Пару недель назад мне выпало счастье лицезреть Веломальчика. Случилось это на литературной вечеринке в одном из мраморных особняков в престижном районе Нью-Йорка.
Пока я втихаря уплетала красную рыбу, ко мне подлетел мой знакомый писатель и в крайнем возбуждении произнес:
— Я тут с таким кадром познакомился!
— Серьезно? Это с кем же? — спросила я, с недоверием осматривая зал.
— Вообще-то он археолог, но сейчас пишет научный труд… Это просто потрясающе!
— Все ясно, — ответила я, различив в толпе вышеупомянутого юношу, — на нем было нечто, отдаленно напоминающее городской вариант костюма «сафари»: штаны цвета хаки, бежевая рубашка в клеточку и чуть потасканный твидовый пиджак. Его пепельные волосы были зачесаны назад, являя миру благородный точеный профиль.
Я припустила на другой конец зала, насколько позволяли босоножки на высоком каблуке. Юноша был увлечен разговором с каким-то почтенным джентльменом, но я не растерялась.
— Эй, — окликнула я его, — говорят, вы потрясли весь местный бомонд. Надеюсь, меня вы тоже не разочаруете.
И я потащила его к распахнутому окну, где мы закурили, запивая сигаретный дым дешевым красным вином. Минут через двадцать я была вынуждена его покинуть, торопясь на ужин с друзьями.
Не успела я на следующее утро продрать глаза с похмелья, как у меня над ухом раздался телефонный звонок. Звонил, естественно, новый знакомый — назовем его Хорас Эккелз. Он понес какую-то чушь о любви. Приятно было лежать в постели с разламывающейся от боли головой, в то время как красавец мужчина заливается тебе в ухо соловьем. Мы договорились вместе поужинать.
Проблемы начались практически сразу. Сначала он позвонил и сообщил, что приедет на час раньше. Потом перезвонил и сказал, что приедет вовремя. Потом еще раз перезвонил и сказал, что на час опоздает. Потом позвонил и сказал, что уже подъезжает. Потом и в самом деле опоздал на сорок пять минут.
Наконец он приехал. На велосипеде. Я сразу даже и не сообразила — просто отметила мимоходом его чрезмерную даже для творческих личностей растрепанность и неровное дыхание, которое я списала на смущение.
— Куда пойдем? — спросил он.
— Я заказала столик в «Элейн», — ответила я.
Его слегка перекосило.
— Вообще-то я думал посидеть в каком-нибудь тихом ресторанчике за углом.
Я одарила его ледяным взглядом и объяснила, что не ужинаю в «ресторанчиках за утлом». Какое-то мгновение его явно раздирали противоречия. Наконец он выдавил из себя:
— Понимаешь, я на велосипеде.
Я обернулась и взглянула на уродливую железяку, прислоненную к фонарному столбу.
— До свидания, — ответила я.
Это было мое первое знакомство с литературно-романтическими подвидами Манхэттена, окрещенными мной веломальчиками. Не так давно мне привелось отужинать с одним из самых известных веломальчиков — назовем его Мистер Ньюйоркер.
Мистер Ньюйоркер является издателем одноименного журнала, выглядит на тридцать пять (хотя, между нами, ему уже порядком) и является обладателем темной, чуть небрежной шевелюры и самой обворожительной улыбки, которую только можно себе представить. Где бы он ни появился, все незамужние женщины так и падают к его ногам — и смею вас уверить, что уж не ради публикаций в его журнале. Он вальяжен и чуть небрежен. Он садится с вами за стол, заводит разговор о политике и интересуется вашим мнением. Рядом с ним чувствуешь себя необычайно умной. И вдруг не успеешь оглянуться, как его и след простыл.
— А где же Мистер Ньюйоркер? — спохватятся вдруг гости часов эдак в одиннадцать.
— Он куда-то позвонил, — ответит какая-то дама, — и укатил на своем велосипеде. По-моему, на свидание.
Образ Мистера Ньюйоркера, рассекающего ночной город в твидовом пиджаке, что есть мочи накручивая педали своего гоночного велика (с брызговиками, чтобы не дай бог не испачкать брюки), неотступно преследовал меня. Я так и представляла себе, как он подкатывает к дверям парадного в Верхнем Ист-Сайде или дома-студии в Сохо, замирает на мгновение над звонком и, чуть задыхаясь, тащит велосипед вверх по лестнице. Открывается дверь, на пороге возникает его возлюбленная, и они долго хихикают, пытаясь пристроить поудобнее его велосипед. Затем она оказывается в его потных объятиях, и все заканчивается на японском футоне, небрежно брошенном на полу.
На самом деле у веломальчиков Нью-Йорка существует целая литературно-социальная традиция. Покровителями веломальчиков стали седовласый сочинитель Джордж Плимптон, чей велосипед, подвешенный вверх тормашками, неустанным напоминанием громоздится над головами его подчиненных в редакции «Пари ревью», и седовласый корреспондент «Ньюсдей» Мюррей Кэмптон. Столько долгих лет эти достойные господа сохраняли верность вышеупомянутому виду транспорта, что и по сей день служат источником вдохновения для нового поколения веломальчиков, вроде Мистера Ньюйоркера и горстки молодых литераторов и писателей, одинокие фигурки которых, склонившиеся над рулями своих велосипедов, столь раскрашивают будничный пейзаж Манхэттена. Веломальчики — особая порода нью-йоркских холостяков: они умны, забавны, романтичны, стройны, привлекательны, иными словами — мечта любой курсистки. Есть что-то непреодолимо… гм, очаровательное в юноше в твидовом пиджаке на велосипеде — особенно если он к тому же носит какие-нибудь нелепые очки.
В женщинах они будят смесь страсти с материнскими чувствами. Но есть в них и изъян: веломальчики по преимуществу не женаты и скорее всего, таковыми и останутся — по крайней мере пока не избавятся от своих велосипедов.
— Велосипед совершенно необязательно говорит о престиже, — рассуждал мистер Эккелз. — Другое дело, что люди, не нуждающиеся в престиже, вроде Джорджа Плимптона, могут себе позволить разъезжать на велосипеде. Но если вы никто, вам придется прятать свой велосипед за ближайшим углом и украдкой выправлять брючины из носков.
Веломальчики ездят на велосипеде не ради спорта, в отличие от тех болванов, которых то и дело встречаешь в парках. С одной стороны, велосипед служит для них способом передвижения, но, главное, позволяет сохранить юность духа и чуткость восприятия. Представьте себе, как, окутанные сумерками, вы катитесь по мостовым Оксфорда, в то время как на берегу реки юная девушка в летящем платье склонилась над томиком Йейтса… Именно в таких выражениях думают о себе веломальчики, рассекая Манхэттен, подпрыгивая на ухабах и неуклюже уворачиваясь от злобных таксистов.
И хотя Джон Ф. Кеннеди-младший является самым перспективным обладателем велосипеда, его несгибаемый атлетизм напрочь исключает его из рядов веломальчиков. Веломальчики скорее согласятся проехать через весь город в деловом костюме, чем в шортах и майке-стрейч, а облегающие велосипедки с поролоновой вставкой на заднице вызывают в веломальчиках чувство глубочайшего презрения. Веломальчики не боятся нещадной боли от жесткого велосипедного седла — она идет на пользу литературе.
— Никакой синтетики! — заявил Мистер Ньюйоркер, добавив, что зимой он надевает под брюки теплые рейтузы.
Возможно, именно поэтому веломальчики значительно чаще, чем их спортивные собратья, подвергаются физическому насилию — а может быть, виной тому элементарное безрассудство, ибо они разъезжают на своих велосипедах в любое время (чем позже, тем романтичнее), в любом состоянии и в любом районе.
— От одних пьяных воплей по ночам волосы становятся дыбом, — заметил мистер Эккелз.
И это еще полбеды.
Как-то на Хэллоуин Мистер Ньюйоркер вырядился английским полицейским и покатил по улице. Кончилось тем, что толпа подростков лет двенадцати стащила его с велосипеда.
— Я им говорю: «Не могу же я со всеми драться. Давайте уж по-честному — один на один». Смотрю — они расступаются, и вперед выходит эдакий мордоворот… Ну, с ним мне как-то тоже драться не захотелось…
Тут уж подростки налетели на него всем скопом и колошматили до тех пор, пока кто-то из случайных прохожих не принялся верещать и шпана дала деру.
— Мне еще повезло, — сказал мистер Ньюйоркер, — хоть велосипед не забрали. Зато сперли из корзины кучу дисков. (Обратите внимание, что под «дисками» Мистер Ньюйоркер подразумевал виниловые пластинки, а не Си Ди — еще один верный признак истинного веломальчика.)
Мистер Эккелз рассказал нам похожую историю:
— Два дня тому назад еду я через Центральный парк часов в десять вечера, и вдруг откуда ни возьмись толпа юных экстремалов на роликах. Совсем еще сопляки. Смотрю — начинают меня в кольцо зажимать — хорошо, я от них ушел…
Но самую большую опасность, по словам одного журналиста — назовем его Честер, — таит в себе секс. Честер значительно охладел к велосипеду после одного несчастного случая полуторагодичной давности, последовавшего за весьма романтической прелюдией.
Он писал статью о стриптизершах и таким образом завел знакомство с некой Лолой. Может, Лола возомнила себя Мерилин Монро, а его Артуром Миллером. Бог ее знает. Так или иначе, однажды вечером у него дома раздается звонок и Лола ему сообщает, что лежит в постели в своей небоскребной квартире, и интересуется, не желает ли он к ней присоединиться. Он, не раздумывая, запрыгивает на свой велосипед и через четверть часа оказывается в ее объятиях. Они три часа подряд занимаются сексом, после чего она заявляет, что он должен срочно выметаться, поскольку она живет с одним человеком и он вот-вот вернется. То есть буквально с минуты на минуту.
Честер вылетел как ошпаренный, вскочил на велосипед, и тут-то и вышла незадача. Продолжительный секс так подточил его силы, что не успел он добраться до спуска на Мюррей-Хилл, как ноги его свело судорогой и он грохнулся на тротуар, ободрав всю грудь об асфальт.
— Боль была дикая, — вспоминал он. — Такая ссадина — все равно что ожог первой степени.
К счастью, сосок потом все-таки отрос.
Велосипедные прогулки по Манхэттену — дело небезопасное. Если бы все эти литераторы жили на Диком Западе, им в самый раз пришлись бы ковбойские пушки в лучших традициях Ларри Макмертри, Тома Макгвейна или Кормака Маккарти. Но поскольку веломальчики все-таки живут в Нью-Йорке, они скорее смахивают на Кларка Кента.
Днем — воспитанные журналисты, нередко распекаемые суровыми редактрисами, ночью веломальчики представляют собой неоспоримую угрозу обществу. Но их можно понять.
— Хочешь — едешь на красный свет, хочешь — по встречной. И плевать тебе на правила, — пояснил Честер.
— Такое ощущение, что у тебя между ног бьется железный конь, — заявил один веломальчик, пожелавший остаться неизвестным.
— Моя рука сейчас лежит на руле, — сказал Кип, литературный агент, позвонивший нам из своего офиса. — Все-таки велосипед в городе дает чувство невиданной свободы. Как будто паришь над толпой. Я на велосипеде — это страшная сила, в жизни я таким не бываю. На велосипеде я живу. Чувствую пульс города.
Веломальчики крайне ревниво относятся к своим велосипедам — они ни за что на свете не сядут на блестящий навороченный горный велосипед. Никаких тебе супермодных суппортов или эластомерных подвесок.
Мистер Ньюйоркер в этом смысле типичный представитель веломальчиков: он ездит на скромном трехскоростном велосипеде с корзиной на багажнике и брызговиками. Велосипед, способный вызвать ностальгические чувства.
— Без корзины тут не обойтись, — поясняет Мистер Ньюйоркер, — продукты, компьютер, рабочие бумаги…
— Велосипед для меня — все равно что собака или ребенок, — сказал Кип. — Заботишься о нем, холишь и лелеешь.
Иногда создается впечатление, что они говорят не о велосипедах, а о женщинах.
— Я искренне люблю свой велик. Вы себе представить не можете, насколько можно привязаться к велосипеду, — произнес некто Б. Б. — Хотя, по правде говоря, они мало чем друг от друга отличаются.
— Был у меня один велосипед, я с него пылинки сдувал, — поделился Кип. — С алюминиевой рамой… Я его вручную ошкурил, отполировал. Адский труд. А его взяли и угнали. Так я чуть не плакал. Места себе не находил, пока не купил новый и не привел его в порядок.
Подобно девушкам, велосипеды в одних руках долго не задерживаются.
— Стоит заскочить в книжный минут на десять, как его и след простыл, — пожаловался мистер Эккелз.
Но материальный ущерб — это как раз ерунда, — объяснил он.
— Если подсчитать расходы на метро, ваш велосипед окупится через три месяца, — добавил он. — Через месяц, если вы ездите на такси.
Велосипед может пригодиться и на личном фронте.
— Это отличный способ завязать разговор, — пояснил Тэд, писатель. — К тому же есть чем заняться, чтобы скрыть смущение.
Как выяснилось, это еще неплохой способ определить, каковы твои шансы с дамой.
— Одна моя девушка просто взбесилась, когда я предложил подвезти ее домой на велосипеде, — вспомнил Тэд. — С другой стороны, когда женщина говорит: «Можешь закатить велосипед в дом», — это очень вдохновляет.
— Ее отношение к велосипеду прежде всего говорит о ее темпераменте, — заявил мистер Эккелз. — Если она маловозбудима, то и близко твой велосипед к своей квартире не подпустит.
Иногда велосипед — это больше чем велосипед, и женщины, похоже, об этом догадываются.
— К тебе начинают относиться с подозрением. Ты слишком мобилен и независим, — рассуждал мистер Эккелз. — И уж конечно, не слишком респектабелен.
— Есть в этом какой-то инфантилизм — эдакий Питер Пен на велике, — согласился Кип. — Я отчасти поэтому и завязал.
— К тому же велосипед подразумевает определенную долю эгоизма, — поддержал его мистер Эккелз. — Никого не подвезешь. Но главное, мужчины на велосипеде ассоциируются у женщин с чрезмерной независимостью. — Он признался, что к своим пятидесяти с хвостиком напридумывал с десяток причин, почему до сих пор не женат, «и ни одну из них не назовешь уважительной».
Велосипед порой подразумевает и некоторую скаредность.
Одна дама, замредактора глянцевого журнала для мужчин, припомнила свидание с веломальчиком, с которым познакомилась на литературном вечере. Поболтав о том о сем, веломальчик пригласил ее в милый ресторанчик в Верхнем Вест-Сайде. Явился он с опозданием, на велосипеде (она к тому времени ждала его у входа, нервно куря сигарету за сигаретой), и не успели они сесть и взяться за меню, как он внезапно произнес: «Слушай, ты не очень расстроишься?.. Что-то мне пиццы захотелось. Не возражаешь?..» И встал со своего места. «А мы разве не должны?..» — смущенно промямлила она, растерянно поглядывая на официанта. Он схватил ее за руку и потащил к выходу: «Подумаешь — пара глотков воды. Я к своей даже не притронулся. Не могут же они за это с нас деньги драть!». Они поехали к ней, заказали пиццу, и дальше все было по полной программе. После этого они еще пару раз встречались, но каждый раз он на ночь глядя напрашивался к ней домой и заказывал еду из забегаловки. В конце концов она его бросила и нашла себе банкира.
Веломальчики вечно совершают ошибку, пытаясь превратить своих девушек в велодевочек. Джоанна, женщина, выросшая на Пятой авеню, по профессии дизайнер интерьера, умудрилась даже выйти замуж за веломальчика.
— Мы оба ездили на велосипедах, — рассказывала она, — так что сначала все шло гладко. Но когда он подарил мне на день рождения новое седло, я насторожилась. Затем на Рождество он подарил мне багажник для велосипеда, который крепится на крыше машины… Когда мы развелись, он его себе забрал, представляете?
— Мальчики на великах? Ни за что на свете! — заявила Магда, новеллист. — Вы только представьте себе их вонючую промежность! Нет уж, спасибо. Сколько раз на велосипедистах обжигалась. Они все камикадзе и себялюбивые скоты. Если они и сексом занимаются так же, как на велосипедах гоняют, — спасибо, конечно, но не в скорости дело.
— Женщины считают, что велосипед — это несексуально, — сказал Тэд. — Они думают, это инфантилизм. Но рано или поздно начинаешь понимать, что не можешь всю жизнь скрывать от женщин свое истинное лицо.