, режим предпринял зловещие акции по разобщению и наказанию целых народов. Эти свои действия Сталин и его подручные представили как защиту безопасности страны. Первой жертвой геноцида стали калмыки. По указу Президиума Верховного Совета СССР и постановлению Совнаркома СССР от 28 октября

1943 года НКВД СССР осуществил "операцию" по пере

селению "лиц калмыцкой национальности" с их истори

ческой родины и других мест постоянного и временного

проживания в восточные районы страны, лишив их пра

ва на свою государственность. 26 359 калмыцких семей

(93 139 человек) насильно загнали в товарные вагоны и в

осеннюю стужу отправили в Алтайский и Красноярский

края, Омскую и Новосибирскую области. Они не знали, куда

их везли и что с ними будет. Времени на сборы не давалось.

С собой брали то, что успело попасть под руку.

Таким же способом выселили и другие народы: в начале ноября 1943 года -- 68 327 карачаевцев, в феврале

1944 года -- 496 460 чеченцев и ингушей, в марте 1944 го

да -- 37 406 балкарцев, в мае 1944 года -- 183 155 крым

ских татар, 12 422 болгар, 15 040 греков, 9621 армян,

1119 немцев (из Крыма) и 3652 подданных других го

сударств. В ноябре 1944 года из пограничных районов

Грузии выселили 91 095 турок, курдов, хемшилов. А еще

раньше, по указу Президиума Верховного Совета СССР

от 28 августа 1941 года, выселили свыше одного миллиона

немцев Поволжья.

При выселении использовались войска НКВД и другие войсковые части и соединения, огромное количество железнодорожного, автомобильного и гужевого транспорта, столь необходимые на фронте и в тылу. Депортированных разместили в Средней Азии, Казахстане, Сибири. Они гибли в пути, местах нового поселения, где не было элементарных условий для жизни. Особенно тяжело приходилось детям и старикам. Палачей не смущало, что среди депортированных находились отцы, матери, жены, сестры, братья и

дети тех, кто сражался на фронтах Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза калмык Л. Манджиев был отозван с фронта и выслан в Сибирь весной 1944 года, а Герой Советского Союза Б. Хечиев погиб в ссылке. Уже после войны был выслан Герой Советского Союза чеченец Хансултан Дачиев. Такая же участь постигла и остальных фронтовиков, встретивших Победу в солдатском строю. Подполковника М. Висаитова командование 2-го Белорусского фронта направило на учебу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, но через несколько месяцев его как чеченца сослали в Казахстан.

Война обнажила пороки и слабости диктаторского, бесконтрольного режима власти, утвердившегося в СССР в тридцатые годы и названного социализмом. Она почти вплотную приблизила его к той черте, за которой начиналась необратимая катастрофа.

Победа в Великой Отечественной войне дала возможность затенить негативные стороны тоталитарного общества, подкрепить версию о великих преимуществах сталинской модели социализма, требовавшей от народа беспрекословного послушания, безропотного терпения, бесчисленных жертв. По этой причине многие годы строжайше запрещалось изучать и освещать действительные причины военных поражений и масштабы реальных потерь СССР в войне. Народ-победитель был скован жесткими обручами тоталитарного режима.

Было подорвано и здоровье народа. Плохо устроенный быт, недоедание, низкое качество медицинского обслуживания или почти полное неимение его стали нормой жизни миллионов людей. Почти 27 миллионов советских людей погибли, из них около 11,3 миллиона человек -- на поле боя. Около 18,4 миллиона воинов получили ранения или заболели при исполнении служебных обязанностей. Многие из них потеряли трудоспособность, стали инвалидами. Около 6 миллионов советских воинов оказались в плену, свыше 4 миллионов из них погибли.

И сегодня среди нас около 6 миллионов фронтовиков, в том числе 1 миллион 100 тысяч инвалидов, и примерно 23 миллиона тех, кто трудился в тылу. Они вынесли на себе тяжесть военных лихолетий и заслуживают неизбывной благодарности новых поколений.

ЛИТЕРАТУРА

Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. Книги первая и вторая. М., Издательство АПН, 1989.

"Депортация. Берия докладывает Сталину...". -- "Коммунист", 1991, No 3, с. 101 -- 112.

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 3-х томах. 10-е издание, дополненное по рукописи автора. М., Издательство АПН, 1990.

Ибрагим бейли Х.-М. Сказать правду о трагедии народов. -- Политическое образование, 1989, No 4, с. 58--63.

Кирсанов Н. А. По зову Родины. Добровольческие формирования Красной Армии в период Великой Отечественной войны. М., "Мысль", 1974.

Павленко Н. Г. На первом этапе войны. -- "Коммунист", 1988, No 9, с. 88--94.

Петров П. С. Фактическая сторона помощи по ленд-лизу. --Военно-исторический журнал, 1990, No 6, с. 34--39.

"СССР -- Германия. 1939. Документы и материалы о советско-германских отношениях с апреля по октябрь 1939 г." Т. 1. Вильнюс, "Мокслас", 1989.

"СССР -- Германия. 1939--1941. Документы и материалы о советско-германских отношениях с сентября 1939 г. по июнь 1941 г." Т. 2. Вильнюс, "Мокслас", 1989.

ГЛАВА 10

РОЖДЕНИЕ И КРАХ "ОТТЕПЕЛИ"

"Что дедушкина мораль удержалась в нас всецело -- в этом нет никакого сомнения. Но -- увы! -- мы уже не знаем, как устраивается та пустыня, без которой дедушкина мораль падает сама собою"

М. Е. Салтыков-Щедрин

После Победы. -- Поворот 1948 года. -- Сталин и "наследники". -- Версии ареста Берии. -- "Новый курс" Маленкова. -- Культ личности: шаг первый, шаг последний. -- Эксперименты и новации 50-х. -- "Антипартийная группа". --Хрущев против Хрущева.

Он стоял на трибуне Мавзолея. Как всегда, выше всех, выше ликующей толпы, даже, казалось, выше и значительнее самого этого дня -- Дня Победы.

Видишь? -- отец взял на руки сына, чтобы тот смог

лучше разглядеть вождя.

Ага. Под дождем стоит. Старенький. Не промок

нет?

Закаленная сталь не боится дождя.

Значит, стальной человек? Потому и называется

Сталин?

Человек обыкновенный. Воля стальная.

Папа, почему он не радуется, он на кого-то рассер

дился?

-- На бога, наверное. Не послал нам хорошую погоду.

-- А почему Сталин не приказал богу сделать хорошую

погоду?...

Он стоял выше самого бога и, -- как знать, -- возможно уже начинал верить в это сам. Май 1945-го -- пик авторитета Сталина, его главная вершина, его самая долгожданная победа. И этой победой не хотелось делиться, не хотелось царапать свое самолюбие сознанием, что ею он кому-то обязан. Он еще разберется с "поколением победителей", еще наведет порядок в своем доме. Но не теперь. Тем более, что перед ним лежал весь мир.

Война изменила лицо мира, нарушила привычное течение судьбы многих народов. Общая угроза сблизила их, отодвинула на второй план прежние споры, сделала ненужными старую вражду и борьбу самолюбий. Мировая катастрофа, не принимающая в расчет доводы в пользу ни одной из общественных систем, в качестве своего парадокса явила миру приоритет общечеловеческих ценностей, идею мирового единства. Сразу после окончания войны эта идея как будто бы начала реализовываться, смягчая противоречия в рядах недавних союзников и умеряя пыл особо активных реваншистов. И даже пришедшая на смену "потеплению" "холодная война", последующий атомный психоз не могли вовсе сбросить со счетов реальность идеи "общего дома". Именно эта идея начала питать процесс, который позднее назовут конвергенцией. И надо признать, что западные политики оказались более восприимчивы к реалиям послевоенного мира, нежели держава-победительница. Едва открыв "окно в Европу", там поспешили опустить "железный занавес", обрекая страну на годы изоляции, а значит -- и несвободы. Нашим соотечественникам оставалось только догадываться, что действительно происходило в мире, а затем с горечью удивляться тому, как недавно поверженный противник быстро вставал на ноги, налаживая новую, крепкую жизнь, а победителей по-прежнему держали на полуголодном пайке, оправдывая все и вся ссылкой на последствия войны.

Так было. Однако это еще не значит, что так и должно было быть. Победа предоставила России возможность выбора -- развиваться вместе с цивилизованным миром или по-прежнему искать "свой путь" в традициях социалистического мессианства. Самые серьезные и трезвые умы после войны склонялись к мысли о возможности демократической трансформации советского режима. "Если же солнце свободы, в противоположность астрономическому светилу, восходит с Запада, то все мы должны серьезно задуматься о путях и возможностях его проникновения в Россию", -- писал в 1945 году за границей русский философ Г. П. Федотов.

Будущее свободной России в качестве своей предпосылки предполагало критическое переосмысление пройденного пути, отрицание всех форм насилия и тирании как принципов государственного устройства (вспомним, именно с отрицания идеологии и практики фашизма началось возрождение Германии). Но случилось обратное. "Опьяненные победой, зазнавшиеся, -- комментировал послевоенную си

туацию писатель-фронтовик Ф. Абрамов, -- мы решили, что наша система идеальная, ...и не только не стали улучшать ее, а, наоборот, стали еще больше догматизировать".

Вместе с тем "опьянение победой", хотя и привело к известному игнорированию тенденции демократического обновления советской системы, но не свело ее на нет вовсе. Эта тенденция постоянно напоминала о себе -- то в попытках верхушечных реформ, то в всплесках критической волны снизу, --которые, чередуясь с последующими периодами "закручивания гаек" и общественной апатии, сопровождали советское общество на протяжении всей его послевоенной истории. Обычно период либерализации принято относить ко второй половине 50-х годов, ко времени так называемой "оттепели". Это не совсем точно. Анализ архивных материалов показывает, что сразу после окончания войны в "верхах" наметились колебания относительно целесообразности дальнейшего проведения исключительно "жесткой" линии.

В 1946 году был подготовлен проект новой Конституции СССР, в котором содержался ряд прогрессивных положений -- особенно в плане развития прав и свобод личности, демократических начал в общественной жизни. Признавая государственную собственность господствующей формой собственности в СССР, проект Конституции допускал существование мелкого частного хозяйства крестьян и кустарей, "основанного на личном труде и исключающего эксплуатацию чужого труда". В предложениях и откликах на проект Конституции (он был разослан специальным порядком в республики и наркоматы) звучали идеи о необходимости децентрализации экономической жизни, предоставлении больших хозяйственных прав на места и непосредственно наркоматам. Поступали предложения о ликвидации специальных судов военного времени (прежде всего, так называемых "линейных судов" на транспорте), а также военных трибуналов. И хотя подобные предложения были отнесены редакционной комиссией к категории нецелесообразных (причина: излишняя детализация проекта), их выдвижение можно считать вполне симптоматичным.

Аналогичные по направленности идеи высказывались и в ходе обсуждения проекта Программы ВКП (б), работа над которым завершилась в 1947 году. Эти идеи концентрировались в предложениях по расширению внутрипартийной демократии, освобождению партии от функций хозяйственного управления, разработке принципов ротации кадров

и др. Поскольку ни проект Конституции СССР, ни проект Программы ВКП(б) не были опубликованы и обсуждение их велось в относительно узком кругу ответственных работников, появление именно в этой среде достаточно либеральных по тому времени идей свидетельствует о новых настроениях части советских руководителей.

Правда, во многом это были действительно новые люди, пришедшие на свои посты перед войной, во время войны или год-два спустя после победы. Условия военного времени диктовали особую кадровую политику -- со ставкой на людей смелых, инициативных и, главное, высокопрофессиональных. Их знания, опыт, способность к риску создавали благоприятную почву для развития и вполне радикальных настроений. Однако не стоит и переоценивать степень данного радикализма, который был ограничен -- в сущности для всех -- восприятием действительности вне критики существующей системы как таковой. Речь могла идти лишь о частных улучшениях, поправках, но никак не об изменении системы в целом, которая в умах этих людей (и не только их) целиком идентифицировалась с победившим социализмом.

Должна была произойти смена поколений, должны были появиться люди, освобожденные от круговой поруки прошлого, -- чтобы стал возможен сдвиг в общественном сознании и ранее неприкосновенная система лишилась презумпции своей единственной разумности. Такое поколение вело свою родословную от "чистых" и, -- несмотря ни на что, -- нравственно высоких военных лет. Оно не прошло фронт, хотя генетически и идейно было связано с фронтовиками, образуя следующее звено в эстафете поколений. Всего четыре года отделяли 17-летних 1941-го от их сверстников 1945-го, но между ними уже пролег вечный рубеж -- война. Война в одночасье "состарила" предвоенное поколение: ушедшие на фронт мальчишками, возвращались домой умудренными, многое повидавшими и многое осознавшими людьми. Война приучила альтернативно и критически мыслить, заменив привычно восклицательные знаки на мучительно вопросительные. Может быть, появление критически мыслящих людей и есть главный нравственно-психологический итог войны? Радужная пелена спала с глаз. Но вот парадокс: мысль расходилась с делом, сознание с поступками, анализ -- с намерениями. "Мы многое не принимали в системе, но не могли даже представить какой-либо другой", -- признавался писатель В. Кондратьев, один из тех, кому посчастливилось

вернуться с фронта. Наверное поэтому критический запал "поколения победителей" так и остался до конца нереализованным. Но он во многом питал мысли и поступки послевоенной молодежи. У нее по сравнению с предшественниками было больше иллюзий, меньше поводов для разочарований, а значит, и больше надежд, которые, умноженные на "вирус сомнения", вдруг проросли зачатками политического инакомыслия. И практически в зародыше были уничтожены, раздавлены машиной идеологического диктата: начиная с 1946 года по стране прокатились процессы по делам молодежных групп.

Что же представляли собой эти группы, которые в следственных материалах квалифицировались как "антисоветские" и даже "террористические"? Начнем с возраста "террористов". Как правило, это были школьники старших классов, студенты, учащиеся техникумов. Обычно "группа" насчитывала от 3 до 10 человек, редко больше. Интересен и генезис движения: у его истоков лежали совсем не политические мотивы. Молодые люди собирались в кругу близких товарищей для самостоятельного изучения литературы, философии, истории. Попытка уйти от официальных штампов школьных и вузовских программ, навязанных оценок и дозволенных суждений перерастала сначала в потребность, а затем и в способность самостийно мыслить, отбросив привычные рамки "от и до". Естественный процесс познания переключался с вопросов литературы и философии на проблемы современной политики. И тогда возникла общая для движения идея: сталинский режим на деле означает вовсе не то, за что он себя выдает. Дальнейшие интерпретации этой позиции могли быть различными, но конкретная цель -- борьба против "оборотня" -- была опять одна. Как были общими принципы: верность социалистическому выбору, демократии, коммунистическим идеалам. На этой основе создавался прообраз общественной силы, которая в будущем могла встать во главе процесса демократического обновления страны. Если бы ей дали возможность выжить.

В августе 1946 года в Верховный Суд РСФСР поступили сразу три дела по "контрреволюционной деятельности" молодежи г. Челябинска. Первое из них касалось пятерых молодых людей, которые обвинялись в организации конспиративных встреч, контрреволюционных разговорах, распространении "клеветнических измышлений" о перерождении коммунистической партии, о бюрократическом перерождении советского правительства, об от

сутствии демократии в СССР. Члены группы приняли воззвание "Манифест идейной коммунистической молодежи", в котором призывали своих сверстников к борьбе против существующего режима.

Участники другой группы, в основном студенты, обвинялись в организации "нелегального антисоветского общества". Студенческое общество действительно существовало. Оно называлось "Снежное вино" и выпускало поэтический альманах в традициях символизма. Именно последнее обстоятельство и было расценено как крамола, как своеобразный способ "маскировки" контрреволюционного содержания публикаций альманаха.

По третьему делу прошли семь школьников, "подрывная деятельность" которых, если судить по материалам следствия, заключалась в том, что они "писали и размножали от руки печатными буквами контрреволюционные листовки, в которых призывали к свержению правительства, и расклеивали эти листовки на домах". В ходе судебного разбирательства специально было отмечено, что "участники антисоветских групп никакой особо строгой конспирации своей контрреволюционной деятельности не соблюдали". В сущности, это была еще и не политика, а полуигра. Только мера наказания (58 статья) и сроки заключения оказались вполне "настоящими". И не только для челябинцев, но и для участников аналогичных молодежных объединений в Москве, Воронеже, Свердловске и многих других городах страны.

Так начинался поход против инакомыслия. Его отправной точкой можно считать постановление ЦК ВКП (б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград" (август 1946 г.). С помощью этого постановления, а также последующих "творческих" дискуссий в целом удалось "причесать" мысли интеллигенции, которая после войны несколько утратила дух соцреализма и партийности. Главный идеолог страны -- А. А. Жданов -- недвусмысленно напомнил творческим работникам, кто и как определяет свободу их творчества. Однако "теорией" дело не ограничилось. В марте 1947 года по предложению Жданова было принято постановление ЦК ВКП (б) "О судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах", согласно которому создавались особые выборные органы "для борьбы с проступками, роняющими честь и достоинство советского работника". Именно они -- "суды чести" -- стояли у истоков будущей борьбы с "космополитизмом". Одним из самых громких дел, прошедших через "суд чести", было

дело профессоров Н. Г. Клюевой и Г. И. Роскина (июнь 1947 г.), авторов научной работы "Пути биотерапии рака", которые были обвинены в антипатриотизме и сотрудничестве с зарубежными фирмами. В 1947 году за подобные "прегрешения" выносили пока еще общественный выговор, а представшие перед "судами чести" продолжали именоваться советскими гражданами. Пройдет всего год, и граждане превратятся во "врагов народа", а в 1949 году прекратят существование и сами "суды чести", уступив место откровенно карательным органам. И хотя ужесточение карательной линии можно считать логическим завершением процесса борьбы с инакомыслием, новый виток террора против "врагов народа" для многих современников -- не только у нас, но и на Западе -- был в известном смысле неожиданным.

Еще в сентябре 1947 года на совещании представителей компартий в Польше присутствовавший там вместе с А. А. Ждановым Г. М. Маленков высказался в том духе, что после войны ситуация внутри страны кардинальным образом изменилась, и "вся острота классовой борьбы для СССР передвинулась теперь на международную арену". На том уровне подобное заявление расценивалось как позиция советского руководства. Что же заставило ее изменить в 1948-м? Почему превентивные "воспитательные" меры по отношению к интеллигенции показались Сталину недостаточными, и потребовались новые "враги народа?".

Чтобы ответить на этот вопрос, надо представить картину общественной жизни и народных настроений на этот момент времени. Чем дальше отодвигалась в прошлое война, тем активнее в народном сознании зрело недовольство существующим порядком вещей. Первые симптомы негативных настроений проявились уже в ходе выборов в Верховный Совет СССР в начале 1946 года. Несмотря на победные репортажи газет о "всенародных выборах", в ряде мест (в районах Западной Украины и Белоруссии, республиках Прибалтики) выборы были фактически бойкотированы. На избирательных бюллетенях часто встречались здравицы в честь руководителей партии, во славу Сталина. Однако (правда, значительно реже) высказывались и совершенно противоположные суждения, вроде таких:

"государство напрасно тратит средства на выборы, все равно оно проведет тех, кого захочет"; "предстоящие выборы нам ничего не дадут, вот если бы

они проводились, как в других странах, то это было бы другое дело...";

"выбирать я не собираюсь и не буду. Я от этой власти ничего хорошего не видел. Коммунисты сами себя назначили, пусть они и выбирают";

"для меня эти выборы нерадостные, т. к. война кончилась, а перемен к лучшему почти никаких нет, как были трудности в военное время, так они и остались"; "миллионы наших солдат, побывавших в других странах, видели, как там живут, и все говорят, что хуже, чем в нашей стране, нигде не живут".

В народе ходили слухи о роспуске колхозов, о предстоящем самороспуске компартии, о близкой войне с бывшими союзниками... За подобными слухами и разговорами важно видеть не только всплеск эмоций, но и реальное положение вещей. Недовольство вырастало не на голой почве, а из жизненных процессов, порожденных неразрешенным противоречием между ожиданиями людей, с одной стороны, и темпами реализации этих ожиданий -- с другой. В первые два-три послевоенных года не были осуществлены не только наиболее радикальные и спорные из них (как, например, роспуск колхозов), но и совершенно очевидные и непритязательные. Условия и уровень жизни основной массы населения оставался по сути военным. В партийные и профсоюзные комитеты поступали жалобы от рабочих предприятий на тяжелые условия труда, бытовую неустроенность, плохое продовольственное снабжение. Военные потери сказались на кадровом составе рабочих. Например, среди рабочих-угольщиков после войны процент "кадровиков" доходил только до 20--25 от общей численности, остальные же пришли в шахты во время войны и после. Недостаточный профессиональный уровень и низкая организация труда стали одной из причин роста простоев и аварийности. Известны были случаи массового дезертирства рабочих с производства. Так, с шахт Кемеровской области в 1947 году дезертировало 29 тыс. рабочих. Многие из них таким образом самостоятельно "реэвакуировались", возвращались домой. А дома их ждал тот же круг проблем.

Нелегкие времена переживала и деревня, на которую помимо военной разрухи обрушилось новое бедствие -- засуха 1946 года. Деревня голодала. Чуть лучше, благодаря гарантированному карточному снабжению, жили горожане, хотя большинство рабочих семей трудно сводили концы с концами. Но мирились. Более того, верили,

что все вот-вот повернется к лучшему. "Главное -- война позади", -- эта мысль первые год-два после победы была, пожалуй, доминантой общественных настроений. Положение начало меняться на рубеже 1947--1948 годов: именно тогда "временные трудности" в массовом сознании постепенно исчерпали предел "временности". Отсюда -- всплеск критических настроений 1947 и 1948 годов.

Известным детонатором общественного беспокойства послужила денежная реформа 1947 года и отмена карточной системы. Обычно принято считать, что эти решения целиком исходили от центра, не учитывали настроения народа. Это не вполне справедливо. Действительно, часть рабочих и служащих считали, что с отменой карточек не стоит торопиться: "Сейчас тяжело с хлебом, недостает. А если отменят карточки, то может быть еще хуже. Спекулянты будут делать свое дело, и мы можем остаться без хлеба". Однако это только одна из распространенных точек зрения, наряду с которой были и другие: "Самым наболевшим вопросом является вопрос с продовольствием. Всюду слышатся разговоры: когда же отменят карточную систему или хотя бы откроют коммерческую торговлю хлебом и крупой?". Реформа 1947 года дала простор коммерческой торговле. Прилавки наполнились товарами. Однако для большинства населения эти товары, за исключением необходимого минимума, оказались недоступными: цены в магазинах, вопреки ожиданию, превысили довоенные. Критика вещей перерастала в критику властей, оформляясь в суждения, вроде следующего: "Порядков не будет до тех пор, пока будет советская власть". Впрочем, подобные крайние оценки не были типичны. Гораздо чаще в разговорах людей встречалось другое объяснение послевоенных неурядиц: "...сейчас жить тяжело. Все обжираются, наедают животы, никто ничего не делает, сидят и только Сталина обманывают".

Представления о неких "темных силах", которые "обманывают" Сталина, создавали особый психологический фон, который -- и в этом парадокс, --возникнув из противоречий сталинского режима, по сути из его (пусть не всегда осознанного) отрицания, в то же время мог быть использован для укрепления этого режима, для его стабилизации. Выведение Сталина за скобки критики спасало не просто имя вождя, но и сам режим, этим именем одушевленный. Обострение экономической ситуации, симптома политической нестабильности поставили руководство перед дилеммой: либо решительные реформы, -- либо тер

pop, с помощью которого можно будет загнать становящиеся неуправляемыми общественные процессы в прежнее русло. Власть, проигнорировав шанс реформ, встала на путь террора. И это объясняется не только консервативностью режима как такового, но и особенностями развития народного сознания, политической культуры общества в тот период.

Массовые настроения, как правило, малопригодное поле для поиска конструктивных политических решений. Но именно массовый настрой является составной частью механизма реализации любого решения, организации любого поворота. Поворот 1948 года, положивший конец послевоенным колебаниям руководства, стал возможен не в последнюю очередь и благодаря поддержке "снизу": народ на удивление легко принял новый вариант старой версии о "врагах", "убийцах" и "шпионах", проискам которых и были приписаны все трудности трех после-победных лет. За этим последовала карательная кампания, которая не прекращалась уже до самой смерти Сталина. "Ленинградское" и "Мингрельское" дела, "дело врачей" -- только самые известные в цепи преступлений тех лет.

В результате применения чрезвычайных мер в стране фактически были задушены все ростки политической оппозиции -- не только реальные, но и потенциальные. Интеллигенцию заставили замолчать. Фронтовиков из героев-победителей разжаловали до "винтиков". "Строптивую" молодежь наказали. "Либералов" уничтожили. Оставалось подавить внешнюю оппозицию, навести порядок в "братских" странах. Здесь вопрос был решен разрывом с Тито и насаждением "послушных" Москве лидеров в странах "народной демократии". На такой отнюдь не мажорной ноте завершался первый этап послевоенной истории. Ее заключительным аккордом стала смерть Сталина в марте 1953 года.

Расстановка сил в высшем эшелоне руководства к моменту смерти вождя начала определяться гораздо раньше -- еще во время войны и в первые послевоенные годы. Сталин, всегда делавший ставку на узкий круг соратников, вдруг изменил многолетнюю практику и уже в марте 1946 года расширил состав Оргбюро ЦК -- с 9 до 15 человек. Политбюро и Секретариат продолжали работать в узком составе. Три человека являлись членами Политбюро, входили в Оргбюро и Секретариат -- одновременно: сам Сталин, Жданов и Маленков. Между двумя последними на том этапе и сосредоточилась борьба за место "второго человека" в партии. Более опытный и искушенный в интригах Жданов до

паточно легко "обошел" Маленкова, который уже в мае 1946 года был выведен из состава Секретариата, что означало фактическую опалу. Однако загадочная смерть Жданова в августе 1948 года и, несмотря ни на что, лояльное отношение Сталина позволили Маленкову вернуть утраченные было позиции. Следующую крупную кадровую перестановку Сталин провел уже при непосредственном участии Маленкова в октябре 1952 года. 16 октября на пленуме ЦК вместо "узкого" Политбюро был избран расширенный Президиум ЦК, в который вошли 25 членов и 11 кандидатов. Кандидатуры подбирал аппарат Маленкова, среди них было немало людей с "мест" (руководителей республиканских, областных парторганизаций), попавших таким образом на самый верх, минуя обязательные ступени аппаратного продвижения. Привлечение к руководству новых кадров и заметное охлаждение Сталина к некоторым недавним фаворитам (прежде всего Молотову и Микояну) свидетельствовали, что эта кадровая перестановка не последняя и не решающая. Воплотить до конца замысел обновления своего окружения Сталину, впрочем, не удалось.

После его смерти ситуация наверху изменилась кардинально: к власти пришло так называемое "коллективное руководство", ближайшие соратники Сталина -- Г. М. Маленков, В. М. Молотов, Л. П. Берия, Н. С. Хрущев, Л. М. Каганович, А. И. Микоян, Н. А. Булганин, К. Е. Ворошилов*. Люди, разные по возрасту и характеру, по опыту и способностям, объединенные в сущности одним -- принадлежностью к свите вождя, -- из бывшего окружения превращались в реальных властителей. Некоторые из них и до смерти Сталина пользовались большой властью, как Каганович в 20-е, Молотов -- в 30-е, Берия и Маленков -- в 40-е годы, однако их истинное место было там же -- при вожде. И как потом ни менялись их политические судьбы, все они в сущности так и остались "окруженцами". Не так часто, как может показаться, лидеры обгоняют свое время, чаще бывает как раз наоборот. Перед нами -- типичный случай второго порядка. Это станет совершенно очевидно, когда "коллективное руководство" проявит себя в конкретных делах. Пока же ему предстояло выбрать первого среди равных. Кого же?

Сталин не оставил прямых указаний о "наследнике".

* 5 марта 1953 г. на совместном заседании Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР было принято решение о сокращении расширенного Президиума ЦК (членов-- с 25 до 10, кандидатов -- с 11 до 4 человек). Это решение восстанавливало позиции "старой гвардии".

Единственным, впрочем, косвенным замечанием на этот счет можно считать его речь на октябрьском (1952 г.) Пленуме ЦК, в которой он дал понять, что не хотел бы видеть в числе претендентов Молотова и Микояна. Другие старейшие соратники "вождя" -- Каганович и Ворошилов -- отошли на второй план в сталинском окружении еще в предвоенное время. После войны заметно окрепли позиции Маленкова, Берии и Хрущева. К моменту смерти Сталина эти три фигуры заняли решающее положение в руководстве: Маленков наследовал после Сталина пост Председателя Совета Министров СССР, Берия возглавил объединенное министерство внутренних дел и государственной безопасности, Хрущев взял на себя руководство Секретариатом ЦК КПСС.

Сложную позицию в этом триумвирате занимал Берия. Его роль, вопреки общепринятой точке зрения, в данном случае вряд ли сводилась к установлению личной диктатуры. Во всяком случае -- напрямую. Игра Берии была более тонкой, а тактические ходы -- не столь однозначны. В самом начале Берия, по-видимому, сумел убедить остальных "наследников", (в первую очередь Маленкова и Хрущева), что его вполне удовлетворила бы роль второго лица. И в этом был свой смысл: история знает случаи, когда второй фактически "делает" первого. Значит, на тот момент исход борьбы за власть зависел от того, к кому из двух лидеров -- Маленкову или Хрущеву -- примкнет Берия. Однако сам Берия допустил серьезный просчет, несколько затянув двойную игру, и тем самым дав повод соратникам подозревать его в "неверности", в собственных диктаторских планах. Это, думается, и решило его судьбу.

Из всех "дворцовых переворотов" послесталинской поры дело Берии является самым загадочным. Как у любого заговора, у этой истории фактически нет документального следа, кроме свидетельств очевидцев. Документально зафиксирован только июльский (1953 г.) пленум ЦК, на котором дело Берии подверглось внутрипартийному разбирательству. Что же касается главной операции -- ареста Берии, -- то здесь число свидетельств крайне ограничено. Упоминания об этом деле можно найти в воспоминаниях Хрущева (он описывает событие наиболее подробно), Молотова, Маленкова, а также в мемуарах непосредственных исполнителей процедуры ареста -- маршала К. С. Москаленко и генерал-майора И. Г. Зуба. Мемуарный характер источников, обусловивший отдельные неточности в описаниях, и заинтересованность отдельных авторов в закреп

лении именно своей точки зрения привели к рождению двух версий ареста Берии. Назовем их условно "версией Хрущева" и "версией Маленкова". Свидетельства военных в том виде, в каком они опубликованы в настоящее время, не могут полностью ни подтвердить, ни опровергнуть какую-либо из версий. Возможно, это объясняется тем, что военным была поручена в основном техническая сторона дела и подключились они к нему на самом последнем этапе. В детали самого заговора посвящались немногие, а полной информацией, вероятно, обладали лишь трое -- Маленков, Хрущев и Булганин.

Согласно "версии Хрущева", Берия готовился к захвату власти и устранению остальных "наследников". Хрущев разгадал его маневр и подготовил превентивный удар, переговорив с другими членами Президиума ЦК, которые поддержали его инициативу ареста Берии. Переговоры прошли незаметно для Берии, и арест явился для него полной неожиданностью. Последнее обстоятельство отмечают все мемуаристы. Однако в отличие от Хрущева Маленков дает другое объяснение фактору "неожиданности". Его версия такова: Берия действительно готовил государственный переворот, он планировал арестовать Маленкова и занять кресло премьера. Своим замыслом устранения Маленкова Берия поделился с Хрущевым. Но тот, оценив ситуацию и осознав, что следующим может быть он сам, рассказал обо всем Маленкову. Тогда они вдвоем с помощью Булганина разыграли вариант "подмены": на президиуме Совмина вместо Маленкова был арестован Берия. Тот знал о переговорах, которые вел Хрущев с членами Президиума, знал о готовящемся заговоре, -- только расценивал его в свою пользу. Поэтому на заседании Президиума вел себя Берия относительно спокойно, вплоть до появления маршала Г. К. Жукова, непосредственного организатора ареста и своего непосредственного противника. И все-таки этот ряд событий -- тоже пока только версия.

Загрузка...