Щупальца Альянса: Увертюра (СИ)

Глава 6. Подло (1–5)

1

Когда коммодор Гуттиэрес вошёл в свою рубку, пилот Мадейрос тотчас его убил.

Не по какой-нибудь там нелепой случайности. Целенаправленно. Из бластера, специально снятого с предохранителя. Несколькими очередями, чтобы наверняка. Ведь Мадейрос, как и любой другой член экипажа, убитого изрядно боялся.

Отчего убил? «Больше невозможно было терпеть», как он пафосно сказал в так и не погашенный экран так и не разошедшейся кают-компании. Но возможно, Гуттиэрес его попросту застал за несанкционированным сеансом связи с майором Домби. Тут-то и терпение резко иссякло.

А как всё было на самом деле, уже и не доискаться.

Факт в том, что затемнённые было экраны в кают-компании вскоре после ухода коммодора вспыхнули снова, и никто не удивился. Заговор? Очень может быть. Но, наверное, с целью низложения коммодора, не убийства. Смерти Гуттиэреса удивились. Кажется, все.

Какие слова произнёс Мадейрос? Да вот такие.

— Коммодора Гуттиэреса больше нет, — он так и сказал, — я убил его. Расстрелял из бластера. Больше невозможно было терпеть. Ну, вы сами знаете… — этот намёк на общее знание также предполагал предварительный сговор, но знали как минимум не все.

— Могу я увидеть тело? — спросил Гонсалес официальным тоном врача.

— В принципе да, но… Я вижу, возникли затруднения? Значит, осмотр тела на пару минут отложим. Поймите меня верно, дотторе.

Затруднения? Да, возникли. Пилот Алонсо, как только заслышал слова об убийстве, рванулся с места, но у дверей кают-компании его ловко скрутили Мартинес и Монарро.

— Ничего уже не изменишь, — уговаривал Мартинес, — надо как-то жить дальше. Поверь, это к лучшему…

— В этих условиях командование крейсером считаю необходимым временно принять на себя, — закончил новоявленный коммодор.

— Убью гада! — хрипел Алонсо. Но возможность выполнить обещание таяла на глазах; его разоружали, сковывали запястья браслетами.

— Убьёшь, — увещевал Монарро, — позже, если захочешь. А сейчас для всех будет лучше — временно подчиниться…

— Альянсу? — спросил доктор Гонсалес. Он, в отличие от Алонсо, никуда не порывался бежать, обождать согласился без ропота, но позицию свою обозначил весьма красноречивым тоном. Единственное слово сказать с таким отвращением: «Альянсу»…

— А что, — спросил Мартинес, — здесь есть другая реальная сила?

— Только что были мы, — Гонсалес произнёс вроде и твёрдо, но с осторожностью и в прошедшем времени, — экипаж имперского крейсера.

— Не было нас! — резко возразил Монарро. — На одном Гуттиэресе всё и держалось. И на нескольких его приспешниках, не будем показывать пальцами. Три человека хранило мирок, оставшийся от империи, которая давно пала. Не смешно ли?

Три? А Родригесу совсем недавно казалось, что больше. Гуттиэрес, Гонсалес, Алонсо… И всё? А как же Кастелло, Альварес, Эстебан — подпевали коммодору из вежливости?

— Мадейрос долго не проживёт, — глухо сказал Эстебан, — с тем, что он сделал, не живут. Сам себя угробит, найдёт способ. Но сделанного не вернёшь, дотторе. Взглянем правде в глаза: может кто-то заменить коммодора Гуттиэреса и снова повести против Альянса этот чёртов экипаж?

— Самоубиться, — брезгливо поморщился Кастелло, — вот что наш экипаж всё ещё может.

— Думаю, до этого доводить никто не хочет, — осторожно проговорил Альварес. — Думаю, надо к общей пользе договориться. Кто-то к Альянсу непримирим, кто-то готов смириться… Факт в том, что сами себя мы из зоны действия системы «Карантин», как видно, не заберём.

— А что, Альянс заберёт? — хлестнул иронией Гонсалес.

— Имеет побольше шансов.

— Другое дело, — подчеркнул Монарро, — захочет ли Альянс нам помочь, и как сильно потом накажет за тех пятерых десантников.

Пятерых? Стажёру Родригесу впервые довелось услышать это число. Если борт-инженер так уверенно им оперирует, значит, сношения с майором Домби, захватившим несколько станционных модулей, имеют некоторую историю. Неужели же всякий раз, когда по рубке дежурил пилот Мадейрос…

— Думаю так, — сказал Альварес, — Альянс захочет нас наказать. И как раз ради этого и постарается вытянуть. Домби считает…

— Идиоты! — просипел Алонсо. — На кого понадеялись! Всё равно ведь будете все казнены.

— А вот и не обязательно, — заявил с экрана коммодор Мадейрос, — мой поступок наверняка зачтётся. Вас я тоже, насколько смогу, постараюсь отмазать. Главное — всё валить на Гуттиэреса. Да он и правда единственный заварил эту кашу… — голос Мадейроса звучал уверенно, а вот лицо дёргалось и потело. Смуглое лицо благородного имперского пилота. Тьфу!

Как бы поточней сосчитать заговорщиков, между тем прикидывал Родригес. Их не должно быть уж так много. Мадейрос — это раз. Монарро с Мартинесом — два и три. Остальные? Ситуативные попутчики. Альварес присоединился к большинству, Эстебан — разочаровался, Кастелло — воображает себя над схваткой. Толстопузый Финьес? Этого никто в расчёт принимать не станет…

По всему выходило, у Гонсалеса с Алонсо какие-то шансы были. Не разговаривать, а бластеры к виску мятежников — тут бы колеблющиеся иные песни запели. Если бы ещё стажёры не жались к стеночке, а заявили чёткую позицию… Что?

Родригес осознал, что под стеночкой давно уже сидит один он, а Лопес и Флорес стоят у дверей и предупредительно помогают Мартинесу выводить прочь скованного Алонсо. Самоопределились ребята! Или ещё до полёта были втихаря завербованы Альянсом. А то и с самого начала лётной школы космопилотов, а он учился с ними на курсе — ничего не знал.

— Посидит пока под арестом, подумает над своим поведением, — пояснил Монарро специально для Гонсалеса. С прозрачным намёком.

Рядом с врачом сидели некогда им пользованные и обследованные Гаррис и Трентон. Те совсем приуныли.

— Договариваться? — тряхнул головой Гонсалес. — Ну хорошо. Договариваться. Ладно, валить на мертвеца. Продумать одну версию на всех. Но тогда так, чтобы никого из живых не подставить!

— Идёт! — услышал его с экрана Мадейрос. — Обойдёмся без подстав, я и сам так планирую. Я ведь совершил поступок не для спасения своей задницы. Во всяком разе, не только. Я обо всех подумал. Кстати, все — это все, не только кают-компания. Рад сообщить, — он выдержал эффектную паузу, — что мною минутой назад освобождены незаконно задержанные узники совести — Рамирес, Ферабундо, Неринья, Чинчес и Маркес.

Ага, ещё пятеро, Родригес мысленно приплюсовал орудийцев и стрелков к прежнему числу заговорщиков — и понял: вражьего полку прибыло, и уже настолько, что считаться с мнением доктора Гонсалеса скоро совсем перестанут. Свои перестанут.

Это ещё на «Антаресе» не высадился добрейший майор Домби со своими дрессированными гориллами.

2

Весёленькие штуки эти обещания Альянса. Особенно те, которые облокотились на честное слово майора Домби. А уж когда обещает имперский офицер, ссылаясь на слово Домби — тут обхохочешься так, что как бы со смеху и не лопнуть.

Зачем, зачем эти дурачки пригласили Домби? Клаустрофобия так повлияла? Или стадная воля прибиться к более сильному агрессору?

Оказавшись на борту «Антареса», майор быстро расставил акценты.

На крейсере теперь территория Альянса, так что всё здесь решать отныне будет он единолично. Договорённости? Какие договорённости? Один имперский пилот что-то сказал другому? Это несерьёзно. Кто таковы сами имперские пилоты? Для оккупационной власти Альянса — никто и никаковы.

Даже Мадейрос, очень отважно укокошивший коммодора. «Герой мятежа». Что такого он сделал? Выполнил свой долг перед Альянсом. Выполнил не в полную силу. Ему зачтётся, но позже, при пересчёте.

Остальные? Их Домби не уважал, и настолько сильно, что даже горилл своих не поставил никого персонально пасти. Солдаты теперь охраняли рубку, кают-компанию, тюремный отсек, площадку контроля двигателей, космогационный пост, основные и аварийные люки, бортовые ангары с капсулами и двумя катерами. Собственно, десантники контролировали всё, но никого в отдельности. Ах да, персонального контроля всё же удостоился пилот Алонсо — поскольку заранее попал в охраняемый тюремный отсек.

Ещё новость — Гарриса и Трентона не убили. Хотя имели полную возможность совершить акт дезинфекции, ни у кого не спрашивая, но — не заинтересовались. Может, у горилл пропало какое-то основание их мочить? Скажем, вышел срок, отведенный на инкубационный период приписанной обоим болячки. Не заболели — значит, оказались здоровы. Да?

Впрочем, формальная сторона пощады не так важна. Могли сами много не соображать, а ознакомиться с результатами обследования доктора Гонсалеса. Могли сделать это заранее — при живом Гуттиэресе, когда Мадейрос уже втихаря вызывал Домби — ведь о чём-то им надо было болтать, почему не о крепком здравии инфекционных больных?

Между прочим, всем повезло, что идея инфекции так устарела. Потому что, если подозревать худшее, надо тогда стрелять не только Трентона с Гаррисом, но и весь экипаж, имевший с ними общение без активизации антиэпидемических спецсредств. А если экипаж, то и самих горилл, которые при возвращении на «Антарес» разом поснимали всем им осточертевшие гермокостюмы.

Да, люди — твари заразные. Контактируя, не убережёшься. Кто побывал в опасности, сам потенциальный её источник. В этой связи лишние трупы — не столько концы в воду, сколько подозрение на скрытый симптом. Может быть, эту опасную логику и просёк Домби, когда велел десантуре зазря никого не грохать?

3

Как себя в эти новые дни чувствовал экипаж? Скорее, подавленно, чем иначе. Только Мадейрос, Мартинес и Монарро делали вид, что всё идёт, как они думали. Но то был вид при не самой лучшей игре.

Стрелки? Кажется, они не столько радовались, что Мадейрос их освободил, сколько дулись, что сделал это так поздно. И ведь они первые попытались выказать неповиновение Гуттиэресу, а выходило — кучу времени провели под арестом, да ещё должны благодарствовать.

Альварес — тот играл в собственную игру: вышло дерьмово, но такова жизнь. Она настоящая, надо её принимать. Учиться жизни.

Эстебан и Кастелло слонялись мрачнее тучи. Был бы на крейсере алкоголь — они бы напивались. Гонсалес успешно скрылся за маской непроницаемости. Финьес ел, ел чаще, чем прежде, хотя толще уже некуда.

Товарищи-стажёры — тоже ходили не сильно довольные. Флорес бурчал, что десантники слишком уж задирают носы, Лопес пытался повторять это в полный голос, но Флорес вовремя толкал его под ребро.

Жаль, во всём этом недовольстве было маловато энергии. Никто не хотел заводиться с человекообразными. Все понимали, что гориллы ведут себя более-менее по-человечески, а могут ведь и иначе.

А ещё — Родригеса это поразило — большинство продолжало верить, что Альянс из-под купола «Карантина» их как-нибудь вытащит. Интересно, как? Ой, да как-нибудь. А как именно, никому не интересно. Сия вера в обход знания наверняка имела защитную природу. Ведь если осознавать, что сдались Альянсу просто за так, по трусости, не получив ничего взамен — это же просто невыносимо!

Трентон и Гаррис — вот кому пришлось всего хуже. Слишком завязанные на доброе отношение коммодора Гуттиэреса, спасённые работники станции с экипажем «Антареса» не особенно-то сошлись. Один бортовой врач принял их по-доброму, тщательно, как мог, обследовал, снял обвинение в инфицированности. Не мудрено, что и теперь оба держались Гонсалеса. Торчали в его медицинском отсеке — кстати, вопреки опасности, что солдаты возьмут и что-то не то подумают. Ну, вдруг они оба всё-таки больны, а Гонсалес их исподтишка подлечивает? Это, конечно, не так, но подумать-то могут! А впрочем, подумать всегда могут и просто так.

Там же, у Гонсалеса в медотсеке, теперь частенько проводил время и сам Родригес. Где же ещё? В кают-компанию что-то не тянуло — не та атмосферка. Все глядят прямо перед собой, влево-вправо тревожно косятся, молчат, а заговорят — так лучше бы молчали. Сидеть, как сычу, в собственной каюте? Но она-то совсем маленькая, будто камера-одиночка, в ней не заметишь, как одичаешь. А Гонсалес, как-никак, человек понятный — он ведь ещё по пути к Эр-Мангали давал стажёрам кой-какие уроки, в которых раскрыл и своё отношение к империи, ну и к Альянсу тоже.

Как ни странно, забредали в медотсек даже Флорес и Лопес. Может, шпионили — но вряд ли на майора Домби. Скорей, в пользу кислых заговорщиков мадейросовского круга, а может и по своему почину. Всё же Гонсалес — всегда тот же самый Гонсалес. То-то и оно, что лучше в понятных местах околачиваться, чем напряжённо торчать в малопонятных.

4

В постоянных условиях временной оккупации крейсера поневоле обостряется восприятие слова во всей его многозначности и ситуативных оттенках смыслового богатства.

— Как вы себя чувствуете? — спросит, к примеру, Гонсалес.

Это он о телесном здоровье? Разумеется, нет. Пусть Гонсалес и врач, но в первую голову — врач имперский. И когда на родном «Антаресе» творится не пойми что, заботы его в основном о духе. Что с твоим имперским духом, стажёр Родригес? Как он в тебе себя чувствует?

А тело? Нельзя исключить, что последнее тело, которое врач осматривал, принадлежало коммодору Гуттиэресу. Вряд ли убийца или его подельники обратится теперь к Гонсалесу с телесным недомоганием. А другие, заговаривая с врачом о здоровье, имеют в виду политику, и только её. Более удачной метафоры, нечитаемой на языке Альянса, попросту не сыскали. Ведь так? Или «самочувствие» метафора не всегда?

— Гаррис немного не в себе, — в ответ на вопрос доктора, нехотя прокряхтел Трентон. — Я не хотел вчера говорить… Нет, не инфекция, — поспешил он добавить, оглядываясь на Флореса, мигом навострившего уши, — просто связист наш чуток… умом, что ли, тронулся. Видения ему во сне, а проснётся — во всё верит.

— Во что верит?

— Да говорит, «Антарес» уже не спасти.

— Чтобы такое сказать, — ввернул Родригес, — не обязательно, чтобы что-то привиделось. Можно просто пару часов на борту пожить…

— Я серьёзно! — Трентон, никак, обиделся на мудрое стажёрово замечание. — Кажется, дело плохо. Парень сидит в каюте, говорит о последних днях, талдычит о каком-то там Бабилоне, на вопросы отвечает через раз — с ним стало трудно разговаривать.

— Не принадлежит ли Гаррис к какой-то секте? — озабоченно спросил Гонсалес. — Из какого звёздного мира он происходит?

— Он с депрессивной планеты в дальнем захолустье архипелага Хайтемплтауэр, — припомнил Трентон, — там они все сектанты Ковчега Пробуждения, может, слышали? Но раз его принял на работу Альянс, да ещё связистом, значит, он от своего Ковчега отрёкся. Обряды не выполнял…

Гонсалес понимающе перебил его:

— Перед лицом смерти…

Смерти?

— …что значит карьера в Альянсе и давние отречения? Ладно, идём-ка к Гаррису — надо с ним поговорить.

Трентон и Гонсалес пошли вперёд, Родригес и Флорес увязались следом. Родригес думал о том, что мутноватого Флореса не стоило бы посвящать — мало ли что Гаррис «перед лицом смерти» ещё разболтает. Но с другой стороны, связисту ведь не на шутку плохо. Ждать, что ли, раза, когда нежелательный стажёр не придёт? Многовато ему чести.

— Все ко мне? — встретил их Гаррис у двери отведённой ему каюты. — Что вам Том обо мне наболтал? Сказал, типа я с ума вовсе поехал? Нет? По лицам же вижу, что именно так и сказал — ну дурачина…

— Том сказал, — осторожно вклинился доктор, — он не понял, что происходит. Попросил разобраться меня, как человека более опытного в некоторых вопросах. А остальные, — нахмурился он на стажёров, — увязались чисто за компанию.

— Том сказал, — Гаррис сглотнул, — что мне было сновидение?

— Да, сказал, — подтвердил Гонсалес, — но его содержание он не смог толково нам передать. Вероятно, потому, что сам он подобного сновидения ни разу не видел.

Связист рассмеялся:

— Да где ему! — и непререкаемым тоном пророка принялся вещать. — Мне во сне было сказано. Кем — не могу разгласить. Но я верю, и я свидетельствую: сказанное серьёзно. Сказанное последний шанс.

Крейсер «Антарес» не вернётся с Эр-Мангали. Коммодор погиб — крейсеру тоже не жить. Кто убил коммодора, убьёт и крейсер, и всех, кто окажется в крейсере. Что это значит, док, понимаете, что это значит?

— Конечно, — с полной серьёзностью произнёс Гонсалес, — в нужный момент, чтобы спастись, будет важно оказаться снаружи, — прозвучало деловито, так, будто и сам он подумывал оставить крейсер.

— Десантники брошены, — продолжал связист, — они по своей ограниченности не поверят, но они брошены. Они не нужны. Их никто не будет теперь извлекать из-под действия нашего «Карантина».

Ну конечно, не нужны, подумал про себя и Родригес. Подразделение майора Домби себя несмываемо запятнало. Гориллы не просто людей убивали. Убивали своих по чьему-то безумному приказу. И лишь для того, чтобы ускорить пуск злополучной карантинной системы — вопреки мнению ныне покойных учёных со станции.

— Ой! — стажёр Флорес вдруг потрясённо икнул, привлекая к себе внимание. — Так что ж это, наши олухи запустили горилл напрасно? Зверюги тоже против системы ничего не смогут?

Парня, что называется, осенило. Что ж, лучше позже, чем никогда.

— Ты прав, — похвалил Гаррис, — верно догадался. Не смогут. Но будут себе и нам доказывать, что смогли. Тем они крейсер и доконают, — связист скорбно вздохнул и заговорил сбивчивой скороговоркой. — Мне голос был, во сне рассказал, расписал подробно, как будет. А будет так. Домби станет прорываться сквозь «Карантин». Сперва выпустит катер. Катер погибнет. Вспыхнет — и нет его. Синим дьявольским пламенем весь подсветится… Такова работа системы — ну, Трентон вам подтвердит, он её видел в действии на предварительных испытаниях…

— Подтверждаю, — поспешно выдавил Трентон.

Интересно, слово «дьявольским» он подтвердил тоже?

— Ну так вот. Катер, считайте, уже пропал. Результат отрицательный умного отрезвляет, но Домби не умён. Он остановиться не сможет, всё равно потребует прорыва на крейсере. Жизнь во славу Альянса. Скоро. Уже скоро. Не более суток. Не более трёх…

Так суток, или трёх? Родригес запутался. Неконкретное какое видение!

Или нет, вот пошла жёсткая конкретика:

— Но первым пойдёт катер — вот увидите. Попытаются спровадить Алонсо — не пойдёт. Мадейрос — только покрасоваться. Эстебан отморозится. Вызовется Кастелло, он-то первым и сгинет.

— Значит, Кастелло уже не спасти, что ли? — Гонсалес внимательно посмотрел в расширенные глаза.

— Судьба!.. Кастелло не сможет сопротивляться. Но другие… — Гаррис вдруг судорожно сжал плечо Родригеса. — Для других судьба не написана! Есть капсулы, есть второй катер — на нём десантники прилетели. Лучше катер: капсулы расстреляют.

Точно! Катеров на крейсере теперь, кажется, два…

— И запомните! — Гаррис пронзительным взором смотрел им вслед. — Не нам справиться с адской системой! Нам не дано. Будем думать — но не придумаем. И майору Домби не дано. Сам себя спалит. Будет герой. Но герой тот придёт нескоро. Надо ждать. Надо верить. Надо дожить…

Когда от каюты Гарриса ушли достаточно далеко, чтобы он не слышал в отворённую дверь, Трентон грустно спросил:

— Он совсем плох?

— Да все мы не хороши! — раздражённо буркнул Гонсалес.

— Но его видения…

— Да хоть какое-то видение у человека! — Гонсалес кривовато усмехнулся. — Всё же лучше, чем совсем ничего. Да! Считайте меня суеверным — а мы, врачи, суеверны по роду деятельности — но отмахиваться от его россказней я не стану. Посему… Угадайте, куда я сейчас пойду?

— Куда?

— Да к тюремному отсеку. Постараюсь проведать Алонсо. Может, удастся предупредить.

5

Видения — источник не больно-то надёжный. Особенно если во сне.

Хотя по сути-то возразить Гаррису нечего. Родригес прошёлся по всему, что случилось на орбите у Эр-Мангали, граблями беспристрастного анализа — в главном видения станционного связиста всё-таки не врут.

Есть реальность, есть задача, поставленная Альянсом перед настройщиками карантинной системы. Реальность сложней и каверзней задачи, к тому же не совпадает с нею по срокам. Чтобы совпасть по срокам с реальностью, Альянс решил пожертвовать станционной сменой, а заодно космодесантным отрядом Домби, ну и в довесок экипажем имперского крейсера, который и вовсе не жалко.

Теперь вопрос: зачем было уничтожать смену — с ходу, не рассуждая, прикрываясь дезинформацией об эпидемии? Ответ: там, на станции, были учёные. Люди, лучше других информированные о неудобной реальности, об иллюзорности цели, о нереалистичных сроках. Если бы к ним отнеслись, как к учёным, а не как к инфицированной биомассе — их бы слушали, их бы ждали, в результате Альянс бы замедлился. Но — то ли всему Альянсу, то ли какой-то хитрой заднице в нём — замедление было смертельно невыгодно.

Тупой майор впервые себя надул тогда, когда запустил систему. Для кого-то там благо, но майору — один техногенный плен, откуда один быстрый выход — к смерти. Он человек быстроты. В промедлениях авторитет теряется. Потому и сгинуть он должен скоро — в этом видения Гарриса точно не врут.

Когда инициативу перехватил имперский коммодор Гуттиэрес, что он сделал не так? Вроде, был прав во всём. Очертя голову в пропасть не кидался. С теми умственными силами, что на «Антаресе» были, приблизился к реальности возникшей проблемы — ну, насколько сумел. Проиграл — опять же по времени. Кто вынужден ждать — тот не очень крут. То есть, не больно страшен. От того, кто не страшен, команда переметнулась.

Что сделает Домби теперь, чтобы его не прекратили бояться? Вариантов немного. Но главное — ждать он не будет. Просто не сможет ждать. Учёные — уже в широченном смысле, да и сколько их там осталось — непременно потребуют времени. Домби их ограничит. Они будут выкручиваться, подсунут какую-нибудь туфту. Всё равно какую. Домби придётся согласиться. Ведь иначе получится: он не сумел заставить! Начнётся реализация туфты. Туфта может быть самой разной. Но чем бы она ни обернулась, туфта никогда не спасёт крейсер!

А теперь уже прямо к тому, что явилось во сне Гаррису. Что бы там ни явилось, оно говорило правду. Гонсалес не зря предпочёл учесть. Отделил от симптомов патологии духовно верное озарение. Ведь если подумать получше, всё так и получится!

Сначала туфту проверят при помощи катера. Вот будет смеху, если туфта будет от Монарро — для этого им придётся обернуть катер фольгой! Но фольга не сработает. Не справится с экранирующей функцией. Тогда, после гибели катера, гориллы начнут оборачивать крейсер. Той же фольгой, но в два слоя. Как ни печально, фольга не сработает снова. Только печалиться в окружении горе-майора будет уже некому.

— Складно говоришь, — похвалил Флорес, пока Трентон ещё раздумывал. — Кажется, всё так и есть. Самоубийцы, блин!

6

— Караи! — выругался врач.

К Алонсо его таки не пустили. Причин объяснять не стали.

Может быть, просто так, может — ради пресечения коммуникации потенциальных врагов Альянса. Но может…

— Не кажется ли вам, док, что те, в кают-компании, о чём-то без нас договорились? — понизив голос, произнёс Трентон.

— Не мудрено, что без нас, — Гонсалес оглянулся на какой-то шорох, — В два коридора на нижнем ярусе теперь никого не пускают. В те самые, где ангары с катерами. Случайность?

Нет. Сбывается пророчество Гарриса.

— Думаете, они уговорят Алонсо? — Родригес спросил вслух.

— Думаю, уговаривают, — вздохнул доктор Гонсалес. — Очень уж это похоже на Альянс: посылать на верную гибель того, кем не дорожишь, или кто может быть вреден.

— По видениям Гарриса, он откажется.

— Но не можем же мы, — хмыкнул врач, — доверять им на сто процентов! Определённо, источник — так себе. Бессознательное связиста.

— Я вообще-то вхож в их кают-компанию, — напомнил о себе стажёр Флорес. — Если хотите, разведаю, что ими там затевается.

А кто же не хочет? Раз есть возможность, надо пользоваться. Подумаешь, хитрый стажёр доносительствует в другую сторону. Пусть и на нашу, что ли, поработает.

— Постараюсь обернуться побыстрее, — сказал Флорес на прощание. — Ну, как смогу.

Хороший знак. Может, действительно собирается что-то скрыть от проальянсно настроенной клики.

Вернулся не «побыстрее». Долго отсутствовал.

Пока его не было, Гонсалес, Родригес и Трентон времени не теряли. Снова зашли к Гаррису. На сей раз не по поводу сновидений, а по основной специальности связиста. Тот ведь прихватил с собой на «Антарес» переносное устройство связи. Оно позволяло тогда, на станции оперативно следить за обстановкой в разных модулях и отсеках. Может, поможет и здесь?

— Почему нет? — молвил Гаррис, вытаскивая из-под антиперегрузочной лежанки скруглённый параллелепипед, испещрённый непонятными эмблемами. К этому странному предмету, смотревшемуся в каюте явно инородным телом, был на скорую руку подключён самый затрапезный терминал с мини-проектором голоэкранов.

— Тоже ксенотехнология? — понимающе кивнул Родригес.

— Она самая. В Пусковом модуле станции пультовые столбы помните? Ну так эта штуковина где-то из той же серии.

Когда Джой Гаррис не пророчествовал, а говорил по специальности, ни следа безумия ни в словах, ни в тоне его не сквозило. Да и пророчества — Родригес же их разобрал, оказались бредовыми лишь по форме. Всё же хороший связист — он везде хорош. Даже в связи с миром потусторонним.

— Эта штука может активизировать и молчащие экраны, — сказал Гаррис, — но я не думаю, что это хорошая идея. Если кто-то заметит…

— Нет, лучше, чтоб не заметили, — поспешил заверить Гонсалес.

— Тогда подключаемся к переговорам кают-компании с рубкой.

Несколько щелчков по голо-клавиатуре, и на экране возникла рубка. Здесь находились Мадейрос и грозный десантный майор. Поскольку они молчали и только лишь что-то слушали, Гаррис тотчас переключил свой приборчик на кают-компанию. Не прогадал: там шла дискуссия, причём в самом разгаре.

— Смотрите: Алонсо! — указал Трентон.

Всё как в пророчестве. Верного коммодору пилота уже уламывают.

— Зачем я вам? — спросил Алонсо.

— Ты лучший пилот из присутствующих, — ответ Монарро прозвучал немного гротескно. Что за обвинительная интонация?

— Эстебан лучший пилот, чем я. И моложе на десять лет…

— Принята твоя идея. Прорываться над полюсом планеты! — произнёс Монарро с некоторой завистью.

— Кто принял, тот пусть прорывается. А я в неё больше не верю.

Ясное же дело, майор Домби принял. Пораскинул своими майорскими категориями, да и выбрал самое похожее на военную хитрость десанта.

— А экипаж верит. И в идею, и в тебя…

— Не поддастся! — беспечно заявил Гаррис.

— Мне бы вашу уверенность! — Гонсалес был напряжён. — Он может понадеяться, что получит шанс удрать на том катере.

— Не получит. Вернее, не получил бы, — Гаррис возразил, как истинный эксперт по будущему в тех его версиях, что свершатся, и в тех, которые не сбудутся, но гипотетически могли бы. — С пилотом полетят четверо горилл. Они будут следить, чтобы он не свернул с назначенного курса. Убьются все пятеро, но отвернуть не дадут. Все — добыча «Карантина»!

Словно «Карантин» — не технологическая система, а древнее божество или демон.

Между тем на экране пилот Эстебан уже взял элегантный отвод на участие в сомнительном эксперименте. Кандидатуру Мадейроса с подачи майора Домби никто даже не рассматривал. Из пилотов, способных профессионально вести катер, остался только Кастелло.

Афромарсианину в авантюре майора Домби участвовать видимо не хотелось. Его черно-лиловая кожа с синеватым отливом на лице запунцовела — верная примета внутреннего конфликта. Но Кастелло сказал:

— Хорошо, согласен.

Жаль его. Но выбора у Кастелло, похоже, не было. Внутренне не согласиться, но уже сказать — очень уж по-афромарсиански.

Говорят, было время, когда в Альянсе афромарсиан держали за недолюдей. Их обучали простым ремёслам и продавали в рабство в разные звёздные империи. Позже их статус Альянс пересмотрел, но рабские корни не спрячешь. Они заставляют афромарсиан либо вести себя вызывающе — и укорачивать свои жизни в хулиганских потасовках, либо, подобно Кастелло, терять саму способность к ослушанию.

— Не может быть! Совпадение! — шептал Трентон, а предсказанный сновидением Гарриса пилот уже двигался выполнять самоубийственное задание. Кстати, на том самом катере, который коммодор завещал беречь, без крайней нужды не трогать.

Гуттиэреса б ему слушаться — да и жить сто лет!