Семена Зла

Глава 29

Звенящую, безжизненную тишину леса на границе между Арсом и Ганатрой нарушал только звук моего мерного дыхания и тяжёлой поступи сапог. Я бежал — и бежал уже достаточно долго. После расставания с Вальгардом было решено, не заходя в крупные поселения как можно более коротким путём направиться в Ганатру — торговое королевство, что было следующей целью моего путешествия. И как показала практика, это было очень, очень большой ошибкой. Увы, мои практические познания в географии Тиала до сих недостаточно хороши — по одним лишь книгам и картам ориентироваться порой было весьма сложно.

Горная гряда, отделяющая северную часть Арса от южной, на перевале которой и была построена столица, тянулась дальше на северо-восток, полностью отделяя как Ганатру, так как южную часть Арса, от северной и диких земель. Миновать горы без альпинистского снаряжения было затруднительно, однако идти обратно в обход через столицу мне точно не хотелось — поэтому я попытался найти приличный перевал, уходя дальше вдоль гор на северо-восток. И вот здесь начались проблемы…

Чёткой границы между дикими землями и севером Арса банально не было. Сложно было определить, перешёл ты её или нет — единственным ориентиром служили встречающиеся деревни. Когда они переставали попадаться, начинались дикие земли. Прошло несколько дней с тех пор, как я заходил в последнюю — и задолго до рассвета меня разбудило чувство жизни.

В целом, подобное не было редким явлением. Каждого странника учат осваивать подобную сигнализацию — задолго до того, как любой зверь найдёт нашего место ночлега, мы чувствуем его жизнь за мили. Иногда подобные всплески жизни на границе чувствительности будят тебя несколько раз за ночь — и немного проследив за их движением, можно решить, стоит ли подниматься и отойти в сторону, чтобы не пересечься с хищниками, или звери обойдут тебя стороной. Однако в этот раз всё было иначе.

Это было большое и сильное существо. Его жизнь было особенно легко различить — думаю, я не заметил бы бронекрысу или мелкого бурого волка даже за четверть дистанции, с которой засек столь большой и плотный сгусток жизни. И, что бы это ни было, оно направлялось прямо к месту моей стоянке. Отработанными движениями я поднялся, подхватил поклажу и неторопливо потопал перпендикулярно направлению движения незваного гостя. Однако, вопреки моим ожиданиям, вместо того чтобы пройти мимо он тоже сменил траекторию движения и направился прямо ко мне — снова…

Это было настораживающее явление, однако могло оказаться и простым совпадением. Перейдя на лёгкий бег, я начал зигзагами двигаться в противоположную от моего преследователя сторону. Тщетно — тварь как будто знала, где я нахожусь, и всё быстрее сближала дистанцию. И вот тогда я побежал, так быстро, как только мог.

Шёл третий день этого адского забега. После получаса бега мне стало очевидно, что уйти с поклажей от преследователя, кто бы это ни был, мне не удастся. Наскоро перекусив на ходу скрепя сердце я выбросил всё, кроме денег, камней, оружия и фляги с водой. Это принесло плоды — мне удалось оторваться от охотящейся на меня дряни, но столько только остановиться как на границе чувствительности вскоре снова появлялся мой преследователь. Спустя почти десять часов напряжённого бега на практически предельной скорости, остановившись у ручья напиться перевести дух, спустя всего полчаса мне снова удалось почувствовать этой сильный, большой и плотный сгусток жизни. И безумная гонка началась вновь.

В монастыре нас учили, что без последствия для здоровья мы сможем обходиться без еды и воды, передвигаясь, неделю. Можно было и дольше — однако индивидуальные возможности разнились от человека к человеку, это был лишь базовый стандарт. Человек сам по себе очень выносливое существо, а человек, усиленный магией жизни — ещё более выносливое. Но после двух суток бега по пересеченной местности в предельном темпе даже молодой странник начинает чувствовать лёгкую усталость. Однако я не останавливался, понимая, что если не смогу оторваться сейчас, то позже, уставший — точно не смогу. И если эта тварь может выдержать подобный марафон, то в бою мне с ней точно лучше не встречаться.

На четвёртый день нашего забега, когда я уже почти поверил, что мне удалось уйти, преследователь начал нагонять меня. Если встречаешь зверя, которого не готов победить — беги, так долго и так быстро как сможешь, говорили наставники. Вот только никто не рассказывал, что делать при встрече с тварью, которая нагоняет тебя спустя трое суток марафона…

Ещё день, понял я. День можно убегать, пока этот марафонец-переросток не нагонит меня. Скорость моего преследователя не менялась с самого начала, словно это была какая-то машина — только я сам начал уставать. Однако отчётливое биение жизни в преследователе не давало усомниться, что это всё же живое существо. Внезапная мысль пришла мне в голову — за всё время, пытаясь уйти от преследования, по дороге мне не встретилось ни одного живое существо крупнее мыши…

Остановившись на минуту, сфокусировав внимание и сосредоточившись, я чётко понял — в лесу вокруг нет ничего живого. Хвойные деревья, казавшиеся обычными, на проверку были мёртвыми кусками древесины. Земля, усыпанная зелёными иголками, что при быстром беге казались травяным покровом, на деле была такой же мёртвой — там не росло ни травинки… Это напоминало декорацию, иллюзию, словно кто-то взял и создал что-то похожее на обычный хвойный лес, с вечнозелёными деревьями и кустарниками, однако на деле вокруг не было ни капли жизни — а мой преследователь приближался…

Тряхнув головой, я сбросил наваждение. Что бы это ни было — природная аномалия, глюки от усталости, злые духи или происки иной местной нечистой силы — это было неважно. Следовало позаботиться о собственной жизни в первую очередь. Мне не уйти по лесу — значит, надо менять правила игры. Ведь горы совсем рядом…

Гонка на выживание продолжилась. Поднимаясь по лесному склону гор всё выше и выше, мне приходилось замедляться всё больше и больше. Постепенно на склонах стали редеть деревья и всё чаще попадаться крупные камни, пока наконец моя дорога не упёрлась в стык между последними деревьями, растущими на крутом склоне, и почти отвесными скалами, поднимающимися ввысь. В своей способности взобраться наверх у меня были обоснованные сомнения. Силы ещё были — однако ни в этой, ни в прошлой жизни я никогда не лазил по скалам. На мне была старая кольчуга, меч и щит — и пусть во время обычного пути привычное снаряжение уже почти не ощущалось, после длинного забега щит уже слегка оттягивал спину, тяжесть меча ощущалась на поясе, а кольчуга уже и вовсе перестала казаться невесомой…

Времени оставалось мало: двигаться вдоль скал по крутому склону можно было только шагом, и то — осторожно. Вслед за неудачным шагом можно было споткнуться и кубарём полететь вниз. В момент, когда я отчётливо почувствовал, что мой противник приближается к подножию горы, мне наконец-то удалось найти расщелину в скалах — и двинуться вперёд, выше в горы, по своеобразной горной тропе, по которой, вероятно, ещё никогда не ступал человек. И вскоре чувство жизни как отрезало.

Стоило мне только скрыться за каменным массивом, как преследователь быстро выпал из сферы моего восприятия. Значило ли это, что он отступил? Вспоминая годы, проведённые в крепости ордена, я помнил, что толстые стены в целом не мешали чувствовать жизнь через них. Однако стены монастыря были максимум пару метров толщиной: а вот окружающие меня скалы насчитывали десятки и сотни метров сплошного камня. И ведь именно для защиты от сенсорного шока начало обучения проводилось в глубоких подземельях. Спустя ещё несколько сотен метра горная тропа резко свернула и вывела меня к пропасти. Тупиковой пропасти, откуда можно было пройти лишь назад.

Нас учили контролю эмоций, контролю собственного организма и биохимии: как использовать собственный страх как оружие, заставляя изменённое тело вбрасывать в кровь своеобразные симуляторы, позволяющие быть быстрее, сильнее, мыслить ясно… И впервые за долгое время химия хлынула в кровь непроизвольно — именно так отреагировали изменённые эндокринные железы на мой собственный страх. С кристальной ясностью я осознал, что сам загнал себя в ловушку — расщелина, что преграждала путь, насчитывала, навскидку, как минимум десять метров в ширину. И прежде чем мне удалось подумать, что стоит делать в случае, если тварь всё же увязалась за мной, чувство жизни любезно оповестило меня, что она находится в полумиле за поворотом, приближаясь ко мне.

К счастью, за всё время и этой, и предыдущей моей жизни, привычки впадать в ступор во время опасных ситуациях у меня так и не появилось. Наоборот, я принадлежал к людям, которые настолько любят себя, что в случае непосредственной угрозы жизни непременно находят решение, как из этой самой угрозы выпутаться. Увы, иногда решений просто нет… Но это был не тот случай.

Я не хотел лезть на отвесные скалы. Я никогда не занимался скалолазанием. Однако в выборе между пропастью, неизвестной тварью, и риском расшибиться, падая со скалы, стоило всё же выбрать риск. Лишь на мгновение бросив взгляд на появившийся в проходе массивный силуэт, тело само мгновенно бросилось на наиболее удобный с виду участок скалы, взлетая вверх, как будто и не было усталости и многодневной погони. И только взобравшись на уступ, являющийся преддверием какой-то пещеры, можно было позволить себе обернуться и оценить уровень угрозы.

Тварь была не такой уж и большой. Учитывая размеры кошки переростка, и описания из бестиария, хищник подобного калибра должен быть размером с носорога или бегемота как минимум — но этот был размером разве что с медведя, и то, не слишком большого. С высоты в пару десятков метров она не выглядела сильно опасной Восемь больших, толстых лап, заканчивающихся цепкими коготками, бежево-коричневая плотная с виду шкура, и небольшой, широкий хоботок, напоминающий тапира, дополнялись большим горбом на спине, напоминающем верблюжий. Создание не имело глаз, ушей, или рта, однако, неторопливо подойдя к моей скале, безошибочно направило на меня голову и странно застрекотало. Мне оставалось лишь насторожённо наблюдать за тем, что будет дальше. Способной залезть на отвесную скалу, прямо как человек, тварь точно не выглядела. И учитывая настойчивость преследователя, я вполне здраво опасался, как бы она не решила сидеть под скалой в осаде неделю-другую.

Восьминогая дрянь явно никуда не торопилась: сначала она неторопливо обошла скалу подо мной, затем аккуратно по стеночкам исследовала более дальние подходы к ней, пытаясь найти дорогу наверх. Подошла к пропасти и прошлась вдоль неё, и, несмотря на мою затаённую надежду, отсутствие глаз не помешало ей каким-то неведомым чувством обнаружить провал и не свалиться туда. В конце концов, обойдя все окрестности и не обнаружив подходящего для себя пути наверх, та тихонько подошла обратно под мою скалу, села на задние лапы, вытянула широко раскрытый хоботок прямо в мою сторону и замерла, уставившись на меня своим чёрным зёвом.

В первые минуты было совершенно непонятно зачем именно мой преследователь принял именно такую позу — смысл его действий от меня ускользал. С грустью мне пришлось констатировать, что, вероятно, именно осадой он и собирается заниматься — поэтому со вздохом я уселся на камни и принялся осматривать окружающие меня скалы на предмет возможности уйти, не спускаясь к этому безумному марафонцу. Увы, тщетно: уступ, на котором я находилась, окружали отвесные скалы на десятки и даже сотни метров вокруг, и лезть дальше было бы чистым самоубийством. Сзади был тёмный провал, ведущий в пещеру, однако лезть под землю мне хотелось ещё меньше — мне вспоминалось как минимум с полдюжины опасных для человека тварей, живущих именно в пещерах, что были описаны в бестиарии ордена. И далеко не с каждой из них можно было справиться в одиночку, даже будучи свежим и отдохнувшем, не говоря уже о нынешнем состоянии.

Накатила усталость. Прямой опасности для жизни уже не было, и действие боевой химии стало медленно отступать. Захотелось вздремнуть немного, лечь, поспать. Возможно, мне так и предстоит умереть здесь, на этой скале — зачем что-то делать и куда-то торопиться, когда можно просто лечь и принять смерть с достоинством…

Стоп, что?

Стряхнув сонливость, я с крайним подозрением уставился на тварь. Подобные мысли мне были совершенно несвойственны — уж кому-кому, а человеку, что всегда ставил свою жизнь высшим приоритетом и плевал на жизни всех остальных сложно даже представить себе встречу смерти с достоинством.

Смерть всегда уродлива, и я знал это с детства ещё в первой жизни. Романтизируют её лишь идиоты, а я себя таковым не считал. Неужели тварь способна воздействовать на сознание?

Сосредоточенно уставившись на восьминога, я попытался понять, что именно он делает. И сфокусировавшись на ощущении его жизни, с ужасом осознал одну вещь — между мной и сидящей внизу тварью образовался канал, тонкая нить, которая буквально высасывает из меня жизнь!

Попытки как-то усилием воли воздействовать или разорвать этот канал успехом не увенчались — подобное вообще, не упоминалось ни в одной книге и ни одним наставником. А вот проклятый жизнесос заметил мои попытки и резко усилил напор!

Я немедленно встал с камня и направился вглубь пещеры, однако вампир заметил это, и с глухим стрекотом усилил напор настолько, что прежде чем мне удалось сделать десяток шагов, сильная тошнота и слабость повалили меня на колени. Однако уже догадавшись, что толща камня может разорвать эту связь, стиснув зубы и преодолевая чудовищную слабость, я полз и полз внутрь в кромешную темноту, до тех пор, пока света не осталось вовсе.