Сборник проза и блоги

Клаус

дата публикации:28.06.2023

Слова я угадываю только по движению губ, несмотря на то, что мой собеседник, наклонившись, орет мне на ухо. Именно в это мгновение певец на маленькой эстраде устраивает соревнование между хрипящими динамиками, звук которых вызывает вихри табачного дыма и своими голосовыми связками.

— Одна тут отдыхаешь?

— Да! — ору я в ответ.

— Что? — он наклоняется, пытаясь поймать хотя бы мизерный привкус моего голоса. У Мумеда все как обычно. Полное помешательство. Воздух можно резать ножом. Адовы вспышки света бьют по глазам. Толпа народа теснится плечом к плечу и все пытаются говорить одновременно. Кажется, еще мгновение и тебя раздавит. Все копаются в унитестерах, курят и орут. Сидящая у меня за спиной девка, пятый раз заказывает бухлишко, пихая меня локтем. Кажется ей осталось немного, до того момента пока она упадет и уснет. Кто-то протискивается к стойке, задевая сумочками, одеждой, телами. По мне, самое подходящее место, чтобы собраться мыслями, сосредоточиться внутри себя.

— Клаус! — представляется мой собеседник. — А тебя как зовут?

— Беатрикс! — надрываюсь я и смеюсь, понимая, что он ни фига не услышит. Все-таки он забавный. В короткой черной куртке с капюшоном, под которой видна белая майка. Нос набекрень, выцветшие глаза. Такие же линялые как у Томашека. Еще один «доброволец». Свет мазербомб осветляет радужку, делает ее светло серой. Мы сидим за старой стойкой в пятнах, по которой в такт музыке бегут белые пятна. И я пью за его счет. Мне одиноко и у меня вагон и маленькая тележка мыслей.

— Чем занимаешься, Бетрикс? — огромные руки в шрамах обнимают стекло высокого стакана. Я смотрю на своего собеседника снизу вверх. Все «добровольцы» огромные как медведи и у всех как один странные движения, будто они двигаются по скользкому льду. Каждый раз пару мгновений, задумываясь перед тем-ка сделать шаг. Эту задержку в долю секунды очень сложно уловить, но мне все очевидно. Я выкупаю даже самого скрытного «добровольца» за пару мгновений.

— Беатрикс! — поправляю я, хотя на сто процентов уверена, что он не разберет. — Работаю в Городском парке!

Последнее он слышит, потому что исполнитель своего, наконец, добился. Посадил связки и теперь может только тоненько сипеть, вытаращив глаза.

Городском парке? Удивляется Клаус и говорит, что там водятся здоровенные крисы. Пожав плечами, я сообщаю, что крис там реально дофига. Причем любых размеров. Он пораженно смотрит на меня, словно работа на этой помойке, что-то из ряда вон выходящее.

Да-да, милый! Я делаю глоток из бокала, в котором плещется какая-то приторная гадость. Беатрикс бывала и не в таких тараканьих дырах. В моей Мусорной Долине вампкрабы выскакивали из нор и могли высосать тебя досуха за пару секунд. Конечно же, я заливаю, искренне потешаясь над собеседником, у вампкрабов нет хоботков, и максимум что они могут сделать: это разорвать тебя на части, чтобы потом сожрать.

— А ты что делаешь? — на всякий случай ору я, хотя певец с отрешенным видом сидит, привалившись к динамику из которого продолжает доноситься металлический лязг и скрежет. Слава Матушке, на сегодня он закончил. Поймав глазами его взгляд, я салютую бедолаге спиртным, спасибо, друг! В ответ он утирает пот со лба и грустно смотрит. Ему платят за то, что он корячится на сцене, и сегодня Мумед точно зажилит часть гонорара. Вычтет пару кредитов за возможность гостей поговорить.

— Цветы! Выращиваю цветы!

— Цветы? — переспрашиваю я и смотрю на руки собеседника и с сомнением хмыкаю. Руки настоящего цветовода. На левой совершенно очевидно оборваны сухожилия. Безымянный палец и мизинец висят как подбитое крыло у вороны. Заметив мой интерес, он смущенно прячет ладонь. Очень точное попадание, прямо между пястными костями, в перебитых сухожилиях я прекрасно разбираюсь. Случалось, что принцесса Мусорной Долины наваливала за воротник жадным вонючкам посмевшим покуситься на ее богатства. Перед глазами мелькают размытые фигуры в пестром тряпье, дубинки в крови, копья, посохи в клубах порохового дыма и магия с визгом выискивающая свободное тело. Мы с Ва с хохотом мечемся в общей свалке, нам страшно и весело одновременно.

— У меня небольшая лавка на Пятой кольцевой, — бормочет Клаус и отхлебывает спиртное. Судя по покрасневшему лицу и блеску глаз, он уже основательно набрался. — Цветы на любой вкус.

Цветы. Он выращивает цветы. Где-то в глубине моей души пахнут горькие ноготки, и светит красное солнце, когда — то я прекрасно плела венки. Себе и Фогелю. Еще дорогому дракончику. Помню, Ва с удовольствием их жевал, заявляя, что цветы лучшая закуска к морковному с’мгончику. Впрочем, по большому счету, для чешуйчатого все лучшая закуска к гнилушке. Все, до чего он может дотянуться: кролики, рыцари, сколопендры, павуки. Любая вещь, которой можно набить чешуйчатое брюхо.

— И как они у тебя цветут? Тут же нет солнца, — пытаю я. В ответ Клаус делает недоуменное лицо. Цветут?

— Ну, они выбрасывают бутоны, потом раскрываются, — поясняю я. — Они разноцветные! И прекрасно пахнут!

Он никак не может взять в толк. Икает и мотает головой. Цветы вовсе не то, что он понимает. После долгих разговоров становится ясно, что он просто выращивает растения в горшочках. Так, чтобы можно было поставить в комнате для красоты. Как по мне, это самое бесполезное занятие на свете. Впрочем, по-видимому, не здесь. Кроме колючек в Городском Парке и плесени на улицах из растительности ничего. Только дождь, стены из бетона и лихорадочные лица местных обитателей, в глазах которых уснула надежда.

Никогда не подозревал, что растения могут цвести, утверждает Клаус, это поразительно! Я киваю и отпиваю глоток из стакана. Это еще что, милый! Ты с ума сойдешь, если узнаешь всю правду о прекрасной Беатрикс. Пусть даже магия Мусорной Долины на поверку оказалась полным фуфлом, все эти заклинания, колдунские приблуды, рьяная вера в настоящие чудеса. Все это пошло прахом, разбившись о сырой бетон Нижнего города. Допустим, мой любимый колдун Фогель был прав, когда с пеной у рта доказывал, что магии не существует. И что мы с чешуйчатым непроходимые тупицы. Одно остается непреложным фактом: я обняла Штуковину и, наверное, умерла и теперь хочу вернуться домой. И это никак не объяснить.

Напротив меня, за стойкой теснятся подсвеченные бутылки с разноцветным бухлишком. Единственные цветные пятна тут в сером бетоне. Если не брать во внимание подстерегающие на каждом углу рекламные мониторы. Надоедливое электрическое пламя, бьющее из темных сырых трещин местной жизни. Подстерегающее тебя, стоит тебе хоть чуточку расслабиться. А ведь там, откуда я свалилась, все было совсем не так. Целые разноцветные поляны, красный плющ, обвивающий все, куда может дотянуться, стрекот насекомых, зеленые берега Оранжевой реки. В моем сознании вспыхивают картинки. Штуковина. Пыль. Обтрепанные баронские воинства под тряпками штандартов. Мы там сильно воевали, кажется. И кажется я победила. И кажется — наделала самых героических дел. Моя прошлая жизнь, калейдоскоп несвязанных картинок, в котором начинает угадываться слабый смысл.

— Ты их прямо так видела? — удивляется Клаус, я перевожу на него взгляд.

— Конечно, дорогой, как тебя сейчас.

— Невероятно!

— Ну, ты же не всегда был цветоводом? Ты же был в других местах? Разве там не было цветов? — смысл понятия «доброволец» я прекрасно понимаю. Мой собеседник мрачнеет. И нехотя кивает. Да, он бывал в других мирах.

— И что там? — интересуюсь я. Он задумчиво рассматривает батарею бутылок за стойкой, словно именно в этот момент выбирает, которая станет его следующей целью. Матушка, еще один задумчивый неудачник, которому судьба подкинула неприятностей! Приходится вывести его из паралича, толкнув рукой в плечо. Что там?

— Там, все совсем другое, — скупо бросает он. На самом деле он был в трех местах, но нигде не видел цветов. Только горелую землю, грязь и воронки, выкопанные снарядами. В первых двух даже было солнце, но от этого эти миры не были лучше, чем Нижний Город с постоянным дождем. В третьем стояла постоянная темень. И с неба сыпался пепел.

— Я мало что помню, — извиняется мой собеседник, — нас выбрасывали из Окон. Местные грузили по нам из всего, что только могли достать. Это был полный капец! Я видел, как одному оторвало ногу, сразу после выброски, ты не представляешь, как он вопил!

— Из Окон? — переспрашиваю я, затаив дыхание.

Ну, Окна, все их так называют, как они называются по науке, он не знает. «Добровольцу» вообще не положено много знать. Все, что ему известно, что местные нарываются на конфликт и их нужно склонить к миру. Послать миротворцев. Так им объяснили, по крайней мере. Слава железному Густаву он вернулся почти без потерь и теперь может заниматься тем, что ему по душе. По нему видно, что он не хочет разговаривать на эту тему, да и вообще он пришел к Мумеду снять веселую не замороченную девчонку. Я лицемерно поддакиваю, но выруливаю разговор в прежнее русло. Прежде всего, меня интересуют Окна и Машины. Видно, что от керосина у моего огромного собеседника развязался язык и клянусь бородой Матушки, этот шанс я не упущу.

— А как вы попадали в Окна?

— Они там! Там тренировочные лагеря и трансМашины для пехоты и техники.

Я рассматриваю палец, устремленный в потолок и соображаю. Штуковины там, наверху и мне просто необходимо туда попасть. Правда, зачем, я пока не имею ни малейшего понятия. Что я буду делать с этими прозрачными медузами с разноцветными огоньками во внутренностях, мерцание которых напоминает ток крови? Обниму ближайшую? Прижмусь к ней как теленок к матери?

Штуковины. В голове начинает пульсировать тревожный сигнал. Наши разговоры в общем шуме не расслышать, но темы у них довольно опасные. Тут, в Нижнем Городе принято держать язык за зубами, если дело касается «добровольцев», конфликтов и трансМашин. Это правило я усвоила с первого дня знакомства с Томашеком, который неожиданно запнулся, отвечая на мой глупый вопрос о том, как он попал в другой мир, и подозрительно поинтересовался, зачем мне это нужно? В тот момент я сделала глупое лицо и сумела съехать с темы. Но прекрасно запомнила ту грань, через которую не следовало переступать. Чтобы не наделать глупостей в совершенно незнакомом мире, бедняжке Беатрикс приходится быть очень осторожной. «Добровольцы» тут что-то вроде отверженных, попешки хватают случайных бедолаг и отправляют в МК. Миротворческий корпус, это официальное название. Местные обитатели шарахаются от вернувшихся, как от больных.

Итак, трансМашины или Штуковины, я кошу глаза на цветовода. Если мой собеседник вдруг вообразит, что сболтнул лишнего, беды не миновать. И самое лучшее, что может случиться: на меня настучат попешкам, гори они в аду. Но Клаус просто достает сигу и прикуривает, инстинктивно прикрывая огонек зажигалки огромными ладонями. Еще одна привычка, явно показывающая кто мой собеседник на самом деле.

— Будешь? — предлагает он мне.

Когда-то я уже пробовала курить, и мне не понравилось, но сейчас я киваю, давай. Все равно воздух у Мумеда такой, что от сиги не будет ровно никакого вреда. Первая затяжка, судорожный уголек на конце бумажного цилиндрика. В горле першит, но в голову словно вступает что-то темное и успокаивающее. Именно Фогель дал мне первый раз затянуться сигой. Мы сидели в тени у Штуковины, привалившись к ней спинами, пили холодное белое и пели. Пели? Я пытаюсь вспомнить, настойчивый грохот динамиков у сцены немного мешает.

Мы пели с Фогелем. Орали во все горло, потому что в тот момент были готовы умереть. Что же мы пели? В моем сознании милые серые глаза под беззащитными женскими ресницами. Колдун смеется и смотрит на меня. Его теплые губы на моих губах.

В прошлый раз, когда я был трезв, чувак,

Мне было херово,

Это было худшее похмелье в моей жизни,

Всю ночь скотч, и шесть гамбургеров,

Пара сиг на завтрак — и только тогда я в порядке,

Ведь если ты хочешь жить круто,

Если хочешь жить круто,

Ты должен жить на крепкой, крепкой выпивке,

Крепкий, крепкий керосин!

Крепкий, крепкий керосин!

Мои пальцы неосознанно отбивают ритм. Пара сиг на завтрак. Я затягиваюсь и медленно выпускаю дым, с кончика сиги отваливается столбик пепла. В задумчивости, я упускаю из виду, что мой собеседник мне что-то говорит.

— Что, милый?

— Пойдем ко мне? — предлагает он, язык у него еле ворочается.

— Могу проводить тебя домой, — говорю я, улыбаясь, Клаус смотрит в мои глаза. Становится понятно, что сегодня ему не обломится, просто он выбрал не ту цель и это ему не нравится. Пауза затягивается. Я собираюсь, приготовившись показать все, чему научилась в своих владениях. Что-нибудь не совсем убойное. Но к моему удивлению, он кивает. Да. А то я сегодня чего-то перебрал. Так, наверное, будет лучше. Пока мы пробираемся через толпу, отбиваемся от торговцев торчем и протискиваемся на улицу, я размышляю.

Как много всего поменялось. Магия и колдунство, на поверку оказались не магией и не колдунством. Штуковины только притворялись загадками, которые не разгадать. Маленькую и прекрасную принцессу Беатрикс обманула Мусорная долина, восхитительное место, которое она считала своим по праву. Теперь ей необходимо разыскать ближайшую Штуковину и задать пару вопросов. В том самом невероятном случае, если она захочет со мной говорить.

— Торч. Торч, шесть кредитов, — предлагает настырный тип с бегающими глазками. Хватает меня за рукав. Приходится обратить на него внимание и предложить проваливаться к черту или получить пару недель в койке со сломанной ногой, на выбор. Ни первое, ни второе его не устраивает и мне ничего не остается делать, как наступив ему на ботинок, двинуть локтем в живот. Он тут же теряет равновесие и уносится толпой, двигающейся на вход в заведение Мумеда.