Сексуальный зверь

31

Мама говорит, что должно быть, я родилась под счастливой звездой, поскольку не испытываю никакого недомогания по утрам. Я хотела продолжить работать, пока ребенок еще слишком мал, но моя семья и Би Джей сказали, что этого не потерпят. Какой смысл, если после рождения ребенка ты не будешь работать вообще? Мне кажется, они правы. Но все-таки я бы предпочла, чтобы это было мое самостоятельное решение.

Стою под душем, вода стекает вниз по плечам, брызгая на мои заколотые кверху волосы, струясь по растущему животу. Под струями быстрой воды, мой растущий живот похож на глазное яблоко. Я мысленно представляю крошечные прозрачные пальчики сжимающиеся и разжимающиеся. Природный инстинкт заставляет меня провести рукой по животу, как бы защищая.

Я не перестаю удивляться этому состоянию, когда в тебе растет маленькое существо. Я представляю, как бьется его маленькое сердце, приоткрыв рот, глотая околоплодные воды. На УЗИ они выглядят темным пузырем в желудке. Но чудо, которое заставляет меня улыбаться от одной только мысли, что каждые полчаса или около того, его крошечный мочевой пузырь опорожняется. Мой невоспитанный сын писает прямо в меня!

Интересно, как он будет пахнуть, пока будет расти у меня в животе.

Би Джей хочет назвать его Томми. Я сказала ему совершенно в недвусмысленных выражениях, что только через мой труп. Я хочу, чтобы у моего мальчика было имя Оливер или какое-нибудь классное американское ковбойское имя, типа Сандэнс или Техас Джек. По крайней мере, более правильное будет Чарльз или Филипп.

— Но Томми очень хорошее ирландское имя, — настаивает Би Джей.

Я до безумия люблю своего мужа, но Томми? Тьфу. Нет. Никогда. Как я уже сказала, только через мой труп. Я выхожу из душа и втираю масло какао в живот и бедра, одеваюсь. Би Джей находится сейчас в тренажерном зале. В фоновом режиме у меня последнее время все время играет Lost Frequencies Are You With Me. Мне кажется я слушаю ее постоянно, поэтому не удивлюсь, если мой сын родившись будет напевать эту мелодию.

Звонит телефон, это из клиники.

— Миссис Пилкингтон?

— Да.

— Это клиника Святого Джеймса, сестра Мэри Варенн.

— Привет.

— Доктор Фридман хотел бы встретиться с вами и вашем мужем как можно скорее.

У меня звенит в голове предупреждающий колокольчик. Я прижимаю трубку обеими руками.

— Зачем? — испугано шепчу я.

— Боюсь, я не могу ничего сообщить. Но очень важно присутствие вашего мужа и вас и как можно скорее.

— Что случилось с моим ребенком?

— Извините, миссис Пилкингтон, но я лишь передаю сообщение вашего врача. У него есть всего лишь две свободные записи.

— Давайте мне первую.

— Удобно вам будет подъехать в два часа сегодня?

Я сглатываю с трудом. Сегодня! Они хотят, чтобы я пришла сегодня! Дерьмо! Неужели все так плохо? Я чувствую холод внутри.

— Да. Муж занят весь день. Я могу прийти одна?

— Боюсь, вам необходимо прийти вместе со своим мужем, — настаивает она.

— Хорошо, мы придем вместе, — мой голос звучит испугано и похож на чужой шепот.

— Отлично, я записала вас.

Я не собираюсь сразу же бежать к Би Джею, чтобы рассказать ему. Нет, нет, я не буду пугать его понапрасну. Я чувствую, что защищаю его. Знаю, он такой большой и сильный, но внутри, не показывая никому будет страдать гораздо больше, чем я. Я сильнее, и могу пережить многие эмоции, поэтому не буду показывать ему свой страх. Может быть, это ничего не значит. Или, возможно, какая-то ерунда.

Да, но она говорила так серьезно.

Я дотрагиваюсь до своего живота. Что бы это ни было, мы узнаем. Захожу на кухню и оглядываюсь вокруг — все выглядит так же, и это сбивает с толку. Возможно, я до сих пор в ступоре. Моргаю несколько раз и делаю глубокий вдох. Рука летит ко рту, чтобы скрыть крик, желающий вырваться наружу.

Я подхожу к кухонному островку, у меня появляется отчетливое ощущение невесомости, словно я могу улететь, как воздушный шарик. Я хватаюсь за край гранитной столешницы, и сжимаю ее с такой силой, чтобы удержаться на ногах, костяшки пальцев даже побелели. Я удивленно посматриваю на них. Находясь в таком шоковом состоянии, я совершенно не способна трезво мыслить, в голове полный вакуум. Делаю еще один глубокий вдох и выдыхаю резко с шумом. Это может быть ошибкой. Точно, это ошибка. Ошибки все время происходят. Я цепляюсь за эту мысль, как за спасательный круг.

— Скорее всего ошибка, — шепчу я сама себе.

Иду к телефону и набираю номер Джека, он всегда помогал мне разрешить все мои проблемы. Я слышу сквозь пелену гудки, потом кладу трубку на третьем звонке. Глупо звонить ему сейчас. Я позвоню ему, когда буду уже что-то знать.

— О, Боже!

Они заметили какую-то аномалию на УЗИ? Я хватаюсь за живот. Слезы наворачиваются на глаза, и стекают вниз по щекам.

— Я люблю тебя. Мне плевать, даже если ты родишься инвалидом или еще каким-нибудь. Я здесь с тобой. Ты выбрал меня, и я выбрала тебя. Несмотря ни на что, ты придешь в этот гребанный мир.

И у меня на лице постепенно появляется улыбка.

— Ты войдешь в эту семью, мальчик, — отчаянно говорю я. Странно, каким громким и сильным стал у меня голос. — Ничто. Ничего не лишит тебя рождения. Я буду защищать тебя до последнего вздоха, — обещаю я.

Подхожу к зеркалу и вытираю глаза, улыбаясь своему отражению.

— Ты со мной? — спрашивает мелодичный голос Lost Frequencies.

— Да, я с тобой. Я твоя мать. Я всегда буду с тобой, несмотря ни на что. Давай, пойдем и скажем папе, что ты супер-особенный.

Я иду по коридору и останавливаюсь перед тренажерным залом, мысленно успокаиваюсь. Открываю дверь, Би Джей тут же оборачивается и смотрит на меня. Его лицо тотчас же становится обеспокоенным. Я никогда не прерывала его тренировок. Он ставит гири со стуком на пол.

— Что случилось?

Я иду к нему, он быстро двумя огромными шагами сокращает расстояние между нами, заключая меня в свои объятия.

— Что случилось? — хмурясь спрашивает он.

Я пытаюсь улыбнуться, но глядя на выражение его лица, не думаю, что у меня получается.

— Звонили из клиники… что-то не так с нашим…, — я делаю глубокий вдох и хотя стараюсь сдержать слезы, глаза все равно наполняются влагой, — малышом.

— Что? — он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, наполненными ужасом.

Я начинаю лепетать очень быстро.

— Все в порядке. Мне кажется, что с ним у меня внутри все в порядке. Он чувствует себя там, как дома. Мы будем его любить так сильно, как не смогут его любить никакие другие родители, правда ведь?

— О чем ты говоришь? — спрашивает он, видно, что он даже побелел под своим загаром, и смотрит на меня, словно видит впервые.

Слезы начинают свободно течь у меня по щекам.

— Что-то не так с нашим ребенком.

— Нет, — рычит он и обнимает меня с такой силой, что мне кажется готов задушить, я издаю писк. Он отпускает меня в ту же секунду. — Прости, я не хотел сделать тебе больно, — бормочет он.

— Нет.

Он смотрит на меня в недоумении.

— Может они ошиблись?

Вы даже не можете себе представить сколько надежды дает мне его безнадежный вопрос. Я крепко обхватываю его руками и прижимаюсь к нему.

— Я думаю то же самое.

Мы держим друг друга в объятиях, не знаю, довольно-таки долго. Мы оба боимся взглянуть в глаза друг другу и боимся перестать притворяться, что это огромная ошибка. В конце концов, я понимаю, что придется это сделать, поскольку во мне живет маленькая жизнь. Я отстраняюсь первой.

— Я посчитала, мы зачали нашего ребенка в нашу первую ночь. Правы они или нет, но у нас будет этот ребенок, правда? Он избрал нас в качестве родителей? тебе всхлипывая спрашиваю я.

Он притягивает меня ближе и со стоном говорит:

— Ох, Лейла. Конечно, будет. Он наш несмотря ни на что.

В полной тишине мы едем к врачу, пребывая в полном ужасе от того, что ожидает нас в клинике. Медсестра ведет нас к кабинету доктора Фридмана. Мы заходим, держась за руки. Доктор Фридман высокий и в очках. Он поднимает на нас глаза и натянуто улыбается, видно чувствуя себя неловко.

— Мистер и миссис Пилкингтон. Пожалуйста, присаживайтесь, — вежливо говорит он, указывая на синие кресла напротив него, скользнув взглядом по бумагам на столе.

Это сюрреалистичный момент. Я не чувствую страха, поскольку всем своим нутром знаю, чтобы ни случилось буду защищать своего не родившегося ребенка. Я прекрасно понимаю, что происходит, поскольку все чувства напряжены, наверное, поэтому так сильно ощущаю дискомфорт врача. Кроме того, отчетливо чувствую страх Би Джея, который словно сочится через его поры, как нечто живое и осязаемое. Я слышу слабые голоса людей, идущих по коридору. Для них это обычный ничем не отличающийся от других день. Но для меня он с привкусом дезинфекции, которую использует врач, после осмотра пациента.

Я смогу это сделать, усаживаясь, поворачиваю голову к Би Джею, который занимает место рядом со мной. Меня ударяет мысль, что сейчас важно не это, и эта мысль настолько отчетливая. Никто и ничто не сможет поколебать меня в принятом решении. Я обращаю свой взор на врача.

Глаза доктора уставшие. Видно, ему неоднократно приходилось сообщать не радужные новости, и сейчас для него не самая легкая задача. Я чувствую, что ему самому не нравится об этом говорить. Молча, он придвигает ко мне коробку с салфетками.

Я хмурюсь и смотрю на Би Джея, у него открывается и так же молча закрывается рот. Мы совершенно отчетливо понимаем, что что-то пошло не так. Ужасно неправильно. Все видимо намного хуже, гораздо хуже, чем я представляла. О нет.

НЕТ. НЕТ. НЕТ.

Дорогой мой Би Джей, всегда настолько сильный и несгибаемый, но в данный момент, он выглядит так, словно из него выкачали весь воздух. Я беру его за руку и улыбаюсь ему. Он не улыбается мне в ответ.

— Что произошло с моим ребенком? — спрашиваю я.

Доктор Фридман откашливается несколько раз. За его спиной я вижу, висящий плакат человеческого тела со всеми артериями, венами, мускулами и нервами.

— С вашим ребенком не случилось ничего плохого, — отвечает он. — Дело касается вас, — говорит он мягко и спокойно, но от его слов комната перед моими глазами начинает дико качаться.