Счастье в проекте

Глава 8

— Я точно не в своем уме. Не могу поверить, что привела тебя к себе домой.

Со вздохом изнеможения Режин опустилась на диван в гостиной. Антонио рассматривал развешанные по стенам фотографии городских башен всех времен и народов:

— У тебя хороший вкус. Сама фотографировала?

— Да. Что-то вроде хобби. Снимала башни по всей Европе.

Он остановился перед изображением церкви Святого Семейства в Барселоне.

— Гауди.

— Гениальная архитектура.

— Возведение так и не было закончено.

— В законченных вещах есть что-то неживое, — обронила она рассеянно.

Антонио опустился рядом с ней. Бережно снял с нее туфли и начал массировать ступни:

— Ты не возражаешь?

На препирательство не было сил. Ситуация вряд ли могла стать еще абсурднее. Между тем безотчетно приятное ощущение поднималось от ступней к коленям…

— Не слишком нажимаю?

— Нет… Я хочу, чтобы ты знал… Я не прогнала тебя, но это ничего не значит. Я не хочу потом заново выяснять отношения.

— Мы пока что не ссоримся.

— Ты должен принять мои условия.

— Какие? — он прекратил манипуляции с ее конечностями.

— Продолжай.

— Это условие?

— Проклятая стройка!

— Не думай об этом. Тебе надо отдохнуть.

Она закрыла глаза и вверилась его умелым рукам. Через какое-то время вдруг испуганно выпрямилась:

— Условие — ты делаешь массаж и уходишь. Только ноги, до колен, понятно?

— Договорились.

Она снова легла и прикрыла глаза:

— Расскажи мне о себе. Ты давно работаешь прорабом?

— Нет.

— А что ты делал раньше?

— Учился на архитектурном.

— Интересно. Почему ты не рассказывал об этом?

— Это было давно.

— И почему же ты не стал архитектором?

— Ты, правда, хочешь знать?

— Нет. Мне не хочется много знать о тебе. Это может усилить нашу эмоциональную связь.

— Да, я понимаю. Это тебя пугает.

— Ты думаешь, что я холодная и расчетливая.

— Я говорил это в совсем другой ситуации.

— Кажется, оздоровительные процедуры закончились.

— Подожди, ляг, пожалуйста. Расслабься.

— Как же мне расслабиться, если ты не уходишь?

— Просто закрой глаза и дай мне твои ноги.

— Потом сразу уходи.

Он не ответил. Когда он закончил массаж, она уснула. Антонио принес плед и укрыл ее. Спящая Режин умиляла его. У нее было совсем другое лицо, без постоянной готовности броситься в бой. Эта женщина определенно соткана из противоречий.

Он огляделся. Квартира была обставлена красиво и с любовью к мелочам. Во всем был порядок, хотя и без педантизма. Заглянул в спальню. Широкая кровать стояла на подесте, занимавшем полкомнаты. Прикрепленные к стенам раскрытые красные веера служили абажурами для светильников. Пол был покрыт мягким светлым ковром. Все было выдержано в том же лаконичном, благородном стиле, что и ее архитектура.

— Осматриваешься? — услышал он ее голос, слегка осевший со сна.

— Проснулась?

— Угу. Слушай, я умираю с голоду. А ты?

«Кажется, «условие» забыто. — Антонио ухмыльнулся про себя. — Похоже, она сама не понимает, как ее бросает из стороны в сторону. Все равно радоваться рано, в следующую минуту можно ждать взрыва».

Режин встала и отправилась на кухню делать салат. Ели они при гробовом молчании, впрочем, с отменным аппетитом. Салат был что надо.

— Как мы распорядимся остатком вечера? — спросил Антонио, насытившись, увы, только едой.

— Черт! Мне же надо к массажистке! Все, я побежала.

Он удержал ее за руку:

— Позвони, откажись.

— Ты что?

— Я не хуже твоей массажистки.

Режин досадливо взбила волосы и издала протестующий звук.

— Я тебя не убедил?

— До чего же ты настырный.

— Признайся, я хорошо массирую.

— И не смотри на меня глазами своего очередного тезки Бандераса.

— Не сравнивай меня ни с кем. Не знаю, как там твой Бандерас, а вот я — очень квалифицированный массажист, и к твоим услугам.

Она вышла в другую комнату. Ей захотелось минуту побыть одной. Остановилась у стола, перебирая почту и кусая ногти. Что с ней происходит? Как только он оказывается поблизости, она начинает метаться. Почему-то он постоянно принуждает ее совершать поступки, которые ей… и самой больше всего хотелось бы совершить. Он еще ни разу ее не послушался! Хотя при нем она орала и спорила столько, сколько ей за всю жизнь не приходилось. Наверное, он считает ее страшной скандалисткой. А результат с ее стороны нулевой, все выходит по его замыслу.

Что же предпринять? Может, действительно попробовать еще раз?..

— Какой фильм проигрываем сегодня? «Черную вдову»?

Она рассмеялась:

— На этот раз это мой собственный фильм, его еще никто не смотрел. Понимаешь?

— А для меня там есть роль?

— Зрителя.

Бывают тайны, в которые никогда никого не посвящаешь. Идея приобщить Антонио к своим фантазиям и пугала, и вдохновляла ее:

— Давай договоримся.

— Опять?

— Я знаю, ты думаешь, что я сдвинулась на самоконтроле и безопасности. И все же… Условимся, что я тебе сегодня вечером поверяю свои секреты. Как на исповеди.

— Я — исповедник? Ну и ну!

— Ладно, неудачное сравнение. В общем, я расскажу тебе свои секреты, а ты оставишь их при себе. Идет?

— Об этом и договариваться незачем.

— И это не значит, что нас связывают обязательства, ведущие к более серьезным отношениям.

Антонио старался не ухмыльнуться.

— По-твоему, это глупо?

— Нет, Скорее странно… Ты все время бежишь от каких-то обязательств.

— Я думала, что ты можешь меня понять. Ведь ты тоже избегаешь обещаний, серьезных отношений. Иначе как объяснить твой кочевой образ жизни?

— Застраховаться ни от чего нельзя. Такие вещи не регулируются договорами.

— Ты меня не понял.

— Почему же, понял.

— Так что, попробуем? А то я еще успеваю на массаж.

— Не знаю. Как-то все это… Мне, видно, романтики не хватает.

— Ладно. Тогда я пошла.

— Ну и иди! Обрыдли уже твои капризы. То одно, то другое, то да, то нет! Ты не улавливаешь, насколько это жестоко?

Он схватил свою куртку. Режин видела, что он по-настоящему обиделся, и на этот раз чувствовала себя виноватой:

— Антонио, подожди.

— Ты постоянно играешь со мной, ноги об меня вытираешь. Сама как огня боишься расшевелить душу. Так вот, я — не бесчувственный! И я не могу отключить свои эмоции. Ты мне не безразлична.

— Прости меня. Не уходи.

— Еще не наигралась?

— Ну, извини. Я… не всегда такая стерва. Останься, пожалуйста. — Она перешла на шепот.

Антонио смотрел на нее исподлобья, сунув руки в карманы.

— Я по тебе тосковала. Не могла тебя забыть. Мне не хотелось в это поверить… Но ты мне тоже не безразличен.

Она прижалась лбом к его плечу и сразу почувствовала себя лучше. От него исходили пугающе родное тепло и покой. Но он еще не переборол обиду и не подался ей навстречу. Она ощупала его затылок, заскользила по спине, вжалась грудью в его грудь и с облегчением ощутила, как понемногу расслабляются его стальные мышцы.

— Почему мы все время как на качелях? — спросил он сердито. Интонация явно отставала от готового к перемирию тела.

— Давай попробуем обойтись без слов, — предложила на этот раз Режин и подняла к нему лицо. Тут он понял ее незамедлительно. Его теплые губы нашли ее доверчиво приоткрытый рот. С каким облегчением она растворилась в этом поцелуе, чувствуя нежность и нетерпение, с которым его язык возвращал себе завоеванные так недавно позиции.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он, стискивая руки на ее талии.

— А ты — меня, — ответила она, запуская руки в его волосы и снова притягивая его голову к себе.

Диалог не отличался разнообразием, зато тела рвались друг к другу, будто ждали этого годы.

— Пойдем в спальню. — Антонио потянул ее за руку, она последовала за ним на нетвердых ногах.

Он начал стягивать с нее футболку.

— Подожди. У меня другая мысль.

— Что опять?..

— Я же говорила, одна фантазия… Сядь, я через минуту.

— Я не могу ждать, Режин. Я хочу быть с тобой.

— Это совсем недолго. И ты не пожалеешь. Секунду…

Она нырнула в дверь, которая вела из спальни в гардеробную. На ней все еще были джинсы и майка — рабочий наряд. Она выскользнула из одежды и лихорадочно прошлась вдоль платьев, развешанных по стенам. В голове мелькнуло: «Как в «Матрице»!» Наконец под рукой оказалось то, что нужно.

Режин открыла коробку, и покалывание, как от пузырьков шампанского, побежало по ее телу. Этот сумасшедший прикид ей подарила на день рождения подруга, и до сих пор не было случая его надеть… Режин проворно облачилась и повернулась туда-сюда перед зеркалом. Она показалась себе феноменально соблазнительной. Узкая черная юбка впереди выглядела совершенно невинно, но вот с тыла…

Антонио в ее отсутствие нашел свечи и зажег их, погасив яркий свет. Из кухни принес вино и два бокала. Поставил пластинку Рики Мартина. Теперь снова сидел в изножье кровати, где она его оставила… Он был великолепен, как в кино или во сне, что, впрочем, для нее практически одно и то же.

«И этот мужчина ждет меня. Он необычайно щедр».

— Ну и ну! — Он был нескрываемо изумлен. Она совершенно преобразилась, это было как в кино.

— Меня зовут Грэйс. Ты ждал меня? Я пришла.

— Привет, Грэйс.

— Ты выложил за меня кучу денег. Как тебе нравится мой новый наряд?

— Жутко!

Она поигрывала красным страусиным боа — единственным предметом туалета, который был на ней, кроме юбки. На высоченных шпильках пунцовых туфель она сделала несколько шагов в сторону Антонио, который, распахнув глаза, наблюдал за дерзким танцем ее бедер.

Она остановилась перед ним, как бы случайно пропустив змею боа между грудями.

— У тебя красивое тело, Грэйс, насколько я могу судить.

Она начала двигаться под музыку, манипулируя своим диковинным шарфом. При этом повернулась и слегка выгнула спину. Затем наклонилась вперед, так что разрез на юбке разошелся. Послышался тихий восхищенный присвист. Одну ногу она поставила на подест в нескольких сантиметрах от своего гостя. Юбка задралась, и Антонио ничего не оставалось, как положить руку ей на бедро и провести по гладкой коже снизу вверх.

— Скажи мне, мой сладкий, чего бы ты хотел? Я выполню все твои желания.

— Мне нравятся твои туфли. Они меня страшно заводят.

Вместо ответа она поставила ногу на кровать, туда, где он сидел, носком туфли почти упираясь в его заметно набухшие джинсы.

— Я не понял, что ты носишь под юбкой. Там что-то мелькнуло… Мне не показалось?

— Проверь, — порекомендовала «Грэйс».

Его рука проехалась по ее бедру вверх. Режин внимательно следила за выражением его лица. Он снова присвистнул. Под юбкой, как и ожидалось, не было ничего, кроме сиюминутной готовности.

Антонио откинулся на спину и посмотрел на нее в немом восхищении:

— Раздень меня.

Она послушно наклонилась к змейке его джинсов, потом стянула их и нежно погладила символ его мужественности, рвавшийся наружу из-под тонкой ткани трусов.

— Так ты профессионалка, Грэйс?

— О, да!

— Ты знаешь, как сделать мужчину счастливым?

— Да, знаю и умею. Хочешь, покажу тебе, как?

Она сняла с него трусы. При виде его занесенного копья у нее занялось дыхание.

— Наверняка все женщины от тебя без ума. Зачем тебе платить за удовольствие?

— Я заказал тебя, потому что ты — лучше всех, Грэйс, — ответил он. — Но я рад, что нравлюсь тебе.

Она хотела наклониться и приласкать самый осязательный узел его тела, но Антонио удержал ее:

— Я хочу видеть больше, Грэйс. Тебе подходит эта юбочка, но мне не терпится узнать, что под ней.

Она снова повернулась к нему спиной, и он потянул за молнию.

— Туфли?

— Оставь.

Режин наслаждалась ролью профессионалки высокого класса. Маска Грэйс давала ей право делать то, что и в голову не пришло бы Режин Лефевр.

Оставшись в туфлях и боа, она встала перед ним на колени. Он играл перьями, щекоча ее груди, отзывчивые до предела. Когда легкие перышки задевали темно-розовые соски, она вздрагивала всем телом. Наигравшись, Антонио взял бокал вина и плеснул в ложбинку между грудей.

— Ложись, — приказал он.

— Но… ты мой клиент…

— Делай, что я говорю.

Он слизал вино с ее кожи. Ей захотелось погладить его, он отвел ее руку:

— Я объясню тебе, какие женщины мне особенно нравятся: те, которые умеют послушно отдаваться мужчине. Позволяют ему делать то, что он хочет. Это волнует гораздо сильнее, чем самые умелые твои ласки. Когда ты отдаешься мне, в этом такая глубокая тайна…

— Мужчины стремятся только к самоудовлетворению. А ты стараешься, чтобы мне было хорошо.

— Это потому, что… — Его речь оборвалась. Она угадала, чего он не сказал, и поняла: он умолк, потому что заметил, что она не хочет этого слышать. Ни слышать, ни говорить об этом.

Антонио положил руку во впадину между ее бедер и стал поглаживать, при этом пристально глядя ей в глаза. Никто из мужчин никогда не сумел подойти к ней так близко, преодолев ее систему защиты. Все, что он делал, он делал так естественно, как будто не существовало ни стыда, ни причин для неловкости. Дело было не в что, а в как. Между ним и его поступками не было ни малейшего зазора, он весь был в том, что делал.

В который раз он победил в этой вечной войне. Она расслабленно вытянулась на постели, отдаваясь ласкам его всезнающих рук, и вскоре ее дыхание достигло темпа престо.

— Ты становишься еще красивее, когда так откровенно наслаждаешься, — заметил он.

В следующее мгновение она потеряла представление о времени. Пока ее тело сотрясалось в райской агонии, Антонио намертво прижимал ее к себе.

— Иди ко мне, — проговорила она, воскреснув. — Я хочу тебя близко-близко, я хочу, чтобы ты весь был со мной.

Он перевернул ее на спину и навис над ней. Она обхватила его спину и в следующий момент почувствовала его в себе. Он пронзил ее одним неотразимым ударом, при этом неотрывно глядя ей в глаза, будто пытаясь там увидеть самого себя. Ее обожгло осознание того, что она принимает в себя не только его плоть, но и душу.

«Он меня любит. Он так нежен и чуток. Он точно знает, что мне нужно, что он должен делать со мной. Он так хорошо изучил меня, как будто у нас позади вечность. Я не могу больше обманывать себя. Это сильнее, чем все, что я знала до сих пор».

— Я на пределе, — проговорил он, запаленно дыша.

— Я тоже, — ответила она, и они унеслись к непокоренным вершинам.

Не скоро они спустились в долину. Режин чувствовала себя невесомой и прозрачной, как роса. Антонио неподвижно лежал рядом. Она изучала абрисы его тела, тонкие линии вен, рельефы мускулов под упругой кожей.

Музыка смолкла, в комнате стояла тишина.

— Антонио, ты спишь?

— Нет, так, дремлю.

— Почему ты бросил архитектуру? Тебе не нравилась будущая профессия?

— Много хочешь знать…

— Я тебе доверила свои секреты, и ты можешь мне рассказать что-нибудь о себе.

Антонио приподнялся на локте и посмотрел на нее:

— Я очень любил архитектуру. Поэтому и бросил.

— Как это?

— Мои идеи всем казались утопией. Никто не брался их воплотить. Тогда я решил — если то, чего я хочу, невозможно, то я вообще ничего не хочу. Вот и бросил.

— И начал воплощать чужие идеи?

— По крайней мере, никто больше не критиковал мои проекты.

— Жаль. Я бы хотела посмотреть их.

— Для этого тебе пришлось бы приехать ко мне в Барселону.

Режин задумчиво улыбнулась:

— Я с самого начала догадывалась, что ты не простой прораб. Ты говоришь на многих языках. Задаешь слишком много вопросов. Слишком серьезно относишься к делу. Если это твое подлинное призвание, жаль, что ты не стал архитектором.

— Я уже привык к независимости. Мне бы было не по себе, если бы пришлось сменить стиль. Я могу выбирать, где и с кем работать. Не уверен, выдержал ли я бы долго на одном участке.

— Ездить с места на место — это прекрасно. Но разве тебе не хочется где-то остановиться?

— Да. Здесь. — Смеясь, он поцеловал ее плечо.

— Перестань!

— Нет, правда. Я завидую тебе: ты сумела совместить творчество и воплощение. И скоро о тебе заговорят.

— Если я доживу до дня сдачи объекта, — вздохнула Режин.

— Это не сложно при твоих отношениях с заказчиком… Ему вроде бы любые проблемы нипочем. Наверное, ему нравится с тобой работать, или, скажем точнее, ему нравишься ты…

— Поговорим о чем-нибудь другом.

Она положила голову ему на грудь:

— Знаешь, чего бы мне еще хотелось?

— Меня?

— Я не о том! Хотелось бы попасть в ночной клуб со стриптизом. Мне это пришло в голову, когда я примерила эти эротичные шмотки.

— Ну, так сходи.

— Одна — ни за что. Только с мужчиной. С тобой я могла бы отважиться.

— Хорошо.

— Обещаешь?

Антонио подумал:

— А можно мне остаться?

— В смысле — на ночь?

Режин подумала о Гийоме. Можно ли считать изменой Венсану все, что с ней происходит? Но ведь она ничем себя не связала. Они однажды поужинали. Это все. Ни поцелуя, ни слова о будущем…

— Так как? Опять опасаешься?

— Нет. Оставайся.