Вечер трудного дня

дата публикации:09.11.2021



— Малой двойку по биологии притащил, — затянувшись, Кристина выпустила серый дым. — Надо идти учить уроки, а то на второй год останется. Мой, мудак, нажрался опять и завалился спать, на ребенка ему плевать. Вот что с ним сделать?

— Выгнать нахер, Крис, — сделав глоток кофе Олька отставила чашку. В ее сумочке лежали смятые двадцать пять тысяч. Пять она получила бонусом за домашнюю заготовку про больного отца. Припомнив обычные для случайных друзей разговоры, она хихикнула про себя. Все было, как всегда. По одному и тому же сценарию.

— Ты кончила?

— Конечно, сладкий, — ложь была одним из обязательных условий оплаченного времени. Таким же товаром для тех, кто хочет ее слышать. Ее еще можно было продать, по цене пять тысяч за больного отца, двадцать за оргазм. Вот правда никогда ничего не стоила. Потому что была никому не нужна — мелкая разменная монета, сдача со стоимости вранья.

Друзей Кристина нашла неплохих. Щедрых и веселых. Сумевших договориться с охраной «Файф сизонс», что само по себе было невероятным. Те даже бровью не повели, когда они всей компанией поднимались в номера. Так и стояли истуканами, потея в обязательных темных пиджаках. Крис даже пристала к одному, требуя ей прикурить.

— Молодой человек, угостите огоньком! — услышав в ответ раздраженное шипение, она громко расхохоталась.

Пока она сама развлекалась в соседнем номере с двумя, Олька была с третьим. Самым молодым. С обручальным кольцом на безымянном пальце. Худощавым и безликим. Еще одним неуверенным в себе бедолагой, который ей не запомнился. Он много рассказывал о себе: деньги, должность, машина, жена — дочь мэра, бизнес, чужие деньги, будто это что-то означало. Что-то очень серьезное. Олька все пропустила мимо ушей. Абсолютно все. Он тоже продавал свое время, но дороже и оптом, и был абсолютно неинтересен. Хорошо обеспеченное тестем пустое место.

— Слушай, я тут буду через пару месяцев, может созвонимся? — поглаживая ее грудь предложил он. Прикосновения были приятны, Олька прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась.

— Конечно, милый, — его визитку она выкинула в урну у входа.

Они с Кристиной отработали полную программу: ужин, виски, номер, громкие оргазмы, пошлые разговоры за жизнь: зачем ты этим занимаешься, ведь с твоими данными все могло бы быть по-другому. Как по-другому? Предложение давно обогнало спрос. Бесповоротно изменив все. Любовь, ложь, красота — вдруг резко упали в цене. Инди перестало быть доходным занятием, им занимались все кому не лень, продавая время и ложь за копейки. А то, что случайные друзья потратили на них такие деньги, было скорее исключением, чем правилом.

По дороге домой они забрели в пустую кафешку, выпить кофе и поболтать. Багровая темень лилась с неба на улицы разрываемая упорным светом городского освещения. Кофе был горьким. Они были одни.

— Выгонишь его, ага, — пьяно хохотнула Кристина. — Синяк, сука, но свой. Если бы не пил. Вот что ему надо еще?

Если бы не пил, в ее голосе прорезалась тоска, затянувшись раздражающим кислым ментоловым дымом, она продолжила.

— Дура ты, Олька. Ребенку семья нужна. Когда родишь своего, тогда и будешь выгонять нахер. Хоть каждый день. Все равно это когда-нибудь закончится.

— Что все?

— Друзья, работа. Выйдем в тираж, а что дальше? Ты думала, что дальше? Вот реально, думала?

Она серьезно посмотрела на Ольку, совсем неожиданные для отчаянной Кристины мысли наложили на лицо тени. В уголках глаз пролегли усталые морщинки. Когда-нибудь это все закончится. Чувствуя, как ее мягко обволакивает выпитый недавно виски, Олька хлебнула кофе и глянула на сонную улицу. Внизу живота разливалась тянущая сладкая боль. Ей хотелось. Сильно хотелось. Еще одна из обязательных издержек профессии. Когда хочется мужчину, но вокруг только друзья.

Ты кончила?

Она вздохнула, нет, не кончила.

— Девочки скучаете? Может по винцу? — молодой лопоухий бармен, нарисовался перед столиком. — Я угощаю.

По причине позднего времени, персонал уже разошелся, и он был тем самым несчастным, которому было поручено закрыть заведение после ухода гостей. Одним из той категории вечно помыкаемых и молодых, всегда назначаемых на неприятные или утомительные работы. В руке он держал дешевую бутылку вина, которую мог безболезненно и незаметно для начальства списать. Три бокала стеклянным веером были зажаты в другой. Олька посмотрела на него и промолчала. Сузила кошачьи глаза и приподняла уголки губ в улыбке. Стекло отсвечивало желтым светом ламп.

— Вот только тебя нам не хватало, милый, для полного счастья. Сидели и думали, когда же ты подойдешь, — аккуратно стряхнув пепел на пол веранды произнесла Кристина. — Тебя как звать?

— Артем, — он поставил бутылку на стол, грустно проводил взглядом серые крупинки и присел к ним. Убирался в кафешке тоже он.

— Ты откуда?

— С Выхино, — откупорив бутылку бармен разлил вино, — А вы?

— А как ты в эту пердь добираешься ночью? — не ответив на вопрос протянула Кристина приняв бокал. — Поезда хоть ходят туда?

— Друг сейчас заедет, он на машине, — он натянуто улыбнулся. — За встречу?

— Давай, — Кристина немного наклонилась и оттянула двумя пальчиками бейдж на его рубашке, — Артем Коновалов.

— Ага. А вас как зовут, девчонки? — поинтересовался он и сделал глоток.

— Анжела, — представилась Кристина, потом откинулась на стуле, демонстрируя грудь и точно выверенный промежуток между обтягивающей блузкой и юбкой. В нем мелькала уже начинающая расплываться вязь татуировки, опоясывающей талию. С трудом оторвав от нее взгляд, Артем обратился к Ольке.

— А тебя как?

— Сабина, — перед тем как ответить, она сделала небольшую паузу, ситуация ее забавляла. Вино было отвратительным.

— Может потусим где-нибудь, девушки? Сейчас Андрюха заедет, поедем в клуб.

— В Выхино? — уточнила Кристина.

Начав подозревать, что над ним издеваются, бармен заерзал на стуле. Он бросил тоскливый взгляд на бутылку, в которой оставалось меньше половины, на почти нетронутый Олькин бокал, на грудь Кристины и ничего не ответил.

— Ну так куда двинем, красавчик? — собеседница изучающе его осмотрела, — У тебя уши горят. Ругает кто-то.

— Тут рядом есть, — промямлил он и беспомощно коснулся пальцами уха, проверяя, не врет ли она.

— А что, твои подружки тебе уже надоели, Артемка?

— Какие подружки?

— Ну, правая и левая.

Задохнувшись, он не нашелся, что ответить, ошеломленно сидел с открытым ртом, пока Кристина ласково его разглядывала. Затем резко, со скрипом отодвинул стул, Артем поднялся и, не оборачиваясь, деревянной походкой отправился к себе за стойку.

— Ну, что ты обиделся, милый? — спросила Кристина в его спину, тот не обернулся.

— Зачем ты с ним так? — в голосе Ольки не было ни малейшего осуждения, только любопытство.

— Ненавижу, — глухо произнесла Кристина, допив бокал, она поставила его на стол и раздельно повторила, — ненавижу.

— Господи, Крис, ты только что с двумя была. Что ты можешь ненавидеть? — Олька накрыла ее руку своей и погладила. — Дурак он еще молодой. Ну, клеился и клеился. Каждый второй клеится, что теперь всех ненавидеть?

Бармен волком смотрел на них из-за стойки. Торчал неподвижной серой тенью, за которой блестели в зеркалах освещенной витрины бутылки.

— Те двое мою ненависть оплатили, Ольк. Всею до копейки. Ты прям как мать Тереза, — подруга наклонилась и поцеловала ее. — Может тебе занятие сменить? Будешь лечить больных инди, которые ненавидят свою работу. Купишь себе белый халат, очки и стетоскоп. К тебе очередь будет стоять, если ты сможешь хоть что-то с этим сделать.

— Да это все есть. И халат, и стетоскоп, — хихикнула Олька, — кое-кто любит в доктора поиграть, Крис.

Та молча кивнула, докурила, и они попрощались. Перед уходом Кристина покопалась в сумочке и оставила тысячу на столе. Компенсация за ненависть, подаяние от больной инди, которая думала — что дальше?

— Это тебе на новых друзей, Чебурашка, — бросила она в полумрак, — а то старые оказались сволочами.

Бармен за стойкой не пошевелился.

— Созвонимся.

— Если что появится, я тебе наберу, — она смотрела ей вслед, Кристина шла прямо, чуть покачивая сумочкой. Шла учить биологию с сыном.

— Ненавижу, — проговорила Олька про себя, пробуя это слово на вкус. Ненависть горчила.

Две остановки на метро, потом три квартала по улицам в теплых пятнах фонарей. Людей на улицах было мало, они тенями пролетали мимо. Ни разговоров, ни обычных обрывков фраз. Почти полная тишина. Олька привычно вытянула голову, но рыжая башня, днем торчавшая над старыми крышами, утонула в слепых городских сумерках.

Ничего не было видно, она на мгновение замедлила шаг, а потом решительно повернула в темный проулок. Помыться и спать. В сладкий запах цветов.

— Добрый вечер, красавица, — под домом маячила худая дядь Женина тень. Этим вечером он вооружился мухобойкой и затаился на лавочке у подъезда, поджидая Кисю Писю, как индеец маниту на тропе войны. Фонарь над входом в подъезд обливал его светом, вырывая из ночных теней редкую шевелюру и впалые щеки. Сосед был настроен решительно.

— Привет, дядь Жень, — краем глаза Олька видела его коварного недруга, который не мигая наблюдал из кустов.

— Не видела пидараса этого мелкого? — чтобы скрасить томительные засадные минуты он запасся двумя сиськами духоукрепляющего крепкого пива и сейчас стремительно приближался к стадии разумного мха. Как ракета на керосиновой тяге к границе обитаемого космоса, за которой были только космическая темень и безмолвие. Половина расстояния уже была пройдена, в полторашке плескался мизерный остаток, а язык еле ворочался. Мутные глаза, казалось, смотрели в разные стороны.

— Какого? — на всякий случай уточнила Олька, в окне Димочкиной квартиры шевельнулась занавеска. Хотя, возможно, ей просто показалось. Время было совсем позднее.

— Кота, бль! — громко обозначил дядь Жень и покрутил мухобойкой. Коварный Кися Пися за его спиной развернулся и уплыл в темень.

— Не, не видела.

— Плохо, — вздохнул собеседник, а потом безошибочно определил, — Выпивала, чтоль?

— Немного, с друзьями. Вы тоже, смотрю, пьете?

Ответить он не успел. Скрипнула оконная рама и в отворенном окне образовалась недовольная хозяйка.

— Женька! Давай заканчивай, полудурок лохматый. Надоели уже с этим котом! Хули ты тут маячишь полночь? Ты на часы смотрел?

— А пусть не гадит! — огрызнулся Олькин собеседник. — Весь коврик мне засрал.

— Гадит не гадит, спать иди, — твердо произнесла Алла Матвеевна, — вот надерешься, кто тебя домой нести будет?

Нести его домой действительно было некому, не дохлой же Ольке? С этим дядь Жень спорить не стал, лишь буркнул что-то примирительное и засобирался домой. Задетая ногой открытая полторашка укатилась под лавку разбрызгивая остатки пива.

— Пидарасы, бль! — сокрушенно пожаловался дядь Жень неизвестно на кого.

Олька пожелала ему спокойной ночи и поднялась к себе.

Из окна плыли тени, дальние фары машин отражались решетками оконных рам на стенах и потолке. Свет в квартире включать было лениво, она сидела за кухонным столом, покрытым липкой клеенкой в порезах над рюмкой коньяка.

Ты думала, что дальше? Конечно, она ничего не думала. Дальше, потом, затем, через время — все эти категории казались глупыми. Зачем думать, если все что дальше неизвестно? Завтра случится ее шанс, все поменяется, она будет счастлива. Хотя она и так счастлива. Наверное. За стеной тихо бормотало дядь Женино «Кино».

— И если есть в кармане пачка

Сигарет, значит все не так уж плохо на…

Дядь Жень принимал свое лекарство от тоски. Одна сигарета у Ольки была, но курить не хотелось. Она сидела голая и задумчивая, прислушиваясь как внизу живота пульсировало тягучее сладкое тепло.

— Ты кончила?

Господи, как он был глуп, этот случайный друг. Выпив, она пошлепала в душ. Обнаженная, почти в полной темноте, из-за которой тело отсвечивало голубым. Немного задержавшись в прихожей, где на коврике валялись розовые вязаные кроссовки с красными шнурками. Валялись рядом с ее старыми, белыми, сквозь потертый верхний слой кожи которых пробивалась темная основа. Откровенно говоря, их уже давно пора было выкинуть, но она все никак не решалась. Так и не найдя ни времени, ни денег чтобы заехать за новыми. Но теперь все изменилось, утром они отправятся в помойку. Хотя. С этим можно было повременить, мало ли что будет завтра? Вот туфли на шпильке теперь были нужны. Без них никак нельзя было работать. Олька тронула подарок босой ногой. В темноте они казались серыми. Даже последние мерзавцы совершают добрые дела. Интересно кто он такой, этот Глеб? Тоже последний мерзавец, наверное.

Расслабившись под теплой водой, она попыталась мастурбировать, догнать то время, которое подарила, но ничего не получилось — возбуждение уже безнадежно прошло. Испарилось где-то по дороге между кухней и ванной комнатой. Прямо перед ковриком в прихожей.

В зеркале в ванной было виден краешек ее тела — правая грудь с аккуратным розовым соском. Красивая, чуть тяжеловатая для ее худобы. Выйдем в тираж и дальше не будет ничего. Пустота. Друзья куда-то денутся, исчезнут. И Олькино время перестанет быть нужным. Резко подешевеет и перестанет кормить. Она отрицательно помотала головой. Не, не, не. До этого дальше случится много чего. И ее шанс вот-вот будет. Надо только дождаться. Потерпеть немного. Может зря она выкинула визитку того парня? Инди нравились постоянные друзья, так было безопаснее, да и постоянство приносило больше денег, чем непрерывный поиск. С другой стороны, удержать их было трудно. Три-четыре встречи, и все обрывала скука. Привычка, обязанность, ревность в оплаченное время не входили, а придумать что-то еще не получалось.

Нужно дождаться шанса. Для каждой инди он был свой. У кого-то случался, у кого наоборот. Но у нее он обязательно будет. И все поменяется, сонно хлопая ресницами, Олька засыпала под еле слышное:

У меня есть время, но нет сил ждать

И есть еще ночь, но в ней нет снов

Сны у Ольки имелись, и в них она была счастлива. Счастливая инди без обязательств и проблем. Мать Тереза, исцеляющая тотальную ненависть всех ко всем. Где-то внизу мяукнули, скрипнула Димочкина дверь. Она улыбнулась и заснула.

Ей снилось, что она все-таки зашла в церковь на Варварке и кто-то, чьего лица она так и не разглядела, сунул ей в руки розовые кроссовки с красными шнурками.

Загрузка...