Секс в большом городе

13

В один прекрасный день четверо юных див встретились в одном из ресторанов Ист-Сайда, чтобы обсудить, что значит быть сногсшибательной красавицей в Нью-Йорке.

Что значит, когда за тобой охотятся, за тебя платят, тебе докучают, тебе завидуют, тебя не понимают, — иными словами, каково это — нести бремя мужского поклонения, не достигнув и двадцати пяти лет.

Камилла пришла первой. Метр пятьдесят пять, бледная нежная кожа, крупные губы, округлые скулы, крошечный носик. Камилле двадцать пять, но, по ее словам, она ощущает себя старухой. В модельный бизнес пришла в шестнадцать лет. Мы познакомились пару месяцев назад на каком-то приеме, где она исполняла роль спутницы известного телепродюсера — то есть улыбалась и отвечала, если к ней обращались. В остальном она и пальцем не пошевелила за весь вечер — разве что время от времени сама прикуривала себе сигареты.

Женщинам вроде Камиллы ни к чему напрягаться, особенно когда дело касается мужчин. В то время как сотни женщин в лепешку бы расшиблись, лишь бы заполучить Скотти, того самого телепродюсера, Камилла пожаловалась мне, что ей было дико скучно.

— Он не в моем вкусе, — объяснила она. Слишком стар (сорок с хвостиком), недостаточно привлекателен, недостаточно богат. Она рассказала, как совсем недавно вернулась с курорта Санкт-Мориц, куда ездила с молодым титулованным европейцем — вот это, добавила она, совсем другое дело. Тот факт, что Скотти, бесспорно, являлся одним из самых востребованных мужчин Нью-Йорка, был ей глубоко безразличен. Почетным трофеем была она, а не Скотти.

Остальные опаздывали, так что Камилла продолжала болтать.

— Я не сука, — произнесла она, оглядывая ресторан, — просто большинство нью-йоркских женщин — полные идиотки. Дуры набитые. Не могут даже разговор поддержать. Вилками пользоваться не умеют. Чаевые горничной на загородной вилле и то дать не могут.

Таких, как Камилла, в Нью-Йорке — по пальцам перечесть. Они, как члены привилегированного клуба, эдакого женского содружества, правила которого крайне просты: сногсшибательная красота, молодость (средний возраст — от семнадцати до двадцати пяти, по крайней мере, по официальным данным), наличие мозгов и умение часами просиживать в наимоднейших ресторанах.

Впрочем, как выяснилось, мозги в данном случае — понятие относительное. Как выразилась одна подружка Камиллы, Алексис: «Я начитанная. Все время читаю. Все журналы — от корки до корки».

Да, это те самые красавицы, из-за которых вся нью-йоркская статистика летит к чертям, ибо им достается львиная доля всех жизненных благ — знаков внимания, приглашений, подарков, преподношений одежды, денег, прогулок на частных самолетах, ужинов на яхтах на юге Франции. Это они сопровождают холостяков, чьи имена не сходят с передовиц, на лучшие вечеринки и благотворительные балы. Те, кого приглашают, — вместо вас. Перед ними распахиваются любые двери. Казалось бы, им ничего не стоит покорить Нью-Йорк. Да только так ли это?

Постепенно подтянулись и остальные. Помимо Камиллы, юной дщери почтенного семейства с Парк-авеню, заявившей, что у нее «никого нет, но это ненадолго», здесь собрались: Китти, двадцать пять лет, начинающая актриса, сожительствующая с Хубертом, некогда знаменитым, ко уже вышедшим в тираж сорокапятилетним актером; Шейла, семнадцать лет, модель, пережившая месяца три назад нервный срыв и теперь редко появляющаяся на людях, и Тизи, двадцать два года (по настоянию агента уверяет, что девятнадцать), модель, недавно переехавшая в Нью-Йорк.

Девочки были «подругами», то есть пару раз пересекались на каких-то тусовках и даже когда-то встречались «с одними и теми же уродами», как выразилась Китти.

— Поговорим об уродах, — предложил кто-то из них.

— Вы знаете С. П.? — спросила Кктти. У нее были длинные перетравленные каштановые волосы, зеленые глаза и детский голосок. — Ну, помните, старый хрыч с седыми патлами, у него еще морда, как тыква? Так вот. Сижу я как-то в «Бауэри», а он ко мне подходит и говорит: «Ты еще слишком мала, чтобы понять, что хочешь со мной переспать, а когда поймешь, этого не захочу я».

— Мужики вечно пытаются тебя купить, — сказала Камилла. — Мне тут один как-то говорит: «Прошу тебя, поехали в Сент-Бартс на выходные! Никакого секса, честное слово. Дальше объятий дело ке пойдет». Потом возвращается оттуда и спраышзает: «Слушай, ну что же ты не поехала? Я же обещал — никакого секса!» А я говорю: «Неужели не ясно, что если я с кем-то куда-то еду, значит, хочу с ним переспать?!»

— Как-то букер из моего бывшего агентства надумал продать меня одному денежному мешку, — вспомнила Тизи. У нее были миниатюрные черты лица и длинная лебединая шея. — То есть они вроде как дружили, и букер пообещал ему, что тот меня «поимеет». — На лице Тизи вспыхнуло негодование, вслед за чем она энергично помахала официанту: — Будьте любезны, замените этот бокал, на нем пятно!

Шейла, не желая уступать остальным, встряла в разговор:

— А мне вечно предлагают то авиабилеты, то прогулки на личном самолете. А я на это только смеюсь и больше никогда с ними не разговариваю.

Китти подалась вперед:

— А мне как-то предложили силиконовую грудь и квартиру. Этот хмырь мне тогда сказал: «Я забочусь о своих девочках, даже когда между нами все кончено». Хиленький такой был, лысенький. Австралиец.

— И почему только все эти уроды вечно считают, что могут для тебя что-то сделать? — спросила Тизи.

— Большинство мужчин слишком самонадеянны, — подхватила Шейла. У нее была кожа цвета жареного миндаля, длинные прямые черные волосы и огромные черные глаза. На ней был топ и длинная юбка воланом. — Просто невыносимо. Слава богу, одного нормального нашла, да и тот сейчас в Индии. С ним я себя человеком чувствовала. По крайней мере, он никогда не пытался меня потрогать или пощупать.

— Существует два типа мужчин, — начала Камилла, — либо мерзавцы, которым лишь бы потрахаться, либо те, которые тут же теряют от тебя голову. Смотреть тошно!

— Это кто голову теряет? — переспросила Китти.

— Да все те же, — ответила Камилла. — Скотти. Капоте Дункан. Дэш Питере.

Капоте Дункан был писатель-южанин тридцати с чем-то лет, вечно окруженный прекрасными созданиями. Дэш Питере был известным голливудским агентом, часто бывающим в Нью-Йорке, и большим поклонником юных див. Оба славились своим умением очаровывать и разбивать сердца тридцатилетних женщин, причем, как правило, из тех, кому есть чем похвастаться, кроме красивых глаз.

— Я тоже когда-то встречалась с Питерсом, — призналась Тизи. Она взбила на затылке свою короткую прическу. — Он все уговаривал меня провести с ним ночь в отеле «Марк». Цветы корзинами слал — и все белые. Умолял приехать, в сауну звал. Потом позвал меня на какую-то дурацкую вечеринку в Хэмптоне, но я все равно не пошла.

— Я с ним познакомилась на юге Франции, — сказала Камилла. Иногда, как, например, сейчас, она начинала говорить с фальшивым европейским акцентом.

— Он тебе что-нибудь купил? — спросила Тизи с наигранным безразличием.

— Да в общем нет, — ответила Камилла. — Она подозвала жестом официанта. — Будьте любезны, принесите мне другую «Маргариту». Эта слишком теплая. — И вновь повернулась к Тизи. — Так, пару пустяков от Шанель.

— Одежду или аксессуары?

— Одежду, — ответила Камилла. — Сумок от Шанель у меня и так навалом. Смотреть на них уже не могу.

Повисло молчание, нарушенное Шейлой.

— А я теперь вообще почти нигде не появляюсь. Не хочу. Я теперь живу духовной жизнью. — На шее у нее болтался кожаный шнурок с небольшим кристаллом.

Последней каплей для нее явилось знакомство с одним известным актером — кинозвездой лет тридцати, который случайно наткнулся на ее фотографию в журнале и разыскал ее агентство. Ей передали его телефон, и так как она недавно видела его в каком-то фильме и он показался ей милым, она решила перезвонить. Он пригласил ее провести две недели в его доме в Лос-Анджелесе. Потом приехал в Нью-Йорк, и тут понеслось. Он категорически отказывался ходить куда-либо, кроме стриптиз-клубов, где пытался на халяву развести девочек на всякие штучки, «потому что он звезда».

Китти облокотилась о стол.

— Пару лет назад я себе сказала: поимели меня — и хватит. Ну и решила найти какого-нибудь юнца, лишить его девственности — и бросить. Может, конечно, и подло, но, с другой стороны, ему был двадцать один год — по-моему, быть девственником в таком возрасте просто стыдно. Я была с ним сущим ангелом, а потом даже не попрощалась. Неважно, как ты выглядишь. Главное — уметь быть той, кем тебя хотят видеть.

— Если мужик мне говорит, что любит чулки в сеточку и красную помаду, для меня это фетишизм чистой воды, — сказала Тизи.

— Если бы Хуберт был девчонкой, из него бы вышла такая шалава, — сказала Китти. — Я ему говорю: «Ладно, хочешь мини-юбки — будут тебе мини-юбки, только не надейся, что я стану их носить без белья». А однажды я отыгралась по полной программе. Он меня тогда все уламывал на секс втроем с какой-нибудь девушкой. А у меня, значит, есть один голубой приятель, Джордж. Мы с ним даже иногда целуемся, но вроде как не всерьез. И вот я, значит, и говорю: «Милый, я пригласила Джорджа, он сегодня у нас переночует». Хуберт спрашивает: «А где он будет спать?» Я и говорю: «Ну, я думала, в нашей постели… Он так давно тебя хочет». С ним чуть разрыв сердца не случился. А я ему и говорю: «Милый, если ты меня любишь, ты мне не откажешь, я так этого хочу!» Да, — довольно заключила она, заказывая очередную «маргариту», — рано или поздно это нужно было сделать. Теперь мы, по крайней мере, на равных.

— Старики — это такая мерзость, — сказала Камилла. — Со стариками я завязала. Пару лет назад до меня вдруг дошло: зачем мне эти сморчки, когда вокруг столько молодых богатых красавцев? И потом, старикам тебя не понять. Даже если захотят. Другое поколение.

— Ну не знаю, по-моему, зрелые мужчины — это не так уж плохо, — возразила Китти. — Хотя, когда мне впервые позвонил Хуберт, умоляя с ним встретиться, я первым делом спросила: «Сколько тебе лет и сколько волос на твоей голове?» Как я над ним только не измывалась! Когда он впервые приехал за мной, я вышла к нему с немытыми волосами и без косметики. В смысле раз уж ты меня так хочешь, полюбуйся на меня настоящую. И после всего этого, когда я проснулась после нашей первой ночи, в каждой комнате стояло по букету моих любимых цветов. Он узнал, кто мой любимый автор, и скупил все его книги. Написал кремом для бритья на зеркале: «С добрым утром, Китти!» Девушки растаяли от умиления.

— Ну не прелесть?! — вздохнула Тизи. — Обожаю мужчин.

— Я мужчин тоже люблю, но иногда от них и отдохнуть не грех, — заметила Шейла.

— Хуберт обожает, когда я влипаю в какую-нибудь историю, — продолжала Китти. — Например, накуплю себе шмоток, а расплатиться не могу. Ему просто удовольствие доставляет меня опекать.

— Мужчины жаждут, женщины утоляют, — триумфально заключила Китти. Она уже приканчивала вторую «Маргариту». — С другой стороны, мужчины… значительнее, что ли? Надежнее.

— У них есть то, чего нет у нас, — согласилась Шейла. — Мужчина должен быть плечом.

Опорой.

— Хуберт дарит мне детство, которого у меня никогда не было, — добавила Китти. — Все эти феминистские штучки — просто чушь. Хотят мужчины доминировать — пусть доминируют. А женщина должна оставаться женщиной.

— Конечно, иногда с мужчинами бывает сложно, но в глубине души я всегда знаю, что не получится с одним, найдется другой, — заметила Тизи. — С мужчинами хлопот немного.

— Это с женщинами попробуй разберись, — поддакнула Камилла.

— Не хочу показаться сукой, но красота — это и правда страшная сила, всего можно добиться, — продолжала Китти. — И женщины это знают и ненавидят тебя всеми силами души, особенно те, что постарше. Считают это посягательством на свою территорию.

— Большинство женщин после тридцати начинают заморачиваться по поводу возраста, — сказала Камилла. — С подачи мужчин, конечно. Правда, если ты выглядишь, как Кристи Бринкли, беспокоиться тебе не о чем.

— Но как правило, они просто становятся стервами, — подхватила Китти. — Отпускают в твой адрес язвительные замечания. Они почему-то априори считают, что я идиотка. Что я ничего не знаю. Ни черта не соображаю. Что я с Хубертом ради его денег. Поневоле обозлишься, и уже назло выбираешь юбку покороче и косметику поярче.

— Никому даже в голову не придет разобраться, какая ты. Сами все про тебя знают, — согласилась Тизи.

— Женщины вообще ужасно завистливы, — сказала Шейла. — Вне зависимости от возраста. Смотреть тошно. Увидят красивую девочку — обязательно надо тут же сказать про нее гадость. Это так грустно и обидно. Только лишний раз говорит о женской самооценке. Женщины настолько не уверены в себе и недовольны всем своим существованием, что просто на дух не переносят, когда кому-нибудь лучше, чем им. Именно поэтому большинство моих друзей — мужчины.

Девушки переглянулись и согласно кивнули.

А как же секс?

— Я каждому говорю, что в жизни не видела такого большого члена, — сказала Китти. Остальные нервно засмеялись. Китти с хлюпаньем втянула через соломинку остатки «маргариты». — Вопрос выживания, — пояснила она.