Семёновы

9

Ольга полулежала на диване и играла с животом. Точнее с ребенком в животе. Эту забаву они придумали давно, когда малыш только-только начал шевелиться. Сейчас он подрос и играть стало гораздо интереснее. Ольга находила на натянутом животе бугорок и пальцем щекотала его. Малыш тут же отползал от материнского пальца. Она снова находила выпуклость и почесывала ее. Выпуклость исчезала. Ольга тихо засмеялась. Человечек внутри нее был хитрым и очень забавным.

– Опять валяешься? – мать привычно ворчала, когда видела Ольгу лежащей, – гиганта отращиваешь? Смотри, придется потом кесарить, не родишь сама!

Она постоянно волновалась. Вначале Ольге было очень плохо. Родители втайне думали, что она тоскует по Антону, но у Ольги просто не было сил переживать. Она мечтала только об одном – скорей бы прошла тошнота. Казалось, это не кончится никогда. Ольга плакала, жалея себя, а когда приходила мысль, что лучше бы этой беременности не было, плакала от стыда за свои гадкие желания и извинялась перед маленьким существом. Но все когда-то проходит, исчезли и неприятные ощущения. Однако, вместе с радостями второго семестра на Ольгу накатила неимоверная лень. Она постоянно спала, а когда мать почти силком вытаскивала ее на улицу, передвигалась не спеша, любила присесть где-нибудь и созерцать красоты. В душе Ольга изумлялась сама на себя, как из активной подвижной девушки она превратилась в полусонного тюленя, но поделать с собой ничего не могла.

И еще она опять стала много читать. Читала Ольга "запоями". Она не помнила, когда осознанно прочла первую книгу, но случилось это в очень раннем возрасте. И с тех пор Ольге никогда не было скучно, если в запасе имелась интересная книжка. Мир переставал существовать, когда девочка отгораживалась от него томиком с приключениями или фантастикой. Родители, бывало, забирали у дочки книги и выгоняли гулять во дворе, а иногда мать наказывала непослушное дитя, за то, что читает в темноте, под одеялом с фонариком вместо того, чтобы спать. Но это не пугало любознательную Ольгу, и она снова и снова нарушала режим. Когда кончались книги интересные, она читала все, что подворачивалось под руку. Именно тогда, в детстве, ей попались книги Джеймса Хэрриота и она решила, что когда вырастет, станет ветеринаром. Со временем детские приключенческие истории сменились любовными романами. И вот тут Ольге сильно повезло, этой литературы она нашла с избытком. Девушка глотала романтические сказки одну за другой, представляя себя на месте книжных барышень, переживая, страдая и радуясь вместе с ними. Ее возлюбленными были Артур Грей и Ретт Батлер, Ральф де Брикассар и мистер Рочестер. И она отдавалась им с тем пылом, с которым отдавались героини любимых историй. Чуть позже появился Волкодав и на некоторое время затмил всех. С первой книги стало понятно, он будет ее любовью навсегда. И Ольга ждала каждого нового издания, а когда дожидалась, то не спала ночами, глотая повествование. Именно тогда, после прочтения книг однофамилицы, у Ольги сформировался образ Сильного Мужчины. Она мечтала, что и ей встретится такой, серьезный, надежный и добрый.

Сейчас, когда появилось много свободного времени, Ольга опять погрузилась в мир написанных историй. В этом помогали и брат с сестрой, привозя книги огромными стопками. Книжные полки пополнялись томами, а в сердце Ольги поселились юный волшебник Гарри Поттер, прекрасный вампир Эдвард Каллен и не менее прекрасный оборотень Джейк, юная путешественница во времени Гвендолин Шефферд и загадочный Гидеон де Виллер. И опять все повторялось: мать ругалась, забирала книги и выгоняла во двор. Но тут случилось чудо, и на новый год в качестве подарка она получила электронную "читалку". Ольга радовалась, как маленькая, обнимала новенький гаджет и улыбалась во весь рот. Ей не терпелось уединиться и опробовать новинку, тем более что Артём закинул туда огромную библиотеку. Мать только качала головой, ничего хорошего от этого подарка она не ждала. Только испорченное зрение и пролежни.

И вообще, этот новый год был одним из лучших, несмотря на недавние печальные происшествия. Все собрались вместе, как в детстве зажгли фонарики на елке, смотрели фильмы, ели много вкусной еды и открывали подарки. Ольга была счастлива, а вместе с ней и ребенок, который устроил праздничную пляску, отбивая будущей матери внутренние органы. А на следующий день, когда за окном валил мокрый снег, так что ничего не было видно, и гостей не ждали, к Семёновым нагрянул визитер. Как он добрался до Антеева в такую погоду, было известно только одному Богу и водителю рейсового автобуса. Но утром в одиннадцать часов в двери постучали – на пороге стоял Некрасов, улыбающийся, замерзший и с огромной поклажей в руках. Настя, вышедшая в прихожую в ночной рубашке, пискнула и убежала одеваться, а удивленная мать уже принимала из рук молодого человека коробку с подарками. Точнее из одной руки, вторая была заботливо замотана теплым пуховым платком.

– Некрасов, ты как?! – Настин голос сорвался на писк, она не могла подобрать слов.

– Привет, – Некрасов улыбался как ни в чем не бывало, – приехал поздравить тебя… – он огляделся и поправился, – вас, с новым годом.

– Ты из больницы сбежал?! – Настя воздевала руки к небу, при этом помогая парню снять пуховик.

– Ну почему сбежал… отпросился… на выходные домой…

– И что, ты дома был? Или сразу на автовокзал рванул?

– Был! – Некрасов кивнул, – вот, бабуля и мама подарки передали.

Настя очень сомневалась, что мать и бабушка Некрасова, горячо любившие единственного наследника, радостно собирали подарки, в то время как их свет в окошке планировал поездку в жо… в очень дальнюю деревню.

Родные, все еще оторопевшие, смотрели на молодого человека и Настя, опомнившись, представила его.

– Мам, пап, это Некрасов… то есть Витя Некрасов, мой однокурсник.

Родители кивнули, мать заулыбалась. Настя, бывало, привозила подружек из города, погулять на воле, помыться в жаркой бане, а вот парней не было ни разу.

– Некрасов, это мама, папа, Тёмыч, ну ты его и так знаешь, Ольга. Пузо.

Настя упорно называла будущего ребенка Пузом, хотя Ольга уже не раз просила, чтобы она употребляла слова "малыш" или "ребенок". Настя настаивала, что ребенка она еще не видит, а видит растущее с каждым разом чрево, поэтому и имя соответствующее. Ольга махала рукой и смирялась.

Некрасова раздели, согрели, накормили. Он оказался вполне компанейским, таким Настя его не видела ни разу. Он смеялся, подшучивал над ней, переговаривался с Артёмом, с которым быстро нашел общий язык, а потом рассказал, как добирался сюда. Хорошо, что бабушка, умудренная годами, поняла, что влюбленного юношу не удержит ничто, и помогла закутать больную руку. Мама, плачущая в кухне, совершенно отказалась участвовать в этом, как она назвала "безумии". Отца у Некрасова не было, зато был дед, бравый отставной военный врач, который на всю квартиру декламировал раннюю лирику Блока и радовался, что внук повзрослел. Тут же, опомнившись, всей семьей кинулись звонить Некрасовым, сообщать, что все в порядке, их сын и внук жив и относительно здоров.

С Некрасовым было весело. Ольга первый раз за последние полгода почувствовала волнение от общения с мужчиной. Некрасов был очень внимателен и галантен, называл ее Ольгой Андреевной и всячески старался угодить. Ольга смущалась и хихикала, придерживая живот. Некрасов, как истинный специалист в своей области, до недели угадал срок, прочитал небольшую лекцию об этом этапе беременности и дал пару советов. Все это выглядело очень забавно, особенно из уст парня, похожего на персонажа из комикса.

Ночью. Лежа в кровати, Ольга долго не могла уснуть.

– На-а-сть! – позвала она сестру шепотом.

– Ну чего? – Настя уже засыпала и ответила с явным неудовольствием.

– А что у вас с этим… – Ольга махнула в темноте рукой, – ну, с Некрасовым?

– Да ничего у нас нет, – Настя помяла подушку и легла поудобнее, – просто друг и все.

– Да, конечно, – Ольга скептически хмыкнула, – что-то раньше к тебе просто друзья не прикатывали за двести километров.

– Мозгов нет, вот и прикатил, – Настя снова рассердилась, – на таблетках весь день, я же видела. Рука только заживать начала… Бестолочь!

– Он любит тебя… – полувопросительно, полуутвердительно сказала Ольга.

– Любит, ага… И что мне с этой любовью делать?!

– А ты нет? – Ольга затаила дыхание.

– Оля! Спи! – Настя в подтверждение своего негодования отвернулась к стене, – бред какой-то, – пробормотала она.

Ольга еще полежала и незаметно для себя уснула. А ночью ей приснился кто-то. С добрыми глазами. Он смотрел на нее, и она знала, что это глаза любящего мужчины.

Некрасов гостил еще три дня. За это время его окончательно все полюбили. А потом мать уложила кучу сверточков и коробочек с гостинцами для некрасовских родственников, отец завел свой, как он говорил "вездеход" и повез дорогого гостя восвояси. Второй раз доверить жизнь Некрасова рейсовому транспорту не осмелился никто, хотя тот смущался и убеждал, что прекрасно доберется сам.

Праздники незаметно пролетели и дом опять опустел. Студенты уехали, увезя с собой и свою неуемную заразительную энергию. Ольга снова перешла в "режим ожидания". Перемещаясь в пределах дома и двора, она что-то делала, копошилась, пытаясь помогать матери, а когда уставала, то падала на диван и брала полюбившуюся "читалку". И сейчас, когда времени на размышления было много, ей вдруг подумалось, как так получилось, что Антон, совершенно не соответствующий ее сложившемуся понятию об идеальном мужчине, так захватил ее разум и чувства. Копаясь в себе, Ольга вытащила на свет все свои комплексы и страхи одиночества и отсутствия близких друзей. Она так боялась потерять Антона, что не сходилась больше ни с кем, чтобы не вытеснить его новыми знакомыми. В годы учебы за Ольгой ухаживали молодые люди, но она отпугивала их своей недоступностью и строгостью, словно блюла обет верности. Теперь она злилась на себя и мысленно называла дурочкой, потому что так себя и чувствовала, обманутой и глупой. Ощущение было некомфортным и обидным. А самое главное, что она догадывалась, что Антон подобной строгости не соблюдает. Когда Ольга увидела бывшего возлюбленного в постели с другой, она даже не удивилась. Позднее, когда пришло время анализировать, она осознала, что подсознательно ждала этого все годы отношений с Антоном.

Мать чувствовала настроение дочери на расстоянии. Когда она зашла в девичью спальню, то застала Ольгу расстроенную, с блестящими от слез глазами. От чего плакала ее старшенькая, она не знала, но слишком уж часто это происходило в последнее время. И лечилось это настроение, по мнению матери, одним – физической работой.

– Лежишь? – спросила она не слишком строго, чтобы еще больше не огорчить дочку. Ольга хмуро кивнула.

– А сходи-ка ты, дочка, к Светлане Палне, я ей отдавала шерсть спрясть, наверно уже готово.

Светлана Павловна, или Светлаша, как звала ее мать в разговоре с отцом, была материной закадычной подружкой еще с юности. Женщина она была веселая, заводная, но одинокая. Пережив двух мужей, в третий раз замуж не пошла, но мужским вниманием обделена не была, за что не раз получила осуждение на сходках местных кумушек. Семеновских детей она любила как своих, всячески привечала их и радовалась, когда они заходили в гости. Умелая рукодельница, она все время что-то творила, будь то простые шерстяные носки или вышитое полотенце. Дом ее был похож на музей народного творчества. Прядильная машинка у Светланы Павловны была одна на всю деревню, и бабы таскали ей чесаную шерсть с просьбой спрясть. Добрая Светлаша никому не отказывала.

Ольга с кряхтением встала. С каждым днем все тяжелее было таскать тяжелый живот. Но в лице матери не было жалости, а только нетерпеливое мысленное подталкивание. Ольга оделась, с трудом натянув теплые колготы и брюки для беременных, специально купленные в городе. Сунув ноги в валенки, она возблагодарила Бога за столь удобную обувь, и, накинув толстый пуховик, вышла на улицу.

Солнце, отразившееся от снега, резануло по глазам, и Ольга зажмурилась. Идя по протоптанной тропинке, она вспоминала, как летом ходила тут на работу, не дожидаясь маленького "ПАЗика", срезая путь по пролеску. Ольга любила природу. Она часами могла любоваться красотой этих мест, вдыхать легкий воздух, смотреть в синее небо. Недалеко зазвонил колокол, она обернулась и посмотрела в ту сторону – недавно заработала церковка, восстановленная на пожертвования.

Мамина подружка словно ждала ее – в доме пахло выпечкой и еще чем-то вкусным. Ольга вошла, постучавшись, и навстречу ей, со звонким лаем, горохом высыпались шесть пятнистых щенков. Они прыгали передними лапками на Ольгины валенки и всячески изображали отважных собак. Хозяйка зверинца, вышедшая из дальней комнаты, сняла "рабочие" очки и улыбалась гостье.

– Здрассте, тетя Света! – Ольга замерла, боясь наступить на пушистые шумные комочки, – что это у вас за детский сад?

– Здравствуй, Оленька! – Светлана Павловна подошла, не совсем ласково растолкала собачат и помогла Ольге раздеться, – да вот, Барашка подкинула подарочек!

Барашка, прозванная так за курчавую шерсть, стояла тут же и махала хвостом, приветствуя гостью. Ольгу она знала, не от нее ли получала каждый год прививки от бешенства и клещей, но не сердилась на доктора, а наоборот, уважала и любила за добрые руки.

– Куда мне их теперь – ума не приложу! Хоть в реку!

– Да вы что, Светлана Павловна! – испугалась было Ольга, но тут же поняла, что это вовсе не угроза, а крик души. Она присела на корточки и взяла самого смелого щенка, такого же кудрявого как Барашка, с пятнами на боках и белой бабочкой на широком лбу.

– Привет, детеныш! – ласково прошептала Ольга, осматривая собачьего ребенка. На вид он был очень здоровым, хорошо питался и обещал прожить долгую и счастливую жизнь. Щенок крутился в руках девушки, норовя облизать ей лицо, она смеялась и не давала этого сделать. Барашка подошла поближе, с тревогой наблюдая за тем, как осматривают ее малыша.

– Забирай, – Ольга отпустила щенка, легонько подтолкнув его к матери. Он тут же начал скакать, вставая на задние лапки. Барашка покорно легла и шесть бутузиков устремились к ее животу, желая получить порцию молока. Они пищали и тявкали друг на друга, отталкивали и тут же присасывались к освободившемуся соску. Эта возня умиляла Ольгу, и она бессознательно положила руку на живот. Малыш шевельнулся, привычно откликнувшись на прикосновение матери.

– Тебе-то, когда срок? – спросила полушепотом Светлана Павловна.

– В конце марта, – улыбнулась Ольга, – совсем чуть-чуть осталось.

– Счастливая! – вздохнула женщина, своих детей у нее не было.

Она накормила Ольгу шаньгами с молоком и долго не хотела отпускать. Они еще посидели, посмеялись, глядя на ораву кудрявых и пушистых хулиганов, потом Ольга засобиралась домой. Соседка уложила спряденную шерсть в тканевую сумку, туда же сверху сунула баночку облепихового варенья, гостинец для отца, он любил облепиху, но в их дворе она почему-то не приживалась.

– Светлана Павловна, – вдруг на пороге опомнилась Ольга, – а подарите мне одного щеночка?

– Да с радостью, Оленька, – захлопотала женщина, – выбирай любого!

Ольга выбрала того, храброго, с бабочкой, чмокнула его в теплый лобик и сунула себе за пазуху, застегнув замок чтобы малыш не замерз. Щенок возился под курткой, топтался по животу и пытался вылезти. Ольга придерживала его снизу, чтобы не выпал. Барашка заскулила, Ольга погладила ее по голове.

– Не скучай, Барашенька, мы будем приходить в гости!

Домой Ольга пришла оживленной. Выпустив на тканую дорожку щенка, она с радостью посмотрела на мать.

– Ну здрассте пожалуйста, – развела руками Наталья, – это что еще за недоразумение?

Щенок недолго переживал из-за перемены места жительства. Он тут же пошел осваивать территорию и первым делом напрудил лужу посреди коридора. Ольга засмеялась и неуклюже наклонилась за тряпкой.

– Дай уж я сама, – мать опередила ее и взяв тряпку, промокнула лужу, погрозив при этом пальцем кудрявому безобразнику. – Смотри мне, хулиган, будешь пакостить – пойдешь во двор!

Щенок нисколько не испугался громкого материного голоса, и, чуть попятившись довольно дерзко тявкнул на хозяйку дома.

– Ах ты, свиненок! – восхитилась мать, – гляди, он еще и лает!

Она засмеялась, щенок ей нравился. Спустя неделю, после того как похоронили деда, пропал Полкан. Отец обегал все окрестности в поисках старой собаки, спрашивал у соседей, но так и не нашел его. Полкан просто исчез. Семёновы погоревали, а потом решили, что верный пес ушел вслед за хозяином. Они часто вспоминали грозного защитника усадьбы.

– Как назовешь его?

Ольга нахмурила лоб, посмотрела на малыша.

– Пусть будет Бараш, как мама.

– Ну Бараш так Бараш.

И Бараш, веселый беспородный щенок, остался жить в семеновском доме. Как любой ребенок, он требовал к себе повышенного внимания, и Ольге приходилось нянчиться с ним. Она кормила его молоком с хлебными крошками, обмакивая палец в блюдце, гуляла с ним по заснеженным дорожкам, перенося на руках там, где он не мог пройти своими коротенькими лапками, подтирала за ним многочисленные лужи и прятала рваные отцовские газеты, чтобы ему же этими газетами не попало. Бараш принял свою единственную хозяйку и полюбил всей своей собачьей душой. Он спал возле ее кровати, а иногда ночью, когда становилось страшно, он вставал на задние лапки и скулил. И тогда добрая Ольга пускала хитреца к себе под одеяло. Мать, видя это, страшно ругалась, рассказывая Ольге о "заразе", которую она непременно подцепит, лежа в одной постели с собакой. А еще больше сердилась на избалованность маленького любимца. Но Ольга только отмахивалась. Она сама, не доверяя никому, носила Бараша в клинику, поставила прививки, выпоила лекарство от глистов и купила противоблошный ошейник. Ошейник был лишним. Барашка, мать щенка, была чистоплотной собакой, и блох не имела, а сам он еще не успел их нацеплять от соседских подзаборников.

И вместе со всеми этими хлопотами Ольга ожила. Она опять стала той, что была раньше. Мать мысленно благодарила и Барашку, что вовремя родила свое потомство, и Светлашу, что так удачно подсунула щенка.

Прошло еще, казалось, совсем немного времени, и в доме начали поговаривать о ребенке, как о свершившемся факте. Мать перестирала белье, шторы и покрывала, отец почистил ковровые дорожки. В доме, в ожидании нового человека, уже не один раз совершалась генеральная уборка. Самой главной загадкой оставался пол будущего Семенова. За всю беременность внутриутробный скромняга так и не показал себя с этой стороны. Но никто не расстроился, все любили сюрпризы. Ольга была на тридцать восьмой неделе, и родители решили съездить в город за мебелью для малыша. На подмогу вызвали Настю с Артёмом, чтобы Ольга не оставалась одна. Она не боялась, но мать настояла. Врач сельской клиники, молодой приезжий специалист, предупредил, что роды могут начаться в любое время. Наблюдалась Ольга в райцентре, а рожать решила в городе. Родители с ней согласились, но настаивали, чтобы Ольга уехала в роддом за неделю до родов, мало ли что. "Тревожный" чемоданчик уже неделю стоял в коридоре у порога, и сумка с документами всегда была наготове.

Утром Ольга проснулась от того, что нечем было дышать. К концу беременности организм совсем перестал ее слушаться, и вот, теперь отказал нос. Она села, подождала, пока благословенная гравитация сделает свое дело и воздух пойдет в ноздри. Вздохнув, положила руку на живот. Малыш не откликнулся, наверно еще спал. Ольга встала, тихонько накинула халат и вышла из комнаты, притворив дверь. Настя спала тут же, и просыпалась ночью, когда тяжелая Ольга начинала переворачиваться. Отец, узнав о скором прибавлении, совершил невозможное, и почти на закате осени сделал в доме теплый туалет. За это Ольга ему была благодарна каждый день. Выйдя из туалета, она походила по дому, заглянула к Артёму в комнату, потом в родительскую спальню. Родителей не было, они укатили на шоппинг, Артём спал, уткнувшись лбом в стену, как в детстве. Бараш ходил по пятам, время от времени взлаивая – просил завтрака. Ольга шикала на него. Придя на кухню, она наложила в собачью миску еще теплой каши, настоявшейся на печке. Подцепила из другой кастрюльки вареную куриную ножку, отломила кусок мяса и сунула в кашу, пусть полакомится. Щенок начал с аппетитом есть, сопя и чавкая. Ольга налила себе чаю, достала из пакета пару печений и села на табурет у стола. Есть совсем не хотелось. Она ощутила легкую тошноту, то ли от голода, то ли от запахов, и сморщилась. Отодвинув крошащееся "курабье", мелкими глотками выпила сладкий чай, и, решив, что встала рано, пошла обратно в постель. На часах было почти десять утра. За окном светило солнце и день намечался хороший. Пятница, тринадцатое. Ольга не верила в страшилки, но сочетание "пятница-тринадцатое" отдавало мистическим налетом, перед глазами вставали черные кошки, ведьмы в остроконечных шляпах и котлы с зельями. "Фантазерка"– покачала она головой.

Ольга прилегла и взяла со столика электронную книгу. Но, посмотрев в экран пять минут и не поняв смысла прочитанного, отложила книгу. Что-то было не так. С самого пробуждения мучило беспокойство непонятного происхождения. Девушка прислушалась к себе – ничего не болело. Малыш все еще спал. Решив, что все равно не уснет, Ольга подумала сделать что-нибудь полезное, и, откинув теплое одеяло, встала с кровати. И тут это случилось. Ребенок, неожиданно для Ольги, перекувырнулся в животе, словно толстый налим в маленьком аквариуме, ей показалось, что раздвинулись ребра и стало легче дышать. И тут же из нее потекла вода. Ольга охнула и расставила ноги, а вода текла и текла, попадая в шерстяные носки, словно открыли кран. Когда поток исчерпался, она попятилась от лужи, не сводя с нее глаз, и подойдя к Настиной кровати, потыкала сестру в плечо.

– А? Что? – заспанная Настя резко подскочила, а потом потерла глаза и посмотрела на Ольгу, – сколько времени?

Но, увидев, переменившуюся в лице сестру, тут же спросила:

– Что случилось?

Ольга указала на лужу посреди комнаты, и Настя ахнула.

– Воды отошли?!

– Я… не знаю… – Ольга дрожащими губами кое-как выговорила слова. Ей стало очень страшно.

– Так, без паники, – Настя деловито забегала по комнате, одеваясь и обшаривая взглядом полки в поисках телефона.

– Давай, собирайся… – но, увидев, что Ольга совсем потеряла способность соображать, сказала мягче, – сейчас поедем в больницу.

Она сбегала к Артёму, растолкала его, и объяснив в чем дело, послала найти кого-нибудь с машиной. Брат вылетел пулей, застегивая куртку на ходу. Кое-как собрав Ольгу, Настя, нервничая, бегала по дому в поисках нужных вещей, а на самом деле, пытаясь успокоиться. Родители не отвечали на звонки. Ну вот не отвечали и все тут. Она догадывалась, что мама закинула телефончик в сумку и не слышит его тихого пиликанья. А отцовский сто процентов лежит в машине. Делать нечего, приходилось принимать решения самой.

Услышав, что в сенях кто-то топает, отряхивая ноги от талого снега, она распахнула двери и в первую секунду испугалась. В дверном проеме стоял отец Иван, священник местной церкви.

– Ой, блин, – вырвалось у Насти.

– Здравствуйте, Анастасия, – отец Иван говорил тихо, будто в палате больного.

– Здравствуйте…эээ… – Настя не могла сообразить, как обращаться к священнику, хотя он был в гражданском, – а мамы дома нет.

В это время в дом вбежал Артём, шальными глазами поводя вокруг.

– А, вы здесь! – обрадовался он, – Насть, поедем с отцом Иваном, он согласился подвезти!

Настя вздохнула и пожалела сестру. Экипаж у священника был небогатый, тряский и допотопный. Ездил батюшка на старом уазике, предоставленном ему в дар верующей общественностью.

– Ну, чего стоим? – Артём переминался на месте.

Настя подхватила под руку сестру, Артём взял большую сумку с вещами и поменьше, с документами, и процессия выкатилась из дома.

Надо было отдать должное – отец Иван водил хорошо. Машину почти не трясло, учитывая, что приближалась весна, и дороги покрывали сплошь скользкие колдобины. Ольга уже начала постанывать, очевидно процесс пошел, и Настя в сотый раз пожалела, что поддалась на уговоры сестры и они поехали в город вместо того, чтобы сдать ее в местную больничку. Но Ольга категорически отказывалась садиться в машину, пока Настя не пообещает, что они едут в городской роддом. И Настя пообещала.

Летом можно было долететь до города минут за сорок, сейчас же, в распутицу, на это уйдет минимум два часа. Настя надеялась, что у Ольги, как у всех первородящих, роды будут долгими. Артём с тоской поглядывал с переднего сидения на бледную Настю и полулежащую Ольгу. Ситуация казалась ему ужасной, и он первый раз в жизни пытался молиться, радуясь, что рядом священник, который как передатчик, быстрее доставит просьбы куда надо.

Когда по расчетам Насти они проехали примерно половину пути, с автомобилем начало твориться что-то странное. Он нехорошо подергивался и пытался глохнуть. На полный страха вопрос Ольги "Что происходит?", отец Иван отвечал неизменное "Все хорошо" и, видимо, его молитвами, колымага ехала дальше. Но потом вдруг остановилась. Все в салоне замерли, а священник схватил черные рабочие перчатки и выскочил на улицу. Открыв капот, от что-то долго выстукивал и подкручивал, садился обратно, пытался завести. Машина урчала, скрипела, но ехать не хотела. Наконец он бросил попытки и, отпустив ключ зажигания, обреченно сказал:

– Все, приехали!

Ольга тихонько заплакала, обхватив руками живот, а Настя выругалась, не стесняясь сидящего рядом священника.

– Сегодня пятница-тринадцатое, – слабым голосом вдруг сказала Ольга, чуть приподнявшись. Все переглянулись и неожиданно для самих себя начали смеяться.

После этого стало легче. Ольгу укрыли потеплее и велели отдыхать. Отец Иван опять с остервенением ковырял внутренности своего уазика, Артём пытался дозвониться до родителей, а Настя то и дело выскакивала из машины на дорогу, в надежде поймать попутку. Но, как назло, ни одной приличной машины мимо не проехало, как будто в окрестных деревнях все вымерли.

Прошло почти семь часов. Схватки шли полным ходом, и Ольга уже кричала в голос. Настя металась рядом с ней, проклиная себя, что пошла учиться на медсестру, а не на акушерку. Когда Ольгу отпускало, она уверяла, что ей не так плохо, как кажется. А потом шла новая схватка и Ольга прощалась с жизнью и просила спасти ребенка. Вечер приближался. Настя уверяла сестру, что с легкостью примет роды хоть в машине хоть под водой, но в душе она плакала, проклиная свою беспомощность. Отец Иван оставил попытки завести окончательно умершую машину. Он тщательно вымыл руки водой из бутылки, которая лежала под сидением, сел рядом с Ольгой и, взяв ее за руку, тихо молился. В какой-то момент Ольга перестала плакать, заворожено глядя на малознакомого мужчину, который гладил ее лоб. Отец Иван был молод. Вряд ли ему было больше тридцати лет. Он смотрел на Ольгу ласковыми карими глазами и говорил, говорил…

Когда совсем стемнело, Ольга застонала совсем другим стоном и Настя поняла – началось. Она перебралась к Ольге в ноги и аккуратно стянула с нее колготы вместе с бельем. В машине было холодно, но Ольга не жаловалась. Пошарив в сумке, Настя нашла несколько пеленок и очень обрадовалась. Она подстелила пеленку под сестру и попыталась рассмотреть, что там происходит. Свет в салоне был слабый. В бардачке нашелся фонарик и светить досталось Артёму. Смущаясь, он дрожащими руками держал фонарик и пытался отворачиваться, пока Настя не прикрикнула на него.

Потуги шли одна за другой и в какой-то момент Насте показалось, что они что-то делают неправильно. Но вдруг увидев прорезающуюся головку, Настя вскрикнула от радости. А еще через две потуги Ольга со стоном вытолкнула на голубую в цветочек пеленку крохотного младенца. Настя схватила ребенка, начала его тормошить. Потом вспомнила и как смогла, очистила ротик и нос от слизи. И маленький человечек закричал. Он вопил так пронзительно, что у всех закладывало уши. Ольга потянулась к ребенку, и Настя аккуратно положила красное существо сестре на грудь. Новорожденный почувствовал тепло и замолчал.

– Грудь дашь? – Настин голос был усталым.

Ольга кивнула. Настя помогла приложить ребенка и послушала как он чмокает. Совсем как взрослый. Потом она обтерла бедра сестры и укрыла ее. Скоро должен был пойти послед, но пока можно было чуть согреть роженицу-экстремалку.

– Как назовешь? – спросил отец Иван. Он, совершенно не смущаясь, смотрел как Ольга кормит.

– А кто там? – неожиданно для всех спросила Ольга. Настя прыснула.

– Мальчик!

– Тогда Никита. Никита Андреевич Семенов. Никитушка.

Неяркий свет фонарика дрогнул. Артём плакал, уткнувшись в сидение. Настя погладила брата по макушке и вдруг насторожилась, вперившись в лобовое стекло. А через секунду все завопили от радости – на дороге показался свет фар. И тут же затрезвонили все телефоны, это звонили родители…