Поутру Ваня отъезжает вслед за стадом к перелескам, а жена его Таня тоже торопится на работу. Она закроет в доме истопленную печь, замкнёт на крыльце дверную цепочку вместо замка на тонкую палочку и, подхватив туфли в руки, мчится босиком по холодку вдоль берега речки.
Если кто крикнет вслед: «Ты куда это летишь?» — Таня, не убавляя ходу, тут же и ответит:
— К своим ушастикам!
А близ соснового бора у речки — летний лагерь для колхозных телят. Их там полно. Завидев Таню, они жмутся к изгороди, тянутся влажными мордами Тане навстречу. Что, мол, так долго-то? Взрослые коровы давно мимо прошли, давно на полянах пасутся, значит, и нам завтракать пора!
И Таня ждать, терпеть их больше не заставляет. Она разгораживает загон, выпускает телят на поскотину, на зелёную траву. А чтобы наедались лучше да росли скорей, рассыпает по траве ещё и сочную клеверную подкормку.
Рассыпает длинной дорожкой, одинаково для всех. Но телята малы, глупы. Им кажется, что самое-то вкусное всё ещё у Тани в охапке. И они так, вереницей, за ней и шествуют.
А ещё телята очень надеются, что Таня дело своё закончит и обязательно кого-нибудь из них приголубит.
Так оно и выходит вскоре. Таня кладёт свою ладонь на шёлковый загривок одной из лобастеньких, в белых чулках, тёлочке — гладит разок, другой, спрашивает:
— Хорошо?
Тёлочка, конечно, молчит, но от удовольствия жмурится. Она растопыривает уши то так, то этак, словно два солнечных, широких лопушка…
Настоящий ушастик! Рыжий, смешной, ласковый.