Тулуз взглянул на большой чистый холст, который стоял перед ним на мольберте. Котёнок закрыл глаза и задумался: «С какого же цвета мне начать?»
Рыжий художник постарался во всех деталях вспомнить то утро, когда он неожиданно проснулся на берегу реки в пригороде Парижа. Тулуз припомнил рядом с собой брата Берлиоза и сестру Мари, а ещё их маму Герцогиню. Всех их похитили из дома, где они жили со своей дорогой хозяйкой Мадам. В тот момент кошка с котятами были очень удивлены и испуганы. Но теперь Тулуз смотрел на все эти события как на захватывающее приключение. Именно в тот день они впервые увидели рыжего уличного кота Томаса О’Мэлли, который теперь был их обожаемым приёмным папой. А ещё тогда они впервые оказались за пределами Парижа и увидели настоящую природу.
Теперь перед глазами Тулуза опять встала та удивительная картина. Высокая и тонкая, словно бритва, изумрудно-зелёная трава. Коричневые стрекозы, прыгающие по волнам свежего ветерка. Синяя река, которая искрилась на утреннем солнце.
– Хм, – заговорил юный художник сам с собой. – Так какого же цвета были те дикие лилии на берегу? Розовые или оранжевые? Или, может быть, розово-оранжевые?
Тулуз готовился к новой выставке на тему «Город или деревня?», которая должна была пройти в кафе-кондитерской «Пушистое трио». Это был очень популярный и спрятанный от человеческих глаз ресторан для всех животных Парижа. Тулуз, Мари и Берлиоз открыли его месяц назад на месте старого заброшенного кафе.
Дзинь-дзинь!
На входной двери в кондитерскую висел колокольчик, который звонил всякий раз, когда кто-то входил. Сегодня от посетителей не было отбоя, поэтому колокольчик заливался звоном каждые несколько минут. На сей раз из парижского переулка в потайную дверь нырнула пара скунсов. Они тут же направились к стеклянной витрине. В ней располагался целый калейдоскоп ярких и аппетитных угощений на любой вкус. Скунсы попросили два чёрно-белых кекса, а заказ у них принял бульдог, который стоял за прилавком. Это был Пьер – добрый друг трёх котят. Он жил со своими хозяевами в апартаментах наверху и помогал малышам с кафе.
Тулуз окинул взглядом других гостей кафе, а затем посмотрел на своего брата Берлиоза, который как раз заканчивал играть на пианино очередную песню.
Возле музыкального инструмента за отдельным столиком сидел маленький ёжик. Он не отрываясь слушал мелодию.
– Не мог бы ты сыграть песню «Свернись в шарик и катись»? – попросил ёжик серого котёнка, когда музыка стихла. – Мама часто пела мне её в детстве.
– Прости, Спайк, я не знаю эту песню, – ответил Берлиоз. – Зато недавно я сочинил кое-что интересное, когда охотился на свой хвост. Послушай!
Пушистый музыкант снова заиграл, а ёжик стал довольно кивать головой в такт, не забывая откусывать свой пирожок с дождевыми червями.
Дождевые черви снова вернули Тулуза к размышлениям о речном береге.
– Точно!
Маленький художник всё же вспомнил цвет диких лилий. Он глубоко засунул лапу в баночку с розовой краской.
– У-ля-ля! – воскликнул кто-то. – Мари, какая прелесть!
Из-за этих криков и шума Тулуз потерял концентрацию, и его прекрасный цветок превратился в не очень прекрасную кляксу.
Кто-то хихикнул.
– А теперь ты попробуй. Сумеешь сделать вот такой завиток из красной глазури?
Мари сидела на столе позади прилавка и витрины – там располагалась кухня. Рядом с ней устроилась маленькая собачка – щенок французского бульдога с тремя коричневыми пятнами на спине. Собачка держала мешочек с красной глазурью и пыталась украсить «Сладкий гав». Это было одно из фирменных блюд Мари – большое собачье печенье в форме косточки с ванильно-йогуртовым кремом и ягодами.
Хлюп!
Одно неловкое движение, и красная глазурь забрызгала всё печенье, стол и... усы Мари!
Тулуз недовольно взглянул на бульдожку-поварёнка. Вот неумёха. Вообще-то художник здесь он. Почему его не попросили помочь с украшением десертов?
– О нет! – воскликнула собачка, уронив мешочек с глазурью. – Мари, мне так жаль! У меня получается из лап вон плохо.
Но беленькая кошечка только рассмеялась.
– Ничего страшного, Клоди, кое-что ты всё-таки украсила. Мне кажется, или мои усы теперь смотрятся гораздо эффектнее?
Она сняла большую каплю глазури со своего самого длинного уса, внимательно на неё посмотрела, а потом... мазнула Клоди по носу! Та хихикнула, снова схватила мешочек и брызнула красным на Мари.
– А ну прекратите! – возмутился Тулуз и спрыгнул со своего стула у мольберта. – Никто не захочет есть ваши заляпанные десерты.
– Ой, Тулуз, не будь таким букой, – протянула Мари. – Я обещала научить Клоди украшать печенье, пока она ещё здесь. Каникулы у дяди Пьера скоро закончатся, да, малышка? Хозяева Клоди вот-вот соберутся уезжать домой. – Мари похлопала собачку по лапке. – Я буду скучать по тебе, Клоди.
Тулуз оглядел подносы со «Сладкими гавами».
– Эй, а почему ты никогда не учила меня украшать десерты?
Мари рассмеялась.
– Потому что тебе никогда не нравилось печь, Тулуз. Кроме того, в кафе ты отвечаешь за искусство и выставки.
Рыжий котёнок грустно посмотрел на свой холст.
– Да, ты права. У меня, конечно, полным-полно всяких художественных дел, просто...
Тулуз вдохнул поглубже, собрал всю свою смелость и хотел было признаться сестре, что на самом деле с радостью бы научился печь и украшать десерты... Но Мари и Клоди уже не слушали его: они вернулись к своим сладким косточкам и хихикали над тем, что у них получилось.
Пушистый художник обречённо выдохнул, начисто вытер лапки о салфетку и направился к пианино, где Берлиоз как раз заканчивал играть свою новую песню.
Ёжик Спайк захлопал крошечными лапками и закричал:
– Браво! Браво!
– Спасибо, – поклонился Берлиоз, а затем обернулся к брату. – Ого, знаю этот взгляд. Кажется, он называется «Терпеть-не-могу-свою-сестру».
Тулуз оглянулся на Мари и Клоди, которые склонились друг к другу, шепчась и хихикая.
– Странно, что она так весело про-водит время с кем-то, кто...
– Не мы? – предположил Берлиоз.
Тулуз повесил ушки и хвостик.
– Я думал, что мы её лучшие друзья. И почему это Мари разрешает Клоди украшать «Сладкие гавы»? Бульдожка ведь даже не повар.
– Может быть, она просто не хочет отвлекать нас от рисования и музыки? – сказал Берлиоз. – К тому же ты вроде бы никогда не любил печь.
– Почему все без конца это повторяют? – проворчал Тулуз. – Я не любил, потому что никогда не пробовал. А теперь хочу. Выглядит весело.
Берлиоз улыбнулся, спрыгнул со своего круглого табурета и ткнул брата лапкой в нос.
– Тулуз, не ревнуй.
– Я и не ревную, – буркнул тот, недовольно отпихивая брата.
– Ну не знаю. По-моему, ещё чуть- чуть, и ты позеленеешь от ревности, как лягушка.
– Ты за это поплатишься, – пригрозил с хитрой усмешкой Тулуз.
– А ты меня сначала поймай! – Серый братец показал ему язык и припустил бежать по кафе. Тулуз бросился догонять.
Котята стали носиться между столами, то и дело их задевая. Мари вздохнула и покачала головой.
– Приношу извинения за моих братьев, – обратилась она к посетителям. – Ох уж эти котята, не обращайте внимания.
Наконец Тулуз загнал Берлиоза в угол у входной двери.
– Ты в ловушке!
– Мряу-у! – завопил Берлиоз и замахал на брата когтистыми лапками.
Вдруг дверь кафе резко распахнулась.
– А-А-А-У-У-У-У!
Берлиоз и Тулуз замерли от испуга, распушив хвосты и выгнув спины.
В дверях стоял песочно-коричневый щенок бассет-хаунда с короткими ногами и длинными-длинными ушами.
– А-У-У-У-У-У! – снова завыл он во всё горло.
Мимо него в дверь протиснулась вторая собачка – щенок бладхаунда с тёмно-шоколадной шерстью.
– Тсс, Леон, – шикнула новая гостья. – Вовсе не обязательно делать это всякий раз, когда заходишь в новое место. Давай-ка лучше я.
Она уселась на пол и уверенно расставила большие передние лапы перед собой.
– Внимание, кафе «Пушистое трио»! Мы ищем трёх котят, которые были похищены в Париже злобным дворецким. Они здесь?
Мари, Тулуз и Берлиоз обменялись взволнованными взглядами. Кто эти странные щенки и что им от них нужно?